Экстерьер. Городская Дума. День.

       К серому четырехэтажному зданию быстро семенит ножками по тротуару среднего роста, лет тридцати пяти, невзрачный, седоватый человечек в серой шляпе, в сером помятом костюме, в серой рубашке с серым галстуком, с серым портфелем в руке, в серых ботинках. В очках в серой оправе. Он попыхивает сигаретой, бросает ее с важным видом щелчком пальцев в урну и, размахивая портфелем, приняв серьезный вид, направляется к входу в здание.

       Уличный фотограф, обвешанный сзади и спереди фотокарточками, как живая реклама, с фотоаппаратом на старой треноге не упускает своего шанса и останавливает думца.

       Фотограф: Гражданин хороший! Задешево. Завтра будет готово в лучшем виде. Залюбуетесь! А?

       СРЕДНИЙ СЫН подходит к фотографу, вынимает из кармана брюк серое портмоне.

       Средний сын (фотографу): Сколько?

       Фотограф: Сколько дадите. Сорок рубчиков.

       Средний сын дает деньги фотографу, подходит к вывеске. Снимает очки. Убирает их в футляр. Вытирает ноги о половичок при входе в Думу и снова подходит к вывеске «Центральная городская Дума». Вспышка. Стоп-кадр. Изображение депутата городской Думы – среднего сына деда – переносится в резную белую пластмассовую рамку на стене квартиры младшего сына и располагается правее от фотографии старшего сына.

 

       Голос за кадром (прод.): Младший вовсе был мм… (задумчиво) … ну, скажем так, был чу-дак…

ЭКСТЕРЬЕР. ДЕРЕВЕНСКИЙ ДОМ. ДЕНЬ.

       Худощавый, веснушчатый паренек лет восемнадцати, в синей навыпуск майке с жировыми пятнами, в черных длинных семейных сатиновых трусах, все время с него сползающих, сидит на закате дня на скамейке у своего одноэтажного дощатого домика около шоссе. Он кормит кур. Куры дерутся из-за проса. Петух ни с того, ни с сего набрасывается на паренька и начинает гонять его по двору.

       Младший сын: Кыш! Отвяжись! Окаянный!

       Паренек налетает на гуся. Теперь за пареньком гонится и гусь, шипя и вытягивая шею. К гусю присоединяется индюк. Глаза и щеки индюка наливаются кровью.

       Младший сын прикрывает зад руками от гуся и индюка.

       Младший сын: Вы шо, взбесились, шо ли?

       Паренек еле-еле успевает вскочить в дом и захлопнуть за собой металлическую антивандальную дверь перед клювами разъяренных птиц.

       Когда птицы утихомириваются, а солнце уже почти заходит, паренек выходит осторожно тихонько на крылечко, идет на завалинку перед домом. Он видит на больших березах много-много каркающих без умолку ворон. Паренек отламывает от краюхи хлеба кусок, и засовывает его себе в рот и начинает считать ворон, отслеживая их, летающих, и указательным пальцем правой руки загибает пальца на левой руке. Потом переходит на правую руку.

       Младший сын: Девять, десять…

       Он в растерянности, т.к. пальцы на правой руке кончаются. Тогда паренек загибает пальцы на босых ногах, подтянув ноги к себе на бревнах и согнув их в коленках.

       Младший сын: Тринадцать, четырнадцать…

       Сбоку вспышка фотоаппарата. И из-за угла забора выходит соседский парень с дешевым фотоаппаратом. Парень в обычной сельской одежонке.

       Соседский парень: Как я тебя уловил? Ракурс какой получился! А? Видал?

       Младший сын: Ракурс? А что это означает?

       Соседский парень: Я точно не знаю. Знаю только, что хороший ракурс получился. Так все говорят, когда фотографируют.

       Младший сын: Сань, а фотокарточка-то будет?

       Соседский парень: Будет. Дай-ка я тебя еще разочек щелкну, в другом ракурсе. С другой выдержкой. Так, на всякий случай.

       Соседский парень из другой позиции нажимает на спуск фотоаппарата. Вспышка. Стоп-кадр. Черно-белое изображение младшего сына, ковыряющего у себя в носу на завалинке, переносится на третью фотографию в рамке, справа от фотографии среднего сына.

