Демократы: от принципиальной оппозиции - к полуоппозиции

В отличие от либералов, демократическая оппозиция в лице "Яблока" с самого начала заявляла о своем принципиальном характере, выступая с критикой не только правительственного курса, но и политического режима в целом [подробное описание см. Гельман 1999: 162 - 196; Hale 2004; White 2004]. Хотя возникновение "Яблока" было вызвано специфическими обстоятельствами кризиса октября 1993 г., ему удалось закрепиться в российской парламентской и электоральной политике. Благодаря высокой партийной фрагментации Думы первого созыва демократы зачастую могли влиять на принятие законов и использовать парламентскую трибуну для артикуляции альтернатив. Это позволило блоку, созданному разочаровавшимися в курсе реформ политиками и партиями, унаследовать часть ресурсов демократического движения и преобразоваться в полноценную партию, заметную как на федеральном, так и на региональном уровне [Golosov 2004]. Тем не менее, активов "Яблока" было недостаточно для самостоятельного электорального успеха. Дефицит электорального потенциала в полной мере проявил себя на думских выборах 1995 г. и, особенно, на президентских 1996 г., когда партия, по выражению В. Шейниса, предстала малым "суденышком между двумя большими кораблями" (т.е. "партией власти" и коммунистами) [Независимая газета 20.01.1996]. Демократическая оппозиция оказалась загнанной в электоральное "гетто" [Овчинников 2000: 178; Кудрявцев, Овчинников 2000: 463].

При парламентской системе такая партия относительно умеренной ориентации могла бы стать привлекательным партнером по правительственной коалиции. В условиях же российской "суперпрезидентской" системы коалиционные возможности "Яблока" были ограничены. Вследствие громадной дистанции идеологий по право-левой шкале союз с коммунистами мог носить лишь характер тактических соглашений по отдельным вопросам на основе негативного консенсуса [Щербак 2002]. В свою очередь, союз с правящей группой и/или с полуоппозицией, настойчиво предлагавшийся партии в различные моменты, был чреват поглощением ее более богатыми ресурсами партнерами. В такой ситуации демократы могли сохранить себя в качестве принципиальной оппозиции, лишь сделав ставку на стратегию "ухода". "Яблоко" систематически заявляло об отказе "выбирать из двух зол", выступая против поддержки кандидатуры Ельцина во втором туре президентских выборов 1996 г., против принятия бюджетов страны в 1994 - 1998 гг., против утверждения на постах премьер-министров В. Черномырдина (август 1996 г.) и С. Кириенко (апрель 1998 г.), и т.д. Эти шаги не могли повлиять на принятие властных решений: они, как и иные правозащитные и общедемократические инициативы партии, были призваны привлечь к ее позиции общественное внимание. При этом "Яблоко" решительно противилось вхождению своих представителей в состав правительства, и "яблочники", назначенные на министерские посты, покидали ряды партии (как М. Задорнов и О. Дмитриева). На фоне череды кризисов и фрагментации элит подобная стратегия приносила некоторые краткосрочные дивиденды, но влекла за собой и крупные издержки. Имидж "полуответственной" [Sartori 1976] оппозиции, неспособной претендовать на участие в правительстве, препятствовал привлечению в ряды "Яблока" активистов среднего звена* и расширению его электоральной базы. Проще говоря, в глазах своих сторонников, да и самих партийцев "Яблоко" не выглядело партией, которая может хоть в какой-то мере реализовать собственную программу.

