Ранчо «волчья пасть», 2 мили»

 

Набрав свой личный код на кнопочной панели домофона, припарковался на гравийной стоянке «Для сотрудников и талантов». Я видел эту стоянку забитой до отказа только один раз – когда Рианна приезжала записать миньон. В тот день машины стояли почти до самых ворот даже на подъездной дороге. Эта подруга передвигалась с серьезным эскортом.

Пэйган Старшайн (настоящее имя – Хиллари Кац) должна была покормить лошадей два часа назад, но я все равно прошел через конюшню, угощая их яблоками и морковкой. Большинство лошадей были крупными и красивыми и иногда ассоциировались у меня с четвероногими лимузинами. Однако мой любимец скорее походил на потрепанный «Шевроле». Когда я приехал с одной гитарой, сумкой и расстроенными нервами, серый в яблоках Бартлби без всякой родословной жил на ранчо – и уже тогда был немолод. Почти всех зубов он давно лишился, но жевал ломтик яблока немногими оставшимися, лениво водя челюстями из стороны в сторону и не сводя с меня взгляда добрых темных глаз.

– Ты хороший парень, Барт, – произнес я, поглаживая его морду. – Таких я люблю.

Он кивнул, будто говоря, что знает это.

Пэйган Старшайн – Пэйг для друзей – кормила кур из своего передника. Она не могла махнуть мне рукой, поэтому встретила хриплым «Привет», за которым последовали две первые строки из «Mashed Potato Time». Следующие две строчки, «самый последний, самый чудесный…» и так далее, мы пропели вместе. В свое время она работала на подпевке и в лучшие годы пела, как одна из «Pointer Sisters». Еще она курила как паровоз, и к сорока годам ее голос мало отличался от голоса Джо Кокера на фестивале «Вудсток».

«Студия-1» была закрыта и погружена в темноту. Я зажег свет и проверил доску объявлений с расписанием на сегодня. Четыре сессии: в десять, в два, в шесть и последняя в девять, которая запросто может затянуться далеко за полночь. «Студия-2» будет загружена не меньше. Недерленд – это крошечный городок на западном склоне, где постоянно проживают всего полторы тысячи человек. Однако в мире музыки он занимает исключительное место. Надпись на бамперных наклейках «НЕДЕРЛЕНД! ОТ НЕГО БАЛДЕЕТ ДАЖЕ НЭШВИЛЛ!» – отнюдь не такое преувеличение, как можно подумать. В «Студии-1» Джо Уолш записал свой первый альбом, когда на ранчо заправлял еще отец Хью Йейтса, а в «Студии-2» Джон Денвер записал свой последний. Хью как-то прокрутил мне кусок записи, где Денвер рассказывал своим музыкантам, что купил какой-то экспериментальный самолет. Слушая его, я чувствовал, как по коже у меня бегают мурашки. [11]

В городе имелось девять баров, где каждый вечер играла живая музыка, и три студии звукозаписи, помимо нашей. Но «Волчья пасть» была самой крупной и самой лучшей. В тот день, когда я робко вошел в офис Хью и сказал, что меня прислал Чарлз Джейкобс, на стенах кабинета висело не меньше двух десятков фотографий, включая Эдди ван Халена и Эксла Роуза (в расцвете сил), группы «Lynyrd Skynyrd» и «U2». Но больше всего он гордился фотографией – единственной, на которой присутствовал сам – «Staple Singers».

– Мэвис Стейплз – это богиня, – заявил он мне. – Лучшая певица Америки. Рядом с ней никто даже близко не стоит.

В период разъездов по стране с гастролями я не раз участвовал в записи дешевых синглов и откровенно слабых альбомов, но впервые сыграть на первоклассной студии мне довелось, когда у Нила Даймонда ритм-гитарист свалился с мононуклеозом. В тот день я пережил жуткий страх, опасаясь, что меня просто скрутит и начнет рвать. Потом я принимал участие в самых разных концертах либо временно заменяя кого-то, либо по специальному приглашению. Деньги платили небольшие, но и не смешные. В выходные я играл в местном баре «Комсток Лоуд» и изредка подрабатывал на концертах в Денвере. Еще я давал уроки музыки старшеклассникам на летних курсах, которые организовал Хью после смерти отца. Они называлась «Рок-атомик».

