Вторая причина: подлинная любовь – личный обмен

 

В середине 90‑х годов состоялась богословская конференция протестантской деноминации, на которой один из выступающих сказал: «По‑моему, теория искупления нам вообще не нужна: ни к чему эти распятия, кровь и прочие ужасы»⁷. Почему бы нам не сосредоточить внимание на учении о том, что Бог – это Бог любви? Ответ таков: если вычеркнуть крест, Бога любви у нас не будет.

В реальном мире взаимоотношений невозможно любить людей, у которых есть проблемы или потребности, и при этом не разделять их или даже не пытаться поставить себя на место этих людей. Вся подлинная любовь, преображающая жизнь, связана с подобным обменом в той или иной форме.

От нас почти не требуется усилий, чтобы любить человека, который счастлив и у которого все в порядке. Но задумаемся об эмоционально страдающих людях. Невозможно слушать и любить таких людей и оставаться невозмутимо спокойным. Ваши слова могут вызывать у собеседников прилив сил и уверенности, но это возможно лишь в том случае, если вы эмоционально выкладываетесь во время таких разговоров. Или вы, или они: чтобы эмоционально подбодрить их, вы должны быть готовы к эмоциональным затратам.

Еще один пример. Представьте себе, что вы общаетесь с человеком, который ни в чем не виноват, тем не менее за ним охотятся тайные агенты, правительство, некая влиятельная организация. Он обращается к вам за помощью. Если вы откажетесь, он скорее всего погибнет, но если вы встанете на его сторону, вам, человеку, который еще совсем недавно находился в полной безопасности и был уверен в этом, грозит смерть. Такие ситуации часто возникают в фильмах. Опять‑таки, или он, или вы: благодаря вашему вмешательству у этого человека прибавится уверенности, – но лишь потому, что вы согласитесь вместе с ним страдать от неопределенности и уязвимости.

Возьмем родительские обязанности: дети появляются на свет совершенно беспомощными. Они не в состоянии быть самодостаточными и независимыми, если родители на долгие годы не расстанутся с большей частью своей независимости и свободы. Если вы не позволите детям мешать вам работать и развлекаться, когда захочется, и будете заниматься ими только когда вам удобно, дети будут развиваться лишь физически. Их эмоциональные потребности останутся неудовлетворенными, дети будут расти беспокойными и чрезмерно зависимыми. Выбор очевиден: вы можете пожертвовать либо своей свободой, либо свободой детей. Они – или вы. Чтобы ваши дети чувствовали себя любимыми, у вас должно убавиться того, чего прибавится у них. Вам придется приобщиться к их зависимости, чтобы, в конце концов, они могли изведать свободу и независимость, которыми пользуетесь вы.

Преображающая жизнь любовь к людям, имеющим серьезные потребности, – замещающее жертвоприношение. Если между вами образуются личные узы, в каком‑то смысле слабости этих людей перейдут к вам, а ваша сила – к ним. В книге «Крест Христа» Джон Стотт пишет, что это замещение составляет ядро христианской идеи:

 

Сущность греха в том, что мы, люди, подменяем собой Бога, а сущность спасения в том, что Бог заменяет собой нас. Мы… ставим себя в такое положение, занимать которое достоин только Бог; Бог… ставит себя в положение, которого заслуживаем мы⁸.

 

Если это верно, как может Бог быть Богом любви, если Он не причастен лично к тому же насилию, угнетению, горю, слабости и боли, которые терпим мы? Ответ состоит из двух частей. Во‑первых, Бог не может им быть. Во‑вторых, из основных мировых религий только одна утверждает, что Бог причастен к страданиям.

