Старая Италия, Генуя, Дом семьи Паганини, 11 февраля 1790 г

Мальчики старались. И старший Карло, и маленький Никколо с раннего утра самоотреченно упражнялись на скрипках. Накануне строгий отец сообщил своим сыновьям, что сегодня семью Паганини посетит один из хороших музыкальных учителей, сеньор Бертоллучи. Этот человек может многому научить их, позаботиться о будущем молодых дарований, поэтому ребята не хотели разочаровывать своего отца.

Однако еще год назад Карло заметил, что у младшего брата все получается намного лучше, чем у него самого. Никколо играет убедительнее, в его исполнении почти не звучит фальши. Тем более, когда с легкостью освоив отцовскую мандолину, младший отпрыск рода Паганини взялся за скрипку, - королеву музыкальных инструментов. Мальчик владеет ей великолепно. Причем Никколо играет такими замысловатыми приемами, которые не в состоянии исполнять даже уличные музыканты, чью игру частенько случается услышать на площадях и улицах старой Генуи.

— Карло, ты опять меня сбиваешь! Может быть, мы будем упражняться по очереди? — спросил маленький Никколо.

— Да, я даже не знаю, как лучше. Слушай, а давай скрипками поменяемся, мне кажется, что твоя изготовлена более грамотно, — ответил старший брат.

— Да, пожалуйста, раз ты так хочешь, — ответил сговорчивый Никколо, протягивая свой инструмент Карло, — Ой подожди, мне нужно отлучиться. Можешь пока поиграть без меня.

Никколо вышел из комнаты, а Карло внимательно осмотрел инструмент брата. Скрипка, как скрипка, ничего в ней такого чудесного нет. И, даже изготовлена она несколько хуже, судя по качеству древесины, соединению дек обечайкой и лаковому покрытию. Но почему, почему в руках Никколо эта паршивая скрипка издает такие мелодичные звуки, а он, старший брат, не может и пару минут сыграть, не сфальшивив…

— Ребята, у нас гости, — раздался из соседней комнаты грубый голос отца.

И тут Карло пришла в голову безумная мысль. Воспользовавшись минутным отсутствием брата и взрослых, мальчик решил исправить вопиющую, по его мнению, несправедливость. Мальчик знал, что под платяным шкафом находится ящик с отцовскими инструментами. Карло нагнулся и уверенно выдвинул деревянный ящик. Чего там только не было! Молотки, зубила, небольшой топорик, металлические полотна для пил, отвертки, напильники... Все не подходит! Вот, то, что нужно! Маленькие кусачки…

Карло достал кусачки, воровато оглянулся и аккуратно надкусил одну из струн на скрипке брата. Таким образом, что тонкая струна не порвалась, но держалась буквально «на честном слове». Вот так вот! Сейчас будешь играть, милый братец, опозоришься, тогда именно я буду учиться дальше и стану великим музыкантом. А настоящий преподаватель наверняка исправит мои маленькие недочеты в игре…

— Нет, мне моя скрипка больше нравится, — важно произнес Карло, когда Никколо вернулся в комнату. Вслед за братом на пороге появились: отец обоих мальчиков — Антонио Паганини, мать Тереза и еще какой-то господин в черном бархатном камзоле. Наверно, это и есть новый учитель музыки, сеньор Бертоллучи.

— Ну, что, ребята, покажите взрослым, чему вы научились в последнее время, — попросил отец.

— Можно, я первый, — дерзнул Карло.

— Хорошо, хорошо, ты ведь мой старший сын, с тебя и начнем, — ответил, усмехаясь Антонио. Господин в камзоле коротким кивком разрешил начать игру.

Карло уверенно взял свою скрипку и смычок в руки и начал старательно музицировать. Но пальцы мальчика, наверно несколько грубоватые от рождения, то и дело зажимали гриф инструмента не в тех местах, поэтому ноты, которые хотел взять маленький скрипач, получались не чистыми. То здесь, то там звучала откровенная фальшь. Учитель музыки знаком попросил закончить игру и поблагодарил Карло, который чувствовал себя растерянно, однако в душе злорадствовал, предвкушая полное и, казалось, неотвратимое фиаско младшего брата.

Маленький Никколо расположил свой инструмент у подбородка, поднял смычок и приготовился. По сравнению с братом, его поза для игры выглядела несколько карикатурно и некрасиво. Левое плечо, на котором лежала скрипка, оказалось намного выше правого, левый локоть прижат к туловищу, а все тело, невероятно искривленное, устремлено вперед и выглядит напряженным. Но никто из взрослых не обратил на это особого внимания. Все ожидали начала игры.

И маленький музыкант взмахнул смычком. Но не успел Никколо взять и двух аккордов, как одна из струн порвалась, со свистом чиркнув по щеке мальчика. Маленькая капелька крови упала на белую детскую сорочку.

— Никколо, ты в порядке. Глаза не задело? — забеспокоилась мать Тереза.

— Нет, мама, это всего лишь царапина. Я продолжу? — спросил мальчик.

— Успокойся, Никколо, такое бывает. Наверно надо сменить струну? — поинтересовался учитель музыки.

— Спасибо, но папа не купил нам ни одного запасного комплекта. А на скрипке брата я играть не хочу, — упрямо ответил мальчик, вытащил рваную струну из подгрифника и продолжил музицировать.

Удивительно, но никто из присутствующих не заметил, что на скрипке маленького скрипача три, а не четыре струны. Игра Никколо, к великому сожалению Карло, нисколько не пострадала вопреки его коварным козням. Скрипка издавала такие звуки, что все взрослые просто замерли, боясь пошевелиться и спугнуть сладкоголосого соловья, который дарил им неописуемое наслаждение безупречной игрой. Эту скрипку можно было слушать бесконечно, но сеньор Бертоллучи спустя десять минут остановил игру, одарив мальчика заслуженными аплодисментами, которые подхватили все, включая и опростоволосившегося Карло.

— Замечательно, Никколо! — похвалил Бертоллучи мальчика, улыбаясь, — а ты уверен, что ты сам хочешь заниматься музыкой или может быть, Никколо, ты играешь лишь под давлением отца? Потакая его родительской воле.

— Нет, родители ни при чем! Я сам хочу играть! Мне нравится музыка, в ней — жизнь! — ответил маленький Никколо.

— Путь музыканта, а тем более скрипача тернист и очень тяжел. Много раз ты будешь проклинать тот день, когда впервые взял в руки скрипку, — мрачно ответил господин в бархатном камзоле.

— Я не боюсь! Бояться играть означает бояться жить! Я готов играть! Ничего мне не надо в этом мире, кроме скрипки!

— Ну, что ж, Никколо Паганини, ты сам выбрал свою судьбу! — констатировал учитель музыки, переводя свой взгляд с мальчика на родителей, — Я займусь обучением ваших детей, сеньор Антонио. Где мы можем обсудить условия оплаты за уроки.

— Спасибо, сеньор Бертоллучи, — Антонио улыбался. Однако на его глазах выступили слезы, скупые слезы гордости отца, довольного своими детьми, — Пройдемте в мой кабинет.