Арно Дежарден, Эндрю Коэн: «Просветление бывает разных уровней».

Рассуждая о ступенях просветленности, Дежарден делится такими соображениями: «Можно ли говорить, что есть только один уровень пробуждения, или просветления? Можно ли утверждать, что человек либо пробужден, либо нет? Можно ли сравнивать просветленность и говорить, что кто-то «просветленнее»? Мой ответ звучит так: нельзя утверждать, что один человек обнаженнее другого, но вполне можно сравнить, на ком больше одежды. Я уверен, что идея поступательного развития намного полезнее ожидания и надежды на внезапный всплеск, дарующий полное, окончательное пробуждение».

Коэн продолжает ту же мысль: «В целом, различия в достижениях по-настоящему просветленных личностей можно отнести к двум категориям: с одной стороны — глубина достижения (например, широта взглядов и понимания Просветленного), а с другой — его чистота. Насколько чисто проявление этого достижения? Нет ли каких-то примесей, и если есть, то как много?» [6]

Традиция дзэн проводит четкую границу между «поверхностным» и «глубоким» просветлением: хотя сатори действительно может столь глубоко пропитать личность, что вызовет коренные перемены во всех сторонах его жизни, но на деле первоначальная просветленность нередко «поверхностна» и требует дальнейшего укрепления.

Чарльз Тарт: «Просветление — это свобода от духовного пути».

«Мы с друзьями часто шутим, что просветление — это освобождение от духовного пути, — говорит Чарльз Тарт, но на самом деле в этой шутке есть лишь доля шутки. — Состояние становится по-настоящему глубоким, когда человек уже не испытывает нужды в просветлении. Конечно, такая потребность отсутствует и в том случае, когда он целиком погружен в иллюзорное. В общем, вопрос этот весьма щекотливый: нужно быть честным в отношении просветления и в то же время не запутаться в лабиринте самовлюбленности».

Не лучше ли вообще молчать об этом?

Одни учителя готовы обсуждать вопрос просветления, а другие молчат на эту тему — а если и говорят, то весьма неохотно. Кто-то предпочитает просто заниматься делом и жить просветленной жизнью, кто-то считает, что рассуждения об этом опасны, так как вносят еще больше путаницы, а кто-то хочет, чтобы его ученики сосредоточились прежде всего на уравновешенном и разумном образе жизни, тогда как размышления о просветлении можно оставить на потом. Учитель дзэн Йоко Бек[2] описывает такой случай:

Кто-то всего пару дней назад сказал мне: «Послушай, ты ведь никогда не говорила о просветлении. Что ты можешь о нем рассказать?» Знаете, в чем беда разговоров о просветлении? Разговоры обычно создают образы, а просветление — это не картина, а разрушение всех картин. Но кто станет мечтать о том, чтобы его жизнь разбилась вдребезги?

Интересно отметить, что многие из тех, чья жизнь может служить образцом чего угодно, только не просветления, с легкостью рассуждают на эту тему и открыто заявляют о своей просветленности. С другой стороны, люди пусть и не просветленные до конца, но посвятившие всю жизнь помощи, состраданию и распространению духовных учений, настойчиво отрицают свою просветленность и предпочитают не говорить о том, что это такое. Джоан Галифакс, которая получила посвящение в трех школах буддизма, а ныне руководит дзэн-до и центром духовного образования, утверждает:

Я не люблю говорить о просветлении, так как чувствую, что со мной Дзэн потерпел неудачу. Я совершенно не ощущаю себя просветленной. Я постоянно сражаюсь со своими пороками и слабостями. Я знаю, насколько сильны в моей душе внутренние противоречия и ощущение собственной личности. Я — не просветленная. Да, несколько раз у меня бывали потрясающие прозрения. Да, суета жизни и множество очень мучительных — как для меня самой, так и для других людей — ошибок позволили мне усвоить кое-какие важные уроки. Но о просветлении и речи быть не может.

Говорят, Чогьям Трунгпа Ринпоче, который был лично знаком со многими великими святыми нашей эпохи, заявлял, что за всю жизнь видел лишь троих просветленных. Если его оценка верна — пусть даже как приблизительная цифра — и среди встречавшихся с ним сотен, если не тысяч, учителей было всего трое просветленных, то привычные даже для одаренных духовных учеников небрежные разговоры о просветлении как вполне распространенном переживании являются, несомненно, признаком большой самонадеянности.

