Пойдешь направо – сгоришь, налево – угоришь

 

К сухому туману примешался дымок. Долина расширялась, а высота склонов понизилась к вечеру до ста метров и еще меньше – над уровнем реки.

Двигались очень медленно. Лошади шатались от жары и плохого питания. Высохшие и зачахшие травы не давали им сил.

Выше притока Маягас‑Тах по течению Полной лес сменился кустарником. Полегшие берега поросли мхами под кустарником. Обнажения коренных пород встречались все реже. Река продолжала мелеть и текла гораздо спокойнее, чем в низовье. Дальше к истокам водораздел должен был еще более понизиться и заболачиваться.

Василий решил не подниматься выше к истокам и отсюда сделать перевал через водоразделы.

Ночью ветер принес теплую струю с водораздела Эргежея, и отец Жени проснулся с инстинктом лесного жителя, ощущающего опасность всем телом.

Он подошел к кустам и постоял, осторожно вдыхая запах ветерка. На перевале сильно горело. Но ветер оттуда дует только ночью; с восходом он повернет и отведет огонь. Старик вернулся в палатку Василия и лег.

Утром пожар стал виден.

Василий попросил Петрова снять грузы с лодок и после завтрака вьючить на лошадей. А лодки вести порожними, чтобы не рисковать на перекатах. И с обоими мальчиками спуститься до притока Маягас‑Тах, поставить палатку там и ждать. Если пожар прогонит оттуда, спускаться дальше.

Старик с помощью мальчиков навьючил лошадей и повел их вниз, на Маягас‑Тах. Лидия, Василий и Женя проводили глазами караван.

– Ну, до свидания, Лидия! – Василий торопливо пошел.

– До свидания, Василий Игнатьевич! – воскликнул Женя.

– Куда ты идешь? – Лидия с удивлением смотрела. – Ведь это к Эргежею.

– А ты на Нымаан‑Тогойо. Какая разница?

– Ни в коем случае! Шаманский источник – мой. Эргежей – мой! Я к нему готовилась в Москве. И теперь меняться не будем. Вы шутите?!.

– Вы не найдете Шаманский источник без Вани.

– Ваня придет… – сказал Женя и осекся под грозным взглядом Зырянова.

– Вы не можете пройти на Эргежей: Женя не знает дорогу, – сказал Василий непререкаемо.

Женя опустил голову.

– Женя прекрасно знает дорогу и даже покажет мне Шаманский источник без вашего прославленного Вани, – сказала Лидия.

– Я могу не найти в таком дыму, – пробормотал Женя.

– Вот, слышите, – сказал Василий.

– Не понимаю! Чего ты не найдешь, Женя? Дорогу назад, что ли? Когда пожар усилится?

– Конечно, – сказал Женя стыдливо.

– И не надо! Проводи меня туда.

Она победоносно взмахнула рукой и ушла в кустарники, наверх, в сторону пожара, преграждавшего ей путь на Эргежей. Женя взглянул на Василия:

– Может быть, переждем день? Пожар пробежит…

– Задерживаться не будем, – сказал Василий.

Женя бросился догонять Лидию.

– Правее, Лидия Максимовну. Надо пройти над ветром.

– Почему над ветром? Ведь это значит идти под огонь?

– А если пойдем под ветер, попадем под дым.

– Правильно, я не подумала. В русских былинах и сказках пойдешь направо – жизнь потеряешь; пойдешь налево – коня потеряешь. Но нам с тобой еще хуже: пойдем направо – сгорим, налево – угорим.

– Лучше направо, – сказал Женя.

– Почему это лучше? Не понимаю.

– Дышать будем. И может быть, только обгорим. – Женя подумал и добавил: – Если ночевать будем на Эргежее.

– Если пройдем до вечера двадцать пять километров тайгой, по топям, где опытные люди проходят пять километров в день, – сказала Лидия и скомандовала себе: – Лидуша! Вперед!

Женя засмеялся и посмотрел на нее с восхищением.

Лидия держала направление по компасу, но Женя сказал, что по компасу они придут не к вечеру, а к утру. Препятствия отнимают больше времени у путника, чем расстояние. Компас ведет прямо на препятствия, которые тропа обходит.

Он нашел тропу и спокойно пошел по ней.

– Но ведь это чуть ли не в обратную сторону, Женя! – воскликнула Лидия.

– Это на Эргежей, к Шаманскому источнику.

Она покорилась.

