Дела давно минувших дней, продолжение

 

Далее нам предстояло спуститься в подвалы.

Вскоре я заметила движущееся впереди белое облачко. Оно проявилось перед нами из ничего и, проявляясь, постепенно обрело очертания – силуэт женщины в белом платье, со свечой в руке. Получалось, что мы следовали за ней.

Быстрым шагом призрак направился в самый дальний подвал. Я едва поспевала. Святая Кончита! Почему все эти призраки не живут в одной комнате?! Я уже устала за ними гоняться по всему замку…

В самом дальнем подвале было очень темно. В настоящее время Энтони здесь обустроил мини‑электростанцию, а сейчас немилосердно коптящее пламя свечки высветило ряды ржавых прутьев. Решетка?

– Вот уж правда темница! – бодро пошутила я. – Темнее некуда. А то какой же замок, да без темницы?. Привидения есть, значит, должна быть… Ой!

Мою речь прервал раздавшийся во мраке стон. Ойкнув, я вцепилась в Энтони, а женщина в белом, испуганно вскрикнув в унисон со мной, выронила свечу.

– Ну вот, совсем ничего не видно, – посетовала я.

– А ты просто послушай, – шепнул Тони. Ладненько, можно и послушать. Я снова оказалась в его объятиях, и потому не было резона пугаться какой‑то там антикварной темноты.

Меж тем страшный стон, донесшийся из‑за решетки, перешел в хриплый смех – какой‑то подозрительный, по‑моему, даже безумный.

– Ты пришла! – проскрипел голос.

Ответом было настороженное сопение. (Я могла бы сказать – взволнованное дыхание, но не скажу. Женщиной в белом, разумеется, была Стелла – я сразу ее узнала, хоть она здорово прибавила в весе за минувшие четверть часа.)

– Зачем ты явилась? – продолжал голос – Тебя подослал твой муженек? Я ничего не скажу! Так ему и передай. Ничегошеньки он от меня не добьется.

– Он не знает, что я знаю, что вы здесь, – запинаясь, промолвила Стелла.

По шороху я догадалась, что она шарит по полу в поисках укатившейся свечки.

– А‑а, – протянула невидимка. – Поругалась, выходит, ведьма со своим чернокнижником.

– Арман не чернокнижник! – возразила Стелла.

Впрочем, особой уверенности в ее голосе не чувствовалось.

– Ха! Может, ты еще скажешь, что и ты не ведьма. Ха‑ха! Такая же ведьма, как и я. Или ты думаешь, что твой муженек станет столько времени тратить на уламывание какой‑то просто помешанной старухи? Чтобы потом отдать все свои записки тупым монахам? Ха‑ха!… Интересно, а и вправду, сколько я здесь уже сижу? Неделю, две?

– Месяц, – вздохнула Стелла.

– Неужто? Значит, недолго уже. Скоро погреют мои старые косточки. Ох, погреют!…

Стелла наконец‑то снова зажгла свечу.

Глаза настолько привыкли к темноте, что теперь в дрожащем полумраке я без труда различила за частыми прутьями решетки ту, кому принадлежал жуткий голос. Ведьма была не так уж стара – лет шестьдесят. Правда, в те времена немногие до сорока‑то доживали. А вот выглядела она, конечно, ужасно – еще хуже, чем ее голос.

– Тони, – прошептала я, – а ведь это она дважды пыталась утопить меня в ванне.

Ведьма с жадным любопытством разглядывала Стеллу.

– А ты красивая, – сказала она. – Одно слова – графиня! Но ничего, скоро он и тебя на костер отправит. Как только родишь ему наследника – так и отправит.

– Он меня любит. – Но прозвучало это как‑то жалобно, неубедительно.

– Ха‑ха‑ха! – зло рассмеялась ведьма. – Он собственную душу дьяволу заложил! Неужто тебя пожалеет?! Послушай‑ка, что я тебе скажу, – заговорила она серьезно, понизив голос до свистящего шепота. – Бежать ты от него не сможешь – он везде тебя найдет, не зря столько нас замучил. Да и детишки у тебя…

– У меня дочь.

– Две дочери будет. Ему не говори – говори, что сына ждешь! Но берегись, родишь только двоих, мальчонки у тебя не будет. Если он про то узнает – убьет сразу, чтоб без помех вторую жену взять. Потому ты сама его убить должна – и поскорее! Не вздумай тянуть время‑жизнь свою погубишь и детей не спасешь. Сроку тебе осталось до следующей весны.

Кончился разговор невесело. Стелла, давясь слезами, выбежала из подземелья, забыв свечку на полу. Лужица воска расплылась, свеча упала. Язычок пламени переметнулся на сухую солому, заменявшую узнице постель.

– Идем отсюда, – поторопил меня Энтони.

Но отблески вспыхнувшего огня и жуткий смех пробились сквозь пелену времени и еще долго отдавались эхом в коридоре стен.

