Алхимия как символическая система

Юнг хорошо знал, что бессознательные области психики общаются сознанием не словами, а с помощью образов и символов, поэтому, как уже было отмечено, он в течение всей своей жизни изучал различные символические системы. Одной из них была алхимия – средневековая наука, раздел природной философии, которая также считалась искусством. Более десяти лет Юнг посвятил непосредственному и тщательному изучению средневековых алхимических трактатов и именно благодаря алхимии он разработал свою концепцию коллективного бессознательного. Результаты этих исследований изложил в трёх обширных трудах – «Психология и алхимия», «Психология переноса» и последнем, самом глубоком своём произведении – «Misterium Conjunctionis».

Увидеть алхимию как психологическое и символическое искусство – в этом главный научный прорыв К.Г. Юнга и ключ к пониманию её тайны. Исследование алхимии привело Юнга к тому, что он увидел в ней фундаментальный источник, основание и подтверждение своей психологии бессознательного. Влияние алхимии на его дальнейшую работу было настолько значимо, что, как заметил известный юнгианский аналитик Натан Шварц-Салант, «Добрая треть юнговских текстов прямо или косвенно касается алхимии. Она занимала его больше, чем другие его темы – типология, ассоциативный эксперимент, восточная мудрость или парапсихология. Возможно, Юнг в большей степени, чем любой другой современный исследователь алхимии, ответственен за возрождение этой отрасли знания в качестве достойной и уважаемой области исследований» ^[20].

Первоначальные представление о сущности алхимии Юнг получил в 1928 году из китайского трактата «Тайна Золотого цветка». Прочитав его, он решил глубже изучить предмет, ради чего обратился к одному мюнхенскому букинисту с просьбой сообщать обо всех попадающихся ему алхимических книгах. И вскоре получил от него «Искусство добывания золота». Эта книга, изданная в 1593 году, представляет собой собрание классических латинских текстов по алхимии. Впоследствии Юнг воспоминал: «Рассматривая рисунки в ней, я каждый раз удивлялся: "Боже правый, какая чушь! Понять это невозможно". И все-таки то и дело обращался к ней, решив в конце концов заняться ею более обстоятельно. Я посвятил книге целую зиму, и вскоре чтение увлекло меня. Причем текст по-прежнему казался мне абракадаброй, но иногда попадались фразы и целые абзацы, вполне доступные и вразумительные, до меня дошло, что все дело в символах, что это именно те символы, смысл и значение которых служили основой моей работы все предыдущие годы. "Да это ж фантастика, — думал я. — Я просто обязан научиться понимать это". Теперь я с головой ушел в алхимию, и садился за книгу, едва только у меня появлялась свободная минута. Однажды, когда я сидел над текстами, мне внезапно вспомнился сон о "ловушке в XVII веке". Наконец-то его значение прояснилось. "Так и есть. Теперь я обречён штудировать алхимию"» [21].

Правда, штудировать её пришлось долгие годы. Только на то, чтобы начать понимать общий смысл алхимических текстов потребовалось лет десять. Дело в том, что эти тексты написаны на особом жаргоне, который еще надо было расшифровать. Фактически Юнг работал как филолог, подбирающий ключи к неизвестному языку. Сначала он обнаружил, что какие-то выражения (типа: «solve et coagule», «unum vas», «lapis», «prima materia», «Mercurius») встречаются в текстах значительно чаще, чем другие, и сообразил, что это ключевые слова, которые позволят понять и все остальное. Но что они означают на деле (перевод-то известен: «разлагать и соединять», «сосуд», «камень», «первая материя», «Меркурий»), все равно оставалось непонятно. Пришлось составлять специальный словарь, рассматривать эти речения в разных контекстах… Так мало-помалу язык алхимических книг (а их у Юнга набралась целая библиотека) был разгадан.

