Политическая сторона сего края, местное управление и род дел, на меня возложенных, превышают почти все мое терпение»: сибирский генерал-губернатор М.М. Сперанский

И правит е ли С р е днего жу за

Имя Михаила Михайловича Сперанского (1772–1839), несо- мненно, хорошо известно и историкам, и правоведам, причем не только в России, но и в мире. Одним из важных и специфических этапов его многолетней и разнообразной государственной деятельно-

135

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

сти является его управление Сибирью в качестве генерал-губернатора (1819–1821). Практически все биографы этого государственного дея- теля непременно касаются «сибирского периода» его жизни и карье- ры (см., напр.: [Корф, 1861 б, с. 164–259; Raeff, 1969; Томсинов, 2006, с. 294–334]), имеется также целый ряд специальных исследований, посвященных именно деятельности Сперанского в Сибири (см., в частности: [Вагин, 1872 а; 1872 б; Ядринцев, 1876; Попов, 1879; Фатеев, 1942; Мурзина, 1950; Raeff, 1956; Дамешек, Перцева, Ремнев, 2003]).

Важность этого периода как в жизни самого М.М. Сперанского, так и в истории «Азиатской России» не подлежит сомнению — несмо- тря на сравнительно короткий период его генерал-губернаторства, а также на то, что сам Сперанский рассматривал его фактически как «пе- реходный этап», связанный с ревизией сибирских владений Россий- ской империи и преобразованиями системы управления ее азиатски- ми регионами3. Важнейшим итогом пребывания М.М. Сперанского на посту сибирского генерал-губернатора4 исследователи обоснован- но считают составленное им в 1822 г. «Учреждение для управления сибирских губерний» («Сибирское учреждение»), а также подготовку целого ряда «уставов» и «правил» по самым различным вопросам: о ссыльных и об этапах, о хлебных запасах в Сибири, о долговых обяза- тельствах между крестьянами и инородцами, о переселении казенных крестьян в Сибирь и соляном управлении в сибирских губерниях, о сухопутных сообщениях Сибири5. В рамках настоящего исследования

3 Среди исследователей распространено мнение, что М.М. Сперанский не придавал особого значения собственно ревизии и в большей степени сосредо- точился на проблемах преобразования управления восточными регионами Рос- сийской империи (см.: [Ядринцев, 1876, с. 464–465; Дамешек, 1998, с. 57–58]). Однако официальные акты и личные документы самого Сперанского убеждают в обратном. Так, в рескрипте Александра I подчеркивается цель отправки Спе- ранского в Сибирь именно для ревизии [В память, 1872, с. 106], это же отмечает и сам Сперанский в письмах князю А.Н. Голицыну от 25 июня 1819 г. и императору Александру I от 30 января 1820 г. [Сперанский, 2002, с. 610–613] (см. также: [Корф, 1861 б, с. 217, 226–228, 237–238]). Другое дело, что ревизия была ему менее интерес- на, чем возможность провести реформы системы управления.

4 Кстати, последнего, поскольку после М.М. Сперанского (в соответствии с его собственными проектами) Сибирь была разделена на два генерал-губернатор- ства — Западносибирское с центром в Омске и Восточносибирское с центром в Иркутске (подробнее см.: [LeDonne, 2000, p. 332–333]).

5 Некоторые исследователи считают, что «уставы» и «правила» представляли собой составные части «Уложения об управлении сибирских губерний» (см.: [Да- мешек, 1998, с. 63]).

136

Глава III. Казахстан в эпоху коренных преобразований (1810–1840-е годы)

для нас наиболее важным достижением М.М. Сперанского являют- ся «Устав об управлении сибирских инородцев» и особенно вышеу- помянутый «Устав об управлении сибирских киргизов». Фактически это были первые в истории России кодифицированные акты, регла- ментировавшие правовой статус кочевых подданных Российской империи и их взаимоотношение с имперскими властями, поскольку до Сперанского эти вопросы регламентировались лишь отдельными актами, нередко принимавшимися ad hoc и не обеспечивавшими по- следовательной правовой политики Российский империи на ее на- циональных окраинах.