– Бедная Стелла, – вздохнула я после, переведя дух. – Сколько же времени она ждала и сомневалась! Я б не выдержала, честное слово, – жить с человеком и думать только о том, он ли тебя убьет или ты его!

– Арман не собирался ее убивать, – сказал Тони, – и сделал все возможное, чтобы ничто не могло ей повредить.

– Да ну? Даже наперекор Джеймсу?

– Сейчас ты сама в этом убедишься, – кивнул он.

И снова нам предстоял путь – наверх по лестнице, ведущей вниз. То есть наоборот… Впрочем, я запуталась. Короче, следующий эпизод из прошлого нас ожидал в той самой спальне, которая ныне была предоставлена в мое распоряжение.

– Раньше эта комната принадлежала графине, – пояснил Тони.

Кто бы сомневался – самые уютные апартаменты во всем замке (не считая кухни).

Серая дымка времен рассеялась, и глазам предстал знакомый интерьер.

В комнате никого не было.

– Вот черт! И ведь не перемотаешь на полчаса вперед,‑раздосадованно и как‑то смущенно пробормотал Тони. – Утром замок показал только конец этой сцены…

Свечки в серебряных канделябрах мигнули от сквозняка. Дверь распахнулась, и на пороге появился граф. На руках он нес Стеллу, нежно обнимавшую его за шею и весело болтавшую в воздухе ногами – в пышной пене белых юбок. Закрыв дверь пинком, потому как руки были заняты, Арман легкомысленно покружился по комнате под заливистый смех подруги и плавно приземлил драгоценную ношу на постель.

– Иди ко мне, муж мой! – мурлыкнула новоявленная графиня. Притянув к себе супруга за воротник, впилась в губы страстным поцелуем.

Вот и ясна причина смущения. Оказаться свидетелем первой брачной ночи, пусть там произойдут (или произошли?) самые фантастические события, – удовольствие не всякому по вкусу, сомнительное для нормального человека, а уж тем более для родного пра‑пра‑пра‑пра…

– Тони, – начала я, – может, ты своими словами расскажешь, чего тут дальше такого замечательного произойдет. А то как‑то неудобно получается… Ой!

Тут как будто сверкнула вспышка молнии, ослепив на миг. В кои‑то веки проявившийся на лице Энтони румянец сменился бледной растерянностью.

Целующаяся парочка исчезла, как будто и не было ее.

Дверь распахнулась, в комнату вошел высокий человек в черном. Он внес на руках… Точнее, он нес, перекинув через плечо, бездыханное, как мне показалось, тело, руки и голова которого безвольно болтались в складках бархатного плаща. Человек щелкнул пальцами, и в комнате, до того освещенной лишь лившимся из окна светом луны, зажглись свечи.

– Опять дежавю! – вырвалось у меня.

Человек в черном (которым оказался Энтони) аккуратно положил тело (которым оказалась я) на широкую кровать.

– Боже мой! – ужаснулась я. – Я вся в ссадинах! И одежда порвана… Какой ужас, на кого я похожа!…

– Не понимаю, как это могло случиться… – Энтони (тот, который стоял рядом) огорчился еще больше меня. – Каким‑то образом два совершенно не связанных события, разделенных уймой времени, слились в памяти замка в одно. Уйдем?

Снова вспышка, и снова на постели оказались новобрачные граф с графиней. И тут же исчезли.

– Нет, погоди… Вот! Опять я. – Всепоглощающему любопытству моему не было пределов. И смущаться даже в голову не пришло. В отличие от Энтони – он глаз поднять не смел.

– Надо же! Это я так от переживаний вырубилась. Сколько же я времени в обмороке была? До утра? Или это обмороком не считается и я просто спала так крепко от переутомления? А зачем ты мою любимую маечку ножом разрезал? Так снять не мог, что ли? А впрочем, все равно от нее одни лохмотья остались… А Марта меня уверяла, будто это она собственноручно меня в свою ночнушку переодела.

– Я приказал так говорить, – тихо, охрипшим голосом сказал Тони.

– Угу, понятно, не хотел меня засмущать. Ничего себе коготки! Это у меня на спине твои волчата автографами расписались. А разве у волков на лапах тоже по пять пальцев? Надо же, я и не знала. А что за гадостью ты мне спину мажешь?

– Это мазь, – пояснил он, скупо роняя слова. – На мяте и на… Других травах. По старинному рецепту. Помогает, когда кошки подерутся.

Я невольно повела плечами, представив (или вспомнив?) прохладную нежность прикосновений к разгоряченной, израненной коже.

– Наутро не осталось ни одного синяка… Энтони, признайся честно, стал бы ты со мной так возиться, если б на моем месте оказалась не я, а кто‑нибудь другой? Скажем, толстый мужик с кривыми волосатыми ногами?