О просветлении говорят так часто, потому что повседневная жизнь со всеми ее стычками и обязанностями выглядит по сравнению с этой светлой мечтой слишком удручающей. Если же перейти к более широкому контексту требований к подлинно духовной жизни во всей ее полноте, то, возможно, просветление — это вовсе не то, что именуют «бесценной жемчужиной». Быть можно, это нечто совершенно иное — скажем, просто еще одно, пусть и довольно существенное, условие из нескончаемого набора требований к просветленной жизни.

Если бы мы знали, что такое просветление, то всеми силами избегали бы его

Разве в просветлении может быть нечто настолько ужасное, что от него захочется бежать со всех ног? Дать точный ответ может лишь тот, кто познал настоящее просветление на своем опыте, но, судя по рассказам многих, очень многих великих учителей.

Платить нужно с радостью... платить много и сразу, платить вперед. Платить собой. Искренними, добросовестными, самоотверженными усилиями. Чем в большей степени вы будете готовы платить, не экономя, без обмана, без всякой задней мысли, тем больше получите...

Жанна де Зальцман

Реальность (то есть просветление) — отнюдь не райское спасение, на которое надеется большая часть людей. Помимо счастья, в нашей жизни очень много невероятных страданий; просветленный видит все это как есть и не в силах отвернуться от каких-либо сторон общей картины.

Говоря о встречах со святыми из разных уголков мира, и Лозовик тоже подчеркивает, что настоящие святые — люди лучезарные и способные испытывать огромную радость — всегда терзаются страшными муками. Они вынуждены терпеть душевную боль, которую вызывает обостренное восприятие человеческих страданий. Многие представляют жизнь гуру как сплошное удовольствие: ученики смиренно сидят у его ног, подносят ему дары, наряжают цветочными гирляндами и предлагают огромные пожертвования.

В целом, большинство людей понимают просветление совершенно превратно. Если бы они догадывались, что просветленная жизнь — это не купание в океане блаженства, а череда душевных мук, бескорыстного служения и страданий за других, то многие свернули бы с этого пути, едва вступив на него. Именно поэтому многие великие учителя предупреждают: «Если бы вы знали, что такое просветление, то убежали бы прочь». Однако те же учителя, которые предлагают людям бежать от просветления, одновременно ведут по этому пути преданных учеников, а порой вытворяют самые невероятные духовные кувырки и сальто, лишь бы привлечь других к той жизни, какой живут сами. Они увидели действительность такой, какая она есть, а затем поняли, что иного выбора нет, и посвятили свою жизнь служению этой действительности.

***

Вимала Тхакар: «Просветление — это не переживание».

Вимала Тхакар — скромная индийская учительница с непререкаемым авторитетом, учеником которой почти сорок лет назад пожелал стать Кришнамурти, — путешествовала по всему миру, обучая медитации и погружению в суть вещей. Выдержка из письма Вималы, которое она написала дома, на горе Абу в Раджастане, заслуженно станет примечательной частью этой книги:

Просветление — это окончательный итог человеческого развития и взросления. Его не ощущают. Переживание возможно только на ментальном плане. Разум — это сознание, ограниченное условностями, которые веками устанавливает весь род человеческий. Условности, или санскары, представляют собой ограничения, принятые намеренно, во имя общественной жизни. Человек — существо социальное. Взаимоотношения предполагают единые условности: упорядоченные схемы мышления и поведения, а также определенные защитные механизмы — иногда грубые, нецивилизованные, а подчас, напротив, утонченные и продуманные. Так или иначе, это лишь средства, необходимые для устойчивого существования общества.

Единство разума и тела нельзя отождествлять со всей нашей жизнью. Обусловленное сознание нельзя приравнивать к совокупности энергий, которые перемещаются и взаимодействуют друг с другом в рамках поля «разум — тело» и за его границами. Постижение того, что кроется за пределами досягаемости органов чувств, ощущений и рассудка, возможно лишь в случае безусловной приостановки мыслительной деятельности.

Переживания есть только до тех пор, пока действует самосознание, то есть надзирающий элемент структуры мышления. Когда разум замирает, ощущение и переживание невозможны. Поэтому просветление не может быть переживанием.