Понимая тупиковость такой позиции, лидеры "Яблока" попытались переломить ситуацию, хотя их действия не всегда были последовательными [Hale 2004]. Накануне думских выборов 1999 г. состав партийного руководства был обновлен, а в партийный список включены статусные политики с управленческим опытом (бывший премьер-министр С. Степашин, министр по делам национальностей В. Михайлов и ряд деятелей регионального уровня). По имеющейся информации, в преддверии избирательной кампании "Яблоко" пыталось достичь компромисса с блоком "Отечество - Вся Россия", предлагая себя в качестве младшего партнера потенциальному победителю. Но контекст выборов оказался совершенно иным. Взрывы жилых домов осенью 1999 г. и начало второй Чеченской войны усилили внутренние разногласия в руководстве "Яблока", а заявление Г. Явлинского о необходимости переговоров с лидерами Чечни вызвало всеобщую критику, в первую очередь - со стороны конкурентов-либералов. Неудачный исход думских выборов 1999 г. (17 мест в нижней палате против 45 в 1995 г.) и последующей президентской кампании Явлинского продемонстрировал иллюзорность электоральных перспектив партии [Овчинников 2000; Кудрявцев, Овчинников 2000; Hale 2004]. В 2000 - 2001 гг. "Яблоко" вступило в полосу кризиса: его ряды покинули несколько известных думских деятелей и региональных активистов, партия потеряла поддержку ведущих спонсоров и после силовой смены руководства НТВ весной 2001 г. оказалась почти отрезана от общенациональных каналов СМИ.

В сложившихся обстоятельствах "Яблоко" попыталось сменить стратегию, сделав ставку на "лояльность" правящей группе. В Думе третьего созыва оно ограничивалось критикой отдельных аспектов правительственного курса, по большей части поддерживая инициативы Кремля и заметно смягчив позиции по отношению к Президенту и политическому режиму в целом [Shevtsova 2003: 52 - 53]. Даже действия властей во время захвата террористами театрального центра на Дубровке в октябре 2002 г. не вызвали значимой реакции "яблочников" (напротив, в этом случае полуоппозиционный СПС осудил Кремль). Казалось бы, эти шаги должны были смягчить последствия кризиса в партии, тем более что благодаря спонсорству со стороны компании "Юкос" ее финансовое положение заметно укрепилось. Но, покинув нишу принципиальной оппозиции (пребывание в которой грозило маргинализацией), демократы не имели шансов закрепиться и в качестве полу оппозиции.

* ОВо-первых, эта ниша была уже занята; во-вторых, правящая группа нуждалась в них еще меньше, чем в либералах; наконец, в-третьих, к тому времени "Яблоко" уже не могло ни влиять на принятие решений, ни привлекать к себе общественное внимание. Поэтому предвыборная стратегия партии, по сути, свелась к бесплодным консультациям с Кремлем, а разразившийся в разгар кампании кризис вокруг "дела "Юкоса"" и ареста М. Ходорковского нанес "Яблоку" последний удар. Провал партии на думских выборах 2003 г. оказался закономерным следствием "смены вех", хотя сами "яблочники" не без оснований указывали и на несправедливый характер выборов, и на злоупотребления властей [Михалева 2004].

Дальнейший ход событий - отказ от участия в президентских выборах 2004 г., назначение ряда "яблочников" на правительственные посты (И. Артемьев стал главой федеральной антимонопольной службы, В. Лукин - парламентским уполномоченным по правам человека), неудачи на выборах региональных легислатур [Кынев 2004] - говорит о том, что возможности "Яблока" в его нынешнем виде, скорее всего, исчерпаны. Возвращение демократов на путь принципиальной оппозиции, вероятно, поможет сохранить партию, но вряд ли ее потенциал окажется достаточным для самостоятельного выживания в качестве значимого актора российской политики. Если неблагоприятные институциональные условия изначально накладывали ограничения на становление в России демократической оппозиции [Гельман 1999: 198], то "навязанный консенсус" элит после 2000 г. попросту не оставляет для нее места.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ЕСТЬ ЛИ ШАНСЫ ДЛЯ ОППОЗИЦИИ?

