Его преосвященству Дону Диего Де Мардонесу, епископу Кордовы, коему маэстро Риско подарил альбом музыки

 

Сегодня нежным волнам вдохновенья

ученый Риско дал искусный ход;

нектар и серебро их мерных вод

заставит петь и мертвые каменья.

 

Ты, чьей неспешной длани мановенья 

жезлу даруют пасторскому взлет,

чья мантия пунцова, кто берет

из рук Петра ключи в его владенья, –

 

услышь прилив согласный и певучий,

целующий твой берег неустанно,

где целостный нерасторжим покой.

 

Исполнен мир пленительных созвучий,

но что сравнится с песней Океана,

которой нежит Риско берег твой.

(Перевод П. Грушко)

 

На кабальеро, который назвал сонет романсом

 

Зуд музыки почуял на неделе

сын Перансулесов, и в тот же час

запели сонмы струн, входя в экстаз:

их было, что снастей на карнавале.

 

Написанный моим дружком пропели

ему о схватке двух цветков рассказ,

чей поединок из-за синих глаз

был пострашней кошачьей канители.

 

То был романс, и был он просто чудо,

но то ли слушатель был глух, как дед,

иль исказила слог певцов простуда, –

 

судите сами, – только наш эстет

послал сказать певцам с доном Бермудо:

«Пусть повторят сей сладостный сонет!»

(Перевод П. Грушко)

 

На «Орфея», сочиненного Доном Хуаном де Хауреги

 

А вот «Орфей» сеньора дон Хуана,

который Первый (так как есть Второй).

Напуган мир: ведь стих его иной

звучит порой по меньшей мере странно.

 

Стихи он мастерит небесталанно,

клянусь вам в этом церковью святой,

отважен, но весьма болтлив порой,

Да будет он известней Латерана.

 

Орфей его, поющий триязыко,

крадет жену, поскольку в мрачной бездне

ее не зрит его влюбленный взгляд.

 

Он обернулся, где же Эвридика,

вся песня вышла, а создатель песни –

как дикий лебедь среди адских блат.

(Перевод П. Грушко)

 

Хуану Руфо о его «Аустриаде»

 

Мой Руфо, новый Цезарь был тобой

столь пламенно воспет, столь величаво,

что не решить, за кем осталось право

быть первым, кто из вас двоих герой?

 

Желает Фама, суд свершая свой,

чтобы двоим принадлежала слава,

двоих не погребла забвенья лава,

венец лавровый – был его и твой.

 

Равны вы оба по уму и силе,

в своем искусстве каждый победитель,

в изящном слоге – ты, в сраженье – он.

 

По праву вас обоих наградили:

его – мечом разящим Марс-воитель,

тебя – священной лирой Аполлон!

(Перевод П. Грушко)

 

Хулителям «Полифема»

 

Единоглазый, обошел Мадрид

поклонник несуразный Галатеи.

Ему деревня дикая вкруг шеи

повить собачий поводок спешит:

 

один свирепый бакалавр рычит,

другой мутит толпу, уже пигмеи,

как волки, воют, яд сочат, как змеи, –

куснуть циклопа всякий норовит.

 

Во лбу его звезда, но все в угаре

твердят, что помысли его темны.

И, повернув к ним зад, сказал он: «Твари,

 

коль вам иные доводы нужны –

звезда в ином, закатном полушарьи, –

мемориал ваш суньте мне в штаны.

(Перевод П. Грушко)

 

 

* * *

 

Чистейшей чести ясный бастион

Из легких стен на дивном основаньй,

Мел с перламутром в этом статном зданьи,

Божественною дланью сочленен,

 

Коралл бесценный маленьких препон,

Спокойные оконца, в чьем мерцаньи

Таится зелень изумрудной грани,

Чья чистота для мужества — полон,

 

Державный свод, чья пряжа золотая

Под солнцем, вьющимся вокруг влюбленно,

Короной блещущей венчает храм, —

 

Прекрасный идол, внемли, сострадая,

Поющему коленопреклоненно

Печальнейшую из эпиталам!

 

* * *

 

Где кость слоновая, где белоснежный

Паросский мрамор, где сапфир лучистый,

Эбен столь черный и хрусталь столь чистый,

 Сребро и злато филиграни нежной,

 

Где столь тончайший бисер, где прибрежный

 Янтарь прозрачный и рубин искристый

И где тот мастер, тот художник истый,

Что в высший час создаст рукой прилежной

 

Из редкостных сокровищ изваянье, —

Иль все же будет плод его старанья

Не похвалой — невольным оскорбленьем

 

Для солнца красоты в лучах гордныи,

И статуя померкнет пред явленьем

Кларинды, сладостной моей врагини?

 

 

* * *

 

Рои печальных вздохов, ливни слез,

Исторгнутые сердцем и глазами,

Качаю? ветви, льются меж стволами

Алкидовых дерев и влажных лоз;

 

Но ветер, заклиная силы гроз,

Туманы вздохов гонит с облаками,

Деревья слезы жадно пьют корнями —

И вздохи тают, и мелеет плес.

 

И на моих ланитах слез потоки —

 Несчитанную глаз усталых дань —

Благого мрака отирает длань;

 

Поскольку ангел, по-людски жестокий,

Не верит мне, — где сил для слез возьму?

Напрасны вздохи, слезы ни к чему.

 

* * *