Квартира Дато. Малая Бронная, д. 7.

Просторная кухня. Белая мебель. Дорогая утварь. Позолоченная кастрюля с водой на огне.

На мраморном полу лежал связанный Апельсин: 29 лет, рыжеволосый, с массивным телом бывшего спортсмена.

В углу сидела Наташа: 26 лет, красивая, длинноногая, в разорванном розовом платье. Ее рука была прикована наручниками к батарее.

За столом сидели Дато и Гасан Слепой. Рядом стояли Лом и Пека: широкоплечие, мускулистые, с небольшими бритыми головами и толстыми шеями.

Перед Дато стояла ополовиненная бутылка водки «Юрий Долгорукий». Гасан растирал на тарелке порцию кокаина.

Дато налил себе водки. Выпил. Неторопливо закурил. Посмотрел на Наташу:

– Я, бля, одного не пойму. Хоть убей ты меня, хоть зарежь. Что тебе не хватало?

Наташа молчала. Смотрела на ножку стула.

– Из говна тебя поднял, брату твоему помог, матери помог. На Карибы возил, одел как, блядь, принцессу Диану. Ебал каждый день. Чего не хватало?

Наташа молчала.

– Да. Бабы – загадка, – выпустил дым Дато. – А, Гасан? Третий раз на крысу нарываюсь. Что такое?! Судьба, блядь?

– Не знаю, брат. – Гасан втянул носом порцию. – Может, и судьба.

– Потом, я, бля, ни хера в понятие не возьму: ну, запарила бы ты лед в объезд, ну, срубила бы полсотни. Но а потом что? Что потом? Куда б ты делась? В землю, что ли, зарылась? Или что, полсотни – это такие большие бабки для тебя?

Наташа молчала.

– Дато, оставь ее, – вытер нос Гасан. – Баба всегда на вторых ролях.

– Век живи – век учись… – Дато стряхнул пепел. Посмотрел на кастрюлю: – Ну, чего, закипела?

Пека заглянул в кастрюлю:

– Закипает.

Апельсин заворочался на полу. Лом прижал его ногой:

– Лежать.

– Дато, гадом буду, это не моя идея. Гадом буду, – забормотал Апельсин.

– Гадом ты не будешь. – Дато покосился на его рыжую вспотевшую голову. – Гадом ты уже стал.

– Мне Шакро пушку к башке дважды приставлял. Тогда, в Дагомысе, и после свадьбы. Он про блондинов от Аверы слышал.

– От Аверы? – усмехнулся Гасан. – Авера в земле.

– Он на Шакро наезжал, тот был ему должен еще по «Тибету», – приподнял голову Апельсин. – И тогда прогнал ему про блондинов и про лед. Говорит: вот маза кусошная, бери. Нарубишь – отдашь.

– И что, Шакро велел тебе у Гасана зацепить? – спросил Гасан.

– Шакро хочет мазу взять на лед.

– Чего? – усмехнулся Дато. – Ты что, падло, гонишь? Аверу же завалили, какой, бля, долг, какой «Тибет»?

– Он и без Аверы хочет. Бля буду, Дато. Мне пацаны его терли, он голый щас, они с Рыбой в плохих, а на тебя навалятся.

– И мазу возьмут? – улыбался Дато.

– Хотят взять.

– По‑грубому? Без терки?

– Он мне сказал: давай, дерни порцию, я посмотрю. Не дернешь – завалим.

– И чего ему смотреть?

– Ну, как ты напаришься.

Дато потушил окурок. Встал. Подошел к Апельсину. Сунул руки в карманы. Качнулся на носках.

– М‑да… Ты, пес, совсем взбесился. Совсем понятие потерял.

Он кивнул Пеке. Тот снял с огня кастрюлю. Лом прижал ботинком голову Апельсина к голубоватому мраморному полу.

– Бля буду, Дато… Гасан… клянусь… – бормотал Апельсин.

Пека сел ему на ноги. И стал лить кипяток на спину.

Апельсин заревел и задергался.