«Устав об управлении сибирских инородцев» неоднократно при- влекал внимание исследователей — чаще всего именно сибирских, что неудивительно (см., в частности: [Светличная, 1957; Дамешек, 1975; Хоч, 1990]). «Устав о сибирских киргизах», в свою очередь, также не раз становился объектом изучения, однако исследователей в большей степени интересовали последствия этого «Устава» — существенные административные преобразования в казахском Среднем жузе (см., напр.: [Аполлова, 1960, с. 328–329; Зиманов, 1960, с. 143–193; Olcott,

1995, р. 58–61; Быков, 2003 а, с. 105–115; Алпыспаева, Саяхимова, 2013; Горбунова, Рустамова, 2013]). При этом вне внимания специалистов оставались взгляды и идеи М.М. Сперанского, которые и легли в осно- ву «Устава», послужив причиной таких радикальных преобразований среди казахов Среднего жуза, как упразднение института ханской вла- сти и прямое подчинение казахских родоплеменных подразделений сибирской пограничной администрации. Только А.Ю. Быков отме- тил, что «реформы, предложенные М.М. Сперанским для управления Сибирью, особенно Устав о сибирских киргизах являются попыткой практической реализации им своих взглядов» [Быков, 2003 б, с. 67, 68]. Однако этот тезис, в дальнейшем повторенный в монографии и док- торской диссертации исследователя [Быков, 2003 а, с. 115; 2005, с. 193], не получил дальнейшего развития.

Попытаемся вернуться к этому наблюдению и проследить, как именно личные политико-правовые взгляды М.М. Сперанского от- разились в «Уставе об управлении сибирских киргизов», т.е., по сути, как личная позиция генерал-губернатора повлияла на изменение пра- вового статуса Казахстана в составе Российской империи. Впрочем, некоторые авторы не считают, что Сперанский был единственным создателем кодификаций для кочевых народов Сибири и Казахстана, отмечая, что не меньшую роль в разработке «Устава об управлении сибирских инородцев» и «Устава об управлении сибирских киргизов»

137

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

сыграл его помощник Г.С. Батеньков, будущий декабрист (см.: [Даме- шек, 1975, с. 156–157; Gooding, 1988]). Нет оснований отвергать это мнение, однако следует иметь в виду, что окончательная редакция про- екта обоих уставов оставалась все же за Сперанским, который учел те предложения Батенькова, которые не противоречили его собственным представлениям об управлении национальными окраинами Россий- ской империи. Кроме того, следует иметь в виду, что в силу известных обстоятельств (возвышение в начале правления Александра I, затем опала и ссылка и, наконец, возвращение к государственной деятельно- сти) взгляды М.М. Сперанского претерпевали существенную эволю- цию с 1800-х до 1830-х годов, хотя и в поздний период своей деятельно- сти он не отказывался от прежних идей и представлений, «адаптируя» их под новые обстоятельства. Исследователи даже высказывают пред- положение, что в результате опалы и ссылки М.М. Сперанский мог в какой-то степени отказаться от намерения преобразования в масшта- бе всей империи и сконцентрироваться на возможностях реформы в конкретных регионах [LeDonne, 2003, р. 18–19].

