Негативные воспоминания детства

Многие из нас не способны вспомнить из детства ничего положительного, что с ними тогда случилось. Тем не менее в детстве мы переживаем и комфортные, и беспокойные времена. Однако приятные воспоминания – как мама держала нас на руках во время кормления, как мыла или убаюкивала перед сном – часто блокируются и не вызываются в памяти. Кажется, что мы помним только негативное: как не получали того, чего хотим, как нам не хватало любви.

Этому есть свои объяснения. Когда маленькие дети воспринимают что‑то как угрозу безопасности, их тела реагируют и включают защитные механизмы. Такая бессознательная защита становится «настройкой по умолчанию». Затем эта настройка обращает наше внимание на то, что представляет для нас трудность или беспокойство, вместо того чтобы сохранять в памяти то, что кажется нам хорошим. Приятные воспоминания как будто живут отдельно, по другую сторону стены, вне досягаемости. Так как мы способны жить только с одной стороны стены, то искренне полагаем, что ничего хорошего с нами не происходило.

Это похоже на то, как будто мы переписываем историю и оставляем в ней только те воспоминания, которые поддерживают наши механизмы защиты. За баррикадами бессознательности, которые мы возвели, лежит глубокое желание, чтобы нас любили родители. Однако многим из нас эти чувства уже недоступны. Ведь если бы мы помнили те моменты нежности и любви, которые разделяли с родителями, мы чувствовали бы себя уязвимыми и тогда существовал бы риск, что нам вновь сделают больно. И вот те самые воспоминания, которые могли бы исцелить нас, мы бессознательно блокируем.

Ученые нашли подтверждение данной идеи с точки зрения эволюции. Они описывают, как миндалевидное тело мозга человека использует две трети своих нейронов для сканирования опасностей. В результате наиболее болезненные и угрожающие безопасности события легче сохраняются в долговременной памяти, чем приятные. Ученые называют этот механизм, работающий по умолчанию, «негативной предвзятостью», и вполне понятно почему. Выживание зависит от способности тщательно сканировать вероятные угрозы извне. «Ум работает как липучка для негативного опыта, – говорит нейропсихолог Рик Хэнсон, – и как тефлон для позитивного».

 

4. Возможно, вы подсознательно отождествились с кем‑то из других членов вашей семейной истории

Иногда встречаются по‑настоящему любящие, крепкие отношения с родителями и тем не менее мы не можем объяснить сложные чувства, которые бродят внутри. Очень часто мы предполагаем, что проблема кроется в нас самих и что если мы копнем достаточно глубоко, то найдем ее источник. Пока мы не вскроем фактическое событие, которое является спусковым крючком наших переживаний, мы можем испытывать страхи и чувства, которые, по сути, нам не принадлежат. Они – осколки семейной травмы, а мы про них думаем, что они – наши.

 

История Тодда

Тодду было девять лет, когда он начал прокалывать ручкой диван. В тот же год он напал на соседского мальчика и ткнул в него острой палкой. Пришлось наложить аж сорок швов. Следующие несколько лет Тодд получал медикаментозное и психотерапевтическое лечение, но агрессивное поведение продолжалось. Все это длилось до тех пор, пока его отец не рассказал мне о деде Тодда, которого он презирал. Тогда все кусочки головоломки сложились.

Дедушка Тодда был человеком, склонным к насилию. Он не только избивал своих детей, но еще и заколол человека до смерти во время драки в трактире. Обвинения так и не были выдвинуты, и дед Тодда мог жить и дальше, как ему заблагорассудится. Но не его дети, а Тодд, внук, неожиданно стал носителем необузданных страстей, которые, по сути, ему не принадлежали. Он имел бессознательную связь со своим дедом, которая так и осталась бы скрытой, если бы отец Тодда Эрл не обратился к истории семьи.

Во время нашей сессии Эрл вспомнил, что и его дед (отец отца) также убил человека. А его прадед вместе с несколькими другими членами семьи был убит одним землевладельцем и его бандой из соседского городка. Теперь начал прорисовываться достаточно ясный паттерн. Эрл увидел, что его отец – лишь спица в колесе истории насилия в семье.