 

Великая перестановка

 

Джоанн Террел писала о том, как приятель ее матери убил ее. «Мне требовалось найти связь между маминой историей, моей историей и историей Иисуса», – объясняла она. Эту связь она обрела в понимании смысла креста, а именно в том, что Иисус пострадал не только ради нас, но и вместе с нами. Он узнал, каково это – претерпеть бичевание в буквальном смысле слова, не поддался запугиванию людей, облеченных властью, и поплатился своей жизнью. Он добровольно занял место рядом с теми, кто не имел никакой власти и страдал от несправедливости⁹. Как писал Джон Стотт, «я никогда не поверил бы в Бога, если бы не крест. В мире, полном боли, как можно чтить Бога, который неуязвим для нее?»

Следовательно, при правильном понимании история креста не может побуждать угнетенных просто мириться с насилием. Страдая за нас, Иисус чтил справедливость. Но когда Иисус страдал вместе с нами, он был отождествлен со всеми угнетенными мира, а не с их угнетателями. Всякая любовь, преображающая жизнь, влечет за собой перестановки, а в данном случае мы имеем дело с величайшей переменой мест. Бог, обладатель высшей власти, меняется местами с отверженными, бедными и угнетенными. Пророки всегда воспевали Бога как того, кто «низложил сильных с престолов и вознес смиренных» (Лк 1:52), но они и помыслить не могли, что сам Бог сойдет со своего высшего престола и будет страдать вместе с угнетенными, дабы они могли возвыситься.

Такое понимание креста означает, что он показал и преодолел любовь этого мира к силе, могуществу и высокому положению. На кресте Иисус побеждает, проигрывая, добивается триумфа через поражение, достигает силы с помощью слабости и служения, приходит к богатству, отдавая все, что имеет. Иисус Христос ставит все ценности мира с ног на голову. Как пишет Н. Т. Райт,

 

в конце концов, настоящий враг здесь – не Рим, но силы зла, которые стоят за гордостью и жестокостью людей…

[На кресте] Царство Бога уже празднует свою победу над царствами мира, потому что Иисус отказался участвовать в порочном круге насилия. Он готов любить врагов. Он подставит другую щеку. Он пройдет еще одно поприще¹⁰.

 

Эта перевернутая модель настолько противоречит представлениям и обычаям мира, что создает «иное царство», другую реальность, контркультуру среди тех, кто был преображен случившимся. В этом мирном царстве происходит изменение ценностей нашего мира по отношению к власти, признанию, положению в обществе и богатству. В новой контркультуре христиане воспринимают деньги как то, что следует отдавать. Власть – как то, чем пользуются исключительно для служения. Расовое и классовое превосходство, приобретение капитала и власти в ущерб окружающим, жажда популярности и признания – все эти обычные приметы человеческой жизни противоположны установкам тех, кто понял смысл креста и приобщился к нему. Христос создает совершенно новый жизненный порядок. Те, на кого повлияла великая перестановка, связанная с крестом, уже не нуждаются в самооправдании с помощью денег, положения в обществе, карьеры, возможности гордиться своей принадлежностью к конкретной расе или классу. Так крест создает контркультуру, в которой секс, деньги и власть перестают управлять нами и применяются скорее для того, чтобы даровать жизнь и строить сообщество, а не разрушать.

Чтобы понять, почему Иисус должен был умереть, важно помнить и результат креста (дорогостоящее прощение грехов), и характерные особенности креста (переворот ценностей этого мира). На кресте не утрачивается ни справедливость, ни милосердие – и то, и другое осуществляется одновременно. Смерть Иисуса была необходима, чтобы Бог отнесся к справедливости со всей серьезностью и при этом продолжал любить нас. То же внимание и к любви, и к справедливости должно присутствовать во всех наших взаимоотношениях. Мы ни в коем случае не должны смиряться с несправедливостью. Иисус отождествил себя с угнетенными. Но нам не следует пытаться злом одолевать зло. Иисус простил своих врагов и умер за них.

В таком случае, для чего Иисусу пришлось умереть? Даже Он сам задавался этим вопросом. В Гефсиманском саду Он вопрошает, нет ли другого пути. Его нет и не было. На кресте в муках Он восклицает: «Для чего?!» Для чего Его оставили?¹¹ Зачем это понадобилось? Библия дает ответ: для нас.