– Не знаю. Нет, наверно. Во всяком случае, толстого мужика с кривыми ногами я не стал бы нести на руках. Да и волки у меня очень разборчивы…

– Значит, с кого‑нибудь другого ты не стал бы сводить все синяки, даже тот, который я заработала еще дома, катаясь на роликах?

– Наверно.

– Выходит, я тебе не безразлична?

– Разве тебе нужно об этом спрашивать?

До прошлого – далекого и близкого – можно было, казалось, дотянуться рукой. Три времени сошлись узлом в одном пространстве. Но ни нам двоим, ни тем двум парам друг до друга дела не было.

– Я сразу понял, что ты особенная, – тихо признался он. – Раньше я никого не чувствовал так сильно, как тебя. Тебя я ощущаю остро, ярко, порой даже страшно делается. Не только боль – тепло, настроение. До тебя я не представлял, что так может быть.

– Знаешь, а я ведь вначале приняла тебя за вампира. Нет, правда! Скажешь, не похож? Вылитая мечта каждой сумасшедшей девицы эпохи Байрона и прочего декаданса – бедный бледный граф в зачарованном, забытом миром замке.

– Только вот замок оказался с секретом.

Я взглянула на него. Просто так, без робости… И забыла отвести глаза. Он смотрел на меня, тревожно, пристально. И тогда с нами случилось что‑то непонятное. Нас потянуло друг к другу, как будто неведомая сила подслушала тайные желания наших сердец…

– Что это?! – воскликнула я, опомнившись.

Под ногами задрожали камни. Порыв шквального ветра ударил так, что едва устоишь. Не найдя выхода, закружился смерчем.

– Началось! – крикнул Тони, крепко держа меня за руку.

Там, по ту сторону времени, началось колдовство. Такое, что без труда пронзило все слои пространства, обдало нас пронизывающим холодом.

Прикрыв глаза ладонью и прищурившись, я обернулась, заглянула в комнату, где только что Стелла и Арман Дис были обычными влюбленными. Теперь обычными людьми назвать их я бы не решилась.

Стелла, подхваченная, закруженная смерчем, в развевающемся шелке простыней, повисла под потолком, но при этом удивления своего никак не проявляла. Кажется, она крепко спала. Точно, спит – повернулась на бок, сонно почмокала губами, положила ладонь под щеку.

Меж тем граф, в нижней сорочке, кое‑как заправленной в панталоны, стоял перед кроватью на коленях. Положив знакомую книгу перед собой на постель, водя по странице пальцем, бормотал какие‑то заклинания.

– Чего это они? – спросила я.

– Он хочет сделать ее бессмертной.

– А‑а! Поняла. Граф решил подстраховаться – на случай, если придется уступить. Инквизиция потребует сжечь жену‑ведьму, а тут вот вам! Фигушки. Правильно?

– Только Стелла об этом не знала, – кивнул Тони.

– А это вам, мужчинам, урок! – заявила я. – Нечего от жен секретничать. Вон он развел тайн всяких – за то и поплатился.

Насмотревшись сцен прошлого, я, как всякая сентиментальная девица, прониклась сочувствием к несчастной любовной истории давно минувших дней. И от души начала жалеть Стеллу.

Однако последняя на сегодня экскурсия по времени вернула меня на землю, освободив разум от липких тенет жалости и сострадания.

На этот раз Энтони подвел меня к внешней стене. Я на миг зажмурилась от ударившего в глаза яркого лунного света.

Честно сказать, я не то чтобы боюсь высоты – просто не люблю. Но от развернувшейся перед глазами панорамы дыхание перехватило.

Луна сверкающим январским снежком повисла на сапфировом небосводе над лесом, черным, волнующимся от ветра океаном, уходившим к горизонту. Воздух наполняла свежесть минувшей грозы. Вдали серая полоса уплывающих туч то и дело озарялась вспышками молний. Вот уж сколько ночных пейзажей я насмотрелась за эти каникулы, а все никак привыкнуть к такой красоте не могу!…

Но Энтони указал на что‑то внизу. Я наклонила голову… Вот вниз смотреть совсем не так приятно, как вдаль. Коленки задрожали, и я чуть не выпала – и из подпространства, и просто с высоты крепостной стены. Оказалось, что стою я на фигурном козырьке стрельчатого окна. А рядом из‑под карниза выглядывали высеченные из камня гаргульи. Хорошо же мы, наверно, смотримся – прямо русская тройка: по бокам химеры, посередине я. Ладно Энтони рядом, если что подхватит…

Внизу, под окнами кухни, вышагивала взад‑вперед девушка в поблескивающем в лунном сиянии черном костюме из лаковой кожи. Мотоцикл ее притаился недалеко, под кустом шиповника. Девушка явно ждала кого‑то.

Едва заслышав шорох, «таинственная незнакомка» кинулась к окну. Тут мне стало плохо видно – из‑за зарослей чайных роз. Кажется, ставни отворились, из окна вылезло привидение в несуразно длинной ночной сорочке. Двигалось оно странно, будто лунатик во сне, что‑то прижимая к груди обеими руками.

