Было разбирать слова. Наконец, после неоднократных напоминаний лакея, что

Уже поздно, он встал, прошел в соседнюю комнату и, положив книгу на столик

Флорентийской работы, стоявший у кровати, стал переодеваться к обеду.

Было уже около девяти, когда он приехал в клуб. Лорд Генри сидел один,

Дожидаясь его, с весьма недовольным и скучающим видом.

Ради бога, простите, Гарри! -- воскликнул Дориан.-- Но, в сущности,

Опоздал я по вашей вине. Книга, которую вы мне прислали, так меня

Околдовала, что я и не заметил, как прошел день.

-- Я так и знал, что она вам понравится, -- отозвался лорд Генри,

Вставая.

-- Я не  говорил, что она мне нравится. Я сказал: "околдовала". Это

Далеко не одно и то же.

-- Ага, вы уже поняли разницу? -- проронил лорд Генри. Они направились

В столовую.

ГЛАВА XI

В течение многих лет Дориан Грей не мог освободиться от влияния этой

Книги. Вернее говоря, он вовсе не старался от него освободиться. Он выписал

Из Парижа целых девять экземпляров, роскошно изданных, и заказал для них

Переплеты разных цветов, -- цвета эти должны были гармонировать с его

Настроениями и прихотями изменчивой фантазии, с которой он уже почти не мог

Совладать.

Герой книги, молодой парижанин, в котором так своеобразно сочетались

Романтичность и трезвый ум ученого, казался Дориану прототипом его самого, а

Вся книга -- историей его жизни, написанной раньше, чем он ее пережил.

В одном Дориан был счастливее героя этого романа. Он никогда не

Испытывал, и ему не суждено было никогда испытать болезненный страх перед

Зеркалами, блестящей поверхностью металлических предметов и водной гладью,

-- страх, который с ранних лет узнал молодой парижанин, когда внезапно

Утратил свою поразительную красоту. Последние главы книги, в которых с

Подлинно трагическим, хотя и несколько преувеличенным пафосом описывались

Скорбь и отчаяние человека, потерявшего то, что он больше всего ценил в

Других людях и в окружающем мире, Дориан читал с чувством, похожим на

Злорадство, -- впрочем, в радости, как и во всяком наслаждении, почти всегда

Есть нечто жестокое.

Да, Дориан радовался, ибо его чудесная красота, так пленявшая Бэзила

Холлуорда и многих других, не увядала и, повидимому, была ему дана на всю

Жизнь. Даже те, до кого доходили темные слухи о Дориане Грее (а такие слухи

Об его весьма подозрительном образе жизни время от времени ходили по всему

Лондону и вызывали толки в клубах), не могли поверить бесчестившим его

Сплетням: ведь он казался человеком, которого не коснулась грязь жизни.

Люди, говорившие непристойности, умолкали, когда входил Дориан Грей.

Безмятежная ясность его лица была для них как бы смущающим укором. Одно уж

Его присутствие напоминало им об утраченной чистоте. И они удивлялись тому,

Что этот обаятельный человек сумел избежать дурного влияния нашего века,

Века безнравственности и низменных страстей.

Часто, вернувшись домой после одной из тех длительных и загадочных

Отлучек, которые вызывали подозрения у его друзей или тех, кто считал себя

Таковыми, Дориан, крадучись, шел наверх, в свою бывшую детскую, и, отперев

Дверь ключом, с которым никогда не расставался, подолгу стоял с зеркалом в

Руках перед портретом, глядя то на отталкивающее и все более старевшее лицо

На полотне, то на прекрасное юное лицо, улыбавшееся ему в зеркале. Чем

Разительнее становился контраст между тем и другим, тем острее Дориан

Наслаждался им. Он все сильнее влюблялся в собственную красоту и все с

Большим интересом наблюдал разложение своей души. С напряженным вниманием, а

Порой и с каким-то противоестественным удовольствием разглядывал он

Уродливые складки, бороздившие морщинистый лоб и ложившиеся вокруг

Отяжелевшего чувственного рта, и норой задавал себе вопрос, что страшнее и

Омерзительнее -- печать порока или печать возраста? Он приближал свои белые

Руки к огрубевшим и дряблым рукам на портрете -- и, сравнивая их, улыбался.

Он издевался над этим обезображенным, изношенным телом.

Правда, иногда по ночам, когда он лежал без сна в своей благоухающей

Тонкими духами спальне или в грязной каморке подозрительного притона близ

Доков, куда он часто ходил переодетый и под вымышленным именем, -- Дориан

Грей думал о том, что он погубил свою душу, думал с отчаянием, тем более

Мучительным, что оно было вполне эгоистично. Но такие минуты бывали редко.

Любопытство к жизни, которое впервые пробудил в нем лорд Генри в тот день,