       Младший сын ходит босиком по двору, подтягивая ежесекундно трусы. Заходит в дом. Запирает за собой металлическую дверь на ключ, затем деревянную дверь на задвижку. Вешает на скобы амбарный замок, запирает его на ключ, а ключи на веревочке вешает себе на шею.

 

ИНТЕРЬЕР. ДОМ. ДЕНЬ.

 Младший сын роходит через сени в комнату. Черпаком из ведра стоящего на табуретке, набирает воду и поливает полевой лопух, растущий в цветочном горшке на подоконнике. Растворяет створки открытого окна, выходящего во двор. Заводит будильник и устанавливает его на шесть часов утра. Ставит будильник на старую этажерку, сзади, за спинкой металлической кровати. Младший сын берет книжку «Сказки Г.Х.Андерсена» и забирается под покрывало в кровать. Читает сказки, сопереживая содержанию книжки: радуясь, пугаясь, восторгаясь и гневаясь. Потом он начинает зевать, кладет книжку на стул. Выключает настольную лампу и, повернувшись на бочок, засыпает.

За окном мяукает кошка. Воет собака. Наступает тишина. Светит месяц. Светит ясный. Светит яркая луна. На небе зажигаются одна за другой звезды. Виден «Млечный путь»…

       Светает. Разметавшись во сне, спит младший сын. Ему снятся сказки. Он дергается, ворочается, что-то мурлычет. Сгоняет, спя, муху с носа, с руки, с ноги. Дергает ногами, руками, головой. Резко звонит будильник. Паренек спросонья хочет просунуть ногу сквозь створки металлической спинки кровати и выключить пальцем ноги будильник, но накалывается на выступающие с этажерки острые концы ножниц и от этого укола окончательно просыпается, отдергивая в испуге уколотую ножницами ногу. Из кухни доносится шестиразовое кукованье часов-кукушки. Паренек тянется и выключает рукой продолжающий трезвонить будильник. Шесть раз бьют старинные часы, висящие над дверью в комнату. Младший сын встает, потягиваясь и зевая во весь рот. Подтягивает сползающие с живота трусы. Зло, с раздражением вытягивает резинку из трусов, завязывает ее на узел, потуже, и расправляет ее пальцами в трусах. Трусы больше не спадают.

       Младший сын (поет): Встал я утром в шесть часов… Нет резинки от трусов. Вот она, вот она…

       Он смотрит на улицу, раздвинув занавески. На небе ни тучки. Выставляет наружу ладонь: не капает. Стоя, подпрыгивая на одной ноге, натягивает темно-коричневый носок на одну ногу, а светло-коричневый на другую. Находит на ощупь ногами тапочки под кроватью. Подходит к фотографиям на стене: отца, двух братьев и своей. Стоит в задумчивости. Снимает с гвоздя фотографии своих братьев. Плюет на каждую, протирает карточки майкой и, причитая, вешает их обратно на стенку.

       Младший сын: Братенечки, вы мои, родные. А фотографии моей маменьки так и вовсе нету совсем. Все забрала с собой, убегаючи от моего батеньки с прапором. Даже фотокарточки не оставила… Так спешила…

       Младший сын надевает второпях рубашку, но сначала пуговицы застегивает неровно, и ему приходится их перезастегивать. Левую кроссовку надевает сначала на правую ногу. Неудобно. Он переобувается, все больше спеша и поглядывая на старинные часы над дверью: 6 часов 20 минут. С трудом продевает ноги в кроссовках в джинсы. Надевает на руку большие пластмассовые электронные часы.

       На кухне, торопясь, пьет, обжигаясь, чай с блюдца. Вприкуску. Бежит бриться. У него в это время подгорает яичница на кухне. Бежит на кухню с бритвой, снимает с плиты дымящуюся яичницу, вываливает ее с поджарившейся черной колбасой на тарелку. Делает себе бутерброд с маслом и сыром. Бутерброд падает на пол маслом и сыром вниз. Парень сдувает пыль с бутерброда, пальчиками счищает с него пылинки и песчинки. В спешке ест яичницу с колбасой, бутерброд, запивая чаем.