Мистические переживания вполне могут представлять собой деятельность утонченного, обостренного комплекса «разум — тело». Очищение повышает чувствительность организма, после чего он может впитывать впечатления и вибрации, которые содержит сама пустота пространства. Их можно назвать «безличными» по содержанию, несмотря на то что находятся они в рамках тела конкретной личности. Разумеется, события на витальном плане сознания и других его тонких планах имеют совсем иные свойства и порождают ощущения, отличные от обычных чувственных и психологических переживаний. Эти ощущения очень своеобразны, они передают личности величие утонченности, и все же их нельзя назвать предвестниками просветления.

Высшее Освобождение — мокша, как называют его в Индии, — не имеет ничего общего с переживаниями, центром которых остается эго; оно никак не связано с событиями в сфере эго. Освобождение — это совершенно иное измерение Космической Энергии. Человека посещает необусловленная энергия Высшего Разума, вызывающая преображение всей его сущности. Физический облик при этом может остаться прежним либо тоже претерпеть какие-то изменения. Структура мышления, скованная всей совокупностью человеческого прошлого, полностью отмирает и отныне лишается какого-либо самостоятельного, независимого источника деятельности. В движение она приходит лишь в том случае, если того потребует энергия Освобождения.

 

 

ПРИЧИНЫ К ПРОСВЕТЛЕНИЮ

Многие так называемые духовные искатели — просто ходячие Нарциссы. [8, 9]

Бабба Фри Джон

Мотивы стремления к просветлению определяются тем, как человек понимает это слово, но всеобщая путаница в отношении самого понятия приводит к тому, что, пускаясь на поиски просветления, ему трудно разобраться, что именно он ищет. Если человек рассчитывает что-то «получить», основой его побуждений может быть жадность или опустошенность; если он надеется на блаженство, мотивом может служить отсутствие счастья; мечты о единении могут быть вызваны одиночеством, и так далее. В этой главе мы оценим спектр побуждений, заставляющих людей стремиться к просветлению. Недостаточно чистым мотивам будет уделяться больше внимания, и объясняется это двумя причинами: во-первых, чистые побуждения не требуют особых пояснений или оценок — они и так неиспорченны, незапятнанны и, следовательно, прекрасно соответствуют выбранной цели; во-вторых, учитывая то, как используется в современной духовности понятие «просветление», большая часть побуждений, вызывающих тягу к нему, сама собой оказывается искаженной и настоятельно требует рассмотрения.

Чистые и нечистые побуждения

По словам древних писаний, просветление таится в душе каждого человека — это и есть наша истинная природа. В то же время человеку, отождествляющему себя с разобщающим, эгоистическим началом, свойственны очень искаженные взгляды на природу просветления. Из этого следует, что у каждой личности есть как чистые, так и искаженные побуждения в стремлении к просветлению, причем чистые побуждения исходят от его подлинной сущности, а небезупречные порождаются эгоистическим, обособленным состоянием. Говорят, что все люди интуитивно тянутся к просветлению, истине и единству, так как это и есть окончательный смысл человеческого существования, но даже поверхностный взгляд на современное положение дел показывает, что люди в массе своей не проявляют никаких признаков подобного стремления и, напротив, больше склоняются к широко распространенным заблуждениям. Объясняется это тем, что подавляющее большинство людей отождествляет себя с эго, обособляющим началом, а не со своей истинной природой.

Нам нужна надежда, мощная на деждой на обретение просветления в этой жизни. Эта надежда нужна нам потому, что мы вынуждены мириться с постоянной неразбери хой в нашем сознании, со всякого ро да эмоциональными подъемами и спадами, с переживаемыми волне ниями — все это представляет собой непрекращающийся процесс, сопутствующий нашему состоянию бытия.

Чогьям Трунила Ринпоче

 

Прежде чем погрузиться в сопоставление чистых и «нечистых» побуждений, стоит несколько прояснить сами эти понятия. «Чистое» по определению представляет собой нечто незагрязненное, непорочное, неиспорченное и настоящее. Чистыми мотивами тяги к просветлению можно считать побуждения, не осложненные и не зараженные искажающими свойствами эго и иллюзий. «Нечистое» можно было бы определить викторианскими представлениями о чем-то грязном, запятнанном, порочном, то есть плохом либо неправильном, но, когда речь идет о причинах тяги к просветлению, «нечистое» предполагает скорее корыстность и субъективность побуждений. Иными словами, «нечистые» мотивы — это мотивы эгоистические.

