Глава 9. Психология – не панацея

      …А буквально на следующий день наша девушка решила приступить к действиям. Она поняла, что хватит оттягивать время. Ей надо понять людей. И как автору это не помешает – будет большой только плюс. И как человеку. И ждать ещё почти год это сложно. Не убежит никуда учёба в магистратуре, к тому же не помешает разобраться немного во всём.

      Вот уже несколько последних лет девушку стала интересовать и очень увлекать психология. Я говорила об этом. Ева даже списывала это как-то раз на писательство, мол, это даже неудивительно, все писатели немного психологи. Не помню, кто так сказал. Ева подобному верила. Поэтому и решила бросить сидение дома, отрезать, «убить» всю тоску – записалась на курсы психологов. И, надо сказать, наука понравилась ей по-настоящему, а вот занятия, на которые ушёл не один месяц, не дали того самого результата, которого она хотела от них.

      В первый же день, испугавшись всех и того, что вдруг её жизнь изменится по-настоящему, даже представилась другим именем. И, сама не зная, почему так, назвалась первым попавшимся – Екатериной. С именем, правда, вышла небольшая история. Ева не в первый раз питала страсть к перевоплощениям. Не в первый раз называлась кем-то другим. И это, даже не сомневаясь, снова приписывала творческой деятельности.

      А история была коротка – на занятии вниз упал небольшой листок, на неё были написаны отрывки из будущего романа. Главная героиня – девушка по имени Лилия, а фразы такие, что можно не сразу понять, кто есть кто. Будущая подружка Евы заметила этот листок и протянула с вопросом. Мол, чьё это, Катя, скажи. Пришлось соврать, что настоящее имя не Катя, полностью она – Екатерина-Лилия. И этот листик тоже её. И имя второе ближе.

 

     …А ещё в этот день она была весела, улыбалась. Вначале только часто оглядывалась по сторонам и совершенно не слушала слов. Первое занятие прошло очень суматошно, но всё-таки радостно. Какая-то неведомая причина запустила многочасовой почти эйфорический приступ. И Ева, самозванка Екатерина-Лилия, была, наконец-то, счастлива.

      Вместо того, чтобы записывать кратко основные положения, термины, её руки и мысли витали где-то далеко-далеко. Перед глазами мелькали цветные картинки – иллюзии, напоминающие новый сюжет. На сей раз сама жизнь и реальность подтолкнули Еву к такому открытию. И, возможно, это была банальная психология. Возможно, скорее всего!

      Новыми персонажами стала она и несколько сидящих напротив девчонок. На самом деле девушек и уже женщин, будущих новых коллег. По сути ей просто представилась их работа, но немного изменённая, романтизированная. Психологи не просто слушали своих клиентов и беседовали с ними о жизни, они видели насквозь их разные души – разные на цвет и на форму и раненые. Голубые и зеленоватые, рыжие, огненно-красные, почти серые. Некоторые переливались своими оттенками, некоторые были на грани разных цветов, некоторые не имели окраски. И эти самые души, увиденные, как на экране, и повторяющие почти полностью форму тела, имели такие же проблемы, как и у тела хозяина. Там также могли быть рваные кровоточащие раны, затемнения, уплотнения, рубцы и шрамы, и даже новообразования. Всё точно также. Но это эфемерное, почти призрачное. И не лечится таблетками и сиропами.

     Ева была так увлечена своей новой идеей, что прослушала почти всю первую лекцию, забыла, как зовут новых друзей и коллег, перепутала домашнее задание и что-то ещё. Увы, так всегда случалось, не в первый раз. Её богатая фантазия выступала одновременно и объектом несмолкаемой зависти, и причиной некоторой рассеянности. Девушка отвлекалась, как будто увлекаясь мечтой, она старалась держать баланс и не вредить своей учёбе и жизни с помощью невидимых крыльях. Что же можно поделать, если они решали за неё всё и сами выбирали время для вдохновения и полёта? И поэтому она ошибалась, но не была виновата по-настоящему.

       И не была расстроена из-за этого. Другое расстроило её, – казалось бы то, что не должно было коснуться этой тонкой ранимой души. А видимо, слишком ранимой. Ева с тоской провожала девчонок, которых по выходу из высокого здания встречали подруги или супруги. Она почувствовала что-то вроде укора, отчаяние. И странно будет сказать: та, что никогда прежде не понимала любви и даже в открытую иногда смеялась с подобных чувств и «трагедий», почувствовала снова, что тоже хочет быть понятой, нужной, той самой, любимой, «своей».

