Полночной порою в болотной глуши чуть слышно, бесшумно шуршат камыши

(Звукопись)

 

Поэты часто стараются в звучании стиха передать «музыку» жизни, реальные «голоса» природы. Вам не кажется, что в нашем заглавии (это двустишие из стихотворения К.Д. Бальмонта «Камыши») доносится «шепот» сухих листьев этих болотных растений?

Художники слова давно заметили, что повторение шипящих звуков в русском языке напоминает шум, шуршание, тихие шорохи ветвей… Во всяком случае, так нам кажется.

Конечно, чтобы услышать в поэзии эти «волшебные звуки», нужно обладать воображением, потому что звучание речи не может с абсолютной точностью повторять реальные «голоса» из мира вещей, животных, растений. Но язык выработал свои приемы для отражения этих слуховых впечатлений.

Среди хорошо известных нам слов есть особые – звукоподражательные, они обозначают различные звучания: шуршать, хрустеть, тикать, булькать, цокать, шипеть, чирикать, каркать и т. п. Мы часто употребляем их без особого стилистического задания. Однако эти же слова используют писатели, чтобы воссоздать те или иные звуки: тихострунное треньканье балалайки (Н.В. Гоголь); и хруст песка, и храп коня (А. Блок); слуховые впечатления: зенькал звоночек и тарабарил с деревьями гром (А. Белый). Фонетическую выразительность звукоподражательных слов можно усилить, подбирая созвучные им другие слова: Довольный праздничным обедом, сосед сопит перед соседом (А.С. Пушкин); Вот дождик вкрадчиво прокрапал (А. Твардовский); Морозом выпитые лужи хрустят и хрупки, как хрусталь (И. Северянин).

 

 

При столь искусном фонетическом подборе лексики мы можем уловить «звуковые образы», которые создает поэт «музыкой слов». Однако напрашивается вопрос: а не помешает ли это благозвучию речи? Ведь в ней повторяются созвучия, слоги.

Опасения напрасны: если поэт «рисует звуками» какую‑то картину, их перекличка эстетически оправдана. Кстати, М. Горький учил молодых писателей избегать шипящих звуков лишь там, где «они не звукоподражательны». Если же поэт обращается к звукописи как к стилистическому приему, стараясь придать речи особую фонетическую выразительность, то повторение гласных, согласных становится сильным источником образности. В этом случае, чем больше звуков вовлекается в «перекличку», тем лучше: поэтические строки с яркими звуковыми повторами приносят наибольшее удовлетворение нашему эстетическому чувству.

Поэты знают этот секрет восприятия стихов и подбирают слова, сходные в фонетическом отношении. Вспомним знаменитые строки из «Евгения Онегина»: В райке нетерпеливо плещут, И, взвившись, занавес шумит; А Петербург неугомонный уж барабаном пробужден. Или из лирики С. Есенина: Гой ты, Русь моя родная! Хаты – в ризах образа. Не видать конца и края. Только синь сосет глаза…

Достичь такой гармонии не просто, и поэты много трудятся, работая над фоникой, т. е. звуковой организацией речи. Об этом можно судить, изучая их черновики. Например, рукописи А.С. Пушкина отразили его стилистическую правку, свидетельствующую о неустанном поиске поэтом наиболее яркого звукового выражения мысли. Сравните:

 

 

Чего же добиваются поэты, неустанно шлифуя фонику? Ведь далеко не всегда звуковые повторы в этих случаях продиктованы звукоподражанием. Действительно, искусная фонетическая организация речи не обязательно бывает обусловлена конкретной задачей: передать какие‑то реальные звуковые впечатления. Поэта часто увлекает просто красота звучания речи, в которой гармонически повторяются музыкальные созвучия. Вслушайтесь в эту «музыку»: У Черного моря чинара стоит молодая… (М.Ю. Лермонтов); Белая береза под моим окном Принакрылась снегом, точно серебром (С. Есенин). Разве вам не нравятся эти красивые звуковые повторы?