Лом и Пека навалились на него.

– Правду, пес, правду, – качался на носках Дато.

– Клянусь! Клянусь! – рычал Апельсин.

Пека плеснул ему на спину. Апельсин забился.

– Правду, правду.

– Дато! Не надо! – закричала Наташа.

– Правду, пес!

– Клянусь! Клянусь!

– На рожу плесни ему, – посоветовал Гасан.

Пека плеснул Апельсину на голову. Он завыл.

– Не надо, Дато! Оставьте его! – кричала Наташа.

– До тебя, крыса, дойдет дело! – Дато пнул ее ногой.

– Говори, а то сварим, как рака. – Гасан спокойно смотрел на дергающееся тело Апельсина.

– Шакро мазу хочет взять на лед! – прорычал Апельсин.

– Не пизди, басота! Не пизди, басота! Не пизди! Не пизди! – Дато стал бить его ногой по лицу.

– Крысятник… – сплюнул Гасан. – Лей ему на яйца!

Пека и Лом стали стягивать с Апельсина штаны.

– Дато! Дато! Дато! – кричала Наташа.

– Молчи, крыса!

– Дато, не надо, не надо! Я все скажу! – кричала Наташа.

– Молчи, крыса!

– Пусть скажет, Дато. – Гасан подошел к Наташе. – Скажи правду.

– Все скажу, не надо!

Дато сделал знак Пеке. Тот перестал плескать кипяток на Апельсина.

– Говори, сука.

Наташа вытерла свободной рукой нос. Всхлипнула:

– Врет он все. Это не Шакро. Это я.

Дато смотрел на нее:

– На хера?

– Ты меня все равно бросишь. Как Женьку. Я знаю про твою эту… балерину. А я… а у меня… вообще ничего нет. Мать при смерти.

– И чего?

– Ну… хотела бабок срубить… просто…

– И его подбила?

Она кивнула.

– За сколько?

– Пополам.

Дато перевел взгляд на Гасана. Тот молчал. Наташа всхлипывала. Апельсин стонал на полу.

Дато глянул на Апельсина:

– Переверните его.

Пека и Лом положили его на спину. Дато присел. Заглянул в серые глаза Апельсина:

– Правда.

Выпрямился. Гасан протянул руку. Дато хлопнул по ней ладонью. Облегченно выдохнул:

– Пошли перетрем.

Они вышли в соседнюю комнату. Здесь был полумрак. И стояло много дорогой мебели.

– Я так и думал, что это не Шакро. – Гасан зябко потянулся. Сцепил худые пальцы. Треснул ими.

– Мазу, блядь! – Дато нервно усмехнулся. Открыл бар. Достал бутылку коньяка. Налил себе. Выпил.

– Каждая басота, блядь, только и ждет, чтоб меня с Шакро стравить. Шакалы, блядь!

– Он слышал просто… может, от Аверы, от пацанов его… может, от Дырявого…

– Слушай, Гасан, а почему все в курсе? Почему каждый клоп, блядь, знает про лед?

– Ты у меня спрашиваешь?

– А у кого мне спросить? У Аверы? У Жорика? Они, бля, червей кормят. А ты живой.

– Ты тоже живой, брат, – серьезно посмотрел Гасан. – Мы оба живые. Пока.

– Пока что?

– Пока понимаем, что в гробу карманов нет.

Дато отвернулся. Отошел к окну. Покачался на носках. Гасан подошел к нему. Положил руку на плечо:

– Ты меня знаешь, брат. Мне чужого не надо. Мне своего на порошок хватает.

Дато смотрел в окно на вечернюю Москву:

– Говно!

– С ними что‑то делать надо, брат.

– Что‑то… – качнулся на носках Дато. – Что‑то, блядь…

Он резко повернулся. Пошел на кухню. Гасан неторопливо двинулся за ним.

В углу кухни возвышался массивный белый холодильник «Bosch». Дато открыл морозильную камеру. Она была завалена продуктами. Он стал выкидывать их на пол. С сухим стуком они падали на мрамор. Под продуктами лежал большой куб льда. Дато злобно посмотрел на него:

– Потому что я никогда не жру ничего мороженого… да, сука?