Духовный искатель, который руководствуется небезупречными побуждениями, но действует при этом достаточно последовательно, может оказаться «лучше» человека с чистыми побуждениями, лишенного, однако, энергии, способностей или опыта, которые необходимы для движения вперед. Все, впрочем, зависит от обстоятельств. В целом, если личность с корыстными мотивами настойчиво ведет себя так, будто его побуждения чисты, то чистота самих поступков рано или поздно возьмет верх над эгоистичностью, что приведет к прозрениям и преображению.

«Мотивация» представляет собой движущую силу, направляющую мысли и действия человека. Тем не менее, говорить о мотивации, когда дело касается просветления, довольно рискованно, так как любое побуждение подразумевает надежду, а просветление связано с крушением всех надежд. Таким образом, можно сказать, что любая мотивация, как чистая, так и не совсем, — то есть любое желание чего-то «достичь» или что-то «обрести» — по сути своей является надеждой и, следовательно, порождается эго, ибо, избавившись от эго, человек перестает к чему-либо «стремиться» и лишается «побуждений». Итак, сама мечта о просветлении действительно принадлежит эго, но в то же время внутри нас кроется и другая сила, подталкивающая в сторону единства и воссоединения с истиной. Эту силу, которая с побуждениями эго не связана, можно назвать «душой, тоскующей по Душе» или «Богом, тоскующим о Боге». Люди испытывают побуждения по той причине, что сталкиваются с необходимостью действовать в непрестанно разворачивающихся перед ними обстоятельствах жизни. И мотивы их становятся чистыми именно в тот миг, когда эта изначальная побуждающая энергия жизни превращается в намерение.

Каждый человек руководствуется сочетанием чистых и корыстных побуждений. Чистота есть всегда, просто в некоторых случаях она погребена в глубине души и редко показывается на поверхности, тогда как у других людей она всплывает и вновь уходит на дно наряду с мотивами «нечистыми» и вследствие этого нередко очищается до непостижимой степени. Сознание того, что у нас есть и чистые, и небезупречные мотивы, служит постоянным напоминанием о необходимости подвергать сомнениям собственные помыслы и воздерживаться от скоропалительных выводов о своей просветленности.

 

Чистые побуждения

Человек может как сознавать свои чистые мотивации, так и не отдавать себе в них отчета. Чистые побуждения есть у каждого из нас с самого рождения, а воспринимает их человек либо по милости благой кармы, либо вследствие сознательного воспитания и поощрения.

Одной из причин чистой тяги к просветлению является восприимчивость к человеческим страданиям. Человек чувствует, что у него есть один выбор: стремиться к просветленной жизни. Он понимает, что это единственный способ помочь остальным. Освобождение нужно ему для того, чтобы уменьшить эти страдания. Как говорит Эндрю Коэн, «Чистые мотивы означают, что ты мечтаешь освободиться не ради себя, а ради всего мира» [10].

Другим примером чистого мотива могут стать случаи, когда человек, уловивший проблески величия Господа, становится таким скромным, что желает лишь праздновать это величие, восхвалять Бога и служить Ему. Таким образом, это тоже стремление помочь, но источником такого желания являются не страдания человечества, а величие и слава Бога, или Истины.

Небезупречные побуждения

Признание недостаточной чистоты побуждений того или иного человека непосредственно подводит к изнуряющей задаче понимания роли эго в духовной жизни. Сознание того, что твои собственные помыслы не чисты, принижает и нас, и наши взгляды на верный путь к цели, но такое унижение делает возможным более ясное и объективное видение действительности, помогает вырваться из иллюзий.

Большая часть людей не сознает причин своего влечения к просветлению (как, впрочем, и ко всему остальному). Если спросить обычного искателя-новичка из любой крупной духовной школы, что побуждает его к такого рода занятиям, он едва ли даст четкий ответ: «Я боюсь смерти», «Мама меня не любила» либо: «Я хочу лучше себя чувствовать».

 

Именно потому, что любое желание или побуждение, тем или иным образом коренящееся в личной воле, препятствует такому совершенному восприятию, необходимо напрочь избавиться от какой бы то ни было личной мотивации.