      И в этот же день, ближе к вечеру, наверное, в первый раз в своей жизни она прокляла своё одиночество. Лежала, рыдала, ждала, когда же всё, наконец-то, изменится? Сколько ей ещё ждать – лет, десятилетий и жизней? Почему она не может быть счастлива тем, чем счастливы другие вокруг? Кто выбрал за неё одиночество, или это оно выбрало её, а не Ева?

       Уже почти в полусне, в мареве новых видений, фантазий, мелькал где-то на грани сознания ещё один образ – солидного вида мужчины, степенного, сосредоточенного и одновременно с тем утончённого. На нём был строгий серо-чёрный костюм, обязательно красный галстук, прилизанные назад длинные волосы. Она не знала, кто он, видела ли такого случайно на улице, пока озиралась по сторонам в ожидании обожаемых курсов, или не видела никогда, она просто придумала его, породила своей энергией мыслей, она просто его ждала, но не знала, где искать и как именно…

 

       Через какое-то время была назначена новая встреча. Руководитель группы, относительно немолодой мужчина, прежде чем начать рассказывать о премудростях его любимой науки, решил провести один интересный и несложный эксперимент. Для наглядности он решил проконсультировать, как психолог, каждую из прибывших девушек. Группа на удивление оказалась полностью женская, возможно, именно этот нюанс и заинтересовал человека, а точнее подтолкнул к одному выводу – большинство девушек на первом занятии сказали, что они одиноки или испытывают сложности в общении с людьми, а особенно – с мужской половиной. Совпадение это или нет, психологами люди хотят стать, не чтобы понимать других людей и не ради помощи другим, а ради того, чтобы избежать собственных грядущих ошибок.

    И тут он был прав, и не прав. Разные ответы прозвучали на этот вопрос. Когда же очередь дошла до вечно мечтающей Евы, произошёл буквально следующий не очень большой разговор. Передаю таким образом, как поняла из написанного в тот день стиха:

 

- …Я вижу, что вы человек непростой, необычный. Возможно, дело в какой-то особенной деятельности?

    Немного волнуясь, но стараясь скрыть все зрительные симптомы, девушка ответила:

- Да. Я – писатель. – Она говорила немного с отрывом, медленно, но очень чётко, с таким посылом и такой интонацией, как будто от этой короткой фразы – трёх слов – зависело как минимум её будущее, а как максимум – даже жизнь. Пальцы снова дрожали, она не могла сосредоточиться и в итоге просто убрала со стола руки, крепко обхватив одну из них другой, чтобы унять волнение. – Извините, - тут же пробормотала со вздохом. Красные, как огонь, волосы быстро упали вниз – последовали за движением, взглядом. Ева была очень напряжена и как ни старалась, не была настроена на беседу.

     Она даже думала, что всё снова пройдёт бесполезно, то есть как в прошлый раз, когда кроме новых фантазий, новых знаний вынести не удалось – она всё забыла, не слушала, хоть и хотела слышать. Несколько следующих вопросов, однако, смягчили тон, и дрожащие руки унялись. Мужчина спросил про творчество – и тут, что говорят, понесло. Затем был задан извечный вопрос про жанр, и методом исключения выяснился момент про любовь.

- …Не пишу, это долгая история. Даже не спрашивайте, почему так. Не люблю, когда про это расспрашивают!

- А я разве что-то спросил не так? Я просто поинтересовался, о чём вы… Простите, я, должно быть, не знаю чего-то важного.

- Не знаете!

- Да, согласен. – Человек помедлил и, кивнув головой, начал говорить следующее: - Вы очень резко отреагировали на эту тему. Ваша речь стала совершенно другой. Вы испытываете определённые чувства, но, может, в этом и вся причина? Скажите честно, что у вас произошло? Я всё могу понять и не буду судить, сами понимаете – такая профессия... Может, я смогу чем-то помочь.

- Вряд ли уже кто-то поможет…

- Печаль явно не от хорошей жизни. И не от радости. Вы одинока.

- Да.

- Но дело не только в этом…

- Я сказала бы: не совсем…

- Но, может, не всё так плохо, и вы просто не замечаете хорошего в людях? Вы замечали такое в себе?

     Ева кивнула.

- Вижу и постоянно. – А потом, чуть потупивши взор: - Знаете, раньше… Я была совершенно другой.

- Но потом что-то случилось.

- Именно…

- И с этого всё началось?

     Пока она кивала и опять говорила «да», Ева думала совершенно не о тот, чём ей следовало. Нет, она не наговорила ничего лишнего, просто в очередной раз немного открыла душу, только она явно выдерживала дистанцию и дальше некоторых моментов не могла сказать и двух слов. Она думала про своих персонажей, особенно некоторых, самых любимых, мужчин и парней, и мальчишек, про любовные линии их сюжетов, про то, что отдала бы всё, если б только могла встреться с кем-то из них. Мечтала, но молчала и врала. Да, она до сих пор не признавала того, что проблемы все росли из одиночества.