Хватает рюкзачок, надевает легкую курточку-пыльник, проверяет хлопками по карманам наличие денег и документов в куртке. Вешает рюкзачок на левое плечо. Смотрит на часы: 6 часов 30 минут. Спешит к выходу.

13.ЭКСТЕРЬЕР. ДОМ. ДЕНЬ.

Открывает ключом амбарный замок на щеколде деревянной двери, запирает на ключ металлическую дверь со штырями. Окна дома остаются распахнутыми настежь. Младший сын окидывает взглядом дом, двор: все в порядке. И он, пряча ключи на шее под рубашкой, устремляется за калитку на улицу.

14. ЭКСТЕРЬЕР. АВТОБУСНАЯ ОСТАНОВКА. УТРО.

Автобусная остановка пригородного поселка. Автобус задерживается. Довольно приличная очередь на остановке ропщет. Парень несется к газетному киоску.

Младший сын: Мне что-нибудь с кроссвордом.

Киоскер: Все уже раскупили.

Младший сын: Черт! Опять не повезло!

Он бежит к проезжающему мимо такси. Голосует. Машина останавливается.

Младший сын (умоляюще): За двадцать минут до химзавода не домчишь?

Таксист: Пожалуй, домчу.

Младший сын: Ну мчи, мчи!

А сам, смеясь, захлопывает дверь такси, вприпрыжку несется к подходящему автобусу и вклинивается в очередь.

ИНТЕРЬЕР. АВТОБУС. УТРО.

В набитом пассажирском автобусе полусонные люди едут на работу. Младший сын вытягивает из кармана джинсов книжечку мятых проездных билетов, отдирает от книжечки один билет и смотрит, где компостер, чтобы пробить билет.

Спиной к парню стоит девушка. За окном мелькают придорожные кусты и деревья. Автобус вздрагивает и трясется на ухабах и колдобинах. Младший сын предпринимает несколько попыток просунуть мятый билет в компостер. Он тянется изо всех сил через спину девушки к компостеру, налегая на нее сзади всем телом.

Младший сын (окружающим его пассажирам): Извините! Простите! Миль пардон!

Но он никак не может попасть в щель компостера, дотянуться до которого ему мешает девушка. Он так и сяк, но автобус дрожит, качается. Несколько попыток парня пробить билет не увенчиваются успехом. Девушка долго это терпит, дергая недовольно плечами, возмущенно, сверкая глазищами, оборачивается, смотрит на парня, но молчит. Наконец она теряет терпенье и не выдерживает, когда младший сын уж совсем ложится на нее сзади с вытянутой рукой к компостеру.

Девушка (гневно): Вы уже полчаса лежите на мне и не можете его никак всунуть!

Младший сын: Извините, он у меня мятый.

Девушка: Давайте его сюда. Я вместо вас его всуну, а то вы меня всю уже измочалили.

Девушка отбирает у парня билет и компостирует его.

Девушка: Вот как надо.

Младший сын: Спасибо.

Мужчина (пареньку): Скажи-ка, который сейчас час?

Младший сын: Без сорока.

Мужчина: Без сорока минут сколько?

Младший сын (показывает на свои часы): Не знаю, стрелка отвалилась.

В это время у переднего входа беседуют два заядлых охотника. У одного в на нескольких местах на лице ссадины и налепленный пластырь. Забинтована рука по локоть.

Раненый охотник: Влез я, знаешь, на сук, а волки подо мной так и прыгают, так и прыгают. И вдруг сук – тррах! Я, понимаешь, прямо на волков!

Второй охотник (ахает): И что же?

Раненый охотник (показывает руку): Что? Что? Ну и разорвали меня.

16. ЭКСТЕРЬЕР. ПРОХОДНАЯ ЗАВОДА. УТРО.

Наконец автобус останавливается недалеко от проходной завода. Помятые пассажиры вываливают из автобуса и спешат к проходной: время поджимает. Над проходной огромный красный транспарант: «Нет утечкам и протечкам! Позор халатному отношению к производству!» Слева от проходной на стене табличка «Секретный химзавод №34».

17. ИНТЕРЬЕР. ПРОХОДНАЯ ЗАВОДА. УТРО.

