Добрые и худые слова, то просим во всем не гневаться»: первые начальники Оренбургского края И.К. Кирилов и В.Н. Татищев и хан Младшего жуза Абулхайр

Одной из главных проблем во взаимоотношениях казахов с рос- сийскими имперскими властями являлась проблема кадровая, при- чем наиболее остро она стояла именно на раннем этапе выстраивания отношений Российской империи с новыми подданными. Дело в том,

35

что назначение на должность начальника Оренбургского края многи- ми государственными деятелями воспринималось как ссылка на даль- нее степное пограничье (порой так и было на самом деле). Неудиви- тельно, что, получив в управление Оренбуржье, многие губернаторы не проявляли особого рвения ни в управлении краем в целом, ни в развитии отношений с казахами.

Среди оренбургских начальников особняком стоят двое первых из них — И.К. Кирилов и В.Н. Татищев, фактически положившие на- чало формированию Оренбургского края, его системы управления и экономической инфраструктуры. Кроме того, именно они стали пер- выми представителями региональной администрации, в ведении ко- торых находилось взаимодействие с казахскими жузами в процессе их вхождения в состав России. Соответственно, именно от пограничных оренбургских начальников зависело, как будут складываться отноше- ния между имперскими властями и казахскими вассалами.

Особое место И.К. Кирилова и В.Н. Татищева среди оренбург- ских губернаторов объясняется еще и тем, что оба они известны не только как администраторы, но и как выдающиеся российские уче- ные. Не исключено, что даже назначение их на должность начальни- ков Оренбуржья во многом было связано с их научной деятельностью: власти полагали, что деятели, зарекомендовавшие себя и как исследо- ватели, и как управленцы, смогут решить одновременно две пробле- мы — закрепление отношений с казахами как вассалами Российской империи и сбор сведений о них для выработки дальнейшей политики России в Казахстане.

Роль И.К. Кирилова и В.Н. Татищева в истории русско-казахских отношений уже становилась предметом исследования специалистов. Не могли не затронуть этот этап их жизни биографы, не уделив, впро- чем, отношениям этих деятелей с казахскими правителями значитель- ного внимания [Иофа, 1949, с. 24–46, 45–46; Корсаков, 1891, с. 340–

342; Кузьмин, 1987, с. 171–192; Томсинов, 2012, с. 29–30]. Имеется и ряд специальных исследований, авторы которых анализируют именно роль Кирилова и Татищева в развитии русско-казахских отношений [Модестов, 1917; Пузанов, 2009; Татищев, 1901; Торопицын, 2009 б; 2012 а; 2012 б ]. Рассматривают этот вопрос и авторы работ, посвящен- ных именно взаимоотношениям России и Казахстана [Аполлова, 1960, с. 95–115; Быков, 2003 а, с. 22–24, 34–35; Васильев Д.В., 2014 б,

с. 65–69; Ерофеева, 2007, с. 39–43].

При этом практически все авторы, как представляется, склонны несколько переоценивать и идеализировать значение Кирилова и Та-

36

тищева в выстраивании отношений российских властей с казахскими правителями. Они высоко (и совершенно обоснованно) оценивают значение научных исследований обоих ученых, проведенных ими за время пребывания в Оренбуржье, и признают большие заслуги в развитии собственно края как административно-территориальной единицы Российской империи. Однако эта же высокая оценка, уже гораздо менее обоснованно, распространяется и на их отношения с казахскими правителями. На наш взгляд, оба деятеля проявили себя в развитии русско-казахских отношений не настолько эффективно, как это принято считать (причем во многом), именно потому, что они были не только администраторами, но и учеными-исследователями.