Есть целая наука об искусстве звуковой организации стиха, описание различных «узоров» из повторяющихся звуков, которыми можно украсить поэтическую речь. Простейшие из них – аллитерация, то есть повторение согласных, и ассонанс – повторение гласных. Попробуйте узнать их в таких, например, хорошо известных отрывках: Быстро лечу я по рельсам чугунным, Думаю думу свою. (Н.А. Некрасов); Задремали звезды золотые, Задрожало зеркало затона… (С. Есенин).

Ассонанс на у особенно заметен в конце приведенного отрывка из «Железной дороги» Н.А. Некрасова (у‑у‑у‑у); а у С. Есенина аллитерацию на з трудно не увидеть, потому что этот звук начинает каждое слово (это тоже стилистический прием – единоначатие, или анафора).

Иногда поэт настолько увлекается звуковой инструментовкой (ассонансами, аллитерациями), что использует только слова определенного звучания. Такова, например, фоника стихотворения К.Д. Бальмонта «Челн томленья»:

 

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.

Величавый возглас волн.

Близко буря. В берег бьется

Чуждый чарам черный челн.

Чуждый чистым чарам счастья.

Челн томленья, челн тревог

Бросил берег, бьется с бурей.

Ищет светлых снов чертог.

 

Хотя автору и нельзя отказать в мастерстве, но подобная звуковая организация речи не может не казаться искусственной, а всякое насилие над языком наносит ущерб художественной форме: «игра в звуки» нас отвлекает, и мы не можем серьезно углубиться в содержание произведения.

Владимир Маяковский иронизировал по поводу звукописи в поэзии Бальмонта и вскоре после выхода в свет сборника его стихов написал на «Камыши» пародию, в которой аллитерации на ш обыгрываются в шутливых строчках:

«Пустяк у Оки»: …Нежно говорил ей – мы у реки шли камышами: Слышите: шуршат камыши у Оки. Будто наполнена Ока мышами…

С.Я. Маршак еще более резко осмеял поэта, преувеличивающего значение звукописи, в эпиграмме:

 

Без музыки не может жить Парнас.

Но музыка в твоем стихотворенье

Так вылезла наружу, напоказ.

Как сахар прошлогоднего варенья.

 

Из этого, конечно, не следует, что всякое обращение к звукописи рискованно для поэта. Искусство совершенного звукового выражения мысли заслуживает и внимания, и вдумчивого анализа. Большие поэты всегда старались подкрепить звукописью образность речи, придать особую убедительность описанию, усилить эмоциональность лирических строк. Не случайно в высокохудожественных произведениях особенно выразительно звучание наиболее совершенных отрывков. Вспомним «Евгения Онегина». Кто не восхищался гармонией в таких, например, описаниях:

 

Настанет ночь; луна обходит

Дозором дальний свод небес,

И соловей во мгле древес

Напевы звучные заводит…

 

Укажите в этих строчках повторяющиеся звуки, и вы увидите замечательные аллитерации, ассонансы. Ими поэт выделяет наиболее важные для него слова, усиливает их звучание. Разве можно этого не заметить в таких, например, строчках: Ей рано нравились романы; Как он язвительно злословил; И раб судьбу благословил; Почтил он прах патриархальный; Чья благосклонная рука потреплет лавры старика?

В таких случаях звукопись выполняет важную смысловую функцию: она помогает нам расставить логические акценты. Этот секрет фоники знают все поэты, не только А.С. Пушкин. Обратимся к другим авторам.

Как усиливают звуковые повторы идейно важные слова, например, в речи жены декабриста княгини Трубецкой в поэме Н.А. Некрасова «Русские женщины»: Нет! Я не жалкая раба, Я женщина, жена! Пускай горька моя судьба – Я буду ей верна! А вот другой отрывок из этого же произведения, где звукопись подчеркивает образность речи: Байкал. Переправа – и холод такой, Что слезы в глазах замерзали…

Не думайте, что тонкости звуковой организации речи были доступны лишь поэтам прошлого века, которых мы так часто цитируем. Художники слова, отразившие в стихах бурные события нашей революционной эпохи, проявляли не меньший интерес к звукописи. Правда, они искали в ней новые выразительные возможности.