По нашему мнению, именно в «Уставе об управлении сибирских

киргизов» Сперанскому удалось в большей степени отразить свои представления о государственной власти и административном устрой- стве, чем даже в «Уставе об управлении сибирских инородцев». Во-пер- вых, «инородцы», т.е. народы Западной Сибири, находились в составе Российского государства уже с первой половины XVII в., в отношении их сложились определенные традиции управления, которые реформа- тор не мог не учитывать. В свою очередь, казахи (как Младшего, так и Среднего жуза) признали российское подданство лишь в 1730-е годы и вплоть до реформы Сперанского являлись не столько подданными, сколько вассалами Российской империи с довольно неопределенным статусом. Соответственно, «Устав об управлении сибирских киргизов» представлял субъектам его правового регулирования большую авто- номию, чем «Устав об управлении сибирских инородцев», т.е. народам Сибири (см.: [Быков, 2003 б, с. 61]). Во-вторых, Сперанский считал, что «сибирские инородцы» уже в значительной степени испытали на себе российское влияние и не нуждаются в таких значительных пре- образованиях, как казаки-«киргизы». Последние, в соответствии с представлениями М.М. Сперанского (во многом заимствованными от Ш.-Л. Монтескье), относились к типу «юных обществ», на которые, в силу неразвитости собственных государственных и правовых инсти- тутов, могло быть в большей степени распространено «цивилизован- ное» право [Сперанский, 2002, с. 193–194].

138

Глава III. Казахстан в эпоху коренных преобразований (1810–1840-е годы)

Это представление М.М. Сперанского в еще большей степени окрепло по результатам немногочисленных контактов с представи- телями казахского Среднего жуза, в отличие от более частых и более конструктивных контактов с «сибирскими инородцами», в частности, с бурятами (см.: [Handley, 1984]). Несмотря на то что, отправляясь в Сибирь, он постарался получить как можно больше информации о местном коренном населении (в частности, по пути он консультиро- вался в Казани с известным востоковедом К.Ф. Фуксом [Дневник, 1872, с. 12] (см. также: [Корф, 1861 б, с. 190]), однако, вероятно, не су- мел сформировать более-менее целостного представления именно о казахах6. Вероятно, поэтому он был вынужден руководствоваться сло- жившимся со времен Екатерины II7 стереотипом о них как о народе диком и чуждом цивилизации — подобная позиция нашла отражение в его личных документах. Наиболее ярким примером является пассаж из его дневника, в котором он повествует о празднике, устроенном

«киргизами» в честь его приезда: «Вообще нет ничего отвратительнее сей одичавшей и униженной природы: это почти полузвери» [Там же, с. 26] (см. также: [Корф, 1861 б, с. 195]). Несомненно, своей миссией он считал (опять же подобно Екатерине II) приобщение этого «дико- го» народа к цивилизации, распространение среди казахов имперских политических, правовых, культурных и религиозных ценностей.

В связи с этим нельзя не сказать несколько слов о правителях Среднего жуза в то время, когда Сперанский управлял Сибирью, т.е. на рубеже второго-третьего десятилетий XIX в. Несмотря на то что казахи этого жуза (или «сибирского ведомства», как они именова- лись в российской официальной документации имперского периода)

6 Первые труды, в которых давалась подробная и разносторонняя характе- ристика казахов, появились лишь в 1820–1830-х годах — это публикация Г. Спас- ского «Киргиз-Кайсаки Большой, Средней и Малой Орды» в «Сибирском вестни- ке» (1820) и «казахского Геродота» А.И Левшина, собравшего материал для своей книги «Описание киргиз-кайсакских или киргиз-казачьих орд и степей» в 1820– 1822 гг., но опубликовавшего ее лишь в 1832 г.

7 Екатерина II высказывала подобное представление о казахах в своих указах представителям региональной администрации, которым формально были под- ведомственны казахские жузы (см.: [ПСЗРИ, 1830, т. XXII, № 15991, с. 142–144; т. XXII, № 16400, с. 612–613]). М.Б. Олкотт отмечает, что до введения в действие

«Устава об управлении сибирских киргизов» российская администрация в отно- шениях с казахами руководствовалась именно указами Екатерины II 1780-х годов [Olcott, 1995, р. 46]. Таким образом, Сперанский при разработке своих проектов мог опираться не только на идеологию екатерининского времени, но и на офици- альную правовую базу того же периода.

