Поэтическое слово. Объективность

«Я в этих песнях не вру – видимо, не могу…»

Как известно, Лев Николаевич Толстой относился к поэзии довольно скептично. Подробно он пишет об этом в письме С. В. Гаврилову:

«Не отвечал я вам на первое письмо потому, что ваши рассуждения о Бальмонте, Протопопове и вообще о стихах мне чужды и не только не интересны, но неприятны. Я вообще считаю, что слово, служащее выражением мысли, истины, проявления духа, есть такое важное дело, что примешивать к нему соображения о размере, ритме и рифме и жертвовать для них ясностью и простотой есть кощунство и такой же неразумный поступок, каким был бы поступок пахаря, который, идя за плугом, выделывал бы танцовальные па, нарушая этим прямоту и правильность борозды.

Стихотворство есть, на мой взгляд, даже когда оно хорошее, очень глупое суеверие. Когда же оно еще плохое и бессодержательное, как у теперешних стихотворцев, — самое праздное, бесполезное и смешное занятие. Не советую заниматься этим именно вам, потому что по письмам вашим вижу, что вы можете глубоко мыслить и ясно выражать свои мысли.»

То есть, с точки зрения Льва Николаевича Толстого поэзия настолько далека от выражения истины, от ясности мысли, что становится смешным и бессмысленным занятием. Стоит сказать, что свою позицию относительно этого вопроса Лев Толстой не раз переосмыслит, но она имеет право на жизнь, и, более того, я уверен в её некоем устойчивом положении в обществе. Письмо было написано Львом Николаевичем в 1908 году, и, что интересно, под «теперешними стихотворцами» Толстой подразумевает Серебряный век русской поэзии.

В серии лекций «Краткая история русской поэзии» Алексей Машевский, поэт, эссеист и культуролог, говорит о точке зрения Льва Толстого так:

«Лев Николаевич не одинок в своём непонимании - зачем вообще нам нужна поэзия? […] Заметьте, что говорит нам Лев Николаевич, а говорит он следующее - если у вас есть мысль, то надо её прямо и доходчиво излагать, а всякие дополнительные пустяки и глупости вроде метафор, рифм и всего прочего только затрудняют процесс восприятия, тогда как серьёзный человек на всю эту «мишуру» тратиться не будет, он будет излагать доходчиво и прямо. Но я сразу хочу спросить – а что значит «излагать прямо»? И вообще можем ли мы в своей речи описывать окружающий нас мир таким, какой он есть?..»

Вопрос о том, что представляет из себя наша реальность, так же относится к философским и имеет множество разных ответов. В известном стихотворении «Silentium!» Фёдор Иванович Тютчев ставит ту же проблему, но и он не единственный поэт, подвергающий сомнению возможность выражения своих чувств через язык. Для русской поэзии в целом характерна рефлексия относительно потенциала языка и того, как его можно раскрыть и возможно ли вообще.

Алексей Машевский в той же серии лекций говорит о том, что «Стихи – это не «что», это – «как»», имея ввиду, что поэзия - это не «сообщение», а «говорение», т.е. имитация, выражение того или иного чувства. Стихотворение (в современном понимании) отличается от прозы только тем, что текст разбит на строчки. По мнению Алексея Машевского подобное написание создаёт мелодию стихотворения, которую можно сравнить с древними религиозными текстами, из которых поэзия исходит. Иначе говоря, поэтический язык не укладывается в прямое выражение мысли вроде «Лгать – плохо», но существует неразрывно с самой интонацией этой фразы. Эмоции человека часто противоречат друг другу, и при анализе того или иного стихотворения читатель может столкнуться с прямо противоположными высказываниями, а это значит, что поэт создаёт собственное художественное пространство через чувственное восприятие мира, которое, может быть, является гораздо более объективным, чем выстроенные логически причинно-следственные связи. По крайней мере, объективности в нём не меньше.

Юрий Арабов, российский прозаик, поэт, сценарист, на творческом вечере «Юрий Арабов. Разговор об антиформате» тоже касается этой проблемы. В начале своего выступления Юрий рассказывает о теории материализованного мнения, которую выдвинул Карл Густав Юнг:

«На самом деле, Юнг обозначал объект своих исследований только словом «архетип душевных истин» или «архетип материализованного мнения». У него много работ, посвящённой этой теме, в частности – работа об НЛО. Как вы знаете, после Второй мировой войны произошло несколько волн «нашествия летающих тарелок» или того, что человек принимал за летающие тарелки. Юнг замечал, что «нашествие летающих тарелок» произошло после Второй мировой войны, когда Европа и Америка ждали нападения с неба. Как можно напасть на Америку? – так же, как на Великобританию, с неба. По Юнгу материализованный страх создал в реальности объекты, которые мы наблюдаем в небе. Это не есть иллюзия по Юнгу и не есть некая абстракция, это – материальный феномен, с которым следует считаться».

Таким образом, теория Карла Юнга позволяет говорить о чувстве, которое сумело материализоваться в реальности.

Нельзя утверждать, что художественное пространство, создаваемое поэтом, имеет дело с описанием объективной реальности. Тем не менее, авторское видение мира, которое поэт выражает в своём творчестве, мы с уверенностью можем назвать одним из ответов на вопрос «что такое реальность?». Поэт так же отвечает на другие вопросы, как, например, «что такое любовь?», «что такое творчество?», «есть ли бог?» и так далее.

Поэт не может существовать без философии. Любое стихотворение так или иначе представляет собой систему убеждений, каждая отдельная строчка/образ/сравнение которого говорит: «Я понимаю явление X, которое имеет последствия в виде явления Y, как следствие явления Z». Однако система, как было сказано выше, зачастую не требует наличия выстроенных логически причинно-следственных связей, ибо стихотворение является воспроизведением определённого чувства или состояния, а, значит, не претендует на объективность суждения. Но любое поэтическое высказывание не обязано иметь научное подтверждение с точки зрения психологии, социологии, политологии и т.п. – его форма ищется поэтом инстинктивно. Таким образом, поэзия исходит от субъективного опыта, но ничто не мешает называть субъективный опыт близким к объективности, говорящим как бы от лица всех людей.

Именно поэтому образ смерти в творчестве Александра Башлачёва и то, как он раскрывается, можно воспринимать как авторское видение вещей, которое, возможно, для самого Александра являлось более приближенным к действительности. Новизна исследовательской работы заключается в том, что причина раннего ухода Александра Башлачёва из жизни ищется не в событиях биографии, а в художественном пространстве его поэзии, через призму которого и стоит воспринимать биографию поэта.