Владимир Маяковский особенно любил резкие, жесткие созвучия. Кто не помнит знаменитые строки из его поэмы «Во весь голос»:

 

Рабочего громады класса враг –

Он враг и мой, отъявленный и давний.

Велели нам идти под красный флаг

года труда и дни недоеданий.

 

Выразительность слов, скрепленных звукописью, Маяковский подчеркивал и графически, располагая стихи «лесенкой».

Пролетарский поэт, боровшийся с «гладкосочинительством», сознательно подчеркивал звуковой инструментовкой непоэтические, грубые слова:

 

Мой стих трудом громаду лет прорвет

и явится весомо, грубо, зримо,

как в наши дни вошел водопровод,

сработанный еще рабами Рима.

 

Глубоко заблуждаются те, кто думает, что «неэстетические» созвучия в поэзии В. Маяковского были следствием пренебрежения к стилю. Поэт много работал над языком своих произведений, и такой звуковой подбор слов отвечал его художественной установке.

У современных советских поэтов звукопись остается таким же благодатным источником выразительности речи. Высокохудожественным образцом гармонического слияния звука и слова может быть поэзия А.Т. Твардовского. Приведем только один пример тонкой звукописи в его описании сенокоса. Обратите внимание на ассонансы и аллитерации в этих стихах и посмотрите, каких звуков старается не употреблять поэт, изображая «музыку» работы косарей:

 

Покос высокий, как постель,

Ложился, взбитый пышно,

И непросохший сонный шмель

В покосе пел чуть слышно.

И с мягким махом тяжело

Косье в руках скрипело.

И солнце жгло.

И дело шло,

И все, казалось, пело:

Коси, коса,

Пока роса,

Роса долой –

И мы домой.

 

Свёкла или свеклá?

(О правильном ударении и произношении)

 

Ответ на этот вопрос, вы найдете в любом словаре, в частности в школьном орфографическом словаре: там указано свёкла. А в специальных словарях, посвященных нормам ударения (их называют орфоэпическими), имеется добавочная помета: неправильно «свеклá».

 

 

Почему же употребляются двоякие формы ударения? Здесь сказываются разные причины. Существуют, например:

1. Равноправные варианты: бáржа и баржá, инáче и и́наче, комбáйнер и комбайнёр, кулинáрия и кулинари́я, пéтля и петля́, планёр и плáнер, ржáветь и ржавéть, твóрог и творóг.

2. Книжные и разговорные варианты: баловáть и бáловать, договóр и дóговор, кéта и кетá.

3. Общелитературные и профессиональные варианты: астронóм и астрóном (у специалистов), áтомный и атóмный (у физиков), добы́ча и дóбыча (у горняков), и́скра и искрá (у шоферов), кóмпас и компáс, рáпорт и рапóрт (у моряков).

4. Устарелые варианты: апартамéнты и апартáменты, обеспéчение и обеспечéние, рáкурс и ракýрс.

Если для выяснения правильного ударения в начальной форме слов мы обращаемся к словарям, то производные формы с проставленным ударением приводятся также в грамматиках. Здесь мы находим следующие указания о нормах ударения.

 

 

Имя существительное.

 

1. Многие односложные существительные мужского рода имеют в родительном падеже единственного числа ударение на окончании:

бинт – бинтá, блин – блинá, боб – бобá, винт – винтá, вред – вредá, герб – гербá, горб – горбá, гриб – грибá, жгут – жгутá, жезл – жезлá, зонт – зонтá, кит – китá, клок – клокá, клык – клыкá, ковш – ковшá, крот – кротá, крюк – крюкá, куль – куля́, линь – линя́, пласт – пластá, плод – плодá, пруд – прудá, серп – серпá, скирд – скирдá, след – следá, хорь – хоря́, цеп – цепá, челн – челнá, шест – шестá.

Но: гусь – гýся (разг. «гуся́»), уголь – ýгля и угля́.