Когда понимание расширилось, Эрл впервые за всю свою жизнь почувствовал симпатию к отцу. Он сказал мне, что хотел бы, чтобы его отец был жив и он смог бы поговорить с ним об их семейной истории. Эрл отправился домой и рассказал Тодду о том, что узнал. Тот напряженно его слушал. Каждый из них интуитивно понимал, что в результате этого рассказа что‑то решится и, наконец, успокоится. Их предчувствие оправдалось. Пять месяцев спустя Эрл позвонил мне и рассказал, что Тодду отменили лекарства и его агрессивное поведение ушло.

Если вы отождествились с кем‑то из своей семейной системы, то, скорее всего, об этом даже не подозреваете. Это происходит бессознательно, поэтому вы вряд ли сможете провести какую‑либо подобную связь самостоятельно. Джесси и Гретхен, о которых я рассказывал в начале книги, были отождествлены с членами своих семейных систем. Так же, как и Меган.

 

История Меган

Меган вышла замуж за Дина в девятнадцать лет и думала, что это навсегда. И вот в один прекрасный день, когда ей исполнилось двадцать пять, она посмотрела на него через кухонный стол и поняла, что ничего не испытывает. Все ее чувства к Дину испарились. В течение ближайших недель Меган подала на развод. Осознав, что в таком внезапном исчезновении чувств к Дину есть что‑то странное, она решилась просить о помощи.

Я предположил, что есть что‑то невыясненное в ее семейной истории, и начал осторожно копать. Нам сопутствовала удача. Связь, которую Меган не видела, была на поверхности. Бабушке Меган было двадцать пять, когда ее муж, любовь всей жизни, утонул в море во время рыбалки. Она одна воспитала мать Меган и никогда больше не вышла замуж. Смерть мужа стала огромной трагедией для их семьи.

 

 

Отождествились ли вы с кем‑то из членов своей семейной системы?

Может ли быть такое, что вы чувствуете и ведете себя как какой‑то ушедший из жизни член семьи? Может быть, вы страдаете, искупаете вину или переживаете горе за кого‑то из тех, кто жил до вас?

Есть ли какие‑то симптомы или поведение, которые трудно объяснить, исходя из собственного жизненного опыта?

Бывало ли, что вина или боль, горе утраты близкого человека вставали на пути любви к кому‑то из членов вашей семьи?

Совершил ли кто‑нибудь из семьи проступок, из‑за которого семья его отвергла?

Случилось ли в семье какое‑либо травмирующее событие, настолько ужасное, болезненное или постыдное, что о нем старались никогда не говорить? (Например, ранняя смерть кого‑то из родителей, ребенка, брата или сестры; может быть, кого‑то бросили или кто‑то совершил убийство, преступление или самоубийство, и т. п.)

Находите ли вы личную связь с этим событием, ведете образ жизни, похожий на жизнь человека, о котором стараются не говорить?

Может ли быть такое, что вы переживаете травму того члена семьи так, как если бы она была ваша собственная?

 

Эта история была настолько известной в семье, что Меган даже не пришло в голову оценить ее влияние на собственную судьбу. Как только она поняла, что проживает эпизод из жизни своей бабушки, ей открылась причина внезапного одиночества, чувства глубокой потери и опустошенности, которые она испытывала. От волнения она начала моргать и тереть виски руками. Я дал ей достаточно времени, чтобы это осознание укрепилось в ней. После долгих минут я услышал частые, быстрые вздохи, затем ее дыхание начало выравниваться. Она складывала вместе все кусочки картинки. «Странно, но я чувствую надежду, – сказала она. – Я должна рассказать Дину». Спустя несколько дней она позвонила и сказала, что внутри ее что‑то изменилось, чувства к Дину возвращались.

Я хочу еще раз подчеркнуть: не все детали нашего поведения могут на самом деле исходить от нас. Оно может явиться проявлением кого‑то из членов семьи, живших ранее. Мы можем нести в себе или разделять с ними их чувства. Специалисты называют подобное явление «чувствами отождествления».