Западло (о принудительном лечении народа и честном интеллектуальном споре с каннибалами)

«АПН Северо-Запад», 13 марта 2009 г.

Пакт подписан о ненападении.

Можно вина в бокалы разлить.

Вся Европа сегодня поделена,

Завтра Азию будем делить.

И не знает закройщик из Люблина,

Что шитье не кроить ему впредь.

Что семья его будет загублена,

Что в печи ему завтра гореть.

И не знают студенты из Таллина

И литовский седой садовод,

Что сгниют они волею Сталина

Посреди Туруханских болот.

Александр Городницкий

 

Как-то на «Эхе» в программе «Р-р-разворот» г-н Д. высказался по поводу претензий, имеющихся к России у прибалтов: вот Россия и Германия являются «субъектами истории», а проживающие на пространстве между ними «какие-то там дояры и доярки» не являются, и их судьба — быть под одним из двух «субъектов». Я утверждаю, что г-н Д. сказал тогда нацистскую гадость, смысл которой — неполноценность одних народов по сравнению с другими. Я не перестану утверждать это, даже если самый высокий суд РФ признает меня виновным в оскорблении г-на Д. Но я готов немедленно отказаться от своих слов, если против г-на Д. за эти его высказывания будет возбуждено уголовное дело по «экстремистской» статье. Впрочем, в этом случае я также готов съесть свою шляпу. Настолько подобный исход мне представляется маловероятным.

Не думаю также, что мне когда-нибудь придется защищать право на свободу слова автора нашумевшего в свое время бестселлера «Последний бросок на юг», обещавшего в нем, что русский солдат еще будет мыть сапоги в Индийском океане. В лихие 90-е он встречался с одним из лидеров немецких ультраправых, после чего высказался в том смысле, что Сталин допустил ошибку, не приняв предложение Гитлера расширяться в направлении Персидского залива. А согласись он — войны бы не было (вождь прогрессивного человечества не то чтобы не принял это любезно сделанное фюрером в конце 1940 г. предложение, а потребовал вдобавок к Индии проливы из Черного моря в Средиземное). Вряд ли «закон Шойгу» угрожает данному политику, писателю и артисту (кстати, этот закон сразу поддержавшему). Нет, предложенный закон будет направлен в первую очередь против тех граждан РФ, которые считают, что братья и сестры студентов из Таллина, литовского седого садовода и прочих разных дояров и доярок в чем-то правы. То есть он будет орудием в руках русских нацистов.

«Идеологическую близость» нынешней российской власти к «замечательному австрийцу» отмечает в статье «Сигнал в будущее» и постоянный автор «ЕЖ», выступающий под псевдонимом «Борис Суварин». Он явно сожалеет, что под действие «закона Шойгу», конечно же, не попадут те, кто считает ссору двух диктаторов досадным недоразумением, кто предпочел бы стратегический союз с гитлеровской Германией против «прогнивших демократий» проклятого Запада. Сам же Суварин настаивает на непременном уголовном преследовании таких людей. Только за их идеологию. Всего лишь за взгляды. По его мнению, преследование за идеологию, за взгляды — вещь совершенно нормальная. Все дело в дозе и в том, против каких взглядов преследование направлено. Если это взгляды нацистские или сталинистские (что является другим, частным случает все того же фашизма), то преследовать за них по суду не только можно, но и нужно. И «отрицание сталинокоста» должно быть запрещено так же, как отрицание Холокоста, которое «вовсе не «научная дискуссия», не «точка зрения», а средство нацистской пропаганды в форме оправдания (путем отрицания) одного из главных преступлений нацизма». Переводя мысль Суварина на язык советских кодексов, «отрицание объективно содействует оправданию, либо прямо содержит умысел на оправдание».