2. Существительные женского рода в форме винительного падежа единственного числа имеют ударение или на окончании, или на основе:

а) бедý, ботвý, броню́ («защитная обшивка»), веснý, графý, золý, избý, киркý, козý, норý, овцý, плитý, полý, росý, скалý, слюнý, смолý, совý, сохý, стопý, странý, строфý, травý; двоякое ударение: рéку и рекý, дóску и доскý;

б) бóроду, бóрону, гóру, зéмлю, зи́му, пóру, спи́ну, стéну, цéну, щёку.

3. Некоторые односложные существительные 3‑го склонения при употреблении с предлогами в и на имеют ударение на окончании:

в груди́, в кости́, в крови́, в ночи́, на печи́, в связи́, в сени́, в степи́, в тени́, на цепи́, в чести́.

4. Существительные 3‑го склонения в родительном падеже множественного числа имеют ударение то на основе, то на окончании:

а) возвы́шенностей, глýпостей, дéрзостей, мéстностей, пóчестей, при́былей, прóповедей, прóрубей, пря́дей, рáдостей, шáлостей; двоякое ударение: óтраслей и отраслéй, пя́дей и пядéй;

б) ветвéй, горстéй, должностéй, жердéй, кистéй, крепостéй, мастéй, мелочéй, новостéй, областéй, очередéй, плетéй, плоскостéй, площадéй, повестéй, ролéй, сетéй, скатертéй, скоростéй, степенéй, тенéй, тростéй, четвертéй, щелéй; двоякое ударение: ведомостéй и вéдомостей.

5. Иногда предлоги принимают на себя ударение, и тогда следующее за ними существительное или числительное оказывается безударным. Например:

без:   бéз вести, бéз году неделя, бéз толку;

за:   зá воду, зá волосы, зá голову, зá душу, зá зиму, зá руку, зá спину; зá год, зá город, зá ночь, зá нос, зá ухо, зá уши, зá два, зá три, зá шесть, зá десять, зá сорок, зá сто;

из:   и́з виду, и́з дому, и́з лесу, и́з носу;

на:   нá воду, нá голову, нá гору, нá душу, нá ногу, нá руку, нá спину, нá стену, нá сторону, нá берег, нá год, нá день, нá дом, нá нос, нá ночь, нá угол, нá ухо, зуб нá зуб, нá два, нá три, нá шесть, нá десять, нá сто;

по:   пó лесу, пó морю, пó носу, пó полу, пó полю, пó уху, пó два, пó три, пó сто, пó двое, пó трое;

под:   пóд гору, пóд ноги, пóд руки, пóд нос, пóд вечер.

 

 

Имя прилагательное.

 

Многие краткие прилагательные имеют ударение на первом слоге основы, кроме формы женского рода, где оно переходит на окончание:

бóек, бойкá, бóйко, бóйки; вéсел, веселá, вéсело, вéселы; глуп, глупá, глýпо, глýпы, глух, глухá, глýхо, глýхи, горд, гордá, гóрдо, гóрды, гóрек, горькá, гóрько, гóрьки, груб, грубá, грýбо, грýбы; дóлог, долгá, дóлго, дóлги, дóрог, дорогá, дóрого, дóроги; жáлок, жалкá, жáлко, жáлки, жив, живá, жи́во, жи́вы; зéлен, зеленá, зéлено, зéлены; крéпок, крепкá, крéпко, крéпки, крóток, кроткá, крóтко, крóтки; мóлод, молодá, мóлодо, мóлоды; прав, правá, прáво, прáвы; рéдок, редкá, рéдко, рéдки; свéтел, светлá, свéтло, свéтлы, сыт, сытá, сы́то, сы́ты.

Двоякое ударение в форме множественного числа: блéдны и бледны́, бли́зки и близки́, врéдны и вредны́, гóлодны и голодны́, гýсты и густы́, дрýжны и дружны́, жи́рны и жирны́, пýсты и пусты́, тéсны и тесны́, тýпы и тупы́, хóлодны и холодны́.

 

 

Глагол.