Я смотрела во все глаза.

– Не узнаешь? – Даже спиной я почувствовала его улыбку.

Девушка что‑то сказал привидению, и то вяло протянуло к ней руки. В руках у лунатика блеснул тусклым золотом переплет. Книга.

– Вот ведьма! – вырвалось у меня от души, из самого сердца.

 

ГЛАВА 60

Семейные тайны

 

Чтобы стать личностью, нужно делать ошибки.

 

 

– Где вы все пропадаете? – спросил Джеймс. С удочкой на плече, в шлепанцах и шортах, он направлялся в сторону пруда.

– Все в прошлом! – махнул рукой Тони.

– Что в прошлом? – не понял он. Но объяснять было некогда. – Э, нет! Подождите‑ка! – окликнул нас Джеймс.

Пришлось вернуться.

– Энтони, я должен с тобой серьезно поговорить. – Джеймс положил руку ему на плечо (для верности, наверное, чтоб не убежал).

Я деликатно отошла на пару шагов.

– Мне кажется, у тебя возникли проблемы…:

– Кажется? – усмехнулся Тони.

– Я имею в виду твое легкомысленное отношение к самому себе. Ты помнишь, что должно произойти этой ночью?

– Помню.

– И что? Почему же тогда я вижу, как горничные выбрасывают в мусор свежеопустошенные пивные бутылки? Что за утренний алкоголизм?

Тут я сочла нужным встрять.

– Прошу меня, конечно, извинить, – сунулась я, горя желанием напомнить, кто здесь любитель коньяка и прочих радостей жизни. – Однако тут кое‑кто еще…

– Ну конечно! – воскликнул Джемс, с прищуром взглянув на меня. – Теперь‑то я вижу. То‑то у вас обоих вид не вполне трезвый.

Но Энтони решительно прервал шефа:

– Позвольте отложить нашу беседу. Поговорим позже, а сейчас извините.

Мы оставили Джеймса в крайнем недоумении. Энтони спешил, я вприпрыжку едва за ним поспевала. Но все‑таки оглянулась и помахала шефу рукой.

Стелла нашлась в оранжерее зимнего сада. Она была занята составлением икебаны из цветков розовой орхидеи, срезанных ею здесь же, и из угловато‑корявых веточек сосны, наломанных на заднем дворе.

– Ах, Тони! – обрадовалась она. – Как хорошо, что ты пришел. Мне кажется, в букете не хватает белых маргариток. Я видела подходящие на… – но, подняв глаза, осеклась,‑…на клумбе, – договорила она, в недоумении отложив цветы.

Энтони встал перед ней, опершись руками о стол с разложенными растениями, пристально глядя ей в лицо.

Между ними дрожала икебана, незавершенная композиция с торчащими веточками и одинокими цветками.

– Что еще? – спросила Стелла, не отводя глаз.

– Почему ты мне не сказала? – отчеканил он каждое слово. – Почему ты не сказала, что была его женой?

Стелла не стала уточнять, о ком речь.

– Это ничего бы не изменило, – обронила она, поджав губы, и вновь взялась за цветы.

Но, вскрикнув, выронила бутон: ветки в букете зашевелились, ощерились шипами, сплелись в колючий клубок. А цветы из розовых превратились в кроваво‑красные. С лепестков закапал жуткий нектар.

В оранжерею вошел Вик с пучком осоки и мяты в руках.

– Слушай, да как эта твоя резеда хоть выглядит?… Или это уже неважно? – Он вопросительно глянул на меня, но я пожала плечами.

– Ух ты! – сказал он, обойдя вокруг, разглядывая шевелящийся букет. – Красиво получилось. Мне нравится.

– Вик, ты знаешь, оказывается, Стелла однажды была графиней Дис,‑сообщил новость Энтони.

– Знаю. – Вик известию ничуть не удивился. Но, спохватившись, захлопал глазами: – А разве я тебе не говорил? Вот черт! Забыл, значит… Ах, ну да! Я об этом в книжке вычитал, когда в библиотеке у монахов копался. А потом рассказать не успел, потому что у шефа души из коллекции разбежались. А потом мы стали с Венеркой разбираться. И тут я совсем запутался. В книжке было написано типа: «и жена у графа была, имя ей было Звезда…» Ну я и подумал, ведь Венера – тоже звезда, хоть и планета, ее раньше римляне Люцифером звали. Так, может, это она реинкарнация графини…

– Да сам ты реинкарнация! – возмутилась я. – Ты погляди на нее – мы и не похожи совсем!

– На каком языке была написана книга? – перебил Тони.

– На латыни, кажется…

– «Звезда» на латинском и есть Стелла. Какие еще доказательства тебе нужны?

– Ох, ну извини.

Повисло неловкое молчание. Энтони с досадой смахнул чудо‑букет со стола. Сел рядом со Стеллой, на нее не глядя, вздохнул.