Эндрю Коэн

Сознание собственных мотиваций, вызывающих тягу к просветлению и следованию по духовному пути, является важной частью серьезной и бескомпромиссной духовной работы. Такое понимание дает возможность вырваться из рабства подсознательных побуждений и машинальной эгоцентрической деятельности в полной уверенности, будто твои намерения святы и бескорыстны. Понимание недостаточной чистоты своих побуждений делает человека настоящим, приносит подлинную скромность, роднит его с самим собой и своими — а следовательно, и чужими — страданиями.

Облегчение страданий

Люди страдают и пытаются облегчить свои страдания. Выйдя из дворца, всю жизнь оберегавшего его от невзгод, и увидев за воротами суровую явь человеческой жизни — мучения, старость, болезни и смерть, — Будда провозгласил первую благородную истину: «Жизнь есть страдание». Он не сказал: «Жизнь Джо есть страдание» либо «Анна страдает», не утверждал, что они не страдали бы, если бы были хорошими духовными учениками. Он заявил, что сама жизнь есть страдание. Человеку, однако, очень трудно смириться с правдой, и это легко понять, ведь признание реальности страданий означает, что выхода нет. Из этого следует, что он вынужден замечать страшную ложь и нелепые искажения, сотворенные людьми в попытках избежать реальности собственных мук.

Поскольку люди упорно отрицают факт своих страданий, идея «просветления» превращается для них в символический билет на свободу от мучений. Связанные с понятием просветления слова, которые прежде несли в себе невероятно глубокое содержание — например, «трансцендентность», «свобода» и «выход за пределы», — слова, которыми первоначально пользовались лишь мистики, подверглись изменениям, новым толкованиям, а затем, вписавшись в эгоцентрический контекст, начали внушать страдающей личности, будто «просветление» избавит его от мук.

Георг Файерстайн пишет: «Неофиты слишком часто необоснованно полагают, будто духовная практика станет для них исполнением мечтаний. Они надеются, что собственные усилия и помощь наставника принесут счастье и разрешат вечное чувство раздвоенности бытия» [11].

С объективной точки зрения, страдание лишено градаций — это сама жизнь среди иллюзий, — но восприятие страданий определенно может иметь разные степени. Если просветления ищут как средства избавления от психологических неудобств, результаты, скорее всего, окажутся поверхностными — во всяком случае, в первое время. Мари-Пьер Шеврье, помощник Арно Дежардена, поясняет:

Многие путают духовные искания с психологической потребностью улучшить свою жизнь. Добиваясь определенной гармонии на психологическом уровне и налаживая свою жизнь, человек нередко обнаруживает, что других желаний у него и не было. Если жизнь запутанна и человек не может в ней разобраться, он принимает мечты о счастье за духовную цель. Делать свою жизнь лучше — это очень важно, но, когда человек гадает, почему не может добиться в своей практике большего, причиной часто является именно эта путаница.

Сознание умеет вводить нас в заблуждение, будто избавиться от страданий — значит стать просветленным и добиться, что все будет происходить так, как мы того хотим.

Роберт Эннис

Эго, убежденное в том, будто само сможет сделать себя просветленным, изо всех сил пытается манипулировать внешними обстоятельствами так, чтобы больше никогда не страдать. Эго — то, что мы чаще всего считаем «собой», — не понимает другого: страдания вызваны не внешними обстоятельствами, а самим нашим отождествлением с эго! В результате эго, стремящееся к просветлению ради избавления от страданий, обречено на провал, поскольку не может убежать от самого себя.

Просветление едва ли облегчит наши страдания. Вообще говоря, многие из тех, кто занят серьезной духовной работой, утверждают, что чем дальше заходят на этом пути, тем больше страданий испытывают. Однако энергия, вызванная сознательным восприятием человеческих страданий в противоположность их отрицанию, становится мощной движущей силой, подталкивающей к настоящей духовной практике — практике, которая рано или поздно приносит способность воспринять истину о самом страдании.

Все сводится к тому, что люди хотят избавиться от своих страданий и страхов и готовы сделать все, что угодно ради такого спасения.

Роберт Холл

Что касается «нечистых» мотивов тяги к просветлению как избавлению от страданий, то они могут привести к такой садхане которая явственно покажет недостаточную чистоту наших помыслов и в то же время их очистит.