 Младший сын протягивает вахтеру у турникета-вертушки свой билет на автобус вместо пропуска. Вахтер берет билет, с недоумением рассматривает его со всех сторон. Паренек спохватывается и показывает вахтеру свой пропуск, забирая у вахтера свой билет на автобус.

Вахтер (недовольно): Иди!

На стене коридора проходной плакат с женщиной, прижимающей палец к губам и надписью «Болтун – находка для шпиона!» И рядом на белой бумаге призыв «Бди!»

Младший сын перевешивает свой алюминиевый номерок на доске присутствия на заводе и направляется к зданию завода.

ИНТЕРЬЕР. РАЗДЕВАЛКА. УТРО.

В раздевалке паренек достает из своего металлического ящичка-ячейки оранжевый комбинезон с надписью на спине «Секретный химзавод», надевает его, потом тяжелые черные с заклепками ботинки, бейсболку. Смотрит на свои ботинки. Они кажутся ему грязными. Он слюнявит палец и протирает им один ботинок. Любуется чистым ботинком. Слюнявит этот же палец и протирает им и второй ботинок. Любуется и этим. Встает, передвигает бейсболку козырьком назад. Достает из кармана комбинезона наушники плеера, надевает наушники на уши. Включает музыку, пританцовывает, улыбается и направляется в рабочий процессорный зал.

19. ИНТЕРЬЕР. ПРОЦЕССОРНЫЙ ЦЕХ. УТРО.

 Заходит в служебное помещение. Берет в мойке ведро, наполняет его в бетонной раковине водой, льет в ведро из пластиковой бутылки моющую жидкость. Берет швабру. И вот он уже в процессорном зале, где шум, свист, пар, вырывающийся из разных агрегатов. Младший сын начинает мыть шваброй пол, танцуя то рок-н-ролл, то вальс, то танго со шваброй в руках.

Песня за кадром (в наушниках): «У нас нет проблем! Мы заявляем это всем!»

На приваренном к большому насосу крючке висит на проволочке круглая деревянная табличка с номером «9». Нагибаясь над ведром, паренек задним концом швабры сбивает эту табличку, и она откатывается под такой же бак-насос, на котором на проволочке висит точно такая же табличка только с номером «6». Младший сын в наушниках этого не видит и не слышит. Он продолжает старательно и усердно драить пол и, облокачиваясь о другой насос, сбивает с него локтем табличку с номером «6», которая падает на пол, катится и ложится у него за спиной рядышком с табличкой под номером «9». Паренек оборачивается и видит в недоумении на полу две деревянные таблички. Он, почесав затылок, помозговав, вешает на ближайший от него насос табличку с номером «9», перепутав таким образом номера. Идет в поисках другого насоса, и, обнаружив его, вешает на него табличку с номером «6». И радостный, завершив приборку, выделывая кренделя шваброй на полу, выплывает в танце из зала.

20. ИНТЕРЬЕР. КАБИНЕТ ДИРЕКТОРА ЗАВОДА. УТРО.

Большой просторный светлый, отделанный темным деревом, кабинет генерального директора химзавода. Из окна кабинета видны цветочные аллеи, клумбы и рядом с ними стоянка служебных машин у главного административного корпуса. В одном углу кабинета стоит большой телемонитор с несколькими экранами, на которых видны в процессе работы различные участки и цехи завода. В другом углу – большой телевизор соседствует с электрическим экзотическим водопадом с живой, журчащей водой. В кабинете директора также расставлены кожаные кресла и диван. К письменному столу темной полировки приставлен торцом длинный темно-коричневый стол для участников совещаний. Место директора пустует, а за длинным столом сидят восемь человек: руководители служб и подразделений завода. Пять человек – слева от директорского места и три – справа. Все участники совещания напряжены в преддверии пресс-конференции для иностранных СМИ, совещания и пуска нового производства. Один из участников совещания пьет минералку, наливая ее дрожащими руками в стакан. Двое перешептываются, поглядывая на свои и настенные часы, на которых 10 часов 20 минут. Двое копошатся в бумагах: освежают в памяти необходимые для совещания цифры и данные. На столе директора только самое необходимое для работы и несколько телефонов, среди которых и вертушка. Стол директора блестит в лучах солнца. Царит нервная обстановка в ожидании директора.