 

1. У многих глаголов II спряжения в связи с общей тенденцией приближения ударения к началу слова ударение в формах настоящего времени ставится сейчас на основе, а не на окончании:

вáрит, вéртит (помните у Крылова: …верти́т очками так и сяк), грýзит, дрýжит, клéит, мáнит, подáрит, сóлит. Но: звони́т.

2. Ударение в формах прошедшего времени может стоять на основе и на окончании. Выделяются три группы:

а) глаголы с ударением на основе во всех формах:

бить – бил, би́ла, би́ло, би́ли; брить – брил, бри́ла, бри́ло, бри́ли; дуть – дул, дýла, дýло, дýли; жать – жал, жáла, жáло, жáли; класть – клал, клáла, клáло, клáли; красть – крал, крáла, крáло, крáли; мыть – мыл, мы́ла, мы́ло, мы́ли; мять – мял, мя́ла, мя́ло, мя́ли; пасть – пал, пáла, пáло, пáли; ржать – ржал, ржáла, ржáло, ржáли; шить – шил, ши́ла, ши́ло, ши́ли;

б) глаголы с ударением на основе во всех формах, кроме формы женского рода, в которой оно переходит на окончание:

брать – брал, бралá, брáло, брáли; быть – был, былá, бы́ло, бы́ли; взять – взял, взялá, взя́ло, взя́ли; вить – вил, вилá, ви́ло, ви́ли; внять – внял, внялá, вня́ло, вня́ли; врать – врал, вралá, врáло, врáли; гнать – гнал, гналá, гнáло, гнáли; дать – дал, далá, дáло (и далó), дáли; драть – драл, дралá, дрáло, дрáли; жить – жил, жилá, жи́ло, жи́ли; звать – звал, звалá, звáло, звáли; лить – лил, лилá, ли́ло, ли́ли; пить – пил, пилá, пи́ло, пи́ли; плыть – плыл, плылá, плы́ло, плы́ли; рвать – рвал, рвалá, рвáло, рвáли; снять – снял, снялá, сня́ло, сня́ли; спать – спал, спалá, спáло, спáли;

в) глаголы с ударением на приставке во всех формах, кроме формы женского рода, в которой оно переходит на окончание:

доня́ть – дóнял, донялá, дóняло, дóняли; замерéть – зáмер, замерлá, зáмерло, зáмерли; заня́ть – зáнял, занялá, зáняло, зáняли; заперéть – зáпер, заперлá, зáперло, зáперли; наня́ть – нáнял, нанялá, нáняло, нáняли; начáть – нáчал, началá, нáчало, нáчали; отбы́ть – óтбыл, отбылá, óтбыло, óтбыли; поня́ть – пóнял, понялá, пóняло, пóняли: прибы́ть – при́был, прибылá, при́было, при́были; придáть – при́дал, придалá, при́дало, при́дали; приня́ть – при́нял, принялá, при́няло, при́няли; прокля́сть – прóклял, проклялá, прóкляло, прóкляли; убы́ть – ýбыл, убылá, ýбыло, ýбыли.

Двоякое ударение: дóжил и дожи́л, дóпил и допи́л, зáдал и задáл, нáжил и нажи́л, óтнял и отня́л, óтпил и отпи́л, пóдал и подáл, пóднял и подня́л, прóдал и продáл, прóжил и прожи́л, прóлил и проли́л, рóздал и раздáл.

3. У страдательных причастий прошедшего времени ударение в форме женского рода в одних случаях падает на окончание, в других – на приставку:

а) взя́тый – взятá, ви́тый – витá, изжи́тый – изжитá, нáчатый – начатá, при́нятый – принятá;

б) в причастиях на ‑бранный, ‑дранный, ‑званный ударение падает на приставку: дóбрана, зáбрана, зáдрана, зáзвана, и́збрана, изóдрана, нáбрана, нáзвана, отóбрана, отóдрана, отóзвана, подóбрана, прéрвана, при́брана, при́звана, прóзвана, сóдрана, сóзвана.