 

Рассказ о кресте

 

Я пытался объяснить, что совершил ради нас Иисус, когда умер. Для этого я выделил несколько принципов. Но я не могу воздать должное учению о кресте. Великую писательницу Фланнери О'Коннор однажды попросили «в двух словах» объяснить смысл одного из ее рассказов. И услышали от нее язвительный ответ: если бы она могла изложить смысл в двух словах, то не стала бы писать рассказ. Я пытался изложить историю креста вкратце потому, что придаю большое значение этой попытке. Тем не менее в одной главе невозможно передать всю преображающую силу этого сюжета.

Мы неизменно находим особенно трогательными рассказы, персонажи которых сталкиваются с непоправимой потерей или идут на смерть, лишь бы жил кто‑то другой. Например, нет практически ни одного популярного фильма, в котором эта тема не занимала бы основное место. Один из моих любимых – «Ангелы с грязными лицами». Джеймс Кэгни играет в нем Рокки Салливана, знаменитого воротилу криминального мира, кумира всех малолетних правонарушителей города. Ему грозит электрический стул. Вечером накануне казни его навещает друг детства Джерри, которого играет Пэт О’Брайен: он вырос, стал священником и теперь прилагает все старания, чтобы уберечь городскую молодежь от участи преступников. Джерри обращается к давнему другу с шокирующей просьбой и объясняет, что это единственный способ заставить детей, с которыми он работает, свернуть с выбранного ими пагубного пути.

 

Я хочу, чтобы ты разочаровал их. Понимаешь, для этих И сотен других детей ты всю жизнь был кумиром, после смерти станешь прославленным героем, а я хочу не допустить этого, Рокки. Они должны вспоминать тебя с презрением. Должны стыдиться за тебя.

 

Рокки не верит своим ушам.

 

Ты просишь меня ломать комедию, делать вид, будто я струсил, чтобы эти дети И не думали подражать мне…

Ты просишь меня отдать единственное, что у меня осталось… Просишь, чтобы я ползал на брюхе – и это будет последнее, что я сделаю в жизни… Не выйдет. Ты слишком много просишь… Если хочешь помочь этим детям, придумай что‑нибудь еще.

 

Джерри призывает Рокки совершить великую перестановку, принести заместительную жертву. Если ты будешь цепляться за свое достоинство, говорит он, твоих почитателей ждет постыдная смерть. Но если ты умрешь постыдно, откажешься от славы, дети могут спастись. Это единственный способ помочь им утратить кумира. Рокки отказывается. На следующее утро его приводят в камеру, где должна совершиться казнь. Внезапно Рокки заходится в трусливой истерике, начинает умолять о прощении и своей унизительной кончиной совершает жертвоприношение. Такой финал всегда потрясает зрителей – я точно знаю это, потому что каждый раз испытываю потрясение и жалею о том, что не живу иначе. Такое влияние на жизнь оказывает эта история.

Еще один прекрасный пример – «Повесть о двух городах». Шарль (Чарльз) Дарней и Сидни Картон были очень похожи внешне и оба любили одну женщину, Люси Манетт. Люси выбрала Шарля, они поженились, у них родился ребенок. Действие происходит во времена Французской революции, аристократа Шарля берут под стражу, уводят в тюрьму и приговаривают к казни на гильотине.

В конце романа англичанин Сидни навещает Шарля вечером накануне казни и предлагает поменяться с ним местами. Шарль отказывается, но Сидни удается одурманить его и перенести в ждущую карету. После этого Сидни занимает место Шарля, которому впоследствии вместе с семьей удается бежать в Англию.