Тропа была бесконечно извилистая, и Лидия перестала взглядывать на компас. Она больше не могла удерживать направление при бесконечных поворотах и заворотах. Самое возмутительное было то, что при этом хватало предостаточно и топей, и валежника, и лесной гнили. Тропа завела в болото.

«Ты мечтала о земле, по которой будут топать твои ноги – получи, Лидуша. Геология – вся в твоих ногах. Господи! Но для чего это геологии?»

Женя с шестом в руке мужественно разведывал дно тропы, входил в грязь по колена, затем до живота. Лидия шла за ним, сжав губы. Но, выйдя из болота с отвратительным ощущением грязи на всем теле, она с дрожью в голосе спросила:

– Больше этого не будет, Женя?

– Вся дорога такая, до Эргежея.

– Так для чего же мы кружим? Не лучше ли пойти напрямик?

– Напрямик хуже.

– И засуха не берет здесь! Что за несчастье!

Она знала из книг, что таковы все водоразделы в этой части Якутии: болота и мари на болотах, и провальные окна – бадараны, и несохнущие топи. Но в книгах все это как‑то… легче.

Как остроумно путешественник Булычев в 1856 году назвал якутские пути сообщения: земноводные тропы!

 

Глава 25

НА ЗЕМНОВОДНОЙ ТРОПЕ

 

– Это хорошая тропа, не очень топкая. Но, может быть, есть еще лучшая, – говорил Женя.

Он обождал, пока Лидия выбралась из кучи полусгнившего валежника и отряхнулась.

– После того, что я пожил в Сибири, не знаю в лесу, куда идти! Отец смеется надо мной: «Как русский без дороги».

– Но ты отлично ведешь меня, Женя.

– Нет, плохо… Вот вторая тропа.

Он остановился и с огорчением сказал:

– Не знаю, которая тропа лучше.

– Постарайся вспомнить, Женя! Это очень важно. Ты давно здесь не был?

– Я все помню. Я никогда здесь не был.

– Женя! Ты говорил, что знаешь насквозь каждое болотце в этой местности и не пройдешь здесь только ночью!

– Я говорю правду: знаю каждое болотце. Почему я не пройду ночью? Потому что сам не был здесь.

– И не знаешь поэтому дороги!

– Знаю дорогу.

– Но ты же не был здесь?!

– Мой отец ходил.

– Поздравляю. Значит, отец знает дорогу. А ты при чем?

– Я же его сын.

– О господи!.. Мой отец доктор, но я никого не лечу! – сказала она с раздражением.

– Почему, Лидия Максимовна? Если бы мой отец был доктор, я бы лечил. О!.. Но, конечно, ваши братья лечат?

– Даже братья не лечили бы… если бы они у меня были.

– Разве их отец не научил бы?

– И не подумал бы.

Женя не утерпел и скрыто осудил отца Лидии:

– Василия Игнатьевича отец научил лоцманить.

– Я пошутила, Женя, мой отец агроном. – Но агрономических советов она ведь тоже не подает. – Разве отец должен научить своих детей всему, что он сам умеет?

– Дочерей мать учит, – сказал Женя. – Для этого у человека есть отец, мать и предки. Один человек не может узнать все дороги ногами. Он узнает головой.

– Ты знаешь все дороги, по которым ходили твои предки? – спросила Лидия насмешливо.

– Конечно, знаю. Я еще очень мало сам видел, но я могу пройти по следам предков. Предки не могли видеть Кузнецкстроя, где я работал. Мои дети будут знать еще больше, чем я знаю!

– Потому что они прибавят свои следы к следам предков, о которых они узнают на словах?

– Конечно. В книгах вы узнаёте тоже на словах, – сказал Женя, отражая жало ее вопроса.

– В книгах слова лежат крепче. Можно прочитать несколько раз.

– Зачем несколько раз? Вы говорите один раз, и я буду всегда помнить.

– Ну, расскажи, какая дорога впереди.

– Мы шли березами, – сказал Женя. – Теперь идем кочкарником. После будут березы вместе с ольхой. Одна большая ольха там росла. Возле нее можно посидеть на сухой кочке в июле…

– А если ольха сгорела?

– Кочка не сгорела.

– И ты узнаешь кочку среди кочек?

– Это же легко! На этой кочке растет такая трава, не знаю по‑русски как называется. Она не росла на соседних кочках десять лет назад.

– А теперь она разрослась на всех кочках!