139

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

не причиняли столько беспокойства российским властям, как казахи Младшего жуза (соответственно, «оренбургского ведомства»), нельзя сказать, что в отношениях с ними вообще не было никаких проблем. Хан Вали, стоявший во главе Среднего жуза в 1781–1821 гг., яв- лялся довольно противоречивой личностью. С одной стороны, он, конечно, не «дотягивал» до уровня своего отца и предшественника на троне — хана Аблая, который осуществлял масштабную внутреннюю и внешнюю политику, ведя себя на равных с джунгарскими ханами (до падения ханства в 1758 г.), российскими и китайскими импера- торами и в 1770-е годы признавался едва ли не верховным ханом всех казахов. Вали еще при жизни отца стяжал себе славу довольно лег- комысленного человека и (по свидетельству его собственного внука Ч.Ч. Валиханова) был известен среди казахов под прозвищем «тен- тек», т.е. хулиган или озорник (см., напр.: [Темиргалиев, 2013, с. 165]). С другой стороны, некоторые исследователи отмечают его неплохие дипломатические способности: так, еще в правление Аблая он успеш- но осуществлял дипломатические связи с империей Цин (подробнее см.: [Хафизова, 2015]), затем, сам став ханом, умудрялся одновремен- но считаться подданным и российских, и китайских монархов, при этом не портя отношений ни с одним из своих сюзеренов [Цинская

империя, 1989 б, № 175, с. 107; Ерофеева, 2001, с. 129].

Несомненно, именно его дипломатические способности объяс- няют тот факт, что он в течение всего своего 40-летнего правления пользовался поддержкой и покровительством российских властей. Однако его собственные подданные отнюдь не разделяли мнения им- перской администрации. Еще в конце XVIII в. казахи Среднего жуза требовали отрешения хана от власти — вплоть до ликвидации ханства как института и принятия жуза под прямое российское управление [Васильев Д.В., 2014 б, с. 173–174]. Чтобы сохранить власть, Вали по- шел на компромисс и в 1795 г. сам предложил провести в Среднем жузе что-то вроде «судебной реформы Игельстрома». В результате в 1798 г. в Петропавловске был открыт Пограничный суд, однако он просуществовал лишь до 1801 г., когда (так же как и судебные органы, созданные О.А. Игельстромом) был упразднен по причине неэффек- тивности (см.: [Быков, 2003 а, с. 49]).

В дальнейшем отношение подданных к Вали-хану не улучшалось, и в последние годы своего царствования он практически не пользо- вался уважением с их стороны. Особенно ярко отражает положение сына Аблая следующий эпизод, описанный сибирским горным чи- новником И.П. Шангиным, который в 1810-е годы побывал в Казах-

140

Глава III. Казахстан в эпоху коренных преобразований (1810–1840-е годы)

стане с целью разведки полезных ископаемых. В 1810 г. хан разбирал спор двух своих подданных из племени аргын, и один из участников процесса, недовольный ханским решением, публично отвесил Вали пощечину. И хотя в соответствии с традиционным казахским правом за подобное действие он должен был поплатиться жизнью, в качестве наказания ему лишь символически отрубили… край рукава его чапана [Эпистолярное наследие, 2014 б, с. 288].

Противостояние Вали с собственными подданными привело к тому, что имперская администрация в 1816 г., чтобы сохранить за ним хотя бы часть его власти над Средним жузом, пошла на то, что при- знала его ханом-соправителем Букея — сына Борака (убийцы Абул- хайра), власть которого до самой его смерти в 1819 г. признавала едва ли не более половины жуза [Левшин, 1996, с. 283]. Неудивительно, что М.М. Сперанский, став сибирским генерал-губернатором, не поддер- живал контактов с ханом Вали и, соответственно, никоим образом не координировал с ним свои планы по преобразованиям среди «кир- гизов сибирского ведомства». Вместе с тем нельзя не подчеркнуть, что имперские власти пошли на преобразования, задуманные выда- ющимся законодателем, лишь после смерти Вали-хана, использовав ее как предлог для отмены ханской власти в Среднем жузе: тем самым они до конца демонстрировали свою поддержку этому непопулярно- му монарху — в отличие от позиции, которую заняли в отношении Нурали-хана.