4. В глаголах на ‑ировать выделяются две группы: с ударением на и и с ударением на а:

а) баллоти́ровать, блоки́ровать, гаранти́ровать, дебати́ровать, дирижи́ровать, дисквалифици́ровать, дискредити́ровать, дискути́ровать, дисциплини́ровать, дифференци́ровать, заплани́ровать, иллюстри́ровать, инсцени́ровать, информи́ровать, квалифици́ровать, компромети́ровать, конкури́ровать, констати́ровать, копи́ровать, ликвиди́ровать, маневри́ровать, манки́ровать, мини́ровать, опери́ровать, пари́ровать, регистри́ровать, резюми́ровать, сумми́ровать, телеграфи́ровать, телефони́ровать, транспорти́ровать, утри́ровать, формули́ровать, форси́ровать, фотографи́ровать, цити́ровать, эвакуи́ровать и др.;

б) бомбардировáть, гравировáть, гримировáть, группировáть, драпировáть, лакировáть, маршировáть, маскировáть, меблировáть, пломбировáть, премировáть, формировáть и др.

5. Страдательные причастия прошедшего времени, образованные от глаголов на ‑ировать, делятся на две группы: форме на ‑и́ровать соответствует форма на ‑и́рованный, форме на ‑ировáть – форма на ‑ирóванный, например:

а) блоки́ровать – блоки́рованный, заплани́ровать – заплани́рованный, иллюстри́ровать – иллюстри́рованный, утри́ровать – утри́рованный и т. д.;

б) бомбардировáть – бомбардирóванный, лакировáть – лакирóванный, пломбировáть – пломбирóванный, премировáть – премирóванный, формировáть – формирóванный и т. д.

В настоящее время заметна тенденция приблизить произношение к написанию. Ведь в наше время все умеют читать и писать. А постигая написание слов, мы при чтении невольно стараемся произнести так, как написано: боюсь – с мягким [с^ь], пилят (а не пилют, как говорили в старину), жюри с мягким [ж^ь] и т. д. В сближении произношения с написанием нет ничего плохого, это логично и закономерно. Какие же правила, однако, изменились в наше время?

Под влиянием письма сложились такие правила произношения.

1. Учащиеся знают, что шипящий звук [ж] твердый, и прежняя форма произношения [жж] как долгого мягкого звука [жж^ь] им неведома, поэтому слова вожжи, дрожжи, жужжать и т. п. они произносят с твердым [жж].

2. Буквенное сочетание ся по правилу произносится с мягким [с^ь]: сядьте, лося, и в школе справедливо распространяют это положение и на суффикс ‑ся в глагольных формах: стремился, учился. Прежняя норма, согласно которой в этом суффиксе произносился твердый согласный [с], учащимся неизвестна. Мягкое произношение распространяется и на суффикс ‑сь (надеюсь, учусь).

3. Буквенное сочетание чн произносится в соответствии с написанием: бесконечный, прочный, типичный и др. Только в немногих словах сохраняется произношение на месте чн звукосочетания [шн]: горчичник, горчичный, горячечный, конечно, нарочно, подсвечник, прачечная, пустячный, скворечник, скворечня, скучно, яичница. Произносится [шн] на месте чн в женских отчествах на ‑ична: Ильинична, Никитична, Саввична и др.

Изложенные здесь сведения по орфоэпии (нормативному произношению и ударению) не предназначены для заучивания и запоминания: это справочный материал, к которому вы можете обратиться в случае необходимости. Устная речь является важным слагаемым в общей сумме форм и способов пользования языком как средством общения: вы к ней прибегаете, когда отвечаете на уроке по любому предмету, когда выступаете с сообщением или докладом на занятиях кружка, когда общаетесь с окружающими вас людьми. Устная речь гораздо активнее речи письменной: мы больше слушаем и говорим, чем читаем и пишем. И выразительные возможности устной речи значительно шире: английский писатель Бернард Шоу утверждал, что «есть пятьдесят способов сказать да и пятьсот способов сказать нет и только один способ это написать».

В целом ваша речь должна быть лексически богатой, грамматически разнообразной, стилистически выразительной, орфоэпически правильной.