Своим созданием будущий Оренбургский край в значительной степени обязан инициативе именно И.К. Кирилова, представивше- го в начале 1734 г. на рассмотрение императрицы и Сената проект о построении города на реке Орь, т.е. будущего Оренбурга. Иван Ки- риллович Кирилов (1689–1737) к этому времени уже успел завоевать репутацию одного из крупнейших российских ученых. По отзыву первого оренбургского историка П.И. Рычкова (являвшегося его по- мощником), Кирилов «хотя незнатной природы был, но прилежными своими трудами и острым понятием в канцелярии Правительствую- щего сената из самых нижних чинов порядочно происходя, еще при жизни высокославной памяти государя императора Петра Великого в чин сенатского секретаря произведен и при разных случаях имел счастье достоинство свое со многим Его Императорского Величества удовольствием засвидетельствовать, а особливо имевшеюся у него натуральною охотою к ландкартам и географическим описаниям» [Рычков, 1896, с. 28]. Не без оснований его считают одним из осново- положников российской географической науки и в особенности рос- сийской картографии. Уже с 1720 г. он стал заниматься сбором карт, а на рубеже 1720–1730-х годов отвечал за организацию научных экспе- диций в восточные регионы Российской империи (вплоть до Камчат- ки). В 1727 г. он составил «Генеральную карту Российской империи» и завершил труд «Цветущее состояние Всероссийского государства», в котором не только описал географию и (частично) историю регио- нов, но и дал характеристику реформ Петра I. В 1726–1728 гг. он начал работу над «Атласом Российской империи», т.е. собранием в рамках одного издания всех карт России (первый выпуск был издан в 1734 г.), и продолжал эту работу вплоть до самой смерти, даже будучи на- чальником Оренбуржья. Кроме того, с 1727 г. И.К. Кирилов занимал должность обер-секретаря Сената, т.е. являлся не только ученым, но и

37

высокопоставленным чиновником [Иофа, 1949, с. 5–21; Новлянская, 1958, с. 3, 10–19].

Первый проект систематического изучения новоприсоединенных центрально-азиатских владений России (в первую очередь — Казах- стана) возник у Кирилова в 1733 г., когда он подал на имя императри- цы Анны Иоанновны два проекта — первый об организации экспеди- ции в Восточную Сибирь вплоть до Камчатки и второй о построении города на реке Орь, который мог бы стать базой для дальнейшего изу- чения казахов, каракалпаков и среднеазиатских государств, гранича- щих с Российской империей [Рычков, 1896, с. 8]. Второй проект в на- чале 1734 г. результировался в труде «Изъяснение о киргис-кайсацкой и каракалпакской ордах», в котором И.К. Кирилов сумел наполнить свой изначально научный замысел практическими соображениями и придать ему актуальность: он ссылался на необходимость укрепления отношений с казахами («киргизами») и каракалпаками — новыми подданными России, на просьбу казахского хана Абулхайра о стро- ительстве русского города на Ори, а главное — на возможности ис- пользования как нового города, так и казахов для развития торговых отношений со Средней Азией: Ташкентом и Туркестаном, Бухарой и Хивой и даже с Индией. Свои доводы автор «Изъяснения» грамотно подкрепил как сравнительно-историческими экскурсами (создание обширных торговых империй Голландией и Испанией), так и по- лезными сведениями о самих казахах и каракалпаках [ПСЗРИ, 1830, т. IX, № 6571, с. 309–317] (см. также: [Васильев Д.В., 2014 б, с. 68]).

1 мая 1734 г. проект получил полное одобрение императрицы, а

его автор был назначен начальником вновь организуемой «Известной экспедиции» (вскоре переименованной в Оренбургскую экспеди- цию), получив при этом чин статского советника. Ему была обеспе- чена широкая материальная и административная поддержка. Руково- дителям ближайших губерний и уральских учреждений (в частности, В.Н. Татищеву, руководившему в это время Екатеринбургскими ка- зенными горными заводами) было предписано оказывать экспедиции поддержку деньгами, людьми и необходимыми материалами [Мате- риалы, 1900 а, с. 55–80]. А казахским и каракалпакским правителям были направлены императорские грамоты, которыми им предписы- валось отныне все контакты с российскими властями осуществлять через И.К. Кирилова [КРО, 1961, № 52–53, с. 116–118; Материалы, 1900 а, с. 116–123; Рычков, 1896, с. 14–16]. Впоследствии Татищев пря- мо заявлял, что экспедиция Кирилова являлась следствием аферы могущественных приближенных Анны Иоанновны — Э.И. Бирона,

38

Глава I. Взаимодействие российских властей и казахских правителей на начальном этапе…

А.И. Остермана, князя А.М. Черкасского и А.П. Бестужева-Рюмина, стремившихся получить значительные личные дивиденды от плани- руемой среднеазиатской торговли России (см.: [Быков, 2003 а, с. 22; ИКРИ, 2005, с. 321]). Это заявление выглядит достаточно правдопо- добным, поскольку позволяет объяснить и такую широкую поддерж- ку экспедиции и, как мы увидим далее, довольно снисходительное отношение к тому, что основная ее цель — сбор сведений о казахах и каракалпаках и закрепление их в статусе российских подданных — так и не была достигнута.

