Нат. Железнодорожный вокзал. Перон. День.

На перроне   Санек встречает с цветами свою жену, Тоню, из деревни.

Саша (целует в щечку жену):

- Как отдохнула, девочка моя?

Тоня:

- Хорошо. В деревне у мамы так хорошо. Зорьки, туман над рекой. Тишина…

 

Санек берет один чемодан Тони, оставив, забыв у вагона электрички еще один чемодан и хозяйствен-ную сумку. Они идут по платформе к выходу.

Тоня:

- А как твоя работа, клиенты-пациенты? Как самочувствие? Ты как бы выпрямился? Стройным таким стал. Как твоя стерно-клейдо-мастоидеус?

Санек:

- Все прошло. Как говорится, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Полез я по лестнице рубероидом дырку закрыть на навесе над крыльцом…

Тоня:

-Ты? И полез?  Больной? С таким огромным радикулитом?

Санек:

- Радикулит, во-первых, огромным не бывает…А что? Полез. И сломалась ступенька. Я целиком и рухнул весь вниз. Думал кранты или в лучшем слу-чае хана мне. Что-то хрустнуло в позвоночнике. Я встаю и… все как рукой сняло. И остеохондроз, и энурез, и бронхит, и колит. И тазом теперь, смотри, как верчу. И одышки нет. И нагибаюсь и разгибаюсь. И шея вертится. И вперед могу, вот так, тазом дер-гать. И назад.  С вперед вот так.

Тоня:

- Ладно, ладно! При людях-то хоть бы постыдился бы свое либидо выпячивать. Слава богу, человеком стал!

Санек тащит чемодан Тони. Сзади их нагоняет бомж:

Бомж Тоне:

- Гражданка. Вы вот забыли свой чемодан у вагона.

Тоня бомжу:

- Ах! И в правду забыла. Спасибо вам большое.

Тоня и Сане идут дальше. Саша тащит два чемодана. Бомж не отстает.

Бомж Тоне:

- Гражданка! Вы и сумку свою забыли.

Тоня бомжу:

- Боже  ты мой! И сумку я забыла. Спасибо вам огромное.

Бомж не отстает:

- Гражданка!

Тоня бомжу:

- Ну что еще вам! Сколько можно?!

Бомж Тоне:

- А сережка золотая разве не ваша? Вы же ее уро-нили.

Тоня проверяет рукой уши:

- Моя! Какая же я растеряха. Давайте ее. Спасибо.

Бомж Тоне:

- Не за что.

Бомж уходит с чувством выполненного долга.

Тоня Саше:

Саш, дай человеку вознаграждение. Надо ж отблагодарить. Вот возьми пять рублей.

 

Тоня лезет в кошелек. Достает монетку и, не глядя, дает ее Саше. Сане берет, не глядя монетку и, за-жав ее в руке, бежит за бомжом, догоняет его, останавливает за рубашку и отдает тому монетку, не глядя. Смотрит в глаза бомжу, долго трясет тому руку.

Санек бомжу:

- Вам, вам наша благодарность. Большое спасибо от всего моего сердца. Вернее от двух сердец: моей жены и моего.

 

Саша спешит к жене, а бомж рассматривает монетку, вдруг пробует ее на зуб, радостно машет рукой вслед Саше и Тоне и, подпрыгивая, мчится с вокзала. Бомж оборачивается и кричит вслед Саше и Тоне:

- Мерси, мадам! Мерси, мсье!

Тоня по дороге Саньку:

- Муженек! А знаешь, что я тебе в подарок везу? Ни за что не отгадаешь. В деревне у матери, на чердаке, в шлаке нашла. Царский золотой. Николаевские десять рублей. Смотри.

 

Тоня лезет в кошелек. Шарит там. Ничего похожего не находит. Высыпает всю мелочь себе на руку. Санек вместе с ней перебирает монеты, но золотого не находит.

Тоня:

- Где? Где же он? Ты бомжу-то что дал?

Санек:

- Что-что… Что ты мне дала, то и я ему дал.

Тоня:

- Так ты ему царские десять рублей дал. Целко-вый. Золотом! Куда ты смотрел?

Санек:

- А ты куда смотрела?

Тоня:

- Ничего тебе дать нельзя.

Санек:

- А ты мне много чего даешь?

 

 

Тоня бомжу:

-Эй! Молодой человек, постойте! Подождите! Верните вознаграждение! Мы вам другое дадим! Гражданин! Стойте, вам говорят!

Тоня милиционеру:

- Милиция! Задержите, пожалуйста, во-он того порядочного, честного человека. Он мне вещи забытые вернул, а я его вознаградила…

Милиционер Тоне (удивленно):

- Так зачем его задерживать, гражданка? Непонятно.

Тоня милиционеру:

-Что тут непонятного? Я его не так, ошибочно, вознаградила. Остановите его, пожалуйста.

Милиционер убегающему бомжу:

- Эй! Гражданин, порядочный! В кепке. Вы! Вы! Стойте! Стоять, кому говорю.

Бомж, испугавшись, убегает. Милиционер бежит за ним, придерживая рукой кобуру. Милиционер бомжу:

- Стоять! Не то стрелять буду!

Бомж теряется в толпе. Милиционер разводит руками: Милиционер Тоне:

-Теперь его не поймаешь. Хотите, в розыск заяв-ляйте.  Раз он такой порядочный.

Тоня милиционеру:

- Теперь уж ничего не поделаешь. Упустили. Лад-но. Извините за беспокойство.

Милиционер отдает честь и отходит. Тоня кру-тит пальцем у виска.

Тоня Саньку:

- Ну и пенек ты у меня!