Конечной целью преобразований Сперанского, как обоснованно считают исследователи, конечно же, являлось внедрение в Казахста- не имперских административных и правовых институтов [Безвикон- ная, 2002, с. 18; Быков, 2005, с. 187]. Однако он не был сторонником

«шоковой терапии» и, хотя вошел в историю как реформатор-радикал (см.: [Christian, 1976, р. 193–194]), на самом деле он придерживался идеи о постепенном, последовательном внедрении перемен в обще- стве, особенно в обществе традиционном, к каковым относились в то время казахи. Эту идею постепенности преобразований он выска- зывал как в собственных сочинениях, так и в переписке с представи- телями властей, которым предстояло реализовывать задуманные им реформы [Сперанский, 2002, с. 261–262; В память, 1872, с. 759] (см. также: [Быков, 2003 б, с. 66; Томсинов, 2006, с 328]). Надо полагать, это объяснялось отнюдь не только его теоретическими представлениями о реформе системы управления и права, но и практическим опытом, приобретенным в период правления в Сибири. В 1820-е годы Средний жуз стал ареной борьбы между Российской империей и китайской им-

141

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

перией Цин, в результате чего казахские ханы и султаны, недовольные российской политикой в Степи, неоднократно переходили в цинское подданство (подробнее см.: [Цинская империя, 1989 б ]). Сибирский генерал-губернатор знал об этом не только со слов представителей сибирской пограничной администрации, но и «из первых рук»: неко- торые казахские султаны сами направляли ему послания, в которых заверяли в своей лояльности, но намекали, что имеют и возможность перехода в подданство Цин в случае недовольства политикой сибир- ских властей (см.: [Noda, Onuma, 2010, р. 81–85]).

Вместе с тем нельзя согласиться с мнением американской иссле- довательницы М.Б. Олкотт, утверждающей, что М.М. Сперанский использовал в «Уставе об управлении сибирских киргизов» нормы казахского обычного права, в частности нормы свода «Жеты жаргы», созданного при хане Тауке на рубеже XVII–XVIII вв. [Olcott, 1995, р. 15]. Сперанский лишь в процессе подготовки «Устава» поручил чиновникам сибирской администрации задачу собрать и система- тизировать нормы казахского обычного права и соотнести их с им- перским законодательством, а приступили к этой работе они лишь в 1823–1824 гг. (см.: [Материалы, 1998, с. 32 и след.])8.

Таким образом, в основу «Устава об управлении сибирских кир- гизов» легли теоретические представления М.М. Сперанского о го- сударстве и праве, причем сформулированные в различные периоды его жизни и деятельности, а также и знания (вернее, представления) о казахах, приобретенные за время пребывания в Сибири.

Итак, какие же конкретные политико-правовые идеи М.М. Спе- ранского нашли отражение в «Уставе об управлении сибирских кир- гизов» 1822 г.? Ниже мы попытаемся выявить положения некоторых теоретических работ этого государственного деятеля, которые нашли отражение в конкретных параграфах «Устава».

Начать следует, вероятно, с идеи М.М. Сперанского о верховной власти, которая выражалась в том, что «издревле в России была власть неограниченная» [Сперанский, 2002, с. 59–60]. Вероятно, именно с этим следует связывать такую реформу в Среднем жузе, как упраздне- ние ханской власти: в соответствии с § 18 «Устава об управлении си- бирских киргизов» Средний жуз делился на округа, во главе которых стояли избираемые старшие султаны, а ниже их — волостные султа- ны, которые, в отличие от прежних ханов, являлись уже не самостоя-

8 Сама же М.Б. Олкотт ниже в своей работе отмечает, что создание «Свода степных законов» было завершено лишь в 1841 г. [Olcott, 1995, р. 59].

142

Глава III. Казахстан в эпоху коренных преобразований (1810–1840-е годы)

 

тельными монархами (пусть и вассальными по отношению к России), а, по сути, наместниками, подконтрольными имперским погранич- ным властям, и ведавшими только внутренними делами собственных округов. В этом нашел отражение еще один постулат Сперанского о верховной власти: правит один государь, остальные же управляют [Там же, с. 70]. Кроме того, вновь создаваемые органы власти имели четкую иерархию и официально подчинялись имперским погранич- ным властям, что также соответствовало идее Сперанского о едином нормативном обеспечении и единой централизованной системе всех органов власти в империи [Там же, с. 287].