Крушение российской оппозиции в ходе электорального цикла 2003 - 2004 гг. вызвало не только критическую рефлексию в политическом сообществе, самым известным проявлением которой стала публикация статьи М. Ходорковского [Ходорковский 2004]. Его следствием стали и некоторые организационные усилия по формированию новой оппозиции из "остатков" либералов и демократов (например, создание "Комитета-2008"), а также попытки кооперации между коммунистами и демократами при проведении отдельных акций протеста. Дальнейшее нарастание антидемократических тенденций в российской политике может даже стимулировать объединение всех этих сегментов оппозиции по принципу негативного консенсуса, подобно тому, как в начале 1990-х годов российское политическое общество объединялось против господства КПСС. Тем не менее, исходя из представленного выше анализа, приходится констатировать, что перспективы оппозиции зависят не столько от ее собственных действий, сколько от набора внешних условий, которые задают структуру политических возможностей [Lipsky 1968; Kitschelt 1988; Tarrow 1994]. На сегодняшний день структура таких возможностей очевидно неблагоприятна для всех типов оппозиции, но означает ли это, что надежды на становление в России новой оппозиции полностью беспочвенны?

Некоторые либерально настроенные наблюдатели увязывают возрождение российской оппозиции с дестабилизацией режима в ходе решения им модернизационных задач и проведения непопулярных реформ [см. Ворожейкина 2003; Shevtsova 2003]. Не отрицая вероятности такого поворота событий, можно прогнозировать, что в этом случае наибольшие шансы на успех получат не наследники либералов, демократов или даже коммунистов, а, скорее, полулояльная и/или неялояльная принципиальная оппозиция, роль которой сегодня в российской политике невелика. Нынешних карикатурных лимоновцев и антиглобалистов могут сменить партии и политики, опирающиеся не на символическое, а на вполне реальное насилие. Попытки Кремля создать "управляемую" полуоппозицию либо на основе блока "Родина", либо путем разделения "Единой России" на лево- и правоцентристское крыло, видимо, призваны канализировать и, тем самым, ослабить подобную угрозу.

Напротив, шансы на успех лояльной оппозиции связаны с изменением структуры политических возможностей, аналогичным имевшему место на рубеже 1980-х - 1990-х годов. Впрочем, вероятность благоприятных для оппозиции институциональных изменений в стране невелика - перспективы трансформации суперпрезидентской системы в парламентскую выглядят сомнительными, а в этих условиях эффект других реформ (в частности, обсуждаемого перехода от смешанной избирательной системы к пропорциональной) будет незначительным. Зато нельзя исключить перспективу нового раскола элит и обретения оппозицией влиятельных союзников в элите (как это произошло с демократическим движением во времена перестройки). Если при этом удастся избежать возвращения к практике разрешения конфликтов по принципу "игры с нулевой суммой", то структура политических возможностей для оппозиции станет гораздо более обнадеживающей.

Такая перспектива выглядит тем более реальной, если иметь в виду, что снижение дифференциации и повышение интеграции российских элит в начале 2000-х годов были обусловлены отнюдь не общностью их целей и установок [Steen 2003]. "Навязанный консенсус" стал результатом селективного применения Кремлем санкций по отношению к одним сегментам элит и столь же селективной кооптации им других сегментов [Gel'man 2003; Shevtsova 2003]. Но равновесие элитной структуры по принципу "картеля страха" [Dahrendorf 1967: 256] может быть устойчивым лишь при наличии ресурсов, обеспечивающих обмен лояльности на сохранение статус-кво. В настоящее время приток этих ресурсов в страну связан с высокими ценами на нефть. Вместе с тем необходимо учитывать, что мобилизацию ресурсов, необходимых для консолидации элит, можно обеспечить и с помощью политических институтов. Именно в этом русле следует рассматривать и попытки создания организационного механизма преемственности элит в России через формирование монопольной "партии власти" [Лихтенштейн 2002; Smyth 2002]. Как показывает опыт, такого рода консолидация элит способна преодолеть угрозу дестабилизации режима, а значит - на долгие годы поставить крест на политической оппозиции. Судя по всему, подобный сценарий является сегодня самым привлекательным для правящей группы. Однако далеко не все, что хорошо для Кремля, столь же хорошо для будущего России.