Духовное тщеславие: стремление властвовать

Кто бы мог подумать, что воображаемая духовная жизнь — верность медитации и молитвам, погружение в Божественное блаженство и смиренное приятие истины — может оказаться очередной маской, которой прикрываются подчас мечты о власти и успехе либо ощущение собственной несостоятельности? Но во многих случаях так оно и есть. Тяга к просветлению действительно нередко означает стремление к власти, славе, престижу и прочим формам мирского признания.

Если жизненный образ действий личности сводится к попыткам быть «кем-то другим», человеком значительным — большим начальником, знаменитым спортсменом или политиком, — и личность эта втягивается в духовную жизнь, результатом, вполне вероятно, станет совмещение надежд на просветление с грубыми мечтами о власти и известности в духовной среде. Это и есть тщеславие. Человек тщеславный честолюбив не в какой-то одной, а во всех сферах жизни, включая область духовности.

Есть два пути — путь силы и путь мира. И эго с готовностью предается мечтам о пути силы.

Арно Дежарден

Когда личность страдает от глубоко укоренившихся ощущений одиночества и непризнанности, у нее подчас возникает мысль, будто необходимое признание ей сможет принести учитель, Бог либо сама по себе «просветленность». «Извечная человеческая драма, — говорит Эндрю Коэн, — таится в желании стать кем-то другим. Но можно ли в ЭТОМ мире быть исключительным? Просветленный, как считается, един с Абсолютом. Но если речь идет человеке духовно тщеславном, то чего он может желать больше, как не превращения в самую уникальную ЛИЧНОСТЬ?»

В своем двойственном мире эго всегда готово прилагать усилия, бороться, добиваться цели. Если вы как следует укрепитесь в своих замыслах, преодолеете какие-то трудности, чем-то пожертвуете, это, возможно, принесет свои плоды. Но далеко не всегда это приведет вас к чему-то высшему.

Арно Дежарден   

Одни мечтают стать кинозвездами, другие - просветленными. Есть и третьи: их давняя мечта стать великими актерами не сбылась, и они решили, что с просветлением «повезет больше». Им очень хочется «выиграть». Они могут даже не подозревать, на какой приз рассчитывают (а обычно это всемогущество, бессмертие или полное избавление от страданий), да и вообще не понимать, что мечтают победить, ибо все это — неосознанная игра.

Безусловно, просветление может принести иллюзорную либо довольно реальную, хотя и ограниченную власть. Глядя на тех, кто уже обрел те или иные сиддхи, чудесные способности (умение останавливать дыхание, материализовывать предметы, левитировать или зажигать огонь силой мысли), новичок воображает, что эти выдающиеся личности обладают огромной властью. Но этот вид силы ни в какое сравнение не идет с иной возможностью, открывающейся на духовном пути, — с умением подчинять чужую волю. Малые духовные способности не имеют никакого значения, но могут стать великими препятствиями на пути из-за своей привлекательности. Созданная в воображении мечта о просветлении как орудии власти — не настоящее просветление, а набор второстепенных способностей, которые без особого труда может развить у себя любой человек.

Духовное развитие намного шире мирской власти и влияния на других. Настоящие духовные учителя, и в целом люди мудрые, чрезвычайно редко рассматривают свою жизнь с точки зрения власти над собой или окружающими. Им известно, что жизнь полна непредсказуемости; хотя они действительно могут оказывать влияние на жизнь многих людей, само это влияние исходит не от них. Они понимают также, что ответственность, возлагаемая на них за подобное влияние, столь велика, что в сравнении с ним блекнет привлекательность любого ощущения личной власти.

Существование эго опирается на иллюзию обособленности

Люди ищут просветления потому, что не хотят умирать. В переводах духовных текстов в качестве синонимов просветления используются слова «бессмертие», «трансцендентность» и «состояние вне смерти» — понятия, чрезвычайно привлекательные для тех, кто боится смерти. Если же разобраться в общем контексте, где эти слова встречаются, то есть изучить писания во всей полноте, становится ясно, что термины эти указывают вовсе не на бессмертие эго или материального тела.

Как правило, ищущие не стремятся в буквальном смысле противостоять тому, что они смертны. Скорее они бессознательно пытаются отсрочить свою смерть, держись за убеждение, что неуклонно приближаются к просветлению.