- …Вы что-то скрываете, я понимаю. Об этом тяжело говорить.

- Мне не хочется вспоминать.

- И это отрицание ситуации только убеждает меня в уверенности…

- Ничего не случилось особенного. Просто… так… получилось. – она говорила без слёз, совершенно спокойно и прямо. Другой бы мог засомневаться именно в этом моменте, придраться к нему и попросить подробности, на случай, если что-нибудь пропустил. Но пропускать было нечего – игра или не игра, эта сцена была сказана очень точно. – Я просто не хочу обсуждать.

- Ваше право хранить молчание. Извините, лишь пытался помочь. У вас много слов. Тем более, вы – писатель, знаете, что значат слова… Вы не выговорены, вижу, это мучает вас. Одиночество не сделает лучше. Но это, конечно, ваш выбор.

- Мне не помогает просто поговорить об этом. Простите. Уже несколько раз говорила и писала – не помогает, простите. Всё как об стенку – кругом пустота!.. Нет, меня слышали и успокаивали, но я не того ищу, не поддержки, я хотела бы изменить свою жизнь, а единственный по-настоящему действующий способ – не поможет, я знаю.

- Что же это за способ? Полагаю, вы не пробовали его, берегли…

- Это самоубийство.

     На какое-то короткое время в комнате стало тихо.

- Жизни оно не поможет, вы правы… Только если от жизни…

- Я не знаю, хочу этого или нет. Я просто хочу изменить. Всё. А ничего не выходит. Не получается.

- Любовь требует жертв и времени… Не люблю эти банальные правды. – передёрнув себя, начал он.

- И я не люблю. Но дело же не в любви. А во всём.

- Ох, всё куда сложнее, чем казалось на первый взгляд!

     …И психология тоже оказалась не совсем тем, что Ева себе представляла. Она не принесла желанного понимания всех людей, но с другой стороны заставила больше думать и – главное – понять себя. Осознать, зачем был содеян обман с двойным именем, вот только в нём не сознаться, осознать, что её деятельность и, возможно, будущая работа, действительно, выбрана неслучайно – есть безусловная предрасположенность, сходство и потребность к словам. Желание говорить и «невыговоренность». Только нельзя сказать, написать всё, что носишь в себе тайно годами…

 

***

 

     Потом Ева думала, как прошёл день. Пыталась анализировать себя уже не просто как девушка или автор. Муза работала отменно – писать удавалось снова почти каждый день. И это было удивительно и одновременно с тем очень просто – опыт пересекался с вдохновением и объяснял его, и чем больше она писала, тем больше приходило идей, тем с большим рвением и огнём хотелось писать продолжение, даже если сначала писала через себя.

    Стоит сказать, что не все понимали такой подход к творчеству. Некоторые люди упрекали в графомании, полагая, что ей всё равно, что писать, лишь бы каждый день, лишь бы отведать «норму». Некоторые понимали, что дело совершенно в другом, но удивлялись количеству работ и идей, и говорили – иногда прямо, – что нельзя столько писать, «слишком много». Они просто завидовали, банально не могли сделать также. А некоторые, надеюсь, в шутку даже спорили и утверждали, что Ева принимает какие-то препараты. Мол, «иначе никак не заставить себя писать. «У тебя слишком много работ. Одного вдохновения недостаточно».

        Ева раздражалась и обижалась, когда слышала подобные фразы. Нет, это видано? Если кто-то не мог писать также много, то от этого он считал себя нормальным и «очень» умным, а она, значит, ненормальная, наркоманка? Озабоченная, психованная, помешанная на своём мире? Чего-то только не говорили за спиной и в лицо. Случалось, увы, очень разное. И иногда хотелось выйти на балкон, прокричать, докричаться до всех людей: «Я сама! Я, правда, такая, поверьте! Я просто это могу! Не вините других за способности!»

     Думала так, хотела кричать, и крик уже стоял в горле, рвался, но дева молчала, вновь думала. Она едва ли могла позволить себе прошептать всё то, что с лёгкостью терпела бумага. Ева была неуверенна в себе, в этой жизни и в тоже время уверенна – в музе, в творчестве и в любви, направленной к этим двоим.