Он приблизился к Наташе.

Она всхлипывала. Отвернулась.

– Надежное место, да? – мрачно смотрел Гасан.

– Ну почему бабье такое, блядь, умное пошло? – Дато шлепнул себя по ляжкам. – Не понимаю, что творится!

– Эмансипация, – неожиданно произнес Пека.

– Чего? – повернулся к нему Дато.

– Ну… это когда у баб с мужиками равные права, – пробормотал Пека.

Дато внимательно посмотрел на него. Повернулся к Гасану:

– Давай ящик.

Гасан достал мобильный. Позвонил:

– Подъезжай.

Через несколько минут в квартиру вошли двое с кофром. Надели резиновые перчатки. Переложили куб льда из морозилки в кофр. И осторожно унесли кофр.

Дато налил себе водки. Выпил залпом.

– Так. Апельсина – на помойку.

Апельсин дернулся изо всех сил. Закричал что‑то нечленораздельное. Пека и Лом навалились на него. Лом накинул удавку на толстую веснушчатую шею Апельсина.

Наташу вырвало. Голова ее бессильно повисла.

Апельсин долго хрипел и ворочался. Выпускал газы.

Наконец затих.

Пека привез из гардеробной большой синий пластиковый чемодан. Они положили в него труп Апельсина. Вывезли из кухни. И из квартиры.

Дверь за ними закрылась.

Гасан присел к столу. Достал свою табакерку. Насыпал на тарелку кокаина. Стал растирать пластиковой карточкой.

Дато вынул из кармана ключ. Отстегнул руку Наташи от батареи. Наташа бессильно распласталась на полу. Дышала быстро. Тряслась.

Дато открыл дверь морозилки:

– Лезь.

Наташа подняла голову.

– Лезь, крыса!

Она послушно залезла в морозилку. Дато захлопнул дверь. Привалился спиной:

– Заморожу, на хуй. Все.

Гасан усмехнулся. Втянул носом кокаин. Потом еще.

Дато достал сигареты. Закурил.

Наташа еле слышно заскулила в морозилке.

Дато курил. Гасан натер кокаином десну.

– Найду себе новую блядь, – проговорил Дато.

Гасан встал. Подошел к нему:

– Отправь ее в Турцию. К Рустаму.

– Какой Рустам, на хуй?! – злобно тряхнул головой Дато. – В морг, бля. В Турцию!

– Брат, не делай.

– Иди на хуй. Моя баба.

– Баба твоя. А дело наше.

Наташа подвывала и стучала в дверь.

– Спишу, на хуй. – Дато упрямо тряс головой. – Пизда позорная!

– Не делай, Дато.

– Отвали!

– Не делай, брат.

– Отлезь, Гасан, не дразни, на хуй!

– Не делай! Всех завалишь, баран! – Гасан вцепился в Дато.

– Куда ты… убери лапы… – боролся Дато.

– Баран…

– Лапы… убери… козел…

Они боролись у большого белого холодильника.

– Я беременна! – донеслось из морозилки.

Борьба прекратилась.

Дато отпихнул Гасана. Открыл дверцу:

– Чего?

Наташа сидела согнувшись.

– Ты чего сказала?

– Я беременна, – тихо произнесла она.

– От кого? – буркнул Дато.

– От тебя.

Дато тупо посмотрел на нее. На ее голые колени. Потом на пальцы ног с темно‑синим педикюром. Возле ее ноги лежал заиндевевший пельмень.

Дато уставился на пельмень.

Наташа вывалилась из морозилки на пол. Поползла по мрамору.

– Когда… сколько? – произнес Дато.

– Второй месяц… – Она выползла из кухни. Вползла в ванную.

Дато устало потер переносицу. Гасан хлопнул его по плечу:

– Ну вот, брат, а ты заморозить хотел!

 

 

Б локада

 

4.15.