Георг Файерстайн

Но люди отчаянно ищут способ избежать воображаемых смертных мук и потому тянутся лишь к отдельным граням духовных учений, неосознанно упуская из виду остальные. Они начинают верить, будто просветление — это путь к вечной жизни эго, мнимого «себя», а не сознания, которое есть уже и будет всегда.

Мечта о просветлении — это попытка выжить, ведь люди живут в иллюзии разделенности. Они верят в свою обособленность от Бога и независимость от остальных людей; по этой причине они неосознанно видят противостояние в своих отношениях с миром, где приходится бороться за выживание. Такой победой над гибелью и становится просветление, состояние запредельное.

[Люди] предпочитают воевать с воображаемыми ветряными мельницами, боясь решительно посмотреть в глаза дракону свого собственного бессознательного. Все священное вызывает у них священный трепет.

Георг Файерстайн

Эго полагает, будто оно и есть мы. Это необходимо понять хотя бы умозрительно, иначе постичь природу иллюзии разобщенности просто не удастся. Человек уверен, что когда структура эго разрушается и теряет свое господство — как происходит в миг смерти и при подлинном духовном пробуждении, — то прекратит существование и сам «он». Пытаясь избежать апокалипсиса истинного пробуждения, ЭГО предпочитает считать, будто это оно станет просветленным и, следовательно, бессмертным.

В то же время люди интуитивно ощущают, что тропа к настоящему пробуждению — единственный путь к «состоянию вне смерти» и для этого нужно отождествить себя не с крошечной самостоятельной структурой эго, а с тем, что не гибнет никогда. Сознавая, что он един с Богом, Истиной, или «Тем», человек признает себя уже завершенным и целостным, то есть ему просто не нужно пытаться «достичь» чего-то, в том числе и просветления. Избавляясь от иллюзии обособленности, он понимает, что в действительности является проявлением Единого, что его эго-личность умрет — и должна умереть, — но «он» настоящий погибнуть просто не может.

И быть любимыми, увы...

Люди с детства хотят, чтобы их любили, уважали, признавали и превозносили, чтобы о них заботились, — не понимая того, что в конечном счете объективно они уже любимы.

В нас воспитывают привычку к принципиальному делению «любит — не любит», и большая часть представителей Запада попадает в категорию «нелюбимых», хотя и не по своей вине. Начинается все с родителей, которые не знают, как правильно любить своих детей, не признают их прав, не ценят как личность, и эта изначальная рана с годами не заживает, лишь отходит в подсознание. Человек редко задумывается о том, что чувствует себя нелюбимым, но такое ощущение внедряется в глубины души, а жизнь превращается в вечные поиски чужой любви, которую он никогда еще не испытывал. Роберт Холл, основатель Школы Ломи, говорит:

«Думаю, самым распространенным поводом считать себя просветленным является мечта об уважении и признании со стороны. У личности, ощущающей в глубине души собственную ненужность и уязвимость, такое желание обычно очень сильно».

То, что часто ошибочно принимается за полное безоговорочное самоотречение, благодаря которому только и можно действительно избавиться от всех ложных представлений о своем «я», на поверку оказывается не более чем стремлением придать вес своей личности.

Эндрю Коэн

Когда человек, страдающий от недостатка любви, смотрит на духовных учителей в окружении восхищенных учеников, сидящих у их ног с дарами и цветами, он неосознанно завидует: «Если бы я был просветленным, меня бы тоже любили». Ради такой любви и высокой оценки кое-кто заходит слишком далеко: притворяется просветленным и даже убеждает в этом самого себя. Потребность в том, чтобы тебя любили, — мощная движущая сила. Ее можно назвать психологическим выражением иллюзии разделенности. Вполне возможно, на неком глубинном уровне она представляет собой страстную тягу слиться с Богом, познать Истину, ведь недостаток любви переживается как отделенность от Истины и Бога.

Тяга к просветлению ради того, чтобы тебя полюбили, скрывает сразу три ошибки: во-первых, просветленный дарит свою любовь окружающим, а не пользуется их любовью; во-вторых, «просветление» по определению подразумевает, что человек уже не отождествляет себя с «я», но именно «я» стремится к просветлению как пути завоевать чужую любовь; в-третьих, Любовь есть везде и всегда, независимо от того, «просветлен» ты или нет.