Той же ночью в тюрьме к Сидни приходит еще одна узница, молодая швея, тоже приговоренная к казни, и заводит разговор, думая, что перед ней Шарль Дарней. Когда она обнаруживает подмену, в ее глазах мелькает изумление, она спрашивает: «Вы за него на смерть идете?» Сидни отвечает: «Да, ради его жены и ребенка. Тсс!» Швея признается, что страх сводит ее с ума: она не знает, сможет ли достойно встретить смерть, и просит смелого иностранца держать ее за руку до самого конца. Когда приходит время, они умирают один за другим. Пока девушка смотрит на Сидни, она почти спокойна, его вид служит ей утешением и надеждой.

Эта девушка боялась не выдержать тяжести выпавшего ей испытания. Силы уже оставляли ее, но, потрясенная жертвой, принесенной ее товарищем по несчастью, она стойко встретила смерть.

Трогательно? Да, но Благая весть лучше¹². Рассказы о самопожертвовании всегда волновали меня до глубины души. Благодаря им я принимал решение быть смелым и бескорыстным. Правда, выполнить собственное решение мне никогда не удавалось. Эти истории задевали мои чувства и вызывали укол совести, но в целом стремления моего сердца оставались неизменными. Мной по‑прежнему управляла потребность доказать свою значимость окружающим, снискать одобрение и признание, управлять отношением людей ко мне. Пока эти опасения и потребности имели надо мной такую власть, в своем желании измениться я почти ничего не добился.

Однако Благая весть – не просто трогательный вымышленный рассказ о ком‑то постороннем. Это истинная история о нас. На самом деле мы – ее герои. Мы – те самые правонарушители; чтобы спасти нас, Иисус отдал нечто более ценное, чем мирская слава. Кроме того, Иисус пришел к нам в нашу темницу и, несмотря на наше нежелание быть спасенными, занял наше место. Швею растрогала жертва, которая предназначалась даже не ей. Насколько же больше сил может вселить в нас открытие, что Иисус отдал ради нас Себя самого, поменялся с нами местами?

 

Благая весть – это истинная история о нас

 

Могу сказать только, что, глядя на эти истории со стороны, я был тронут, но когда понял, что в действительности участвую в истории Иисуса (а Он – в моей), это знание преобразило меня. Наконец были вытеснены страх и гордыня, владевшие моим сердцем. Смерть Иисуса ради меня помогла мне смириться, избавила от гордыни. А сознание, что Иисус умер за меня с радоствю, защитило меня от страха.

 

Примечания

 

¹ К. С. Льюис, Письма к Малькольму: о молитве (С. S. Lewis, Letters to Malcolm: Chiefly on Prayer, Harcourt Brace, and World, 1964), c. 106.

² Подробнее о примере прощения у Бонхеффера см. главу 1, «Цена прощения: Дитрих Бонхеффер и совершенствование теории и практики христианства» в книге: Л. Грегори Джонс, Олицетворяя прощение: богословский анализ» (L. Gregory Jones, Embodying Forgiveness: A Theological Analysis, Eerdmans, 1995).

³ Дитрих Бонхеффер, Цена ученичества (Dietrich Bonhoeffer, The Cost of Discipleship, Macmillan, 1967), c. 100.

⁴ Эберхард Бетге, Дитрих Бонхеффер, под ред. Письма и статьи из тюрьмы, сокращенное издание (Eberhard Bethge, Dietrich Bonhoeffer, eds. Letters and Papers from Prison, London: SCM Press, 1953), c. 144.

⁵ Обвинение в том, что крест – это проявление насилия над божественным младенцем, по‑видимому, подразумевает, что Отец на небесах – истинный Бог, а Иисус – божественная сущность иного рода, которую убивают. Но это противоречит христианскому учению о Троице. Христиане верят, что хотя Отец и Сын – обособленные личности, они представляют собой одну и ту же сущность и материю, поэтому когда Иисус берет на себя цену прощения, значит, это делает Бог. Подробнее о Троице см. в главе 13.