– Все равно узнаю. След после пожара остался. От большой ольхи тоже осталось что‑нибудь. Потом, дальше, маленькое болото, но очень глубокое.

– А до Эргежея много осталось? – спросила она, тоскуя.

– Много.

– Почему ты не знал, которая тропа лучше?

– Потому что не было другой тропы раньше. Новая тропа.

– Значит, ты не виноват.

– Я очень виноват: я сам увидел новую тропу и не понял ее.

– Ты видел начало тропы и не мог угадать, какая она будет дальше.

– Я должен был понять. Мой отец понял бы. Он всегда понимает.

Кочкарник окончился. Они вошли в худосочный лес. Низкорослые березы смешались с ольхой. На месте, где росла большая ольха, осталась лысинка, и одна кочка выделялась побольше других. Трава на ней высохла. Лидия присела и мысленно сказала себе: «Жены огляделись и начали плакать».

Незабываемые слова из Сениной тетрадки – описание первого приюта русских жильцов – блуждали в голове.

 

«Жены огляделись и начали плакать. Видят: земля с водой перемешана божьим попущеньем. При самом сотворении мира бог попустился этой земли, не стал отделять воду – и вода не вся собралась в свои места, и суша на Индигирке явилась не вся сухая. Хлеба на ней не будет. Русскому хлебу и зябко здесь, не возрастает. Чем будем жить? Зело было горько…»

 

– Ты останешься жить в Алексеевке, Женя?

– Хотел бы еще попробовать в городе.

– Твой отец угадывает дорогу в лесу, потому что прожил всю жизнь в полудиких условиях. Любой олень обладает еще лучшим угадыванием, чем твой отец.

– Отец сам полагается часто на Тайгу, – сказал Женя.

– Ты пожил немножко культурной жизнью и потерял немножко дикого чутья. Человек не может все приобретать и все сохранять. Он выбирает лучшее и отказывается от менее стоящего. Когда ты прочитаешь множество книг, ты утратишь способность помнить каждое слово. Но зато ты приобретешь бесконечно больше знаний, чем это возможно на слух, через устное слово.

– Что я должен буду еще потерять? – деловито спросил Женя.

– Тебе уже невозможно будет спать голому на морозе, и ты станешь зябким, таким же, как я, и нервным, болезни будут подстерегать тебя на каждом шагу. Но ты будешь знать, как от них уберечься, и ты научишься сам лечить людей, если захочешь… Женя! Почему я слышу запах гари?

– Потому что нет ветра. Жарко.

– Значит, дым будет? – Лидия вскочила. – А ты позволяешь мне сидеть! И болтать!

– Разговор очень важный, – сказал Женя.

 

Глава 26

УМЕНЬЕ ЖЕЛАТЬ ВСЕЮ ДУШОЙ

 

– Женя, облака! – радостно закричала Лидия.

– Нет.

– Неужели сухой туман такой густой и клубящийся?..

– Нет, – сказал Женя.

Лидия со страхом взглянула на него:

– Это… дым?

Лидия почувствовала страшную усталость в ногах. Сапоги стали тяжелые от грязи, налипшей на всю высоту голенища. Она подумала о Жене: хватит ли у него сил дойти, если она уже не чувствует ног?.. Женя такой худой и на голову ниже ее ростом.

Дым распространился над лесом и опустился. Рыхлая невесомая кровля легла на тайгу и прижала. Стало сумеречно, хотя часы показывали пять. Потом дым всосался меж деревьев до самой земли.

Теперь они видели кочки под ногами, несколько стволов, а выше сгущался дым.

Лидия нацеливалась на кочку и сразу на следующую впереди, чтобы не оступиться и удержаться на одной ноге на мягкой, шатающейся кочке и быстро перенести тяжесть тела на другую ногу и на другую запрокидывающуюся, обманчивую кочку.

Она прыгала и успевала иногда взглянуть на компас. Они двигались на север, на юг и даже на запад и, кажется, только на восток никогда не шли, куда следовало прийти.

Женя шел спокойно, без колебаний. Может быть, он давно потерял отцовскую дорогу? Она думала: спрошу его. И не спрашивала.

Лесной дым был горек и груб, от него першило в горле.

Она перестала разбирать под ногами, равнодушно падала, упираясь руками в темную, мягкую землю, в невидимый жесткий валежник, вставала, проваливалась, вставала. Потом она стала натыкаться на деревья и больно ушибла голову. Последний свет потерялся. Наступила самая темная, удушливая и горькая ночь в жизни Лиды.