– Не могу, – запротестовал я, когда Хью предложил мне этим заняться. – Я не умею читать музыку!

– Ты хочешь сказать, что не знаешь нотной грамоты, – поправил он. – Но аппликатурой аккордов владеешь отлично, а большего им и не требуется. К счастью для нас, и для них тоже. В нашей глуши запросы весьма скромные.

В этом он оказался прав, и как только мой страх прошел, уроки даже стали мне нравиться. С одной стороны, они напоминали о временах «Chrome Roses». С другой… может, и нехорошо в этом признаваться, но от общения с подростками «Рок-атомик» я получал такое же удовольствие, как от угощения Бартлби по утрам и поглаживания его по носу. Эти мальчишки просто хотели играть рок, и многие из них вдруг поняли, что могут это делать… если, конечно, освоят аккорд ми.

В «Студии-2» тоже было темно, но Муки Макдоналд оставил включенным микшер. Я все выключил и решил поговорить с ним. Он был хорошим звукорежиссером, но сорок лет курения травки стали сказываться на памяти. Мой «Гибсон» стоял вместе с другими инструментами, потому что в тот день я собирался поиграть на пробной записи местной группы «Gotta Wanna», работавшей в стиле кантри-рок. Минут десять я сидел на табурете, наигрывая для разминки такие вещи, как «Hi-Heel Sneakers» и «Got My Mojo Working». Теперь я играл лучше, чем во времена гастролей по стране, гораздо лучше, но до Эрика Клэптона мне было еще ой как далеко.

Зазвонил телефон. Вообще-то телефон в студии не звонил – его края вспыхивали синим. Я отложил гитару и взял трубку.

– «Студия-2». Кертис Мэйфилд [12] у аппарата.

– Как там жизнь после смерти, Кертис? – поинтересовался Хью Йейтс.

– Темно. Но плюс в том, что я могу ходить.

– Рад это слышать. В таком случае приходи в большой дом. Я хочу тебе кое-что показать.

– У меня через полчаса запись. Кажется, той подруги с длинными ногами, что работает в стиле кантри-вестерн.

– Муки ею займется.

– Нет, не займется. Он еще не пришел. И к тому же оставил включенным микшер во второй студии. Опять.

– Я поговорю с ним, – вздохнул Хью. – А ты все равно приходи.

– Ладно, только одна просьба. Я сам поговорю с ним. Это моя работа, верно?

– Я иногда задумываюсь, куда делся тот мрачный парень, из которого нельзя было выдавить ни слова, когда я его нанимал, – засмеялся Хью. – Приходи. Ты точно обалдеешь!

 

* * *

 

Большим домом называлось внушительное ранчо, возле которого на кругу стоял винтажный «Линкольн» Хью. Йейтс был неравнодушен ко всему, что глотало только высокооктановый бензин, но мог себе это позволить. Сама «Волчья пасть» едва окупала свое содержание, но семья Йейтс издавна владела солидным пакетом акций первоклассных компаний. Детей у Хью не было, он был дважды разведен – в обоих браках заключал брачный контракт – и на генеалогическом древе Йейтсов являлся последним побегом. Он продолжал держать лошадей, кур, овец и несколько свиней, но это было скорее хобби. То же самое относилось к легковым автомобилям и коллекции пикапов с мощными двигателями. Настоящей его страстью стала музыка. Он утверждал, что некогда и сам был музыкантом, но я никогда не видел, чтобы он брал в руки гитару или трубу.

– Музыка – вот что имеет значение, – объяснил он мне как-то. – Всякие телешоу канут в небытие, и бьюсь об заклад, что ты не вспомнишь, что видел в кино два года назад. Но музыка продолжает жить, даже поп-музыка. Особенно поп-музыка. Можно сколько угодно смеяться над «Raindrops Keep Fallin’ on My Head», но люди будут продолжать слушать эту незамысловатую фигню и через пятьдесят лет.