– Как интере‑е‑есно! – протянул Вик, ехидно любуясь на них. – Что же получается? Что вы оба, как бы сказать, отчасти родственники?

– Их разделяет двадцать семь поколений.

Все обернулись – отведя разлапистые листья пальмы, вперед выступил Джеймс. Любопытно, что он делал в кустах? Копал червячков для рыбалки? И как туда попал, если – я прекрасно это видела – следом за нами в дверь не входил? И где, любопытно, он потерял удочку?

– За двадцать семь поколений, – повторил Джеймс, – в крови Энтони осталась едва ли капля ее крови.

– Тоже явился, – усмехнулась Стелла. – Пришел поддержать своих щенков?

– Как же я мог пропустить столь серьезный разговор! – воскликнул он. – Итак, раз уж мы все здесь собрались, одна большая, дружная семья, пожалуй, ты можешь начинать, Стелла. Твоя история будет интересна не только Энтони, мы все с удовольствием тебя послушаем. Правда, дети?

– Что же, – озлилась Стелла, – я сейчас должна перед вами исповедаться?

– Нет‑нет, зачем же, – взмахнул рукой Джеймс, – исповедоваться вовсе не обязательно. Просто представь себя перед судом присяжных. Начинай, пожалуйста, мы ждем.

И он уселся, сложив руки на груди, склонив голову набок, – само внимание!

Стелла насупилась. Но делать нечего – пришлось говорить. (Именно насупилась, подчеркиваю, а не нахмурилась. И хотя ее, попросту сказать, приперли к стенке, сочувствия к ней у меня не возникло ни крошки. Не понимаю, почему все писатели вечно измеряют переживания каплями, а не вразвес!)

– Да, – вздохнув, призналась она наконец, – я была замужем за исчадием ада. Я родила от него двоих детей, двух очаровательных девочек. Поначалу я не подозревала, кто был моим мужем. Я даже считала свой брак удачным, а себя – счастливой…

Голос Стеллы дрогнул. Не поднимая глаз, она теребила веточку орхидеи, по одному обрывая с цветков лепестки. Но справилась с волнением и продолжила:

– Я была молода и глупа. Я влюбилась в красивого дворянина, к тому же чертовски богатого. Он был похож на тебя, Энтони. Такой же искренний, открытый взгляд…Я не считала себя ему ровней. Я даже представить себе не могла, что он обратит на меня внимание. И когда Арман сказал, что любит меня, едва не сошла с ума от счастья…

Рассказ вновь прервался. Стелла, низко склонив голову, потерла сухие глаза ладонью.

Честно сказать, слушать было как‑то неловко. Как чужой дневник читать без разрешения. Я б с удовольствием избежала этого удовольствия. Правда, мое субъективное мнение здесь никого не интересовало.

– Арман твердил, что любит меня. Я ему верила. Я и в самом деле была ему нужна – ради наследника. А потом, получив сына, он собирался использовать меня в одном из своих сатанинских ритуалов. Ведь Арман разглядел во мне ведьму раньше, чем я сама об этом узнала. Он просто меня использовал… Только вот я не желала становиться сорок девятой жертвой чернокнижника. Я убила чудовище, пока он еще был уязвим.

– Ты убила мужа. Но этим дело не кончилось, – а милой улыбкой подсказал Джеймс.

– Да, я убила Армана, – кивнула Стелла, и в голоса ее зазвучало отчаяние. – Но чудовище жаждало возвращения. Зло могло возродиться в любом из потомком графа, в любом из сыновей нашего рода.

– И жребий пал на меня, – задумчиво произнес Энтони.

– Да, мальчик мой, – поспешил вставить Джеймс – Однако ты напрасно полагаешь, будто до тебя в семь рождались лишь дочери. Никакой сверхъестественной мистики тут не было и в помине. Правильно я говорю, Стелла?

– Сыновья рождались редко, – глухо сказала Стелла. – За все эти поколения ты лишь четырнадцатый.

– Но никто из мальчиков не доживал до таких лет, как ты, Энтони, – продолжил за нее Джеймс – Все умирали во младенчестве, так сказать, едва попав на грешную землю. Верно, Стелла?

– Они должны были погибнуть, – кивнула она, и глаза ее заблестели. – Должны. Я не могла позволить чудовищу возродиться. Это мое проклятие. Я должна убивать собственных детей. Но сама умереть не могу.

Тут самообладание ее покинуло, и слезы градом покатились по перекошенному лицу. Бог ты мой, вот так история!…

Энтони сжал побелевшие губы, смотрел в одну точку. Будто окаменел.

– Ты не должен был появиться на свет, – всхлипнула Стелла. – Я сделала для этого все возможное. Я следила за моими дочерьми, за дочерями моих дочерей – и дальше, и так все шестьсот лет. Я подстраивала несчастные случаи, крала младенцев, насылала чары на беременных.