    Но была снова не понята и осмеяна, осуждена другими за это своё отличие. Например, когда шла по улице, люди нередко шептались и даже показывали рукой – смотрите, мол, кто идёт. Смеялись, как будто она отличалась от них чем-то плохим и постыдным. Смеялись бы лучше с себя, следили за своим поведением. Шептались, что, впрочем, значит и то, что её многие знали, вот только не совсем неправильно. Осуждая любую из написанных книг, как будто осуждали всё творчество. Так это или нет, но Ева именно так них думала.

    Что осуждали, и что так сильно не нравилось всем? Возможно, её прямота и написанная на лице тяга к возвышенности? Возможно, тяготение к классике и традициям, непринятие и непонимание современных тенденций? В любом случае, люди видели перед собой обычную девушку – чёрную куртку, которые красные волосы, тонкие руки и ноги, невысокий худенький силуэт и судили часто как девушку. Она представлялась пустышкой, хотя это было не так. Они не видели или не хотели видеть её ярких внутренних красок. Они не знали, что за этой болезненной внешностью скрывалось столько миров, столько жизней и персонажей. Если бы люди знали! Если бы только хотели знать! Наверное, тогда относились бы по-другому, воспринимали бы, хоть кто-нибудь точно бы понимал…

 

***

 

      Ева честно старалась больше не повторять старых ошибок и не мечтать во время прослушивания важного материала. А для своих бесчисленных мыслей-фантазий даже завела другую тетрадь. Теперь брала с собой две тетради – одну непосредственно для занятий, другую – для вдохновения, на случай непредвиденных черновиков. Именно написание на бумаге успокаивало её, обладало каким-то особым свойством. Оно, сам процесс или сама бумага – сложно сказать наверняка. Так записи хотя бы не путались. И не терялись.

     Это больше не были те страницы, исписанные вдоль или поперёк мелким почерком, поля со «вставками между вставок». Помнится, учителя не понимали корявых надписей, спрашивали её, а как-то даже спросили родителей, но чаще зачёркивали красным поверх и, конечно, снижали оценки.

     Жаль. Это было необязательно. Непонимание ещё с тех пор начало посещать юную девушку. Оно укреплялось с каждым таким человеком. И сложно посчитать, сколько их. Сложно, невозможно, бессмысленно. Как будущий филолог-психолог, Екатерина-Лилия, то есть Ева, понимала, что надо переступить через себя, забыть всё, оставить в прошлом. Надо как-то жить дальше. С этим всем или без.

     Просто жить дальше...

 

 

Глава 10. …А потом она выбрала одиночество

 

      Настроение было немного подпорчено. Депрессия смотрела в окно – дождь и ветер не нравился. Хотелось кричать и рыдать, накрыться с головой одеялом, наплевать на всех и на всё, выключить компьютер, выбросить, уничтожить причём не только его, а всё!Но взамен этого Ева снова лежала на диване и без мыслей смотрела в окно. Ей хотелось придумать что-нибудь стоящее, развеселить себя и читателей. Но ничто не приходило на ум.

      Клубника казалась то безвкусной, то слишком сладкой, она ела её машинально, а сама лишь смотрела в окно. Ветер усиливался, и ветки чуть тревожно покачивались и скрипели, зелень держалась крепко, а первые цветочки акации кружились и падали вниз…

      Под диваном валялся листок. Так называемый «Список Евы». Не так давно она планировала составить письменное «заключение» с подробным описанием тех, кто ей встретился, почему не подошёл и кто подошёл бы. Те самые пресловутые плюсы и минусы. Никак не находилось минутки заполнить листок до конца.

      «Никакой развратности, страстности и/или секса, хотя бы первое время», - значилось под пунктом «1». А также:

      «Никой интрижки у меня за спиной. Ни с женщинами, ни (подавно) с мужчинами.»

      «Никаких предательств и любви только на один день или месяц.»

      «Никаких недоразумений, скандалов.»

      «Никаких попыток полностью меня изменить.»

      «Никаких слов, направленных против творчества.»

      «Никакого вранья, никаких причин-оправданий.»

      «Никакой силы, ранящей тело и душу.»

      «Никакой жестокости, зла.»

       И «Никакой…» - она хотела соотнести каждую фразу с теми парнями, мужчинами и подругами, про которых уже говорила, как вдруг поняла, что они не дают полной картины событий. Неправильно составлять список, основываясь лишь на одном отрицании.

      Ева снова смяла листок и со злостью швырнула его в угол комнаты. В блокноте ещё оставалась бумага. «Придётся начинать всё сначала!..» Надтреснутый голосок, раздраженный, уставший и опечаленный, он был обращён в пустоту, а может, к усталой погоде? В глазах снова дрожали снежинки слёз. Она не плакала, но пыталась. Она устала ошибаться и ждать. Устала встречать не тех юношей.