Я вспомнил день, когда познакомился с ним, потому что «Волчья пасть» выглядела точь-в-точь как сейчас. Даже темно-синий «Континентал» с небольшими задними окнами точно так же стоял перед домом. Изменился только я. Той осенью 1992 года Хью встретил меня у двери, пожал руку и провел в свой кабинет. Там он устроился в кресле с высокой спинкой за письменным столом, на который вполне мог приземлиться легкий двухместный самолет. Идя за ним, я здорово нервничал, а когда увидел фотографии всех этих знаменитостей на стенах, во рту у меня пересохло окончательно.

Окинув меня взглядом с ног до головы – на мне была грязная футболка «AC/DC» и еще более грязные джинсы, – он сказал:

– Мне звонил Чарли Джейкобс. Несколько лет назад он оказал мне настолько большую услугу, что рассчитаться за нее просто невозможно. Он сказал, что если я тебя возьму, мы будем в расчете.

Я стоял перед столом, не в силах выдавить ни слова. Я знал, как вести себя при прослушивании, но тут было нечто иное.

– Он сказал, ты был наркоманом.

– Да, – подтвердил я. Отрицать не имело смысла.

– Он сказал, что ты кололся героином.

– Да.

– Но теперь ты чист?

– Да.

Я подумал, он спросит, давно ли, но ошибся.

– Да сядь ты, ради Бога. Хочешь кока-колу? Пиво? Лимонад? Может, чай со льдом?

Я сел, но так и не расслабился.

– Холодный чай, пожалуйста.

Он нажал кнопку интеркома на столе:

– Джорджия! Два чая со льдом, милая. – Потом повернулся ко мне: – Тут настоящее ранчо, Джейми, но меня интересуют только те животные, что являются со своими инструментами.

Я попытался улыбнуться, но почувствовал себя полным идиотом и оставил дальнейшие попытки сделать это.

Он, казалось, ничего не заметил.

– Рок-группы, кантри-группы, сольные исполнители. Они – наш хлеб с маслом, но еще мы делаем коммерческие музыкальные заставки для радиостанций Денвера и каждый год записываем двадцать или тридцать книг. Майкл Дуглас записал в «Волчьей пасти» роман Фолкнера, и Джорджия чуть не описалась. На публике он держится этаким рубахой-парнем, а в студии – настоящий педант.

Я не знал, что на это сказать, и продолжал молчать, с нетерпением ожидая чая со льдом. Во рту пересохло, как в настоящей пустыне. Он наклонился вперед:

– Ты знаешь, что для нормальной работы ранчо нужно больше всего?

Я мотнул головой, но не успел он продолжить, как в кабинет вошла молодая миловидная негритянка с двумя высокими запотевшими от льда стаканами чая. В каждом плавала веточка мяты. Я выжал в чай два ломтика лимона, но сахар класть не стал. В свои героиновые годы я обожал сахар, однако после того дня с наушниками в кузовном цехе все сладкое казалось мне приторным. Выехав из Талсы, я купил в вагоне-ресторане плитку шоколада «Херши», но быстро понял, что не могу его есть. Один лишь запах вызывал у меня тошноту.

– Спасибо, Джорджия, – сказал Йейтс.

– Не за что. Не забудь о времени посещения. Оно начинается в два, и Лес будет тебя ждать.

– Не забуду.

Она вышла, тихо закрыв за собой дверь, и он повернулся ко мне:

– Для нормальной работы ранчо нужен бригадир. Все вопросы, связанные с сельским хозяйством, в «Волчьей пасти» закрывает Руперт Холл. С ним все хорошо, и он в порядке, но мой бригадир по музыке сейчас приходит в себя в больнице «Боулдер коммьюнити». Лес Кэллоуэй. Наверное, это имя тебе ни о чем не говорит?

Я покачал головой.

– А «Excellent Board Brothers»?

Про них я слышал.

– Инструментальная группа, верно? Типа «Dick Dale and His Del-Tones»? Серф-музыка.

– Да, они самые. Просто удивительно, что все они родом из Колорадо, от которого до обоих океанов путь неблизкий. В хит-парад сорока лучших композиций вошла их «Aloona Ana Kaya». Что на очень плохом гавайском означает «Давай займемся сексом».