– Женя! – крикнула она отчаянно.

Вдруг он не заметил в темноте, что она отстала, и ушел? Ведь это была ночь, когда он не знал дороги.

– Я здесь, – сказал Женя рядом с ней.

– Я тебя не вижу, где ты?..

– Я здесь.

– Что ты хочешь делать?

– Выйти на Эргежей, к Шаманскому источнику.

– Женя! Ты говорил, что ночью не пройдешь здесь!

– Жалко, что не успели днем пройти.

– Что же теперь нам делать?!. Женя!..

– Выйти на Эргежей. Протяни руку, Лидия Максимовна.

Он взял ее руку и обвязал веревочкой повыше компаса. Светящаяся стрелка показала ей, что Женя ведет к северу, а вовсе не к востоку.

– Женя! Может быть, ночью лучше двигаться по компасу?

– Нет, – сказал он хрипло. – С компасом занятно на дороге, в лесу компас мешает.

– Но мы можем обдумывать дорогу по компасу.

– Разве можно обдумывать то, чего не видишь?

– Можно, Женечка! – сказала она умоляюще.

– Все равно. Отец говорит: дорогу нельзя обдумывать.

– Но что же можно, Женя?

– Можно желать пройти на Эргежей, к Шаманскому источнику.

– Я этого желаю всеми силами! А это разве поможет, Женя?..

– Нет. Это помешает. Вы не должны желать прийти на Эргежей.

– Не желать!.. Но ты же сказал…

– Я сказал о себе. Потому что я знаю, куда надо идти. Мне Ваня сказал место. Вы не обижайтесь, Лидия Максимовна. Как вы можете желать прийти туда, не знай куда? Это я иду на Эргежей, я иду к Шаманскому источнику. Я знаю, и я желаю того, что знаю. Вы идете за мной. Жалко, что вы не умеете желать всей душой.

– Неужели? – сказала она обидчиво. – Как это тебе стало известно?

– Я плохо узнавал дорогу днем, и мне стало известно, что вы не верите мне. Вы не надеетесь на меня, вы боитесь, что я не найду дорогу, я даже устал от этого. Вы должны верить, что я иду, куда вам надо, вы не должны бояться нисколько. Вы желайте идти за мной. Вы всеми силами желайте прийти туда, куда я веду. И тогда я легко пойду.

Веревочка потянула ее за руку. Лидия подняла обе руки вперед и откинула плечи. Она откинула голову, и широко раскрыла невидящие глаза, и выдвинула ногу вперед, но веревочка сильно дернула за руку.

Женя пошел быстро и не давал ей времени на ощупывание дороги.

Она выдвинула другую ногу и провалилась, торопливо поднялась и пошла так быстро, что веревочка ослабла. Лидия проваливалась и выбиралась ползком, упрямо переползала через кучи валежника, торопливо переваливалась через гнилые стволы за веревочкой, за Женей, не думая о царапинах, о руках, ногах, о своем лице и даже платье, и только верила, верила и упорно надеялась.

Она не думала больше и о дороге. Она устала и страстно желала, чтобы Женя поскорее пришел туда, куда он ведет. Все равно куда.

Хоть бы он слово говорил иногда! Но он будет молчать всю дорогу. Всю ночь…

И это хорошо, что он идет так быстро…

Ноги онемели, оленьи сапоги давно полны были теплой воды, неощутимой грязи. Топи все были неглубокие, деревья не очень твердые, падать совсем не страшно было и ушибаться – не больно. В горле першило и царапало, в груди усиливалась боль, дыхание прерывалось при каждом толчке, и легким не хватало чистого воздуха.

Она не помнила о веревочке и, может быть, не чувствовала больше. Впереди вязко хлюпали и глухо чавкали Женины сапоги. Лидия поворачивала голову почти бессознательно и шла на этот звук. Еще более громкое чавканье и хлюпанье, под своими ногами, она не слышала, чтобы не мешать себе слушать Женю и идти за ним неотрывно, на веревочке.

 

Глава 27

МЕЖДУ ОГНЕМ И ЛЬДОМ

 

Женины сапоги перестали чавкать, но Лидии казалось, что Женя идет впереди, она знала, где он, и шла за ним, не испытывая беспокойства. Стало легче идти, но потом она больно ушибла ногу. Свежий, оживленный ветер ударил в лицо, но она почти не почувствовала оживления. Она сделала несколько шагов вниз и еще больнее ушибла ногу. И вдруг сознание пробудилось, и появилась мысль, что уже давно не слышно шагов Жени. Лидия испуганно дернула за веревочку, бросилась вперед и натолкнулась на Женю. Он подхватил ее и осторожно поддержал.