Слева от стола заседаний, в центре кабинета, разместились иностранные журналисты и кинооператоры, которые почти уже устроились со своей аппаратурой на месте: кинокамеры стоят на треногах и лежат на плечах операторов. Четыре иностранных журналиста: две женщины и двое мужчин готовят к работе кассетные магнитофоны-диктофоны.

Один из участников совещания берет и вертит в руках, рассматривая, стоявшую посередине стола металлическую лошадку. Он крутит ее так и сяк и неожиданно нажимает ей на хвост. Из морды лошадки вырывается пламя, и она начинает громко ржать. Оказывается это такая зажигалка. Все в кабинете вздрагивают и обращают свое внимание на нарушителя тишины. Но это же ржанье и выводит всех из состояния напряжения. Все раскрепощаются, расслабляются, улыбаются друг другу, показывая на веселую лошадку-зажигалку. Только директор транспортного цеха, ПОНТИЙ АЛЬБЕРТОВИЧ, нажавший на хвост лошади, ставит ее испуганно на стол и отодвигает от себя подальше к центру стола, а потом, подумав, еще дальше. Другие участники совещания подсмеиваются над неожиданным шутником.

Один: Голосистая!

Другой: Сивка-бурка!

Жарко. Хотя еще только утро. Все присутствующие, несмотря на работающий кондиционер, отдуваются, вытирают лбы, шеи платками, обмахиваются папками, просто листами бумаги и постоянно поглядывают на входную дверь в кабинет генерального директора.

21. ИНТЕРЬЕР. ПРИЕМНАЯ ДИРЕКТОРА. УТРО.

На стене слева от входа в кабинет директора, в шикарно обставленной приемной, висит табличка «Генеральный директор Пифагор Герадотович Платонов. Прием посетителей по личным вопросам: по вторникам и четвергам с 17.00 до 19.18». На столе секретарши стоит сложенная треугольником картонная белая табличка-объявление «С пейджерами, радиотелефонами и «жучками» вход в кабинет директора запрещен». В приемной стоит небольшой телевизор, музыкальный центр. Модно одетая, в бижутерии, стильная, хорошенькая, длинноногая секретарша-кокетка, Эльза Максовна, в миниюбке, с начальствующим видом восседает на вращающемся кресле, душится французскими духами. Слегка. Потому что только что уже душилась. В дверь приемной заглядывает работник завода с вопрошающим взглядом.

Работник завода: Сам у себя?

Секретарша (его обрывает шипеньем): Закройте немедленно дверь! Сейчас нельзя! Позже, поз-же! (Многозначительно) У нас иностранцы. Пресса!

В дверь было суется второй посетитель, но секретарша быстро встает, подходит к двери, выпроваживает посетителя и закрывает за ним дверь.

Секретарша: Я говорю: потом, потом. Генеральный занят! Неужели я неясно выражаюсь? Пресс-конференция!

Она отходит к окну и наклоняется, высовываясь в распахнутое окно. Из-под юбки видны ее белые трусики. Открывается дверь в приемную. Тяжело дыша, торопясь, входит полный, лысеющий, пожилой мужчина. За толстыми стеклами очков большие внимательные глаза. На директоре хорошо сшитый костюм, в нагрудном кармане пиджака белая полоска платочка. Лицо директора озабоченное. Он невольно задерживает свой взгляд на трусиках красивой секретарши, которая, услышав звук открываемой сзади двери, выпрямляется, оборачивается и догадывается, куда был направлен не без интереса взгляд ее директора. Это ее радует.

Секретарша: Доброе утро, Пифагор Герадотович!

Директор оценивающе, с удовольствием оглядывает свою секретаршу. Та кокетливо одергивает юбчонку. Показывает рукой в окно.

Секретарша (якобы смущенно): Погодка сегодня чудо! Не правда ли?

Директор: Здравствуйте, Эльза Максовна! Вот спешил как на пожар. (Как бы оправдываясь) Но разве у нас куда-нибудь вовремя поспеешь? Меня, наверное, уже заждались?