Статья Суварина примечательна как раз тем, что в ней наиболее развернуто и откровенно изложены аргументы и вообще мировоззренческое кредо сторонников введения уголовного преследования за оправдание сталинизма. Главные аргументы следующие: на поле честной дискуссии, апеллирующей к а) человечности, б) логике, в) здравому смыслу, - победа сталинистов гарантирована. Апелляция к инстинктам — агрессии, хвастовства, родоплеменным, просто подавленно-каннибальским всегда сильнее, чем апелляция к культуре. Жалость к жертвам у большинства людей слабее садомазохистского преклонения перед Палачом. Так люди устроены. Это болезнь, патология. Честный интеллектуальный спор здесь бессмыслен. Необходимо государственное принуждение. «Нужна целенаправленная государственная карательная психотерапия по излечению своего населения».

Не буду цепляться к явной неувязке: какая же это патология, если «так люди устроены»? Важнее другое. Эти аргументы соответствуют мировоззрению приверженцев идеи «просвещенного авторитаризма», болезненными непопулярными мерами выдавливающего зверя из дикого народа. Очень возможно, что прав Андрей Пионтковский, считающий, что под псевдонимом «Борис Суварин» выступает постоянный автор ЕЖ Леонид Радзиховский. Что ж, оправдание идеологических запретов для наших поклонников Гершензона и Шульгина - вещь естественная. Недоумение вызывает другое. Почему «нравственного очищения» (или «нравственной чистки») при помощи новой инквизиции потребовали люди, до недавнего времени концепцию «авторитарной модернизации» категорически отвергавшие? Люди, называющие себя демократами? Ведь идея принудительного лечения больного народа от сталинизма к демократии уж точно отношения не имеет. Потому что демократия по определению - власть с согласия управляемых. Либеральные консерваторы вроде Радзиховского честны хотя бы в том, что демократами себя не называют.

Кстати, Суварин сам оправдывает сталинизм (я надеюсь, он не воспримет это как публичный донос, ведь закона против сталинизма у нас пока нет). Оправдывает и косвенно, и прямо, когда блестяще разбивает доводы тех, кого он сам называет «либеральными сталинофобами», - людей, утверждающих, что поражение сталинской России было бы для нее меньшим злом, и в основном повторяющих тезисы власовцев («немцы все равно не смогли бы управлять такой территорией»). Оправдывает, когда опять же совершенно справедливо высмеивает детский лепет на тему «победа - одно, а сталинизм - другое», ибо одно от другого отделить действительно невозможно. Оправдывает, когда признает, что другими методами сталинская система одержать победу и не могла. И эта победа была меньшим злом. Например, для евреев. Но прежде всего - для России.

Конечно, Суварин не теряет способности критически оценивать действительность, видеть «оборотную сторону». Конечно, он не теряет способности сочувствовать жертвам. Конечно, он никогда не выскажется, как г-н Д. про дояров и доярок. Не зря же его беспокоит вопрос, не подпадают ли его рассуждения под действие «закона Шойгу». Но, похоже, он не замечает, что прямо подпадает под действие закона, предложенного руководством «Яблока».

Каким образом Суварин собирается определять, кто просто по-человечески благодарен сталинскому режиму за спасение еврейского народа (или русской культуры), а кто вынашивает умысел на оправдание антисемитской кампании начала 50-х гг. (или голодомора)? Для этого нужна та непогрешимость и «божественная благодать», на которую претендуют лишь тоталитарные вожди и партии. Впрочем, один понятный критерий, позволяющий отделить агнцев от козлищ, все же имеется: что позволено «избранным и посвященным», не позволено тупому быдлу.

Но может это все демократическая демагогия? Ведь, как пишет Суварин, запрет на нацистскую пропаганду действует во многих странах, и ничего страшного с их свободой не случилось, эскалации «сегодня - одно, завтра - другое» не наблюдается. Да, не наблюдается, потому что вся судебная система этих стран ориентирована на недопущение расширительного толкования закона. В узком же истолковании эти запреты оставляют массу лазеек для того, чтобы их обходили. И обходят. Нацистская пропаганда, хоть и маргинальная, в этих странах существует. То есть, в узком истолковании эти законы бесполезны. Если же придать им расширительное толкование, не оставляющее лазеек, принцип «сегодня - одно, завтра - другое» немедленно заработает. То есть в расширительном истолковании эти законы будут вредны.