– Конечно, я помню его. – Я действительно знал эту композицию – сестра крутила ее миллион раз. – Там еще девчонка смеется всю дорогу.

Йейтс усмехнулся:

– Этот смех стал их билетом наверх, и вставить его в запись предложил я. Но это так, к слову. Тогда еще студией управлял мой отец. А девчонка, которая смеется как заведенная, тоже работает здесь. Хиллари Кац. Правда, теперь она называет себя Пэйган Старшайн. Сейчас она больше не принимает никакой дури, но тогда была под жутким кайфом от веселящего газа и не могла удержаться от смеха. Я записал ее прямо там, в кабинке, – она и понятия не имела. Но она сделала композицию хитом, и с ней по-честному поделились – заплатили семь штук баксов.

Я кивнул. История рока знает немало подобных счастливых случайностей.

– Как бы то ни было, «Excellent Board Brothers» провели один тур гастролей, а потом были два «р». Знаешь, что это такое?

Я знал, причем по личному опыту.

– Разорились и распались.

– Точно. Лес вернулся домой и начал работать на меня. Как продюсер он намного лучше, чем музыкант, вот и был у меня главным по музыкальной части пятнадцать лет. Когда позвонил Чарли Джейкобс, я подумал, ты можешь стать его дублером и, пока набираешься опыта, подрабатывать выступлениями на стороне и все такое. Я не отказался от этой идеи, но учиться, сынок, тебе придется в ускоренном режиме, потому что на прошлой неделе у Леса случился сердечный приступ. Как мне сказали, он будет в порядке, но ему придется здорово похудеть и глотать кучу таблеток. Он собирается уйти на пенсию через год или около того. Так что у меня достаточно времени, чтобы понять, годишься ли ты для этой работы.

Я почувствовал, что меня охватывает паника.

– Мистер Йейтс.

– Хью.

– Хью, я понятия не имею, как искать новых исполнителей и как их продвигать. Со звукозаписывающими студиями я общался только во время записи групп, в которых играл. И оплата была почасовой за время аренды.

– А счета в основном оплачивали родители соло-гитариста, – понимающе кивнул он. – Или жена барабанщика, вкалывавшая официанткой по восемь часов в день, чтобы заработать чаевые на больных ногах.

Да, примерно так все и было. Пока жена не становилась умнее и не выставляла муженька за дверь.

Он наклонился вперед, сложив руки.

– Ты либо научишься, либо нет. Преподобный считает, что научишься. Меня это устраивает. Да и как иначе? Я в долгу перед ним. Пока же все, что тебе надо делать, это включать свет в студиях и следить за РИ. Ты знаешь, что это такое?

– Расписание исполнителей.

– Правильно, и закрывать все на ночь. У меня есть парень, который покажет, что к чему. Его зовут Муки Макдоналд. Если будешь внимательно следить за тем, что Муки делает правильно, а что – нет, то научишься многому. Не позволяй ему вести журнал, чем бы ты ни занимался. И еще одно. Если ты куришь травку, то меня это не волнует, пока ты являешься на работу вовремя и не устраиваешь здесь пожар. Но если я услышу, что ты снова сел на героин…

Я заставил себя посмотреть ему в глаза.

– Все это в прошлом.

– Смелое заверение, которое я слышал не раз, в том числе и от ныне покойных. Однако иногда такое случается. Надеюсь, что в твоем случае так и будет. Но чтобы между нами не было недомолвок: начнешь принимать, и мы расстаемся. И не важно, чем и кому я обязан. Это понятно?

Еще бы. Понятнее некуда.

В 2008 году Джорджия Донлин была так же красива, как и в 1992-м, но прибавила несколько фунтов, а в ее темных волосах появились серебряные пряди. Теперь она носила бифокальные очки.

– Ты, случайно, не знаешь, какая муха его с утра укусила? – спросила она.

– Понятия не имею.