– Ой! Что случилось? Я перестала слышать твои шаги.

– Гладкое место, галька.

– Это Эргежей? – спросила она без удивления. – Я хочу сесть.

– Можно, – сказал Женя. – Эргежей.

– Морская галька… Женя, не отвязывай меня. Почему ты не садишься? Садись возле меня, Женя!

– Я зажгу костер.

Он развел громадный костер над берегом. Он положил у обжигающего жара спальный мешок, Лидия легла на мешок. Женя стянул с нее мокрые сары – оленьи сапоги. Когда вскипела вода, он позвал Лидию и тряс за руку, пока не добудился. Она нехотя выпила чаю и сказала:

– Я опять вижу тебя, Женя! Я так давно не видела! – и улыбнулась уже спящая.

Женя смотрел на нее и думал: «Как бы не заболела в мокрой одежде. С эвенми я бы сам снял…» Он снял с себя все мокрое, развешал на кустах и, голый, блаженно лег на теплую землю у костра, овеваемый волнами теплого воздуха с верховьев Эргежея, откуда спускался пожар.

Утром они увидели дымную кровлю над собой и над Эргежеем.

Лидия пошла вверх по реке. Она не делала замеров и описаний, только бегло осматривала обнажения. В верховьях Эргежея до истока лежали те же породы, что и на Полной.

В полдень Лидии не хотелось есть от усталости, от жары и давящей, кружащей голову духоты. Она легла на гальку у самой воды холодного Эргежея и пожаловалась:

– Я хочу домой, к маме! Или хотя бы на Полную!.. Только – не сама… Не хочу идти никуда… Если бы Савва здесь был, он бы меня отнес на Полную!.. Мамочка!..

Женя слушал внимательно, с удивлением: такая большая – а такая маленькая!

Она боролась против одолевающего дурного сна, отнимающего сознание, и сквозь дрему слушала рассказ Жени о чьем‑то бате.

– Я думал, что это значило: «Василигнатич, это он!..» Всю дорогу думал, все время. И понял: Сеня кричал про батю.

Некий батя обладал, по словам Жени, неслыханным богатырским голосом («Как наш Савва», – подумала Лидия в дреме). Сеня батю не видел, только слышал. Батя был Василигнатичу врагом и агитировал Николая Ивановича помешать поискам нефти. Будто бы через нефть хотят погубить русских жильцов. Николай Иванович – с большой бородой, на голове меховой островерхий колпак… Позапрошлый год ходил за нами на Байкале. А прошлый год Савва очутился около Зырянова, с тех пор не отвяжется… Не батя ли он и есть?

Вдруг Лидия поняла, что Савва – это батя, и рассердилась на Женю. Стала кричать, чтобы не смел клеветать на Савву. Женя замолчал, но только он не слышал, чтобы Лидия кричала, а слышал – она всхрапнула в угарном сне.

На другой день вечером Лидия повернула обратно. Они снова шли до полной темноты, затем проспали четыре часа и продолжали идти вниз. Лидия полоскала платочек в реке и закрывала ноздри. Огонь шел рядом. Он не выскакивал на опушку почему‑то, но они видели его иногда меж разреженных стволов. Огонь шел на восток, вниз по водоразделу. Он уже отрезал их от Полной.

– Здесь мы вышли на Эргежей. – Женя указал на остатки большого костра. – Я боялся, что вы заболеете. Надо было снять мокрую одежду. Вы уснули.

– А я вот и не заболела! Я стала эвенкой.

– Женщины по‑нашему – эвенми. Эвенки – мужчины. Мы не спим в мокрой одежде.

– А на морозе голые, раскидав шкуры?..

– Это не вредит.

В этом месте лес отошел от реки метров на сорок. Его отодвинул Эргежей давно и завалил новое ложе галькой, а потом покинул. Среди гальки осталась яма, полная воды, на половине расстояния между лесом и рекой. Из ямы вытекал ключик. Лидия поглядывала на струйку воды в гальках.

Ключ – большая редкость на мерзлоте.