     «И почему – непонятно? Почему я не могу быть просто одна? Не ищу ведь, а сами встречаются. Точно манит их. Но зачем? Я ведь этого не хочу. Не хочу отношений по-настоящему. Хочу лишь нереальной любви, но её, понимаю, не будет. Так лучше без. Пусть и меня не охватывают странные чувства…» Рука снова дрожала, как в детстве, когда первые корявые строчки быстро капали с каплями чёрных или синих, или красных чернил.

     «Я ведь никого не ищу… Почему они мне находятся?..»

 

      «Я хочу быть понятой, любимой, чтобы с мысли, одной только мысли, даже не слова он знал, что мне плохо или что мне хорошо; хочу, чтобы был таким же, как я, возможно, таким же несчастным, чтобы встретились два одиночества, чтобы не было недоверия во взаимности; чтобы он был красив душой, а вдобавок, только вдобавок, можно чтоб был красив он и телом; чтоб он был красив своими делами, действиями, словами и мыслями; чтобы, возможно, также были длинные волосы…

     Чтобы мог помогать, говорить, когда нужно – молчать, вдохновлять, направлять и просто чувствовать счастье; чтобы молча в тиши прижаться к груди и слышать кое-что вместе с дыханием; чтобы также суметь быть целым миром ему... Возможно, не всё сразу. Я допускаю. Это ведь идеал. Но что-то такое хотелось бы.»

     Этот список какое-то время спустя был снова продолжен и снова отставлен. Ева боролась со сном и всё более усугубляющейся апатией. Смотрела на дождь, чувствовала его запах, любила, ненавидела, снова любила его и печалилась… Из её руки, дрожа, выпадала несколько раз ручка, а лист оказывался под одеялом, под подушкой, под майкой, в слезах. И единственное, что хотелось в тот миг, тоскливый, протяжный и длинный, скорее чтоб закончился день. Забыть это письмо, разорвать. Не думать о парнях, о любви. Жить, как раньше, без них! Так хотелось тишины и спокойствия. Но желание значило и другое – это снова был побег от себя…

 

     …О том, что случилось далее, придётся сказать чуть больше. Это будет первый случай, в котором задействована не только Ева, но и её подруга. Но вы ничего не путаете, когда прежде не раз говорилось, что у Евы не было и сейчас нет друзей. Просто их и не было в жизни, но было несколько в Сети. И одну из них звали Лина.

    Собственно, об их знакомстве можно сказать много и одновременно с тем ничего. Познакомились благодаря общим интересам. Часто смеялись над одними и теми же шутками, обсуждали своих знакомых, обе писали книги, пусть и в различных жанрах, жили относительно далеко. Обман ваше «относительно» – на самом деле чересчур далеко! А потому никогда не виделись в этой жизни.

     У Лины были намного более традиционные и семейные взгляды на свою жизнь. Она не всегда разделяла мысль о том, что детьми могут быть стихи и рассказы. И именно по этой причине пусть изредка, но она говорила Еве о том, как сама, ещё не имея парня, хотя бы его не отталкивает. Учила, как следует краситься, что одевать лучше дома, а в чём пойти на лит. вечер. Даже настоятельно советовала записаться на какие-нибудь курсы, но не психологические, а театральные, чтобы перестать бояться себя и людей, и понять, что всё – игра, и играючи относиться к событиям жизни.

     Разделяла ли подобные советы Ева? Нет, не всегда. Боялась их применять в жизни? Да, постоянно! Боялась даже соврать – написать, что сегодня случилось то-то и то-то, если этого не было. Хотела, чтобы её судили лишь так, как она судила других, а то есть в первую очередь по душе. И никак по количеству «штукатурки». Знала, что не все судят так, как она, как хотелось бы, понимала, видела их реакции, но не могла принять, а оттого и противилась.

       А затем, в ещё один сумрачный майский вечер, когда не прошедшая до конца депрессия правила балом и днём, Ева получила письмо – идею. Об этом будет следующий разговор.

      Лина нашла новый сайт, на котором якобы успешно познакомилась её однокурсница. Нашла себе парня – тот самый идеал нравственности. И предложила Еве попробовать сделать так же. «Ты только зарегистрируйся, а дальше уже как пойдёт», - сказала она, оставила ссылку и вышла. В тот день Лина в Сеть больше не заходила, а Ева была грустна, и дел никаких не предвиделось. Любимый сериал закончился два дня назад. Ужин уже сготовлен. Учёба уже закончилась. Вдохновения и идей нет.