Секретарша: Все, кому вы назначили, в сборе. И пресса уже вся тут.

Секретарша, доложив, фривольно располагается у себя в кресле уж слишком оголяя ноги. Директор стыдливо указывает пальцем на виднеющиеся на раздвинутых ногах секретарши трусики.

Директор (заикаясь): Вы уж, Эльза … Максовна. Что, что это у вас, право, трусики … одним словом … все время … нараспашку. Здесь же, сами понимаете, люди ходят, иностранцы … И вообще! Вот наш главный технолог. Он меня уже достал. Каждый день мне постоянно жалуется, что вы ходите на работу (строго) в слишком короткой юбке. Это, мол, отвлекает его от работы. С этим безобразием, Эльза Максовна, пора кончать… С завтрашнего дня … он уволен! А сейчас … А сейчас…

Секретарша (расплываясь в располагающей улыбке директору): Я так его понимаю… И жалею…

Директор: Сам виноват! А сейчас ко мне никого не пускать и меня ни с кем не соединять, пока я не скажу! Ясно?!

Секретарша (встает грудью вперед): Будет исполнено, Пифагор Герадотович! Никого не пущу!

Директор заходит в кабинет, а секретарша, прикрыв за ним поплотнее дверь, довольная, задрав двумя пальчиками себе юбчонку, идет фривольно, виляя бедрами к музыкальному центру и включает негромко музыку.

Секретарша (сама себе): Предупреждала ж я этого техно-олога! Вот и доигрался!

Секретарша включает вентилятор на штативе и, возвращаясь к своему столу, удобно устраивается у себя в кресле.

Секретарша: А кому не нравится на меня смотреть, я не задерживаю. Пусть пишут заявление…

22. ИНТЕРЬЕР. КАБИНЕТ ДИРЕКТОРА ЗАВОДА. УТРО.

Гендиректор входит в свой кабинет. Все сидящие за столом шумно встают и приветствуют директора. Иностранцы тоже кланяются директору, который жестом сажает своих работников.

Директор (всем): Садитесь, садитесь, господа!

Директор кивает иностранным журналистам, операторам и всем остальным в кабинете.

Директор: Гуд морнинг, господа! Как поживает у нас пресса? Рад вас всех видеть. Ну что, приступим, пожалуй?

Участники совещания садятся. Операторы направляют на директора свои камеры. Журналисты ставят на стол директора с его одобрения свои диктофоны, тесня и деликатно борясь друг с другом, стараются занять более удобное и выгодное место, чтобы и не мешать своим операторам, но и быть поближе к директору. Один журналист выдвигает свой микрофон на длинном штативе к директору почти под самый его нос, а сам садится на пол под директорским столом с наушниками. Директор игриво грозит прессе пальцем, мол, это пока снимать не нужно и поправляет на себе галстук, платочек, приглаживает оставшиеся волосы на голове руками, наливает себе водички и делает несколько жадных глотков. Принимает пафосную позу. Кивает головой прессе, что он готов и можно снимать. Горят софиты. Включаются красные лампочки кинокамер. Кинооператоры молча снимают директора, его кабинет, участников совещания, друг друга и журналистов…

Директор: Добрый день, господа! Приветствую представителей иностранных средств массовой информации, вас дорогие господа журналисты. Сегодня, господа, у нас торжественный день. Мы приступаем к выполнению задания государственной важности. Можно с уверенностью сказать: сегодня на нас смотрит широко открытыми глазами вся наша страна, все наше царство, так сказать, государство. И даже весь мир. В общем и в целом. Буквально через несколько часов мы начинаем производство и ставим на поток выпуск по новейшей и секретнейшей технологии нового в истории человечества химического удобрения и пищевых добавок. Причем мы запускаем не одну, а параллельно сразу две линии производства. Наше новое удобрение и пищевые добавки – это просто переворот в науке. Оно, это удобрение, при добавлении его в почву в виде суспензии, извините, господа, за использование технического термина, позволит повысить плодородность почвы в… Как вы полагаете, господа, во сколько раз?

Директор восторженно и испытующе смотрит на журналистов. Те в смущении молчат.