Смысл жизни

Человеческие существа — это устройства для извлечения смысла. Сталкиваясь с загадкой собственного бытия, мы пытаемся понять его смысл. Потерпев неудачу в попытках определить в качестве окончательной высшей ценности работу, семью, увлечения, спиртное, наркотики или секс, многие люди начинают надеяться, что смысл жизни откроется благодаря просветлению. Джоан Галифакс объясняет: «Люди хотят знать, зачем живут. Они ищут смысл. Им нужно, чтобы жизнь была значимой. Но, кроме того, людям очень нравятся сильные стимулы, а просветление — величайший стимул».

Следует, однако, задаться еще одним вопросом: «Что именно в нашей душе так неистово жаждет понять смысл жизни?» Левеллин Воэн-Ли, преемник суфийского учителя Айрины Твиди и преподаватель Центра Золотого Суфизма, утверждает, что об этом мечтает эго:

Сколько людей приходят ко мне с желанием увидеть цель, определить свою духовное предназначение! Сколько людей путает духовность с эгоистической потребностью быть нужным и востребованным, поставить перед собой цель и духовную задачу! И мне первым делом приходится лишать их именно желания получить духовную миссию. Это просто очередной розыгрыш со стороны эго. Разве у человека непременно должна быть духовная цель?

Тот, кого на поиски просветления толкает желание понять смысл жизни, может обнаружить позднее, что нашел такое объяснение: смысла нет вообще. Когда человек понимает, что значения не имеют ни он сам, ни все прочее, словами это описывается как постижение «пустоты» — значительный шаг на духовном пути.

 

Поиски смысла и счастья, которыми озабочено все большее число людей Запада, суть обратная сторона их глубочайшей неудовлетворенности господствующими ценностями, установками и образом жизни.

Ли Санелла   

Но если у одних сознание пустоты знаменует прекращение дальнейших исканий, то другие направляют это важное прозрение на углубление своей духовной мудрости.

Вообще говоря, люди способны практически любой невроз превратить в воображаемые грядущие награды своих духовных исканий, которые в подобных случаях неизменно приносят лишь крушение надежд. Но и разочарования эти могут послужить полезными ступенями на духовном пути.

Величайшим даром любого духовного пути является то, что, вопреки характеру побуждений, сам этот путь в сочетании с надежным руководством учителя преображает личность. Бог и Действительность сильнее эго, и в конце концов — хотя конец этот может быть не так близок — всегда превозмогают его. Духовный путь и духовный наставник пользуются слабостями и тщеславием личности, чтобы преподать ей важные уроки, а те понемногу подтачивают сами недостатки, само честолюбие, показывают их как есть и постепенно обнажают кроющуюся под ними чистоту. Тем не менее нельзя просто сидеть на месте и дожидаться трансформации. Мы — деятельная часть направленной на нас трансформационной работы; остается только противиться ей или покоряться.

Очевидно, ключевым фактором любых неверных предположений о духовной жизни и ошибочных взглядов на нее является эго. С другой стороны, пребывая под бдительным надзором и в надлежащем контексте, этот кажущийся «злодей» может сослужить хорошую службу. В четвертой главе мы поговорим о благотворной роли эго в духовном развитии.

ПОЛЕЗНАЯ РОЛЬ ЭГО

 

Исходя из того, что эго — это корень страданий, многие ошибочно полагают, будто цель духовности заключается в обуздании и уничтожении эго. Они пытаются сбросить с себя его железную руку, но, как мы уже выяснили, сама эта борьба — просто еще одно выражение эго. [1]

Чогьям Трунгпа Ринпоче

В популярных духовных течениях царит полная неразбериха в отношении эго и того, что происходит с ним в ходе духовного развития. Такая путаница вызвана, с одной стороны, распространенным среди случайных духовных учеников невежеством в вопросе о природе эго, а с другой — тем, что, пользуясь такими понятиями, как «эго», «гибель эго» и «выход за рамки эго», разные духовные традиции придают им особый смысл. Таким образом, если эти представления изучаются вне соответствующего контекста, человек рискует прийти к неправильным выводам. Те искатели, что мечутся от одной традиции к другой, подхватывают там и тут отдельные фразы (например, «эго должно погибнуть») в полной уверенности — чаще всего неправомерной, — будто пон