      Ева снова взяла не своё имя и решила попробовать. На авось. Создала страницу, разместила только настоящее фото. Не самое лучшее, но и не худшее, то, где, как по её мнению, она максимально была похожа на ту, которой являлась в жизни, особенно в последние месяцы. Печальное лицо, большие глаза и огненно-красные волосы. В её взгляде и опущенной на бок головке читалась какая-то тайна и магия, и долгом её кавалера было её разгадать.

 

      …Стоит ли говорить, что через какое-то время, намного раньше, чем девушка могла себе только представить, начнут приходить письма, фотографии и истории «кавалеров». Кто-то хвастался своими деньгами, машиной и обещал объездить полмира. Кто-то очень беспокоился, девственница она или нет, потому что предпочитал только «без опыта». Кто-то боялся открыться и ждал, что Ева сама прыгнет в объятья постели, а он вроде бы останется не причём и потому отвечал очень коротко. Кто-то хотел, чтобы она была богата и работала на хорошей работе. А кто-то врал и выдумывал, что он древний маг и вампир… Наверное, все до единого, кто написали сегодня, ни один из них, не смог достучаться до сердца. Ни один не получил большое развёрнутое письмо. Ни один не приглянулся нашей красавице.

     И, нельзя сказать, что они все были настолько плохи, они искали девушку для отношений, семьи, но Ева была к этому не готова. Не этого искала она и, как знала, лишь потратила время. Общение в Сети – это одно, но любовь без единой встречи – звучит, как выдумка. Имена, фотографии, возраст, ведь всё это можно заменить и наврать! Потому что не убедиться, правда то или нет.

      И это был последний раз, когда Ева признала свою слабину и как бы сама искала. Она удалила страницу и задумалась о том, кого нашла та однокурсница. «Очевидно, она другая, совсем не такая, как я. Может, только тогда… А мне это не подходит».

     Ей снова никто не понравился.

 

***

 

      Нежный запах белой и лиловой сирени заполнял весь воздух, который находился в саду. Сирени, вишни и слив. Кажется, здесь было ещё много других различных деревьев, но юноша не отличал их, потому что видел перед собой только один силуэт. Только одну её, встреченную совсем недавно.

      Он помнил лицо и взгляд, тонкий профиль, шикарные длинные волосы, но, как ни силился, не мог даже примерно сказать, где они встретились и при каких обстоятельствах. Кажется, это было на прошлой неделе, но время стало бежать иначе, начало восприниматься не так, как обычно. Всё изменилось, кажется, по-настоящему всё. Ничто не осталось, как прежде.

        Но дело было в другом – юноша был влюблён не впервые. Когда-то несколько лет назад его тоже настигала такая же, как казалось, возвышенная и вечная любовь, но тогда было всё куда проще. Его не преследовало ни чувство лёгкости, ни радость, пронизывающая до костей. Он мог думать о чём угодно другом, даже будучи рядом с ней, а сейчас только о милой избраннице. Это даже слегка напоминало лёгкое помешательство, но помешательство странное, сопряжённое душевным покоем.

      И пока он мечтал, ветер легонько трепал ветви цветов и деревьев. Сладкий аромат разносился за пределы сада и, кажется, поднимал настроение всем, кто находился поблизости. Достаточно одного вдоха – и ты уже во власти этой любви, манящей, как весна, и прекрасной. Что-то, действительно, летало в воздухе, помимо преувеличения и метафор.

     К слову, парень бывал здесь далеко не в первый раз. Несколько дней назад и месяц назад, и три месяца назад, и в прошлом году, и в позапрошлом… Он бывал здесь почти каждый раз, когда начиналось цветение или просто хотелось так сделать. Природа помогала отстраниться от рутины и разных проблем, она придавала сил, заставляла появляться эмоции и вдохновение. Достаточно было только выйти и немного посидеть на улице – надышаться цветочным запахом, и складывалось такое впечатление, будто ты вдыхал вместе с ним волшебство, так становилось чудно.

      Так было всегда, но сегодня как-то особенно. Сердце билось, замирая, как будто в каком-то предчувствии. Руки дрожали, ветерок заставлял только ёжиться. Солнце вроде бы грело в спину, а всё равно было ещё не тепло – только конец апреля. Можно округлись – почти май. Плевать, что осталось меньше сорока дней до лета, это ещё весна.

      Безумная радость, о которой я уже упоминала чуть выше, буквально заставляла задыхаться, голова немного кружилась, и от того парень чувствовал, что что-то пошло не так. Он даже подумал, что он не здоров, но опасности здоровью здесь не было. …И он просто сидел и мечтал, просто ждал, представляя перед закрытыми глазами образ своей любимой. И одновременно с тем страдал, потому что не мог быть рядом.