Директор: В 15 раз по сравнению с обычными удобрениями. Представьте себе картину: кругом одни поля, поля, поля. С кукурузой, соей, подсолнечником, юккой, свеклой, джутом… Красота!

Один из участников совещания (другому): Плюнуть будет негде.

Тот (ему в ответ): А убирать все это кто будет? Тетя Мотя? И чем?

Директор: А в несколько измененном виде, в виде пищевых добавок – гранул, при добавлении этого продукта в корм животных и птиц яйценоскость, скажем, страусов повысится в 30 раз, индюшек в 40 раз, кур и перепелок в 45 раз. Представляете, мы будем просто завалены яйцами, разноцветными, разных размеров! Размножаемость лягушек для поставки на экспорт вырастет в 17 раз, кроликов – в 23 раза, а потом мы доберемся и до крупнорогатого скота. И этот скот, простите, день не за горами! Вот! Во какие дела! И дойдет, я не сомневаюсь, дойдет очередь и до нас с вами.

Иностранная журналистка (с немецким акцентом): Простите, в каком смысле?

Директор: Ну-у-у… Эти пищевые добавки, аналогов которых нет в мире… По крайней мере в нашем… Позволят увеличить и человекорождаемость. Предположим, вот у вас (он обращается к немецкой журналистке) пятеро детей.

Немецкая журналистка (в ужасе шарахается): Господи, за что? За что столько?

Директор: А вы хотите иметь еще больше. Тогда вы с мужем принимаете эти пищевые добавки и в итоге у вас рождается 10, 20, ну я не знаю, скажем, 40 детей! Сколько захотите! А? Каково? Но это пока дело недалекого (он крутит рукой у виска), но будущего.

Директор транспортного цеха (так, чтоб не было слышно, себе под нос): Недалекого… Это точно!

Директор: Так… Какие еще будут вопросы?

Журналист (с японским акцентом): Га-аспадина директор, не магли бы вы рассказать поподробнее на каком принципе построена действия вашего продукта и скажите нам, позалуста, его химическую формулу. Я надеюся, это для вась не секрета?

Директор (смеясь): Для меня это, конечно, не секрет. (Серьезно) Друзья мои, принцип действия нашего нового продукта представляет собой стра-ашную государственную тайну, но, естественно, не для всех. Какие могут быть у нас секреты от вас, от наших уважаемых иностранных журналистов? Формулами я не буду вас сейчас загружать. Вы их потом узнаете в рабочем порядке у моего секретаря.

Японец, довольный, потирает руки.

Директор: У нас не может быть секретов от иностранных гостей. Во-первых, это ж негостеприимно. А во-вторых, у вас работа ведь такая: все знать. Это наши, некоторые несерьезные люди, могут случайно кому-нибудь лишнее сболтнуть. А на вас, господа, я полагаюсь… ПИЛАТ ВОЛАНДОВИЧ, повесьте-ка сюда во-от эту схему.

Крайний слева от директора человек встает, раздвигает шторки на стене, за которой скрыта доска, и вешает на гвоздь схему, на которой изображены залежи пласта золота под землей, поверхность земли и указанное стрелками вверх направление исхода йонов от пласта золота из-под земли на поверхность и в атмосферу.

Директор благодарит жестом Пилата Воландовича, берет в руки электронную указку и, показывая ею на схему, рассказывает.

Директор: Принцип действия нашего продукта основан на принципе распространения йонов в окружающей нас среде. Вот этот стул, стол, все вещества, металлы, я, да я, наконец, – все мы испускаем свои йоны, характерные только для нас самих. Что такое йоны, я полагаю, вы знаете. Существуют молекулы, атомы, а есть еще и йоны, такие малюсенькие движущиеся частицы.

Журналистка (с испанским акцентом): Как сперматозоиды?

Директор (радостно): Во! Во! Очень похоже. Очень образное сравнение. Молодец! Да, только несколько другой формы. Без головки, без хвостика, да и вообще – без тела. Так, один йон, и только.

Директор транспортного цеха: Пифагор Герадотович! А какие йоны испускаете вы?