– Он сначала ругался, потом немного посмеялся, потом снова начал ругаться. Сказал, что так и думал, потом обозвал кого-то сукиным сыном, а затем чем-то запустил в стену со злости. Мне так показалось. Я хочу знать только одно: не собирается ли он кого-нибудь уволить. Если да, то я беру больничный. Не выношу скандалов.

– И это я слышу от женщины, которая зимой швырнула кастрюлю в поставщика мяса.

– Так то другое дело. Тупой сукин сын пытался ущипнуть меня за задницу.

– У этого тупицы хороший вкус, – заметил я и, увидев, как сверкнули ее глаза, поспешно добавил: – Просто вырвалось.

– Ладно. Последние несколько минут там было тихо. Надеюсь, у него не случился сердечный приступ.

– Может, он что-то увидел по телевизору? Или прочитал в газете?

– Телевизор выключился минут через пятнадцать после того, как я пришла, а «Камеру» и «Пост» он не смотрит уже два месяца. Сказал, что узнает все по Интернету. Я ему говорю: «Хью, все эти новости по Интернету готовят парни, которые еще не бреются, и девчонки, у которых и грудь толком не выросла. Им нельзя верить». Но он считает меня просто невежественной старухой. Конечно, он этого не говорит, но я вижу по глазам. Как будто у меня нет дочери, которая изучает компьютеры в Колорадском университете. И это Бри мне сказала, что доверять всему этому дерьму в блогах нельзя. А теперь ступай. Но если он уже задохнулся от злости, не проси меня сделать ему искусственное дыхание.

Она отошла, высокая и царственная. Ее скользящая походка ничуть не изменилась за шестнадцать лет, что прошли с того памятного дня, когда молодая женщина принесла в кабинет Хью холодный чай.

Я постучал в дверь. Хью не умер, а сидел за своим необъятным столом, откинувшись назад и потирая виски, будто его мучил приступ мигрени. Перед ним стоял раскрытый ноутбук.

– Собираешься кого-то уволить? – поинтересовался я.

Он поднял глаза.

– Что?

– Джорджия говорит, что если ты собираешься кого-нибудь уволить, то она берет больничный.

– Я никого не собираюсь увольнять. Что за бред!

– Она говорит, что ты что-то швырнул.

– Чушь! – Он помолчал. – Я просто пнул ногой мусорную корзину, когда увидел этот бред про святые кольца.

– Расскажи мне о святых кольцах. Я тоже проделаю ритуал с мусорной корзиной и пойду работать. У меня сегодня миллион дел, включая разучивание пары мелодий для «Gotta Wanna». Пас корзиной для бумаг наверняка поможет настроиться на нужный лад.

Хью снова принялся тереть виски.

– Я ждал чего-нибудь в этом роде, в нем это было с самого начала, но чтобы… с таким размахом. Правду говорят: если уж что-то делать, то по-крупному.

– Я все равно ни черта не понимаю.

– Сейчас поймешь, Джейми, сейчас поймешь.

Я присел на угол стола.

– Каждое утро я смотрю шестичасовые новости, пока грызу сухарики и кручу педали на велотренажере, так? Главным образом потому, что вид красотки, рассказывающей о погоде, придает мне сил. И сегодня утром я увидел рекламу, но не магического крема от морщин и не золотого сборника старых шлягеров. Я не мог в это поверить. Твою мать, я не мог в это поверить! И в то же время мог. – Он засмеялся, но не весело, а горько. – Тогда я выключил ящик для идиотов, чтобы узнать, что к чему, в Интернете.

Я начал было обходить его стол, но он поднял руку и остановил меня.

– Сначала я должен спросить тебя, не составишь ли ты мне компанию, чтобы повидать одного человека, Джейми. Того, кто после нескольких неудачных попыток наконец обрел себя.

– Конечно, без проблем. Если только это не концерт Джастина Бибера. Я уже не в той возрастной категории.

– О, это намного круче Биба. Взгляни сам. Только не слети с катушек.

Я обошел стол и встретил своего «пятого персонажа» в третий раз. Первым, что обращало на себя внимание, был его театральный гипнотический взгляд. Руками он обхватывал лицо, и на обоих безымянных пальцах красовалось по массивному золотому кольцу.

Передо мной была афиша на веб-сайте с надписью