Широкие возможности по укреплению отношений с казахскими правителями, которое прямо предписывалось И.К. Кирилову в «Ин- струкции», выданной ему Анной Иоанновной 18 мая 1734 г., в каче- стве одной из целей Оренбургской экспедиции [ПСЗРИ, 1830, т. IX,

№ 6576, с. 323–330], так и не были реализованы им. Причина тому — как ожидания его вышеупомянутых покровителей, так и собствен- ная позиция по поводу своих задач в Оренбуржье. Дело в том, что И.К. Кирилов, в течение длительного времени занимаясь вопросами географии и картографии, стал мыслить слишком широкими катего- риями (геополитическими, как сказали бы сегодня), и выстраивание отношений с «кочевыми инородцами» представлялось ему слишком мелким и незначительным делом по сравнению с созданием базы для дальнейшего расширения российских владений в Средней Азии, развитием торговли с Туркестаном, Индией и даже Китаем. Казахи в свете таких обширных замыслов занимали в политике Оренбург- ской экспедиции совсем незначительное место и рассматривались И.К. Кириловым лишь как дополнительный людской ресурс в рам- ках развития торговых и политических отношений с центрально-ази- атскими государствами. К сожалению, ему удалось убедить в своей правоте и петербургские власти, которые в период руководства Кири- лова Оренбургской экспедицией также больше сосредоточивались на перспективах торговли со Средней Азией, а не на развитии уже име- ющихся в составе России центрально-азиатских регионов (см., напр.: [Смирнов, 2002, с. 16–25]).

Исследователи высоко оценивают роль и значение И.К. Кирилова

в развитии отношений России и Казахстана в период его руководства Оренбургской экспедицией (1734–1737). Например, Н.Г. Аполлова от- носит к числу важных источников по ранней истории русско-казах- ских отношений его произведение «Цветущее состояние Всероссий- ского государства» [Аполлова, 1960, с. 6], однако, как уже отмечалось выше, эта работа была завершена в 1727 г. (т.е. еще до принятия каза-

39

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

хов в российское подданство), и никаких сведений ни о Казахстане, ни о его отношениях с Россией не содержит.

И.В. Торопицын считает, что «Изъяснение о киргис-кайсацкой и каракалпакской ордах» содержит обстоятельный анализ ситуации в казахских жузах и их отношений с соседними государствами [Торо- пицын, 2012 б, с. 198]. Однако, на наш взгляд, такая оценка необосно- ванна. Кирилов опирался на сведения А.И. Тевкелева — дипломата, уже с 1730 г. постоянно взаимодействовавшего с казахскими ханами, султанами и родоплеменными предводителями и фактически обеспе- чившего принятие казахами российского подданства в 1731 г., а после создания Оренбургской экспедиции ставшего помощником самого Кирилова. Однако автор «Изъяснения…» не сумел оценить в полной мере ценность сведений своего сподвижника и довольно схематично охарактеризовал казахские жузы и их правителей. Более того, Кири- лов со слишком большим доверием отнесся к утверждениям о горячем желании казахских правителей стать верноподданными Российской империи, в результате его представление о казахских жузах выглядит чересчур радужным:

уже Меньшей Орды Абдулхаир-хан со многою старшиною, которых около 30 000 человек, совершенно в подданство в 731 году приняты…

<…> …большая…, от которой Орды ныне сюда приехали посланцы с прошением, чтоб они приняты были в подданство же ее импера- торского величества… <…> …Средняя Орда, в которой Шемяки хан, в ней тысяч двадцать, оные еще в противности стоят и подданство не приняли, однако ж как увидят порядочные с российской стороны поступки с Абдулхаир-ханом и с Большою Ордою, то скоро склонят- ся к подданству… [ПСЗРИ, 1830, т. IX, № 6571, с. 309].