В двадцати шагах за ямой лежала интересная наледь. Пласт льда десятка в два метров шириной начинался от самой опушки и спускался в реку, затем появлялся на другом берегу. Здесь была ледяная плотина. Эргежей рассосал ее так рано благодаря чрезвычайно знойному лету.

За наледью галечная отмель еще более расширялась.

В сухих облаках, обволокших небо, дымилось крохотное солнце. В лесу трещало. Они не обогнали пожар ни на шаг.

– Надо пропустить огонь, – сказал Женя. – На топи он не останется, уйдет.

Изумление и радость отразились на его лице.

– Что ты увидел?

– Смотрите!

На дне ручейка, вытекавшего из ямы, был выложен из белой плоской гальки небольшой круг, размером в тарелку.

– Что это?

– Тамга Вани!

Лидия с живостью спросила:

– Это Шаманский ключ?

– Да.

Они сели над ямой. Лидия смотрела в лес и засмотрелась. Там шумел и проблескивал огонь. С разорительным шумом и горелым дыханием пробиралось неуклюжее стадо пламён – крылатых пресмыкающихся с дымным разлетающимся оперением. Женя придвинулся к яме и заглянул. Лидия без мысли последовала за ним – а воображение не отрывалось от всеохватывающего пожара тайги.

В воде бесчисленные пузырьки поднимались и летели вверх стремительными телеграммами и выскакивали с такой энергией, что казалось, их можно увидеть вылетающими над водой.

– Дай бутылку и воронку, скорей!

Женя вынул из мешка темно‑зеленую боржомную бутылку и свернутую резиновую воронку. Лидия утопила воронку трубкой вверх и бутылку. Бутылка наполнилась водой. Резина расправилась, стала большой, широкой и накрыла своим куполом середину ямы, из трубки зажурчали чуть слышно, забулькали пузырьки газа. Лидия опрокинула бутылку под водой и надела горлышком на воронку.

В реке зашипели головни. Клубочки пара закудрявили поверхность Эргежея. Опалило жаром. Лидия оглянулась. Пламя вырвалось на опушку.

Если хоть одна искра попадет сюда или только пролетит над ямой, в струе горючего газа?.. Сколько здесь газа?.. Лидию обдало испугом.

– Женя! Сургуч, пробку, спички!..

– Через наледь не переползем. Надо лесом обойти наледь, – сказал Женя.

– Хорошо! – сказала Лидия, дрожа от волнения. – Но бутылка еще до половины полна воды. Мы успеем, Женечка, успеем?..

– Пожар пойдет берегом теперь.

Он лег щекой на гальку, чтобы смотреть сквозь темно‑зеленое стекло бутылки на свет пожара, пытаясь увидеть, как вытесняет газ воду из бутылки. Внимание Жени было всецело поглощено.

– Лидия Максимовна! Бутылка полетит?

– Конечно, нет! Но мы с тобой легко можем взлететь… на этом нелегком газе… Еще много воды в бутылке?

– Совсем не видно воды. Будет пустая бутылка… И можем перелететь через наледь? Ах, шаманство!

– Слушай внимательно! Я буду держать горлышком вниз. Или ты возьми бутылку. Не наклони!.. Забей пробку снизу! Не поднимай из воды!.. Пробка вошла вся? Теперь поверни пробкой кверху, под водой!

Резиновая пробка держала удовлетворительно, пузырьков почти не было. Женя вынул бутылку из воды. Лидия отбежала от ямы подальше, зажгла сургуч и залила пробку. Женя держал бутылку на вытянутой руке и удивлялся:

– Какой нелегкий газ!

– Ну, это у тебя руки отяжелели. Бежим!

Они побежали к скрещению наледи с опушкой. Лидия вбежала в лес, как в печь, и увидела огонь перед собой. Два оленя прошли, опустив рога, и почти коснулись ее. Сухой жар хлестнул по лицу. Лидия отшатнулась, повернула и с разбегу оступилась на чистую обтаявшую поверхность льда. На спине она быстро скользнула вслед за оленями, Женя тщетно старался догнать ее. Мокрый склон наледи перешел в пологость. Лидия села. Холод охватил ее ноги, но голову жег зной пожара. Огонь с треском вздыбился над наледью. Он подскакивал из кустов и набрасывался на листву. Искры в изобилии сыпались на лед и на оленей. Лидия со страхом подумала о своих непокрытых волосах. Женя схватился за оленя и поднял Лидию.

Измученные олени вошли в реку, увлекая их за собой, и Лидия обняла другого оленя, повиснув на нем.

 

Глава 28