       …А в воздухе летали незримые эфемерные существа. Они просыпались и вылетали с каждой новой весной, искали себе дом и защиту. Эти незримые крошки питались от счастья любви и нередко жили внутри нас с вами. Они проникали вместе с воздухом в лёгкие, а дальше уже кто куда. Многие искали тепло и предпочитали селиться в сердцах влюблённых. По той одной интересной причине, что влюблённые люди отличались особенной радостью. Энергия просто струилась с них, и они были не против «сожительства».

      Такие существа могли жить долго, могли даже очень долго, но каждый раз не были застрахованы снова оказаться «на улице». Лишённый любви организм очень часто отторгал незримую крошку и вместе с чиханием выбрасывал её из себя. И некоторые иногда погибали, бывали такие случаи. А ещё, как я думаю, вы догадались, что они выбирали лишь тех, кто был влюблён по-настоящему...

      …Прохладного воздуха становилось всё больше и больше. Цветы начинали казаться чересчур раздражающими – яркими, приторно сладкими, небо – недостижимо высоким. Ещё миг, и настроение было готово испортиться, но этого с ним не случилось. Новая порция кислорода расставила всё на места и изменила всю жизнь. Теперь аромат сирени снова показался волшебным.

      Парень вдохнул и… если бы он только видел! Сразу четверо крохотных крылатых созданий устремилось к нему на встречу. В одно мгновение они преодолели барьер и очутились там, где им было уготовано быть самой природой. …И вмиг снова стало легко, хорошо. Те странные сомнения и колебания исчезли навек, прошла также ноющая боль, скука, слабость. Словом, прошло всё то, что заставило сегодня выйти в сад и отвлечься, пропало, природа сделала своё дело, и теперь можно было спокойно идти домой.

      …Парень встал и медленно направился в сторону. Он улыбался всем своим существом – губами, глазами и духом, подпрыгивал и, казалось, даже немного парил. Вместе с ним испытывали подобное чувство и существа. Нашедшие свой новый дом в его сердце, они ничуть не вредили владельцу, а даже наоборот поддерживали это счастливое состояние и пытались сделать его ещё лучше. Настроение – выше, радость – искреннее, чётче – все органы чувств.

      Нашедшие свой новый дом, эти крохотные сотканные из одной энергии существа вполне могли быть намёком на то, что дальнейшее будущее молодого человека скорее всего будет наполнено только светом, а жизнь никогда не покинет любовь, а значит, она та самая, настоящая. Это было ещё и намёком на то, что Природе или даже самой Вселенной хотелось видеть такими нас, ей это было выгодно, желанно, необходимо, от любви зависело слишком много всего, без любви была жизнь невозможна... И мало кто знает об этом, но, прошу, поверьте моим словам!

 

***

 

    Мне придётся начать издалека, а после перейти к основному.

    Об этой странной дурно влияющей на него девушке наш герой узнал довольно давно. Нет, он не сразу был в курсе того, какой она окажется на самом деле, но знаком был. И считал её совершенно другой. Наша же красавица, а она была весьма не дурна, считала себя чуть ли не королевских кровей, просила называть себя только леди, а на вопрос имени отвечала, что сгодится Десия или Дея, хотя это было её сокращение.

    Леди Д., как повелось за ней в скором времени, оказалась действительно не дурна, но чересчур избалована и изнежена. Она предпочитала лишь чёрный цвет, уверяя всех, что только один он есть в моде, всё остальное – ложь, клевета и просто какая-то глупость. Только она одна знает, что, где и как, и её надо всем всегда слушаться. На счёт всех оговорился, в частности это касалось его, её, если можно сказать так, любимого.

     Она вроде бы любила его, клялась в верности, но о том, что ничуть не любила, парень прекрасно знал и давно. Он не мог предъявить никаких доказательств этого, как и опровержений, отношения их строились лишь на словах и на чувствах, но очень уж угнетали. Десия дурно влияла на него, без конца рассказывая, как всё печально вокруг и безвыходно, как она не знает уже, что ей делать, что будущего у неё нет, у него нет, вообще ни у кого нет.

    Десия буквально лишала последних сил, выматывала, портила нервы и ломала мечты. Всё, чего хотел юноша, запрещалось или списывалось в ряды ему не нужных вещей. И так изо дня в день, из месяца в месяц! Годами…

- …Но откуда тебе знать, что нужно мне, а что нет? Хватит, хватит уже решать всё! Я не маленький, я сам в силах! – говорил он, а она лишь с него смеялась.

- Потому и решила, любимый, что ты резким стал, странным в последнее время. С тобой что-то не так…

- Нет, это скорее с тобой!