Дальнейшие события показали, что никаких оснований для таких оп- тимистических прогнозов не было. Сам же И.В. Торопицын замечает, что И.К. Кирилов, уже будучи в Оренбуржье, т.е. имея возможность непосредственно заняться сбором сведений о казахах, тем не менее затребовал от Коллегии иностранных дел всю имеющуюся (довольно скудную, как уже отмечалось выше) информацию о них [Торопицын, 2012 б, с. 200]. И в дальнейшем первый начальник Оренбургской экс- педиции прямо писал в ту же Коллегию, что считает своей обязанно- стью собирать о казахах преимущественно сведения об их контактах и войнах с соседними государствами [КРО, 1961, № 55, с. 119]. Такой подход, как мы увидим далее, во многом предопределил фактический провал политики И.К. Кирилова в отношении казахов.

40

Глава I. Взаимодействие российских властей и казахских правителей на начальном этапе…

И.В. Ерофеева считает, что у Кирилова установились «довери- тельные отношения» с Абулхайром [Ерофеева, 2007, с. 298]. Одна- ко анализ документов, отражающих события в Оренбуржье в 1734– 1737 гг., позволяют опровергнуть такое утверждение. Прежде всего начальник экспедиции практически не поддерживал отношений с ка- захскими предводителями, включая и Абулхайра, поскольку большую часть времени проводил не в строящемся им Оренбурге (изначально и предназначенном для проведения встреч с казахскими ханами и султа- нами), а в Уфе и Самаре. Он полностью передоверил взаимодействие с ними А.И. Тевкелеву (что было, в общем-то, разумно, учитывая опыт последнего в установлении и развитии отношений с казахскими жуза- ми [Ерофеева, 2005, с. 24]) и ограничивался тем, что передавал через него подарки ханам, султанам, родоплеменным предводителям и их посланцам. Причем стоимость этих подарков была настолько высока, что Коллегия иностранных дел специальным указом выразила недо- вольство И.К. Кирилову слишком большими расходами по данной статье: так, в 1733 г. расходы на поддержание контактов с казахскими правителями составили всего 727 руб., тогда как в 1734 г., т.е. с нача- лом деятельности Оренбургской экспедиции — уже почти 3 600 руб. [Материалы, 1900 а, с. 274, 281]. Нес значительные траты Кирилов и в сфере своих основных интересов и устремлений — в торговой де- ятельности. Так, он отчитывался о торговле с казахскими и средне- азиатскими купцами, организованной им в Оренбурге, признавая, что она пока невыгодна для России, но предлагал и далее вести обмен товаров в пользу приезжих купцов «для приласкания к будущим при- ездам» [Материалы, 2002, № 158, с. 282]. По-видимому, такой подход он применял в соответствии с указаниями своих покровителей — Би- рона, Остермана и князя Черкасского, которые стремились получать собственные доходы от торговли, тогда как потери от невыгодного для России обмена касались государственной казны.

Полагая, что лояльность казахов российской короне гарантиру-

ется подобным «награждением» правителей и торговцев, И.К. Кири- лов на протяжении почти всего своего пребывания в Оренбуржье не сомневался в их верности и не подозревал в намерениях нарушить свою присягу Российской империи. Хотя в «Инструкции» Анны Ио- анновны Кирилову предписывалось всячески пресекать взаимные набеги казахов и других кочевых подданных Российской империи, он за свое правление Оренбуржьем ничего не предпринял в этом на- правлении, хотя неоднократно получал рапорты от подчиненных о таких набегах, а от Сената — многочисленные предписания активи-

41

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

зировать борьбу с ними [Материалы, 1900 б, с. 130–150, 151–152, 167, 169–170].

Даже когда в Башкирии в 1735 г. началось новое мощное восста- ние против российского правления (во многом, кстати, связанное с деятельностью самого И.К. Кирилова — построением им крепостей, захватом башкирских земель, требованием от башкир людей, матери- алов и скота для дальнейшей строительной деятельности [Аполлова, 1960, с. 99; Иофа, 1949, с. 30; Темиргалиев, 2013, с. 39], он не только отнесся к нему несерьезно, полагая, что несколько единичных показа- тельных расправ заставят восставших явиться с повинной, но даже и не предположил возможности участия казахов в восстании, по-преж- нему выказывая намерение задействовать их в развитии торговли Рос- сии со Средней Азией [Там же, с. 82–83]. Эта опасность была впервые озвучена лишь в июне 1736 г., и то не Кириловым, формально отве- чавшим за административный контроль над казахами, а руководством администрации Западной Сибири [Там же, с. 234–241]3!