И тогда отчётливо проступило сходство алхимии и аналитической психологии. Юнг даже в конце жизни этому удивлялся: «Опыты алхимиков были в каком-то смысле моими опытами, их мир — моим миром. Открытие меня обрадовало: наконец-то я нашёл исторический аналог своей психологии бессознательного и обрёл твердую почву. Эта параллель, а также восстановление непрерывной духовной традиции, идущей от гностиков, давали мне некоторую опору. Когда я вчитался в средневековые тексты, всё встало на свои места: мир образов и видений, опытные данные, собранные мной за прошедшее время, и выводы, к которым я пришёл. Я стал понимать их в исторической связи. Мои типологические исследования, начало которым положили занятия мифологией, получили новый толчок. Архетипы и их природа переместились в центр моей работы» [22]..

Чтобы понять, почему Юнга волнуют гностики и их связь с алхимией, следует вспомнить, что своего виртуального учителя Филемона он считал гностиком (и его«Наставления мертвым» издал под именем реально жившего гностика Василида). Над «Красной книгой», в которой действует маг Филемон, Юнг продолжал работать вплоть до 1928 года, когда Рихард Вильгельм прислал ему «Тайну Золотого цветка», где содержание «Красной книги», по признанию Юнга, «воплотилось в реальность». Но это — реальность архетипов, а доктора интересовали ещё и конкретные исторические связи. И вот они открылись: «Традиция, идущая от гностиков, казалась мне прерванной... Лишь приступив к изучению алхимии, я обнаружил, что она исторически связана с гностицизмом, что именно благодаря ей возникла определённая преемственность между прошлым и настоящим» [23].

Ухватив смысл алхимии, Юнг стал лучше понимать и то, что он назвал «встречей с бессознательным», то есть — видения, которые одолевали его в период между 1913 и 1917 годами и отобразились в «Красной книге». Об этом времени он воспоминал: «Записывая свои фантазии, я не мог отделаться от ощущения, что с бессознательными образами происходят разного рода превращения. Но только благодаря алхимии я осознал, что бессознательное — это процесс и что отношения между "я" и бессознательным есть, собственно, превращение — или психическое развитие» [24].. На индивидуальном уровне этот процесс проявляется в снах и фантазиях, а в коллективной жизни — в виде трансформаций символов религии и культуры. Юнг заключает: «Исследование этих индивидуальных и коллективных изменений позволило мне осмыслить суть алхимического символизма и прийти к центральному понятию моей психологии: к процессу индивидуации» [25]..

У Юнга было несколько снов, которые предвещали ему занятия алхимией: «В снах я видел рядом с моим домом другой — неизвестную мне пристройку или какой-то флигель. И каждый раз меня удивляло, почему этот дом мне не знаком, ведь я несомненно бывал там. Наконец мне приснился сон, в котором я зашёл туда и обнаружил прекрасную библиотеку, в основном книги XVI и XVII веков. Толстые фолианты в переплетах из свиной кожи стояли вдоль стен, в некоторых из них я нашел странные гравюры с изображением диковинных символов, каких прежде не видал. Тогда они были для меня загадкой, и только много позже я узнал, что это были алхимические символы» [26].

Примерно такими символическими гравюрами проиллюстрирован книга Юнга «Психология и алхимия» (1944), которая увенчала его многолетние исследования алхимии, а заодно и завершила и процесс «встречи с бессознательным». Юнг сам говорит, что в «Психологии и алхимии» он «смог обратиться к собственному опыту 1913 — 1917 годов». И поясняет: «Процесс, переживаемый мной в те годы, соответствовал процессу алхимического превращения, о котором и шла речь в этой книге» [27].

К моменту публикации «Психологии и алхимии» Юнг уже выпустил ряд текстов, посвященных алхимии: «Дух Меркурий», «Видения Зосима», «Парацельс» и другие. Но «Психология и алхимия» стала поистине переломной работой, поэтому остановимся немного на ней. Книга состоит из трех частей, по сути — отдельных текстов, общей темой которых является алхимический аспект развития Самости. Первая часть называется «Введение в проблемы алхимии» и создает основу для объединения двух последующих частей (выросших из докладов, ранее прочитанных на семинарах в обществе Эранос). В одной из этих двух частей («Символизм сновидения и его связь с алхимией») на материале снов и видений одного пациента представлен процесс индивидуации. А во второй («Религиозные идеи в алхимии») рассмотрены тексты разных алхимиков, проанализированные фактически как единое видение, растянутое на столетия. В обоих случаях перед нами процесс психического развития, но в первом случае он прослежен в личном плане, а во втором — в историческом.