      К слову, прежде юноша был всегда радостным и романтичным. Он буквально светился улыбкой, помогал всем, всем увлекался, а вместе с Десией – сник. Солнце перестало казаться красивым, учёба начала даваться с трудом, настроение испортилось окончательно. Девушка в чёрных одеждах изматывала его, доводила до слёз, а после сама же рыдала.

- Я думала, тебе будет лучше. Я хотела, что бы ты… так…- и всегда говорила так, заменяя своё «я» его мнением, не считаясь с его желаниями, его интересами и намеренно отбивая и убивая их.

     А парень интересовался книгами. Нередко читал или придумал неизвестные другие миры, она ему запрещала.

- Почему? Что тебе сделали книги? И книги… - он знал, ей не нравилось ничего. Разумеется, кроме дивана. И долгого сладкого сна. И еды. А он не понимал всего этого.

     На поставленный вопрос Десия нередко молчала. Таила ответ, а если и отвечала, то так закручено, так заумно, словами лишь ей понятными.

     Устал наш герой в итоге от этой «любви». Устал и понял, что надо что-то менять. Если Десия не исчезнет из его жизни, жизнь станет невыносимой. «Нет, она такая уже… Убить её! Только убить!» - проносилось в тот день в его мыслях. Непонятно только кого – девушку убить или жизнь? А тем временем примерно с этого дня кое-кто всё-таки изменилось.

      Волею судьбы Алекс приходился близким знакомым, на словах почти родным братом нашему главному персонажу. Он был в курсе всего того, что творила вольная девица-леди, нервничал и высказывался, разумеется, против неё. Он даже отпускал такие фразы, что девушка зашла слишком далеко, и терпеть в такой ситуации невозможно.

- Ты только подумай сам, чем это может закончиться! Я слышал, у неё когда-то до тебя был другой парень. И что теперь с ним? Где он?!

     Печальный юноша смотрел на него и молчал.

- Где он? Об этом как-то даже не слышал.

- Послушай тогда теперь, о, как бы тебе объяснить… - Алекс стал пожимать плечами, подмигивать, а после прекратил дурачество в один миг. – Если ты не понял ещё, я скажу. Нет его. Умер! Довела до сердечного приступа.

- Ты уверен, что именно она? Десия?

- Ты околдован! Хотя колдовства тут немного. Нет, просто подумай, брат, как ты изменился, как всё изменилось после её появления! Что стало с твоими новыми книгами? Какую главу ты написал сегодня или вчера?

    Названный брат лишь покачал головой.

- Я уже не пишу. Наверное, перерос…

- Нет, неправда. После стольких лет работы это называется не так, совсем не так, не обманывай! Давай я изменю вопрос. Что написал ты последним на предыдущей неделе?

- Ничего.

- А за последний месяц?!

- И там ничего. У меня сейчас кризис. Нет никаких идей. Ни одной. Говорил же, одна пустота.

    Спрашивать далее нужным не представлялось, так как было уже ясно всё.

- Ты погибнешь с ней. Как и тот. Она всех с ума сводит. Поверь же! Или уводит – из жизни. Ведьма! Это ещё мягко сказано. Не знаю, в общем, где ты нашёл такую, но меня уже просто трясёт! Давай что-то сделаем с ней, а давай? Хватит сидеть, бездействовать! Посмотри на себя, ну же, ты! – Алекс схватил брата за плечи, толкнул его, попытался встряхнуть. Его собеседник лишь вяло кивнул в ответ.

- Я не знаю. А что мы можем с ней сделать?

- Она когда-то и меня доставала. Я только молчал. Но было…

- Когда?

      Алекс немного соврал, но тем самым вызывал интерес и вопросы.

- А думаешь, помню я? Это неважно. Летом. Главное, было.

- Я слышал тоже самое от Максима. Он – мой однокурсник. Сколько же всех…

- Вот, и я о том! Она точно всех ненавидит. Я не дам ей опять это сделать! Собирайся! Осуществим то, что хотели, и снова будет всё хорошо!

- А что мы хотели?

- Смеёшься?! – Алекс покачал головой. – Неужели ты никогда, даже в детстве, не мечтал убить кого-нибудь? Пусть в игре, на словах, в шутку?

- Не знаю.

- Я знаю: хотели все. Дай же себе волю, решись же!.. Убийство одной ведьмы сделает лучше весь мир. Нам все «спасибо» скажут.

     …Но история совсем не о том, как друзья против девушки планы строили. Ведь строили они их лишь на словах, а при виде грустной красавицы вновь были очарованные её сладким голосом. И сидели они безропотно на диване, слуш