В какой-то степени на И.К. Кирилова можно возложить вину за участие казахских правителей в башкирском восстании 1735–1739 гг., в частности, за попытки хана Абулхайра установить контроль над башкирами. Полагаем, что во многом это связано с тем, что первый начальник Оренбургского края просто-напросто недооценил казах- ского хана, не принял во внимание его личных качеств и политиче- ских амбиций, которые, собственно, и побудили этого хана первым из казахских правителей принять российское подданство. Исследо- ватели, признавая заслуги этого монарха в установлении и развитии русско-казахских отношений и в какой-то степени идеализируя его, обычно уделяют немного внимания этой причине, хотя сам Абулхайр предельно откровенно объяснял ею свое желание принять русское подданство — и в посланиях имперским властям, и на переговорах с российскими дипломатами [ИКРИ, 2005, с. 69].

Дело в том, что хан Абулхайр, хотя и являлся прямым потомком Чингис-хана и в качестве такового имел все шансы законно занимать ханский трон, он принадлежал к младшей ветви ханского семейства и выдвинулся лишь благодаря своей энергичной деятельности по ор- ганизации противостояния Джунгарскому нашествию (именно он считается победителем в Аныракайской битве). Как предводитель

3 Впрочем, можно отметить, что подобной оптимистической позиции отно- сительно верности казахов российской короне придерживались и в Петербурге в целом (см.: [Васильев Д.В., 2014 б, с. 62]).

42

Глава I. Взаимодействие российских властей и казахских правителей на начальном этапе…

объединенных войск в случае войны, он в полной мере устраивал остальных ханов, но как всевластный монарх в мирное время вызы- вал опасения своими амбициями, поскольку претендовал на власть не только в собственном Младшем жузе, но и над всеми казахскими родами и племенами. Поэтому в течение всего правления Абулхайра (1710–1748) его великодержавным устремлениям активно противо- действовали другие влиятельные ханы и султаны Среднего и Младше- го жузов, которые, не имея возможности превзойти его в полководче- ских и административных способностях, приводили единственный, но достаточно убедительный довод против его возвышения над ними: они сами принадлежали к старшей ветви рода казахских ханов, и их прямые предки неоднократно занимали ханский трон, тогда как Абулхайр, будучи младшим в семейной иерархии, стал первым ханом в своем роду [Ерофеева, 2007, с. 121].

Таким образом, как ни парадоксально, но, на наш взгляд, именно личные амбиции хана Абулхайра, его стремление с российской под- держкой укрепить свою власть над казахами, а также передать ее по наследству в собственном семействе и обусловили принятие казаха- ми российского подданства. В течение 1730 — начала 1731 г. Абулхайр вел активную переписку с российскими властями, уверяя их, что не только он сам, но и значительная часть казахов всех трех жузов (Стар- шего, Среднего и Младшего), а также правители Хивы и Каракалпа- кии намерены принять российское подданство. Убедившись в серь- езности намерений казахского хана, российские власти отправили к нему своего эмиссара — А.И. Тевкелева, татарина по происхождению, опытного дипломата и офицера российской службы, начавшего свою деятельность в качестве переводчика еще при Петре I. Нельзя ска- зать, что переговорный процесс между Тевкелевым, с одной сторо- ны, и Абулхайром с его сторонниками, с другой — проходил гладко и конструктивно: по сути, это было обсуждение договора с взаимными правами, обязанностями и гарантиями сторон, причем каждая из них старалась обеспечить наилучшие условия в свою пользу.