Юнг игнорирует вещественный аспект производства золота. Такую алхимию он вслед за многими старыми мастерами называл шарлатанством. А истинной алхимией считал внутренний процесс индивидуации, в ходе которого трансмутирует не вещество, а нечто психическое (то, что Юнг описывал как парадоксальную символьную субстанцию и что алхимик мог бы назвать «prima materia»). Следует отметить, что в китайской алхимии (с которой начал Юнг) существует разделение на внешнюю алхимию (когда «пилюля бессмертия» готовится в каком-то внешнем сосуде, а потом принимается внутрь) и внутреннюю алхимию (когда зародыш бессмертия выращивается внутри самого человека при помощи особых упражнений и медитаций). В западной алхимии такого разделения нет, но Юнг исходил из предпосылки, что лабораторная алхимия – это не только манипуляции с веществом, но и работа над психикой (медитация над внешним процессом в реторте, меняющая внутреннее состояние медитирующего). В «Психологии и алхимии» это выражено так: «Я склоняюсь к тому, чтобы признать подлинной причиной развития алхимии не философскую доктрину, но личные проекции исследователей. Я думаю, что во время своего химического эксперимента оператор испытывал определенный психологический опыт, который проявлялся в нем как особое поведение химического процесса. Поскольку это был вопрос проекции, он, естественно, не осознавал, что полученные результаты не имели ничего общего с материей как таковой (как мы ее понимаем теперь). Он трактовал свою проекцию как свойство материи; но то, что в действительности исследовалось, было его бессознательное» [28]..

В текстах старых алхимиков отражаются преобразования психики (как и во снах какого-нибудь современного человека). О том, что представляют собой эти преобразования, Юнг говорил в своём предисловии к переводу «Тайны золотого цветка» и, обсуждая процесс перемен, в первую очередь обращал внимание на соединение противоположностей (син и мин, сознания и бессознательного), которое порождает парадоксальную символьную стихию (син-мин), где зреет «зародыш бессмертия», то есть, происходит процесс индивидуации, становление Самости. В западной алхимии синтез противоположностей предстает в виде священного брака (иерогамии). Юнг констатирует: алхимия «ведёт в крайней фазе работы к объединению противоположностей в архетипическую форму hierosgamos или "химической свадьбы". Здесь крайние противоположности, мужское и женское (как в китайском Ян и Инь) сливаются в единство, очищенное от всякого противостояния, и потому неразрушимое». Это «неразрушимое», разумеется, не вещественное золото, а нечто вроде нетленной первоматерии (prima materia). И достигается это неразрушимость не столько пут`м нагревания, выпаривания и прочих процедур, сколько методом имагинации и медитации. Которые, конечно, не есть просто воображение и размышление (бессильные гр`зы), но то, что реально действует: «Мы должны рассматривать эти процессы не как нематериальные фантомы, которые удобно считать картинками фантазии, но как что-то материально-телесное, "тонкое тело", полу-духовное по своей природе. Во времена, когда еще не существовало эмпирической психологии, должно было проявиться подобное овеществление, ибо бессознательное в активном состоянии проецируется на материю — так сказать, обращается к человеку снаружи. Это гибридный феномен, наполовину духовный, наполовину физический, овеществление, которое так часто встречается в психологии примитивов. Imaginatio, или акт воображения, был, таким образом, актом физической активности, который мог воздействовать в течение периода материальных преобразований, вызывал их и, в свою очередь, подвергался их влиянию. Таким образом, алхимик общался не только с бессознательным, но и с именно той субстанцией, которую надеялся преобразовать с помощью силы воображения» [29].