Преобразования же М.М. Сперанского оказались более эффек- тивными и не встретили в Среднем жузе такой негативной реакции, как реформа О.А. Игельстрома в Младшем жузе 35 годами ранее. Успешность реформы Сперанского объясняется, на наш взгляд, не- сколькими причинами. Во-первых, казахи ко времени принятия

«Устава об управлении сибирских киргизов» уже более длительное время находились в российском подданстве, фактический контроль российской администрации над ними существенно усилился, равно как и российское влияние на казахское общество. Во-вторых, в по- следние десятилетия перед реформой Сперанского ханский трон, с одобрения российских властей, занимали довольно слабовольные правители, не имевшие реальной власти и целиком поддерживавшие российскую политику в Степи. Сохраняя на троне хана Вали, слабо- го, неэффективного и непопулярного среди собственных подданных правителя, имперская администрация фактически демонстрирова- ла казахам ненужность ханской власти. Таким образом, казахи в ка- кой-то степени уже были «морально готовы» к серьезным преобра- зованиям своей системы органов власти (см.: [Вагин, 1872 б, с. 268; Почекаев, 2009 б, с. 159–160]). Наконец, в-третьих, сам М.М. Спе- ранский, несмотря на отмеченное выше слабое знание специфики казахского общества и его политико-правовых традиций, все же су- мел найти более оптимальную альтернативу ханской власти, нежели О.А. Игельстром. Последний попытался опереться на представителей казахской «черной кости», т.е. степной аристократии, не происходив- шей от ханского рода, что вызвало резко негативную реакцию казах- ских султанов — потомков Чингис-хана. Сперанский же в качестве своеобразной «компенсации» за невозможность занять ханский трон предусмотрел в «Уставе об управлении сибирских киргизов» положе- ние о наследственном звании султанов и о выборах как волостных, так и окружных (старших) султанов из представителей соответствую-

143

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

щих ханских семейств по нисходящей линии (§ 30–31). Здесь можно усмотреть отражение еще одного принципа, высказанного М.М. Спе- ранским в его поздних сочинениях, — о сохранении владения за ро- дом прежнего «владельца» по прямой нисходящей линии и призвании боковых наследников лишь в случае пресечения нисходящей линии [Сперанский, 2002, с. 62]. В результате потомки прежних ханских ро- дов в Казахстане лишились права на высший титул, ханский, однако сохранили монополию на власть в соответствии с наследственным принципом, сформулированным Сперанским, и вместе с тем — с древней традицией, согласно которой только потомки Чингис-хана могли претендовать на верховную власть в тюрко-монгольских госу- дарствах.

Однако М.М. Сперанский отнюдь не стремился сохранить пози- ции прежних казахских монархических семейств незыблемыми — ведь это могло привести к проблемам в отношениях казахских правителей и российской администрации и создать препятствия для дальнейших преобразований в Казахстане. Напротив, он старался связать казах- скую знать с имперской сановной иерархией, действуя в соответствии со сформулированным им принципом о том, что «высший класс» дол- жен быть связан с престолом — «союзом почестей и некоторым коли- чеством собратий своих, волею монархов в сословие его вводимых» [Там же, с. 242].

Эта идея нашла отражение в «Уставе об управлении сибирских киргизов», в соответствии с § 51–55 которого все должностные лица в Среднем жузе — от окружных султанов до заседателей окружных при- казов — получали в зависимости от занимаемой должности чины в со- ответствии с «Табелью о рангах». Так, старший султан признавался в чине майора, а после занятия этой должности в течение трех трехлет- них сроков имел право на российское дворянство, заседатели окруж- ных приказов имели право на чин 9-го класса (капитан), а волостные султаны — 12-го класса (лейтенант).