⁶ Здесь уместен пример. Представьте себе, что вы гуляете по берегу реки вместе с другом, и этот друг неожиданно объявляет вам: «Я хочу показать тебе, как сильно тебя люблю!» С этими словами он бросается в реку и начинает тонуть. Как вы поступите? Воскликнете: «Как он любит меня!»? Разумеется, нет. Скорее, озаботитесь душевным состоянием друга. А если в том же примере, гуляя вдоль реки с другом, вы случайно упадете в реку? Плавать вы не умеете. Предположим, что друг прыгнет в воду вслед за вами, подтолкнет вас к берегу, а сам не справится с течением и утонет. Тогда вы воскликнете: «Вот как он любит меня!» Пример с Иисусом неудачен, если это всего лишь пример. Если нет опасности, от которой нас требуется спасти, если нас не спасает от гибели такой выкуп, как Его смерть, тогда этот пример жертвенной любви не трогает и не преображает жизнь – он выглядит безумием. Если Иисус умер не вместо нас, Его смерть вовсе не является трогательным примером жертвенной любви.

⁷ Процитировано у Давида Ван Бьема, «Почему Иисус должен был умереть?» (David Van Biema, “Why Did Jesus Have to Die?” Time, April 12, 2004, c. 59).

⁸ Джон Стотт, Крест Христа (John Stott, The Cross of Christ, Inter‑Varsity Press, 1986), c. 160.

⁹ История Джоанн Террел приводится у Ван Бьема в статье «Почему Иисус должен был умереть?», с. 61. Цитата из Джона Стотта находится на той же странице.

¹⁰ Том (Николас Томас) Райт, Настоящее христианство, Simply Christian, с. 153, 154 русского издания.

¹¹ Мф 27:45–46.

¹² «Евангелия содержат… сюжет с более широким смыслом, охватывающий сущность всех [других] сюжетов. Но этот принадлежит миру и истории… это высший сюжет, он является истинным». Дж. Р. Р. Толкин, «О волшебных сказках» (J.R.R. Tolkien, “On Fairy Stories,” in The Tolkien Reader, Del Rey, 1986).

 

 

Реальность воскресения

 

 

«Вопрос мой – тот, который в пятьдесят лет привел меня к самоубийству, был самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека… – тот вопрос, без которого жизнь невозможна… Вопрос состоит в том: „Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра, – что выйдет из всей моей жизни?“… Еще иначе выразить вопрос можно так: „Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?“ Лев Толстой, «Исповедь»

 

Изучая в колледже философию и религию, я узнал, что воскресение Иисуса представляет серьезную историческую проблему независимо от того, под каким углом мы рассматриваем ее. Большинство современных историков придерживаются философского допущения, что чудес попросту не бывает, в результате проблематичными становятся и утверждения о воскресении. Но если мы не верим в воскресение, нам нелегко объяснить, каким образом была основана христианская церковь.

Несколько лет назад у меня обнаружили рак щитовидной железы. Он был операбельным, его успешно удалили хирургическим путем и вылечили с помощью терапии. Но если перефразировать Сэмюэла Джонсона, слово «рак», относящееся непосредственно к тебе, при любых обстоятельствах вызывает поразительную умственную сосредоточенность. Во время лечения я открыл для себя «Воскресение Сына Божьего» Н. Т. Райта – новейший взгляд на воскресение Иисуса. Я внимательно прочитал этот труд и отчетливо понял, что вопрос этот не просто исторический и философский. Он сочетает в себе оба качества, но не только их. Если уж на то пошло, он полностью преображает нашу жизнь.