Неудивительно, что противники Абулхайра старались всячески

противодействовать его намерениям, стремились сорвать перегово- ры с Россией и несколько раз в процессе переговоров противники подчинения России даже намеревались низложить Абулхайра и убить Тевкелева (что подробно описывалось как самим А.И. Тевкелевым в журналах и отчетах о миссии в Казахстан, так и многими исследовате- лями). Тем не менее благодаря лидерским качествам Абулхайра и ди- пломатическим талантам Тевкелева, сторонникам российского под-

43

данства удалось не только избежать столь радикальных последствий, но и убедить ряд влиятельных родоплеменных предводителей вслед за ханом Младшего жуза присягнуть на верность России. Большим ударом для российского представителя стало то, что Абулхайр, как выяснилось, отнюдь не представлял позицию большинства казахских ханов, султанов и родоплеменных предводителей — напротив, его на- мерение принять российское подданство поддерживала относительно небольшая группа единомышленников, тогда как большинство влия- тельных казахских правителей совершенно не стремились признавать зависимость от иностранного монарха, который, к тому же, во-пер- вых, был иного вероисповедания, а во-вторых, — женщиной [ИКРИ, 2005, с. 53, 68] (см. также: [Темиргалиев, 2013, с. 59])!

Обязательства, принятые на себя по условиям грамоты и соб- ственной клятвы, Абулхайр выполнял лишь тогда и в той степени, в какой ему это было выгодно. В частности, он «забывал» об уплате яса- ка, не без иронии извиняясь за это в своих посланиях императрице Анне (см., напр.: [КРО, 1961, № 57, с. 121]; см. также: [Васильев Д.В., 2014 б, с. 70]). А главное, он вел вполне самостоятельную внешнюю политику: переговоры с Джунгарским ханством, среднеазиатскими государствами, сам в течение 1730–1740-х годов неоднократно пред- принимал попытки стать ханом Башкирии и Хивы, либо возвести на эти троны своих сыновей и других родственников.

Соответственно, в рамках этой своей деятельности, вскоре после начала восстания в Башкирии, в 1736 г. хан Младшего жуза прибыл в Оренбург, чтобы прояснить позицию российских властей в отноше- нии восставших и провести переговоры относительно собственного участия в данной ситуации. Однако Кирилов в это время находился в Самаре, а военный комендант Оренбурга не сумел дать Абулхай- ру необходимой информации [Попов, 1861, с. 187]. В результате хан, видя, что начальник Оренбуржья не контролирует ситуацию, решил действовать в собственных интересах и вскоре прибыл в Башкирию с намерением провозгласить себя или своего сына ханом башкир. При этом ему не составляло труда убеждать в своих посланиях И.К. Кири- лова, что он намерен помочь российским войскам подавить восстание. Кроме того, учитывая интерес начальника экспедиции к развитию торговли, Абулхайр периодически «усыплял его бдительность» пред- ложениями о своем участии в установлении торговых отношений со среднеазиатскими государствами [КРО, 1961, № 62, с. 126; Материалы,

2002, № 116, с. 214–215; Ерофеева, 2007, с. 297, 305]. Его примеру сле- довали и другие казахские ханы и султаны — в частности, правители

44

Среднего жуза ханы Семеке и Абулмамбет и султаны Аблай и Борак, которые также претендовали на контроль над Башкирией [Материалы, 2002, № 3, с. 21; № 163, с. 287; № 308, с. 470; № 316, с. 486–487; № 330,

с. 525]. Даже в 1736 г., когда башкирское восстание было в самом разга- ре, и уже не возникало сомнений в том, что казахи намерены поддер- жать их борьбу с русскими властями, И.К. Кирилов продолжал уверять императрицу, Сенат и Коллегию иностранных дел, что казахи верны России, доверяя посланиям их предводителей [Материалы, 1900 б, с. 113–114], и намерены помогать ему в развитии торговли со Средней Азией. Любопытно, что, хотя от других представителей оренбургской администрации в Петербург поступали куда менее оптимистические сведения, Анна Иоанновна (вероятно, с подачи Бирона и Остермана) в том же указе, в котором предписывала подавить башкирское вос- стание, распорядилась продолжить действия по поводу развития тор- говли с государствами Средней Азии и принятия их «под протекцию» России [Там же, с. 210]. Столкнувшись же с реальной опасностью, И.К. Кирилов проявил полную неспособность к энергичным адми- нистративным действиям, обращаясь к центральным властям пря- мо-таки с мольбами о помощи [Там же, с. 95–99]. В результате Анна Иоанновна, номинально оставив Кирилова руководителем кампании по подавлению восстания, специальным указом де-факто возложила руководство ею на А.И. Румянцева и В.Н. Татищева (который с этого времени фактически взял под контроль и отношения с казахами) [Там же, с. 217–218; Пузанов, 2009, с. 60].