Директор (задумчиво): По-моему, хорошие. Даже очень неплохие. А у кого иное мнение? А может у вас на этот счет особое мнение (угрожающе) ПОНТИЙ АЛЬБЕРТОВИЧ?

Директор пристально смотрит на того, кто спросил. Директор транспортного цеха стыдливо прячет лукавые глаза.

Понтий Альбертович: Да нет… Боже упаси… Что вы… Это я… К слову…

Директор: К слову… (И переключаясь на тему). В общем, так. Ионы, исходящие из своих тел, переходят в воздух, в атмосферу. Вот смотрите на схему. Это перекрытый сверху другими породами, другими отложениями, пласт золота. Сквозь эту почву и эти отложения: щебень, гранит и т.д. этот пласт золота испускает свои ионы на высоту до 50 см от поверхности земли. Одни йоны могут отходить от своего источника на миллиметры, от другого источника йоны отходят уже на сантиметры и даже на метры и километры. В общем, все очень индивидуально. Наши удобрения или пищевые добавки, попавшие в почву или в живой организм, испускает свои йоны, которые и способствуют росту и воспроизводству. Я понятно объясняю?

Японский журналист: Я понимай!

Немецкая журналистка: Зер гут!

Испанская журналистка: Магнú фисо! Интересанте!

Английский журналист: Файн! Пот-рья-с-ающе!

Директор: Все гениальное – просто!

Немецкая журналистка (с акцентом): Спасибо вам от всех нас за подробный, доходчивый рассказ, объяснения о вашем передовом опыте.

Японский журналист: Сесибо вам, гаспадина директор. Сасибо! Ваша опыта еще до-олга будет передовым. До-олга!

Директор: На этом, господа, я полагаю нашу пресс-конференцию можно считать завершенной?

Журналисты и операторы хлопают директору, благодарственно кивают и начинают свертывать свою аппаратуру.

Директор (своим коллегам): Сейчас, друзья, больше обсуждать ничего не будем. Вы сейчас разойдетесь по своим рабочим местам и проведите последнюю проверку готовности всего оборудования. И доложите мне по селекторной связи. А вас, ПИЛАТ ВОЛАНДОВИЧ, как главного инженера, я попрошу находиться на Центральном пульте управления (завода) и вместе с дежурным инженером смены контролировать весь процесс вплоть до выхода готового продукта. На первый раз. Не подведете меня, господа? Самомý министру докладывать буду…

Пилат Воландович, высокий худой суровый мужчина, кивает головой.

Выкрики с мест (участников совещания): Что вы, шеф, как можно? Все будет тип-топ! Все готово! Не беспокойтесь, Пифагор Герадотович!

Директор (коллегам): Я на вас рассчитываю. Тогда все по местам. В 12.00 готовность №1. (Журналистам) А вам, господа, еще раз спасибо за ваше внимание к нашим начинаниям. До новых встреч!

Японский журналист (хихикает): А как же иначе?

Журналисты с операторами и работники завода, толпясь и любезно уступая друг другу дорогу, выходят из кабинета директора в приемную, где их ждет секретарша.

Директор: А вас, Понтий Альбертович, я попрошу задержаться…

Начальник транспортного цеха, тот, что баловался с лошадкой-зажигалкой, вжимает голову в плечи и застывает, оборачиваясь к директору.

Понтий Альбертович (себе под нос): Доумничался, Конфуций.

23. ИНТЕРЬР. ЦПУ ЗАВОДА. ДЕНЬ.

Зал Центрального пульта управления и контроля завода. Большое, во всю стену, до потолка, табло контроля. Внизу – доска управления. На табло контроля: барометры, термометры, осциллографы, датчики, лампочки, сигнальные таблицы… На доске управления: ручки, микрофоны, рукоятки, кнопки, клавиши… За доской управления четверо мужчин – главный инженер завода, дежурный инженер смены, операторы. Еще два оператора ходят у табло и снимают с него показания, записывая что-то в свои блокноты и планшеты. Весь персонал в белых халатах и чепчиках. Раздается звонок телефона на доске управления. Главный инженер снимает трубку.

Главный инженер: Да, Пифагор Герадотович, процесс пошел. Все в норме. Да. Хорошо. Есть!

Главный инженер вешает трубку телефона.