Я совершила все преступления, какие только возможны в мире, лишь бы не дать Злу возродиться, не оставить чудовищу шанса! В конце концов в живых осталась лишь Анжелика, твоя прабабка, Энтони.

– И ты не придумала ничего лучше, – произнес Джеймс, – как с ней подружиться.

– Это получилось случайно. Да, мы познакомились. Я больше не могла этого вынести – постоянно скрываться, выслеживать, убивать. Я сходила с ума. – Анжелика была очаровательной девушкой, – продолжила Стелла, промокнув глаза платочком, любезно одолженным Джеймсом. – Да‑да, Тони, твоя прабабка тоже когда‑то была молода и красива. Она обожала карты Таро, астрологию и прочую чепуху. В ней чувствовалась способность к предвидению.

– Я знаю, – кивнул Энтони.

– Я открыла Анжелике тайну нашего рода, – призналась Стелла, – и потребовала дать клятву никогда не выходить замуж. Потом я уехала из этого города и не возвращалась больше сорока лет. Если не стареешь, невозможно долго жить на одном месте. Мне постоянно приходилось переезжать. Когда же я вернулась и снова разыскала Анжелику, она жила одна и заверила меня, что сдержала свое обещание. После я даже проверила по документам – она действительно ни с кем не заключала брака и второго человека с ее фамилией на свет не появилось. – Теперь ты понимаешь, – заключила Стелла, обернувшись к Энтони, – каким для меня потрясением оказался твой рассказ о доставшемся тебе наследстве, твое появление в моем доме с этими браслетами на руках. Я надеялась, что со смертью Анжелики кончится срок моего проклятия. Но все только началось…

– Анжелика была прирожденной гадалкой, – улыбнулся Тони. – Еще в детстве она предсказала себе несчастный брак. Потому‑то так легко согласилась никогда не выходить замуж. Вырастить дочь это обещание ей нисколько не помешало. И ко времени твоего возвращения Ирма успела сменить фамилию, доставшуюся от отца, ведь ей выходить замуж никто не запрещал.

– А после уж и наша мама дважды сбегала под венец, – тоном любящего дядюшки подхватил Джеймс, – заметь, тоже каждый раз меняя фамилию. Следы были запутаны отменно, что и говорить. Одного в толк не возьму – как же вас все‑таки угораздило встретиться?

Ни он, ни она глаз друг с друга не сводили. Прямо двое любовников – не поймешь, то ли сейчас целоваться бросятся, то ли придушат один другого.

– Но мы встретились, – сказал он.

– Встретились, – кивнула она.

– И ты решила меня убить.

– Я должна была это сделать.

– Поэтому ты сожгла собственную квартиру? Но зачем же тогда включила пожарную сигнализацию?

– Я думала, ты не выживешь.

– Но я выжил. И четыре года считал себя убийцей. Четыре долгих года и семь месяцев. Где ты была все это время?

– Пыталась проникнуть в замок. Искала способ избавиться от Книги.

– Ах, какая самонадеянность! – воскликнул Джеймс‑Только зря старалась.

– Но когда поняла, что у тебя ничего не выйдет, ты снова вернулась ко мне, – продолжил Тони. – Ты наняла демонов, подстраивала ловушки. Но вместо меня погибли Линда и Сандра. Они‑то чем тебе помешали?

– В их смерти вини не меня, – твердо ответила Стелла.

– Кого же? – прищурился Энтони.

Она не ответила. Взгляд ее остановился на Джеймсе.

 

 

* * *

Мир вокруг замер. По мановению руки застыли на ветвях листья, слова повисли в тишине, все остановилось. Время будто выключилось.

– Зачем ты это сделал? – спросил Энтони.

Только он и Джеймс остались «живыми» среди статуй.

Никто не шевелился. Даже мотылек, беззаботно порхавший над цветами, застыл в воздухе – словно осенний лист, приколотый булавкой к пустоте.

– Хочу сказать тебе кое‑что, – заявил Джеймс, – без лишних свидетелей.

– Что сказать? Признаться, что это ты убил моих близких?

– Какие громкие слова! «Убил»! Все люди смертны, мой мальчик, рано или поздно умрут все, кого ты любишь. Я лишь использовал смерть этих двоих – тебе же на пользу. И здесь нет ничего плохого, потому что с каждой такой потерей ты приобретаешь гораздо большее. Ты становишься свободнее, сильнее, жестче. У тебя не останется уязвимых мест, которыми могли бы воспользоваться твои враги.