Таким образом, можно с достаточной степенью уверенности утвер-

ждать, что отношения с казахами И.К. Кирилову не только развить, но и поддержать на ранее достигнутом уровне не удалось, поскольку он не имел ни знаний, ни способностей для такой деятельности, ни склонности к ней. Его интересовали глобальные проекты продвиже- ния России в Центральную Азию, а развитие азиатской торговли Рос- сийской империи, по-видимому, являлось его idée fixе; кроме того, он нередко не выполнял административных обязанностей, жертвуя время на научные изыскания. По всей видимости, сами же руководи- тели центральных властей империи понимали это, поэтому довольно снисходительно относились к его нежеланию и неумению взаимодей- ствовать с казахами и башкирами, перекладывая его обязанности на других представителей местной администрации — А.И. Румянцева, А.И. Тевкелева, Л.Я. Соймонова, В.Н. Татищева (см., напр.: [Матери- алы, 1900 б, с. 77]). Более того, власти даже стимулировали его научные изыскания в ущерб административной деятельности: так, в сентябре

45

1734 г. (уже во время строительства Оренбурга) ему специальным ука- зом Сената была поручена дальнейшая работа над составлением карт России [Материалы, 1900 б, с. 243–245]. Занимался он этой деятельно- стью даже во время башкирского восстания, которое ему было пору- чено подавлять: в 1735 г. им была составлена карта Башкирии (правда, не сохранившаяся до нашего времени) [Новлянская, 1958, с. 30]. Без- условно, все это не умаляет заслуг Кирилова в развитии российской науки, а также в строительстве Оренбурга и развитии Оренбургского края в целом (о чем еще в 1780-е годы вспоминал казахский султан Ирали, сын Абулхайра [Материалы, 1940, с. 96]), однако совершенно нет оснований переносить эти заслуги и на развитие русско-казахских отношений, как делали исследователи до сих пор.

И.К. Кирилов являл собой пример «кабинетного ученого», су- мевшего благодаря своим научным достижениям добиться и опреде- ленного места в сановной иерархии. Несомненно, пост обер-секре- таря Сената как нельзя лучше соответствовал его компетентности и образу жизни. Назначение же его начальником Оренбургской экс- педиции оказалось ошибочным для властей и роковым для самого ученого: столкнувшись с реалиями «походной жизни», он не смог их выдержать, выполняя одновременно множество обязанностей и беспрестанно переезжая с места на место и, в конце концов, заболел чахоткой, от которой умер в апреле 1737 г. [Модестов, 1917, с. 73]. Не- возможно не согласиться с А.Г. Кузьминым, что И.К. Кирилов «вос- принимал действительность в радужных тонах, даже если к этому было и не слишком много оснований» [Кузьмин, 1987, с. 242], что в полной мере касается и его отношений с казахскими правителями. Единственное, что его извиняет — искреннее намерение освоить

«Новую Россию», как он называл Оренбуржье.

Сменивший И.К. Кирилова Василий Никитич Татищев (1686– 1750), известен как ученый, пожалуй, намного больше, чем его пред- шественник. Вот как характеризовал его один из биографов конца XIX в.:

Математик, естествоиспытатель, горный инженер, географ, этно- граф, историк и археолог, лингвист, ученый юрист, политик и публи- цист, и вместе с тем просвещенный практический деятель и талант- ливый администратор [Корсаков, 1891, с. 336].

В самом деле труды Татищева, хотя в большинстве своем и не опубли- кованные при его жизни, сегодня хорошо известны. При этом, в от- личие от «теоретика» И.К. Кирилова, он активно совмещал научную

46

и практическую деятельность, с Уралом был знаком с 1720-х годов и ко времени создания Оренбургской экспедиции занимал должность начальника Екатеринбургских казенных горных заводов. Кстати, и к самой экспедиции В.Н. Татищев был причастен практически с самого начала ее деятельности: на него была возложена обязанность ее фи- нансирования [Материалы, 1900 а, с. 55; Лобысевич, 1878, с. 73]. А во время башкирского восстания ему приходилось исправлять ошибки Кирилова, организуя борьбу с восставшими как при помощи соб- ственных заводских рабочих, так и правительственных войск [Витев- ский, 1889, с. 150–151].