 

Если Иисус действительно воскрес, значит, мы уже не можем просто жить так, как хотим

 

Иногда ко мне обращаются со словами: «У меня возникают серьезные затруднения с воскресением как аспектом христианского учения. Мне нравится этот элемент христианской веры, но вряд ли я смогу его принять». Обычно я отвечаю: «Если Иисус воскрес из мертвых, вам придется признать все, что Он говорил; если не воскресал – зачем вообще беспокоиться о Его словах? Здесь основной вопрос не в том, нравятся вам Его учения или нет, а в том, воскресал ли Он из мертвых». Так чувствовали себя люди, первыми услышавшие о воскресении. Они знали: если это правда, значит, мы уже не можем жить так, как хотим. И вместе с тем это означает, что нам уже незачем бояться ни римских мечей, ни рака – ничего. Если Иисус воскрес из мертвых, все разом изменилось.

Но воскрес ли он? Обратимся к доводам и доказательствам, аргументам и контраргументам.

Когда речь заходит о воскресении Иисуса, большинство людей считает, что на верующих лежит основное бремя поиска доказательств, что воскресение произошло. Они не совсем правы. Воскресение также возлагает бремя и на неверующих. Мало просто считать, что Иисус не воскресал из мертвых: следует также продумать исторически убедительное альтернативное объяснение рождению церкви. Необходимо представить правдоподобное повествование о том, как все началось. Большинство людей, не верящих в воскресение Иисуса, предлагают приблизительно следующий сценарий зарождения христианства.

Согласно ему, люди в те времена не располагали научными знаниями о мире. Они охотно верили в чудесные и сверхъестественные события и легко могли поверить известию о воскресении Иисуса, потому что считали, что мертвые могут воскресать. После гибели Иисуса Его последователи были безутешны. Поскольку они верили, что Он Мессия, то им наверняка казалось, будто Он по‑прежнему с ними – направляет их, живет духом в их сердцах. Возможно, у некоторых даже бывали видения, в которых Иисус говорил с ними. За несколько десятилетий это ощущение духовного присутствия Иисуса преобразилось в рассказы о Его физическом воскресении. Эпизоды с воскресением в четырех Евангелиях были предназначены для подкрепления этой веры.

Альтернативное объяснение, предложенное выше, нашим среднестатистическим современникам может показаться убедительным, – но лишь потому, что мы не имеем представления об историческом и культурном контексте.

 

Пустой гроб и свидетели

 

Первая ошибка альтернативного объяснения – утверждение, будто эпизоды с воскресением в Евангелиях от Матфея, Марка, Луки и Иоанна были написаны позднее, спустя длительное время после самих событий. Высказывается мнение, что две основных детали этих текстов – пустой гроб и свидетели – выдумка. Это неверно.

Два первых упоминания о пустом гробе и свидетелях содержатся не в Евангелиях, а в посланиях Павла, написанных, по единодушному мнению историков, всего через 15–20 лет после смерти Иисуса. Один из наиболее примечательных текстов – 1 Кор 15:3–6:

 

Ибо я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, И что Он погребен был и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, потом двенадцати, потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили.

 

Здесь Павел говорит не только о погребении и воскресении «в третий день» (показывая, что речь идет об историческом событии, а не о символе или метафоре), но и упоминает о свидетелях. Павел указывает, что воскресший Иисус являлся не только отдельным людям и небольшим группам, но и предстал перед пятьюстами собравшимися, большинство которых было еще живо ко времени написания этого послания и могло помогать Павлу в работе над ним. Послание Павла предназначалось для церкви, следовательно, это был официальный документ, написанный для чтения вслух. Павел предлагал всем, кто сомневался в том, что Иисус являлся людям после смерти, обратиться за подтверждением к свидетелям. Этот дерзко брошенный вызов было бы легко принять, поскольку в римском мире путешествия по Средиземноморью были безопасными и относительно простыми. Павел не стал бы бросать слушателям этот вызов, если бы свидетели не существовали.