– Ты всегда говорил, что моя сила в боли…

– Именно, мальчик мой! Она утверждает, что ты копия Армана? – Он подошел к застывшей Стелле и всей пятерней задорно взъерошил ей волосы, будто собаку погладил. – Глупая ведьма. Прожила на свете столько лет, а разума не набралась. Ты не Арман. Ты даже не похож на него. Он слишком многого боялся. И не видел дальше своего носа. Дом, жена – вот предел его мечтаний. Я хотел подарить ему мир, поднести на блюдечке – а он испугался протянуть руку и взять. В нем не было твоей смелости. Вскоре я понял, – продолжал Джеймс, увлеченный собственной откровенностью, – Арман подходит лишь для первой части моего плана. Он мог собрать в себе огромную энергию, однако управлять ею был не способен. Потребовался наследник, который, получив такое могущество, был бы в состоянии им воспользоваться. И здесь своевольная женитьба графа сыграла мне на руку. Хотя, если б его выбор пал на другую ведьму, мне не пришлось бы ждать тебя так долго. – Кстати, думаешь, одна лишь Стелла горела желанием тебя убить? Как бы не так! Поверь, мой мальчик, мне стоило немалых трудов сохранить тебе жизнь, оградить тебя от всевозможных альтруистов, стремящихся избавить мир от потенциальной угрозы. Но клянусь Небесами! – воскликнул Джеймс, похлопав его по плечу. – Ты стоил потраченных сил и времени. Так получилось, что ты стал обладателем особого дара, о котором и мечтать не смел твой предок. Дар этот только твой – от рождения до самой смерти, и никто не может его отнять. Ты чувствуешь то, что чувствуют другие, – и в этом твоя власть над ними. Ты не обманешься, зная, когда тебе лгут. Ты знаешь, что чувствует твой враг, когда ты убиваешь его. Каждый раз, пересилив боль смерти, ты становишься выше ее. Ты становишься сильнее. Ты познаешь всю глубину боли, пройдешь всю степень мук и страдания – и ты все преодолеешь, ты станешь неуязвим. Очень скоро ничто в мире не сможет тебя остановить. Позже ты поймешь, что и в боли есть своя особая прелесть. Ты узнаешь, как страдание – чужое страдание – может принести ни с чем не сравнимое удовольствие! Каждое новое испытание делает тебя сильней – так сталь клинка закаляется в жарком огне горна. Ты должен благодарить Стеллу, – добавил он. – Она была прекрасной учительницей. Как это ни жестоко, но от детской доверчивости она тебя излечила. Да и затея с седобородым Альвисом оказалась весьма кстати. Ты проявил себя очень неплохо для первого серьезного дела. А заодно избавил меня от надоевшего знакомства. Да, ведьма отлично сыграла свою роль, – заключил Джеймс, потирая руки. – Пожалуй, от нее уже можно избавиться. Конечно, чуть попозже – пусть она увидит наш триумф, она это заслужила. Очень скоро мы покажем миру, на что мы способны. Твоя сила и мой опыт отлично дополнят друг друга. Мы заставим содрогнуться землю, Небеса и ад застонут. Мир увидит, что боги могут умирать не только в легендах. Мы будем править вдвоем – как Отец и Сын. Согласен, мой мальчик?

– Разве я могу сказать «нет»?

– Ну конечно, – рассмеялся Джеймс – Кто же не хочет стать властелином мира!

Смеясь, он щелкнул пальцами, и мир вокруг вновь ожил.

 

 

* * *

– Кого же? – спросил Энтони.

Вместо ответа Стелла взглянула на Джеймса… Точнее, на то место, где секунду назад стоял Джеймс. Она вздрогнула и вскинула на Энтони испуганные глаза.

– Мальчик мой, ты ничего не хочешь ей сказать? – поинтересовался Джеймс, очутившийся вдруг ровно у меня за спиной. О, светлоокий Фрейр. Так и заикание подхватить недолго!…

– Что он имеет в виду? – насторожилась Стелла.

Похоже, им обоим хорошие манеры прививали одни и те же учителя – как будто не знают, что говорить о присутствующих в третьем лице невежливо!

– Ты говорила, что не можешь умереть, – начал Энтони. – Ты считаешь это своим проклятьем…

– Что же это, по‑твоему, – перебила Стелла, – благословение Божье – видеть, как все вокруг умирают, и веками скитаться по миру?!

– Бессмертной тебя сделал твой муж,‑прервал ее Тони. – Он сделал это, чтобы никто и ничто не могло причинить тебе вред.

Стелла замолкла, лишь растерянно хлопала глазами Известие это явно ее потрясло. Такого сюрприза от покойного графа она не ожидала.

– Итак, дети мои, – бодро воскликнул Джеймс – Солнце садится. Когда луна поднимется над горизонтом, буду ждать вас всех у дверей часовни. А пока еще есть время хорошенько отдохнуть. Сегодня нас ожидает удивительная ночь!

Когда все покинули оранжерею, я подошла к Энтони. Он остался, в задумчивости смотрел на брошенные на полу цветы.

– Какие планы? – спросила я. Но он покачал головой:

– Извини. Мне нужно побыть одному.

– Конечно, я понимаю. Но если понадоблюсь – душу излить или, там, помочь придушить кого‑нибудь, – я буду у себя в комнате. Окей?

Но он не пришел.