Тут следует отметить, что эти положения «Устава» имели еще одно следствие, также полностью укладывавшееся в представление М.М. Сперанского о составе властной элиты в Российской империи. В разное время он высказывал мысль о том, что далеко не всегда ари- стократия проявляет достаточную компетентность в вопросах власти и управления, поэтому следует привлекать к власти также и чиновни- чество, проявившее себя на государственной службе, приветствовал отмену в свое время системы местничества в России [Там же, с. 99– 100, 205–206]. «Устав об управлении сибирских киргизов» предостав-

144

Глава III. Казахстан в эпоху коренных преобразований (1810–1840-е годы)

лял возможность получать имперские чины не только членам ханских родов, занимавших султанские должности, но и тем представителям ханской элиты, которые не принадлежали к потомкам Чингис-хана и могли рассчитывать на должности в окружных приказах. В резуль- тате в глазах российской администрации они формально ничуть не уступали по чинам и вскоре de facto (поскольку «Устав» формально не предполагал такой возможности) получили право участвовать в вы- борах на должность султанов. Уже в 1826 г. было избрано несколько волостных султанов, которые не были Чингисидами, а в 1836 г. пред- ставитель «черной кости» Шорман Кучуков (капитан русской служ- бы, пользовавшийся уважением в Степи) был избран старшим сул- таном Баян-аульского округа (см.: [Джампеисова, 2006, с. 131, 137])9. Таким образом, можно отметить, что идеи М.М. Сперанского, даже прямо не отраженные в «Уставе», тем не менее нашли применение в практике взаимодействия российских властей с казахами, позволив российской администрации сформировать класс лояльной элиты, поддержавшей и дальнейшие преобразования в государственной и правовой сфере в Казахстане — а ведь именно к этому стремился и сам Сперанский.

Но вместе с тем нельзя не отметить, что М.М. Сперанский в пол- ной мере осознавал (и даже считал истинно российской спецификой) своеобразие всех народов, пребывающих в подданстве Российской империи и обоснованно считал, что эту специфику необходимо учи- тывать в процессе преобразований [Сперанский, 2002, с. 296] (см. также: [Дамешек, 2007, с. 38])10. Возможно, именно с этим связан сам факт сохранения им системы выборов аульных старшин, волостных и окружных султанов (§ 25–50 «Устава об управлении сибирских кир- гизов») — некоего аналога курултая, традиционного института тюр-

9 Правда, официально право казахов неханского происхождения, но имею- щих имперские чины или награды, избираться в волостные и окружные султаны, было закреплено лишь в 1855 г. [ПСЗРИ, Собрание второе, т. ХХХ, отд. I, 1856,

№ 29069, с. 177]. Начиная с этого времени, казахские султаны по происхождению уже не имели сословных привилегий, которые сохранили лишь те из них, кото- рые состояли на государственной службе и имели имперские чины и награды (см., напр.: [Olcott, 1995, р. 60]).

10 В связи с этим интересно отметить замечание М.В. Довнар-Запольского о том, что современники нередко обвиняли М.М. Сперанского в увлечении ан- глийскими и французскими политико-правовыми идеями, однако император Александр I, напротив, упрекал его в чрезмерном «обрусении» европейских те- орий и апеллировании к историческому прошлому России [Довнар-Запольский, 1905, с. 7].

145

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

ко-монгольских народов и государств, на которых выбирались даже ханы11. И тем не менее в системе выборов также нашли отражение взгляды М.М. Сперанского, хотя в исследовательской литературе и высказывалось мнение, что принцип выборов был ему чужд12. Анализ сочинений Сперанского (по крайней мере ранних) свидетельствует, что он придерживался принципа выборности местных органов вла- сти (т.е., видимо тех, которые в последующей традиции стали органа- ми местного самоуправления) [Сперанский, 2002, с. 235–236], а ведь именно в качестве таковых он рассматривал и казахских управителей различных уровней, как следует из § 56 «Устава»: «Старший султан есть земский чиновник, которому по избранию его родовичей вверя- ется от российского правительства местное управление».