Это заставляет нас вспомнить о психофизической проблеме, которая принципиально неразрешима с точки зрения современной науки, поскольку наука базируется на положении Декарта о существовании двух несводимых друг к другу субстанций – материальной и духовной. Но для алхимии никакой такой проблемы просто не существовало. То есть алхимик, конечно же, видел разницу между ментальным и материальным, но он вовсе не считал, что это две несовместимые субстанции. Наоборот, он как раз старался соединить дух и материю. Так было всегда. Так было и в XVII веке, когда жил Декарт, а алхимия достигла наивысшего расцвета. Но когда алхимики начали прислушиваться к философам, вроде Декарта, алхимия стала клониться к закату и мало-помалу превратилась в обычную химию.

Юнг вскрывает самую суть классической алхимии, когда говорит: «В те времена не было различения типа "или-или", но существовала промежуточная область между разумом и материей, т.е. психическая область тонких тел, чьи свойства проявляли себя как в ментальной, так и в материальной форме. Это единственное, что придает смысл алхимическому мышлению. Очевидно, существование такой промежуточной области приводит к внезапной преграде в тот момент, когда мы пытаемся изучать материю саму по себе, вне всех проекций; и эта промежуточная область остается несуществующей, пока мы верим, что знаем что-нибудь определенное о материи или о психе. Но когда физик прикасается к "нетронутой, недоступной области", а психолог вынужден согласиться с фактом существования иной формы личного бессознательного — другими словами, когда психология слишком близко приближается к непроницаемой тьме, тогда промежуточная область тонких тел оживает вновь, а психическое и физическое еще раз сливаются в неразличимом единстве. Сегодня мы очень близко подошли к этому решающему моменту» [30].

Открытия квантовой физики и аналитической психологии позволят проникнуть в эту «промежуточную область». Но до сих пор этого не произошло. И не произойдет до тех пор, пока не будет, как минимум, понята принципиально парадоксальная (с точки зрения обыденного сознания) природа этой промежуточной, пограничной области. В алхимии Юнг увидел модель, при помощи которой удобно исследовать эту парадоксальную область. Действительно, продукт алхимического синтеза — не есть нечто только материальное или только ментальное, это особая сфера воплощения единства противоположностей. Юнг: «Место или среда воплощения — это не разум и не материя, а та промежуточная область реальности, которая может быть выражена адекватно только с помощью символа. Символ не абстрактен, и не конкретен, ни рационален, ни иррационален, ни реален, ни нереален. Он всегда есть и то и другое» [31].. То есть – парадоксален!

Понятие парадокса занимает ключевое место в «Психологии и алхимии». Уже во «Введение в проблемы алхимии» можно прочесть: «Как это ни странно, парадокс является одной из наших величайших духовных ценностей, тогда как единство мнений есть признак слабости. Поэтому религия становится внутренне обедненной, если теряет или смягчает свои парадоксы; но их приумножение обогащает, потому что только парадокс ведет к максимально верному пониманию полноты жизни. Отсутствие неясности и противоречий односторонне и потому непригодно для выражения непостижимого». Это сказано в связи с попыткой алхимически описать Самость, «которая объединяет уникальность с вечностью и индивидуальное с универсальным. Самость — это объединение противоположностей par excellence» [32].

Несмотря на то, что основные положения «Психологии и алхимии» не были чем-то совершенно новым для самого Юнга, для публики эта книга стала событием и способствовала признанию научных заслуг её автора в Швейцарии (с мировым-то признанием всё было в порядке). В 1943 году Юнг был избран почётным членом Швейцарской академии наук (это совпало с окончанием «Психологии и алхимии»). В 1944 году в Базельском университете специально для Юнга была создана должность куратора медицинской психологии. Это было как бы новым обретением официального статуса (от которого аналитик отказался, когда ставил над собой эксперимент «встречи с бессознательным», из коего впоследствии родилась его знаменитая «Красная книга»). Так выглядел внешний успех. Но и для внутренней жизни Юнга «Психология и алхимия» стала символом достижения некоей существенной цели, окончания важного этапа его жизни.

При изучении алхимических трудов Юнг смог связать наблюдения средневековых адептов за превращением вещества в реторте с теми психическими состояниями, которые они бессознательно проецировали на химические процессы. При этом не только вещество в колбе претерпевало превращения, но развивалась и психика адепта, осуществляя восхождение к высотам Духа. В результате алхимик осуществлял Великое Делание – Opus Magnum – обретение психической целостности и духовного совершенства.