Я ждала час, другой. Сидела в распахнутом окне, наплевав на жуткий сквозняк, рискуя вывалиться и подхватить насморк. Я дыру протерла джинсами в подоконнике, а в горизонте глазами. Я ждала его – и восход луны.

Луна появилась раньше.

 

ГЛАВА 61

Последнее полнолуние

 

Когда над горизонтом показалось ночное светило, я слезла с подоконника и отправилась к часовне.

Джеймс и Стелла уже были там. Поджидали остальных и от нечего делать вяло перебрасывались вербальными шпильками. (Я имею в виду – переругивались, но без азарта.) Оба облачились в смешные балахоны с капюшонами а‑ля «грегорианские монахи». На Стелле был синий атласный, с бисерными пуговичками, до пяток, а на Джеймсе – строгий черный бархатный, с модными бордовыми вставками‑треугольничками на плечах.

– Мадемуазель! – воскликнул Джеймс, завидев меня. – А вы почему не надели форму?

– Какую еще форму? – удивилась я.

– Как какую? Разве горничные вам ее не принесли?

– А, такой черненький халатик, как ваш, да? Принесли. Я‑то подумала, что это новое покрывало для кровати. Они его еще так расстелили красиво…

В сгущающихся сумерках к нам присоединился Вик. На бегу застегивая молнию на сутане, поинтересовался:

– Я не опоздал? А чего вы тут в темноте делаете? – и взмахом широкого рукава зажег пару факелов, воткнутых в косяк по обеим сторонам ворот часовни.

– Нет, в таком виде положительно нельзя участвовать в ритуале, – покачала головой Стелла, разглядывая меня.

И в этом Джеймс с ней согласился.

– Для успешного проведения обряда, – сказал он, – в одежде участвующих не должны присутствовать узлы, застежки, ремни и пояса, а также кольца, браслеты и цепочки.

– Пуговицы можно, – вставила Стелла.

– У вас же, мадемуазель… – Он снова оглядел меня с ног до головы.

А у меня что? У меня полный порядок! На топике бретельки завязаны бантиками, клепчатый ремешок в брючках на блестящей пряжке, да по паре стразовых застежек на каждой босоножке. Только и всего.

– В крайнем случае можно расстегнуть… – с сомнением предложила Стелла.

– Еще чего! – возмутилась я. – Если расстегну пояс, то упадут штаны. А если расстегну босоножки, тогда упаду я!

Конец спору положило появление Энтони. Одет он был не лучше меня – единственно, что вместо бретелек на вороте футболке был шнурок, а вместо босоножек – кроссовки, тоже, между прочим, завязанные бантиками. Но, взглянув на хмурое лицо воспитанника, Джеймс только вздохнул и пригласил всех войти.

Кажется, я уже упоминала о том, что в эти выходные часовня поменяла свое местоположение и придвинулась ближе к замку, встав почти вплотную. А теперь я могла воочию убедиться, что и внутри она претерпела изменения.

Мне и раньше казалось, что внутреннее пространство не соответствует скромным размерам строения. Но теперь зал сделался вовсе огромным.

Сегодня вместо свечей вдоль стен были расставлены какие‑то жаровни на высоких треногах, наполненные ароматными смолами. Длинные язычки пламени вздымались вверх, разливая в воздухе незнакомые, пьянящие запахи. Жуткая пирамида из костей, черепов и оружия была разобрана и аккуратно сложена в два ряда, обозначив дорожку от открывшегося колодца до ступеней, ведущих к трону. Таинственный престол по‑прежнему посверкивал монолитом черного камня. Ох, сдается мне, не для светлого духа он здесь поставлен…

– Вик Ронан! Что ты там возишься? – прикрикнул Джеймс на замешкавшегося в дверях помощника. Тот поспешно обернулся, подозрительно быстро спрятав руки за спиной:

– Ничего. Вы идите, идите. Я тут пока дверь закрою.

Однако Джеймс убедительному тону не поверил.

– Что ты там прячешь? Ну‑ка покажи руки! – велел он.

Вик послушно продемонстрировал пустые ладони – сначала правую, потом левую. Джеймс покачал головой.

– Надеюсь, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы быть благоразумным, – строго предупредил он.

Воспользовавшись минутной заминкой, ко мне подошел Энтони.

– Венера, – тихо сказал он, – ты должна обещать мне одну вещь.

– Нет проблем, – кивнула я, даже не подозревая, что он имеет в виду.

– Обещай мне, – сказал он, – если я перестану быть самим собой, если я превращусь в чудовище, ты убьешь меня. Пожалуйста. Мне больше некого об этом просить.

Я не знала, что ответить. Справлюсь ли я? Смогу ли? Хватит ли у меня сил убить не чудовище – его, Энтони?… Он незаметно сунул мне в руку завернутый в платок стилет. Сквозь тонкую ткань ощущались холод узкого лезвия, крестовина рукояти.

С глухим стуком затворились двери. Огонь в светильниках встрепенулся и разгорелся еще я<