 

Христиане провозглашали телесное воскресение Иисуса с самого начала

 

Еще одна важная особенность этого текста – в том, что Павел утверждает: он ревностно передает полученное свидетельство. Критически настроенные ученые XIX и начала XX века полагали, что ранние христиане передавали популярные предания из уст в уста, изменяя их в процессе, подобно детям в игре «испорченный телефон». Но как я отмечал в шестой главе, более современные антропологические исследования показали, что в древних культурах четко различали вымысел и рассказы об исторических событиях, когда передавали и те и другие. Вносить изменения в рассказы об исторических событиях не дозволялось¹. Именно об этом заявляет Павел – что известие о воскресении он передает в том же виде, в котором услышал его из уст очевидцев.

Вдобавок библейские описания воскресения слишком проблематичны, чтобы быть фальсификациями. Во всех Евангелиях говорится, что первыми свидетельницами воскресения стали женщины. Низкое положение женщин в обществе означало, что их показания не принимались во внимание в суде. Ссылаясь на слова женщин как первых свидетельниц, церковь не могла получить никаких преимуществ, только вызвала бы сомнения в достоверности свидетельств. Единственное возможное объяснение тому, что именно женщины изображены первыми, кто увидел воскресшего Иисуса, – то, что дело обстояло именно так. Н. Т. Райт утверждает, что первых распространителей христианства наверняка постоянно убеждали не упоминать о женщинах. Однако они считали, что не могут так поступить: обстоятельства воскресения были слишком широко известны². Рассказы первых свидетелей о воскресении скорее всего приводили слушателей в трепет, радикально меняли их жизнь, эти рассказы передавали и пересказывали чаще, чем любые другие повествования о жизни Иисуса.

Кроме того, как заявляет Райт, пустой гроб и слова о личных встречах с Иисусом выглядят еще более достоверными с исторической точки зрения, когда мы понимаем, что они дополняют друг друга. Если бы упоминалось только о пустом гробе, но не о видениях, никому бы и в голову не пришло, что речь идет о воскресении. Люди предположили бы, что тело похитили. А если бы упоминались только встречи очевидцев с Иисусом, но про пустой гроб не было бы сказано ни слова, никто не сделал бы вывод, что произошло воскресение, потому что людям во все времена случалось видеть умерших близких. Только сочетание этих двух факторов убеждает, что Иисус действительно воскрес из мертвых³.

Послания Павла свидетельствуют о том, что христиане провозглашали телесное воскресение Иисуса с самого начала. Значит, гроб должен был быть пустым. Никто в Иерусалиме ни на минуту не поверил этим рассказам, если бы гроб не был пуст. Скептики без труда могли бы представить разлагающийся труп Иисуса. Кроме того, Павел не мог бы упоминать в официальном документе о том, что десятки очевидцев по‑прежнему живы, если бы таковых не существовало. Считать, что все рассказы о воскресении были сфабрикованы много лет спустя, для нас непозволительная роскошь. Как бы там ни было, гроб Иисуса должен был и вправду быть пустым, а сотни очевидцев – видеть Иисуса во плоти, воскресшим из мертвых.

 

Воскресение и бессмертие

 

Следовательно, имеются весьма правдоподобные свидетельства тому, что гроб был пуст и что сотни людей видели воскресшего Иисуса. Как пишет Райт, эти факты «подтверждены историей». Кто‑нибудь может возразить: «Но ведь это не доказывает, что Иисус действительно воскрес. Безусловно, его последователи отчаянно хотели верить, что Иисус воскрес из мертвых. Если бы кто‑нибудь украл тело, чтобы инсценировать воскресение, многим честным людям могло показаться, что они видели Иисуса, и, возможно, кто‑то из них разнес это известие, искренне веря в него».

Эта весьма распространенная гипотеза подразумевает то, что К. С. Льюис назвал «хронологическим снобизмом». Мы считаем, что наши современники отнеслись бы к известию о плотском воскресении скептически, в то время как в древности, когда люди поголовно верили в сверхъестественное, подобное известие сразу же признали бы достоверным. Это ошибочное мнение. Почти для любого преобладающего мировоззрения характерно убеждение в практически абсолютной невозможности телесного воскресения.