Надо полагать, что и негативное отношение В.Н. Татищева к И.К. Кирилову и его деятельности может объясняться тем, что ему нередко приходилось выполнять работу за первого начальника Орен- бургской экспедиции. Отсюда и обвинение Кирилова в связях с Би- роном, Остерманом и другими сановниками, известными своим взя- точничеством, и перенос Оренбурга, построенного Кириловым, на новое место в 1738 г. Что Татищев решил перенести город на другое место «из личного антагонизма» к Кирилову (см., напр.: [Модестов, 1917, с. 74]), подтверждается тем фактом, что всего несколько лет спу- стя новый начальник (и первый генерал-губернатор) Оренбургского края И.И. Неплюев, в свою очередь, раскритиковал местоположение, выбранное самим Татищевым, и вновь перенес Оренбург уже на то место, где он располагается сегодня.

Соответственно, свое назначение в качестве преемника И.К. Ки- рилова во главе Оренбургской экспедиции В.Н. Татищев воспринял как немилость со стороны императрицы. Чтобы как-то «подсластить пилюлю», ему присвоили чин тайного советника, сохранили за ним и ведение уральскими заводами, а также переименовали Оренбург- скую экспедицию в Оренбургскую комиссию [Аполлова, 1960, с. 111; Томсинов, 2012, с. 29]. Переименование, надо полагать, должно было свидетельствовать об превращении учреждения из «околонаучного» и временного в более постоянное и практико-ориентированное.

Татищеву досталось довольно тяжелое наследство. Кирилов, уде- ляя основное внимание своим глобальным, но практически неосуще- ствимым проектам по политическому и экономическому подчинению Россией Центральной Азии, практически не создал никакой админи- стративной инфраструктуры, предоставив своим сподвижникам пол- ную свободу действий при фактическом игнорировании нормативных предписаний. Татищев же во главу угла поставил четкое соблюдение законности, а главным органом управления Оренбуржьем сделал ге-

47

неральный совет, заставив бывших сподвижников Кирилова офици- ально участвовать в выработке решений и нести за них ответствен- ность [Попов, 1861, с. 182; Татищев, 1901, с. 6–7]. В итоге это привело к ухудшению его отношений с представителями как оренбургской, так и уфимской администрации, которые своими доносами спрово- цировали смещение Татищева с поста начальника как Оренбургской комиссии, так и горных заводов в начале 1739 г. и следствие по делу о злоупотреблениях, закрытое только в 1741 г.

В.Н. Татищев совершенно иначе, чем И.К. Кирилов, отнесся и к задачам, поставленным перед Оренбургской экспедицией. Если его предшественник полностью сосредоточился на развитии торговли и не уделял внимания развитию связей с казахами, то Татищев повел себя с точностью до наоборот. Номинально следуя директивам импе- ратрицы, Бирона и Остермана способствовать развитию торговли со Средней Азией, он ограничился тем, что провел некоторые географи- ческие изыскания в Приаралье, где Кирилов намеревался построить торговый порт (сам Татищев считал это преждевременным), а также отправил экспедицию под руководством поручика Миллера в Таш- кент (до которого она добралась, подвергшись по пути разграблению со стороны казахов Старшего жуза) [Ерофеева, 2007, с. 302; Торопи- цын, 2009 б, с. 192; 2012 а, с. 179–180].

Зато сбору информации о казахах и развитию контактов с казах- скими правителями В.Н. Татищев уделил максимум внимания. Еще будучи начальником горных заводов, в 1736 г., он завел себе большое количество информаторов среди лояльных русским властям башкир, которые информировали его о переговорах своих восставших сороди- чей с казахскими правителями, получил возможность даже перехва- тывать послания, которыми обменивались предводители восставших и казахские правители [Материалы, 2002, № 98, с. 180, 182; № 163,

с. 287; № 246, с. 407].