Естественно, о всеобщем избирательном праве речи не шло: не- смотря на все свои передовые идеи, М.М. Сперанский оставался чело- веком своего времени и выразителем если не сословного, то по край- ней мере буржуазного мировоззрения. Поэтому политические права, как он считал, должны принадлежать тем, кто обладает собственно- стью [Там же, с. 366], т.е. придерживался принципа имущественного ценза избирателей. Соответственно и выборы казахских волостных и окружных султанов производились отнюдь не всем населением со- ответствующих волостей или округов, а довольно узким кругом вы- борщиков. В качестве примера можно привести состав выборщиков, которые в 1834 г. избрали старшим султаном Аман-Карагайского округа Чингиса Валиханова (отца знаменитого казахского ученого Чокана Валиханова): султан Джума Худаймендин, султан Кенжалы Смандияров, султан Мали Смандияров, султан Кунтюре Малин, сул- тан Акан Джумин [Решение, 1985]. Как видим, выборщиками явля- лись такие же султаны-Чингисиды, как и сам кандидат! Тот факт, что принцип отбора выборщиков основывался на происхождении, а не на имущественном цензе, вероятно, также отражал пропагандируемую Сперанским идею сохранения национальных особенностей в органи- зации местных органов власти — настолько, насколько это отвечало интересам Российской империи.

11 Даже в поздних тюрко-монгольских государствах, когда власть монархов стала наследственной, вступление на трон все равно производилось в форме созы- ва курултая и формального «избрания» монарха. Хотя это мероприятие и являлось фикцией, потомки Чингис-хана продолжали соблюдать древний ритуал (подроб- нее см.: [Почекаев, 2012 в ]).

12 Подобное мнение, высказанное, в частности, В.В. Леонтовичем, приведе- но и раскритиковано А.Ю. Быковым [Быков, 2005, с. 184].

146

Глава III. Казахстан в эпоху коренных преобразований (1810–1840-е годы)

Естественно, обладая всей полнотой власти в Сибири и в от- ношении народов, подведомственных сибирской администрации, М.М. Сперанский в своей преобразовательной деятельности не огра- ничился только изменением системы органов власти и управления в Казахстане. Как мы помним, он видел свою миссию в приобщении ка- захов к имперским ценностям, привитии им основ европейской циви- лизации. С негодованием он писал о роли общественного мнения того или иного народа, которое могло жестокость или другие негативные качества и поступки воспринимать как проявление мужества и т.п. [Сперанский, 2002, с. 268]. Примером такого «неправильного» обще- ственного мнения среди казахов являлась для М.М. Сперанского ба- ранта, которую в «Уставе об управлении сибирских киргизов» он при- равнивал к грабежам и неповиновению власти и призывал всячески искоренять, а занимающихся ею — предавать суду (§ 62, 206, 256, 287, 301), тогда как в глазах самих казахов она являлась проявлением удали, и многие «барантачи», т.е. занимающиеся ею, считались героями13.

Соответственно в большой степени Сперанский связывал изме-

нения в образе жизни «диких народов» с принятием ими статуса граж- данства, которое он определял как «соединение родов в один состав с переменою образа жизни, большею частию кочевого в оседлый» [Там же, с. 55], что в более поздней терминологии можно охарактеризовать как самый начальный сдвиг этих народов в сторону общеисториче- ской модернизации общества. Надо сказать, что идея изменения об- раза жизни казахов была довольно популярна среди представителей российской правящей элиты. Еще в 1816 г. граф Н.С. Мордвинов вы- сказывал предложения по переселению в Казахстан русских крестьян, что должно было способствовать переходу казахов к земледелию, тор- говле, а постепенное «просвещение и роскошь» должно будет смяг- чить «нравы, ныне дикие» [Мордвинов, 1902, с. 178–179] (см. также: [Быков, 2003 б, с. 56–57]).

13 Баранта (барымта) представляла собой довольно сложны