Н. Т. Райт приводит подробное исследование неиудейской мысли в Средиземноморье I века, как на Востоке, так и на Западе, и подтверждает, что в большинстве своем люди в то время считали воскресение в теле невозможным. Почему? Согласно представлениям древних греков и римлян, дух или душа были чистыми, а физический, материальный мир – слабым, извращенным, полным скверны. Для этих людей физическое всегда распадалось по определению, следовательно, под спасением подразумевалось избавление от тела. В соответствии с такими представлениями воскресение не просто невозможно, но и совершенно нежелательно. Ни у одной души, вырвавшейся на свободу из тела, не могло возникнуть желание вернуться обратно. Даже те, кто верил в реинкарнацию, понимали, что возвращение к жизни в воплощении означает, что душа так и не сумела спастись из плена. Целью было освободиться от тела раз и навсегда. Как только душа избавлялась от тела, возвращение к прежней жизни становилось немыслимой и невозможной нелепостью⁴.

Рассказы о воскресении Иисуса должны были также показаться невероятными и иудеям. В отличие от греков, иудеи воспринимали физический и материальный мир как благо. Смерть они рассматривали не как избавление от материального мира, а как трагедию. К наступлению времен Иисуса многие иудеи надеялись, что когда‑нибудь в будущем все праведники воскреснут во плоти, и это произойдет, когда Бог обновит целый мир, уничтожив страдания и смерть⁵. Однако согласно иудейским представлениям, воскресение было лишь одним из элементов полного обновления всего мира. О том, что отдельно взятый человек воскреснет в разгар истории, в то время как остальной мир по‑прежнему будет обременен болезнями, пороками и смертью, они и подумать не могли. Если бы иудею I века кто‑нибудь сказал: «Такой‑то воскрес из мертвых!», – то услышал бы в ответ: «Ты спятил? Разве так бывает? А почему же болезни и смерть еще не исчезли? Может, в мире уже воцарилась истинная справедливость? И волк добр к ягненку? Абсурд!» Саму идею воскресения отдельно взятого человека иудею было бы так же трудно вообразить, как и греку.

 

Во времена Иисуса люди считали плотское воскресение настолько же невозможным, каким оно является для наших современников, хотя и по другим причинам

 

Со временем те, кто скептически отнесся к рассказам о воскресении, предположили, что с последователями Иисуса случились галлюцинации: возможно, им просто показалось, что Иисус являлся к ним и говорил с ними. При этом предполагается, что идея воскресения не казалась невероятной Его последователям‑иудеям как имеющая место в их мировоззрении. Но это неверно. Выдвигалась также теория заговора, согласно которой апостолы похитили труп, а остальным объявили, что Иисус жив. Но это значило бы, что апостолы ждали от иудеев способности воспринять известие о возможности воскресения отдельно взятого человека. Такого быть не могло. В то время люди считали плотское воскресение настолько же невозможным, каким оно является для наших современников, хотя и по другим причинам.

В I веке не раз возникали и другие мессианские движения, причем новоявленных мессий нередко казнили. Тем не менее,

 

ни в одном случае мы не находим ни малейшего упоминания о последователях, сначала разочарованных этой смертью, а затем утверждающих, что их кумир воскрес из мертвых. Они знали: воскресение – далеко не частное событие. Революционно настроенные евреи, оставшиеся без лидера, казненного по приказу властей, но сумевшие избежать ареста, могли выбрать один из двух путей: забыть о революции или найти другого лидера.

О том, чтобы объявить первого лидера воскресшим, не могло быть и речи. Разумеется, если Он не воскрес на самом деле⁶.

 

Существовали десятки других претендентов на статус мессии, закончившие жизнь и служение подобно Иисусу. Почему же ученики Иисуса пришли к выводу, что его распятие – не поражение, а триумф, если не по единственно возможной причине – увидев его воскресшим из мертвых?