Юнг считал алхимию высочайшей ступенью символического мышления. Это цельная наука, которая учит, как «достичь центра всех вещей». Алхимия по сути своей занимается моделированием космического творения и созданием «химической модели космического процесса». Алхимик создавал в своей реторте модель мира и миросозидающих процессов, а затем в своих сочинениях подробнейшим образом описывал химическую посуду, оборудование, весы и лабораторные приёмы. Алхимик ставил своей задачей воспроизведение и одухотворение космоса, соучастие в процессе космического творчества, исходя из представления о субстанциальном единстве мира и универсальности перемен.

Как в Европе, так и на Востоке алхимия составляла одну науку с астрологией и медициной. Это – форма аксиологического (т.е. ценностного – через связь общечеловеческих ценностей) и прагматического знания, пользующегося высоко символичной терминологией в сочетании с изоморфной символичностью алхимической операции, где металлы и минералы выступают в роли символов сил вселенной. Алхимия характеризуется структурным полиморфизмом, включающим в себя аспекты онтологические (т.е. сущностные, фундаментальные принципы бытия), космологические (изучающие свойства и эволюцию Вселенной в целом), натурфилософские (т.е. философию природы, понимаемую как целостную систему самых общих законов естествознания), психологические и технологические [33].

Хорошо отработанная система аналогий позволила алхимии до наших дней занимать одно из ведущих мест в модусе символического мышления, став универсальным языком современной литературы, театра, мистицизма.

Древние посвящённые воспринимали алхимию как путь к духовному совершенству человека. Процесс достижения просветления называется в алхимии Великим Деланием – Opus Magnum. Таким образом, алхимики достигают воздействия на процессы в микро- и в макрокосме путём совершенствования человека, поэтому они рассматривали алхимию как стиль жизни и тип человеческого поведения.

Великое Делание имеет духовный и физический аспекты. Следовательно, существует внешняя алхимии и внутренняя, которая является формой внутреннего делания и направлена на достижение адептом просветлённого состояния через одухотворение микрокосмоса (собственной личности). Этот аспект алхимии явился истоком современной глубинной психологии, в которой данный процесс называется внутренней работой – индивидуацией.

Таким образом, из внешней алхимии развилась современная химия, а из внутренней – глубинная психология. Однако они глубоко и сущностно связаны между собой, так как отражают природные процессы в материи.

К.Г. Юнг показал, что мир алхимических символов находится в совершенно реальных и живых отношениях с самыми последними открытиями в психологии бессознательного. В книге «Mysterium Conjunctionis» (1955) он писал: «Алхимия с её богатством символов даёт нам возможность проникнуть в тайны человеческого разума… Сегодня мы можем наблюдать, насколько эффективно алхимия подготовила почву для психологии бессознательного, оставив после себя богатство символов, иллюстративный материал, чрезвычайно значимый для современных толкований…» [34] И далее он пишет: «Вся алхимическая процедура соединения противоположностей, которую я описал выше, может представлять процесс индивидуации отдельного индивида…» [35]

Алхимики знали о семи металлах, которые они символически соотносили с семью планетами Солнечной системы, видимыми невооружённым глазом. Так, сияющее жёлтое золото они соотносили с Солнцем, белое серебро – с Луной, жидкую подвижную ртуть – с неуловимым Меркурием, розовую медь – с прекрасной Венерой, твёрдое железо – с воинственным Марсом, мягкое олово – со щедрым Юпитером, а тяжёлый свинец – с суровым Сатурном. Если говорить о психологическом символизме, то Солнце соответствует Эго, ориентированному на Самость, Луна – Тени и области личного бессознательного, Меркурий – подвижному уму, Венера – женской идетничности и мужской Аниме, Марс – мужской идентичности и женскому Анимусу, Юпитер – расширению сознания и возможностей, а Сатурн – ограничениям и испытаниям. Таким образом, мы получили планетарную модель психики человека, содержащую символическое соответствие психической структуры с планетарными архетипами [36].

Рис. 1. Структура психики по К.Г. Юнгу

Рис. 2. Планетарная модель психики (по септенеру)