Санек Тоне:

- Не пенек, а Санек! А ты кто? Золотыми разбрасываешься. Чемодан забыла, сумку оставила, серьгу потеряла, золотой по-дарила. Даешь…  Чувствуется, что из деревни приехала, нюша. Езжай снова к матери. Полазай там по крышам. Может, еще один золотой сыщешь! Помоги мне нести. Возьми что-нибудь. У меня не четыре руки.

Тоня Саньку:

 

Сам неси все. Раз ты таким здоровым стал.

 

Санек тащит два чемодана, сумку на плече. Так они и идут с вокзала расстроенные, и молчаливые и сердитые. Оба.

 

- Вот таким макаром я встретил однажды свою женушку.

- А я вспомнил анекдот, - говрит Вовчик, - Встречал свою из Испании, а тут мимо меня четыре туристки идут и разговаривают. Я и запомнил:

 

Четыре туристки  идут друг за другом. Одна туристка оборачивается и говорит подругам:

- Приеду и все-все мужу расскажу.

 

ТУРИСТКА, СЛЕДУЮЩАЯ ЗА НЕЙ

 

- Ну, и дура!

ТРЕТЬЯ ТУРИСТКА

 

- Ну, ты и смелая!

 

 

ЧЕТВЕРТАЯ ТУРИСТКА

 

- Ну, и память!

 

-Ха-Ха-Ха! – Ржут каждый на свой лад мужики, - Ну и дают! Туристки-авантюристки!

- А я работал в больнице имени Кащенко, рассказывает Санек,- Никто из вас там не бывал еще? Да там нормально. Парк большой. Вышел я как-то прогуляться, забрел в парк и задремал под кустиком: разморило. Вдруг меня разбудили крики. Я затаился за стволом дуба…

ВСЯКОЕ ЛЫКО – В СТРОКУ

НАТ. ПАРК. ДЕНЬ.

– Липа! Настоящая! Живая! –  Валера обламывает ветку и продавливает палочкой пробки в бутылки. – Здесь от магазина всего-то ничего. А ведь шумели, что не дойдём. Дошли! Ну что, здесь хряпнем или дальше в лес потопаем?

– Давай тут. Из леса ещё назад надо будет выбираться. Чем дальше в лес, тем больше здеся выпить хочется! – откликнулся Федосеич по прозвищу Папа Карло за любовь к древесине и внешнее сходство с киянкой.

Глядя на лежащие вокруг гниющие стволы деревьев, он горестно вздохнул и задумчиво добавил:

– Я ведь когда был директором мебельного магазина, тоже много дров наломал. Теперь вот здесь приходится отсиживаться.

– А я, мужики, как-то в дубовую рощу попал. Беловежскую или в другую какую, не помню. Красотища! Должен вам сказать, что дуб-это тоже вещь! – зажмурив и закатив от восторга глаза, сказал Игорёк, невзрачный старичок лет 40, и забулькал портвейном. – Много было дубов. Сначала штук 10, потом – 20, затем – 40. И всё больше и больше!

– Сам ты дуб стоеросовый, а вы все остальные – пеньки. Это всё проза, а на такой природе поэтически выражаться тянет. Я вам, лапотники, сейчас стихи почитаю, а вы проникнитесь духом. Слушайте. Экспромт. Все деревья хороши, наберёмся ж от души! – с пафосом продекламировал уже солидно осоловевший Филя по громкому прозвищу Федосеич.

– Ёлка, ёлка, повернись! Ёлка стройная, зажгись! – запрыгал вдруг, хлопая в ладоши, вокруг ёлки Игорёк, а потом достал зажигалку и стал пытаться поджечь ёлку.

Валера  силой отнял у него зажигалку.

– Какая, жопа, это тебе ёлка? Опупел, что ли, с литра-то? Липа это! А липа – это далеко не ёлка. Это совсем наоборот. Если у ёлки всегда иголки, то у липы – цветочки. И то лишь летом, – загоготал Филя, укладываясь в густую траву, подложив под голову лапотник для комфорта.

– Да, каждому фрукту свой овощ, – философски заметил  Игорек, тоже планомерно вырубаясь.

– Вставайте! В своих койках будете отлёживаться. Скоро обед. Нас могут врачи хватиться! Пошли в больницу быстренько! Побежали! Обнимемся покрепче ж, друзья, чтобы не грохнуться поодиночке.

 

- А я, продолжает Санек, - прокрался за ними до самой их палаты и услышал, как Валера говорит Филе, укладываясь спать в тихий час после обеда:

 

ИНТ. ПАЛАТА № 6. ДЕНЬ.

– Я тут, Федосеич, в этой папке рассказы разные пишу, байки сочиняю.  И никак не ожидал, что в нашей палате № 6 так легко пишутся мемуары о друзьях, о приключениях, о былом, о птичках и о липе, которая расцветает летом.

– И меня обещали выписать, – отозвался, позёвывая от снотворного Федосеич, – Сразу, как только подпишу им бумагу, что я не император.

 

Твоя очередь выступать, Ленчик!- толкает локтем Ленчика Юрасик.

 

 

-У меня есть давний друг, обрусевший грузин Отари. Он сосед мой по квартирной площадке в доме. Так дружно, как мы с ним никто не живет. Праздники-вместе, детей встречать в роддоме-вместе. Всем делимся. Как фрукты из Грузии, так у меня в первую очередь на столе. Как с детьми посидеть или погулять, то завсегда с радостью. Веселый такой, заводнй, душевный. И давненько это было, рассказал он мне как он познакомился со своей женой. А дело было так, - Рассказывает  Ленчик.