Выработать у общества иммунитет к опасным идеям и нравственной глухоте может лишь свободная дискуссия. Любой же идеологический запрет делает ее невозможной. Будь то «запрет на очернение сталинизма» (каковым фактически является «закон Шойгу»), будь то запрет на оправдание сталинизма, предложенный руководством «Яблока». И основа обоих запретов одна и та же. В сознание их сторонников не укладывается одна и та же мысль: осуждать или оправдывать сталинизм - личное дело каждого.

Суварин прав еще в одной очень важной вещи. Исторический спор со сталинизмом решается не на уровне логики и здравого смысла. Он решается на уровне более экзистенциальном, более глубоком и простом одновременно. На уровне архетипов сознания, если хотите. Из большевизма получилось то, что получилось, когда люди, мыкавшиеся по царским каторгам, встали на лагерные вышки охранниками. Этого бы не произошло, если бы они не пренебрегли пещерно-племенным, зэковским понятием «западло». Забвение этого словечка всегда будет приводить к аналогичным результатам. Сталинизм будет побежден, когда это, наконец, усвоят.

Когда-то наиболее правая, монархическая часть белой эмиграции увидела в сталинском режиме воплощение тех идеалов, за которые она воевала в Гражданскую войну. А один из идеологов этой части эмиграции, в свое время горячо возжелавший выдавливать из русского народа зверя при помощи пулеметов, даже написал: мы победили красных изнутри. Сегодня сталинизм изнутри побеждает наших либералов.

Молдавская путинщина

Грани, 28 мая 2010 г.

Потрясен известием о намерении правящей коалиции Молдовы запретить коммунистическую символику, а вместе с ней – и саму Партию коммунистов Республики Молдова. Ссылки на то, что эта партия является преемницей тоталитарного режима и что под коммунистическими символами убиты миллионы людей, очень мягко говоря, натянуты. А если отбросить ложную политкорректность, это откровенное политическое мошенничество.

Под красной звездой с серпом и молотом миллионы людей в самых разных странах боролись против фашизма во время Второй мировой войны, боролись с отвратительными диктаторскими режимами после Второй мировой войны. Боролись не за сталинский ГУЛАГ, а за свободу, демократию и социальную справедливость. За права человека, между прочим. И миллионы людей уже в наше время по праву продолжают связывать эти символы именно с той борьбой, а не с ГУЛАГом. И это слово из песни тоже не выкинуть, так же как не выкинуть из нее ГУЛАГ. Под красной звездой с серпом и молотом выступали самые разные движения, противостоящие советской тоталитарной модели, начиная с «троцкистов» и кончая «еврокоммунистами».

Затеянная нынешним режимом Молдовы возня – не просто недостойное сведение счетов с историческими символами, разжигающее идеологическую вражду в обществе. Цель совершенно очевидна: полицейскими запретами дезорганизовать оппозицию перед внеочередными выборами и обеспечить такими силовыми средствами свою победу на них. Именно такой фокус проделали нацисты с поджогом Рейхстага. Причем речь идет о запрете партии, по всем имеющимся данным пользующейся поддержкой примерно половины граждан страны. Подумали ли инициаторы запрета, что таким образом они толкают свою республику к гражданской войне?

В постсоветский период коммунисты Молдовы доказали свою приверженность принципам парламентской демократии и правового государства. Режим Воронина был одним из самых либеральных режимов во всем СНГ. И этот режим обеспечил возможность для мирного конституционного перехода власти к оппозиции на выборах. Теперь же именно победившая оппозиция стремится сделать свою власть несменяемой. Неужели наша демократическая общественность не возмутится? Неужели закроет глаза на фокусы «идеологически близких», несущие Молдове все ту же путинщину?

Большая разница

Грани, 17 июня 2010 г.

В последнее время некоторые публицисты, не отличающиеся симпатиями к западной общественной модели, стали с плохо скрываемым злорадством предрекать, что кризис глобальной капиталистической системы неизбежно заставит Запад отойти от базовых принципов либеральной плюралистической демократии. Запад вынужден будет двигаться в направлении ограничения свободы политической деятельности и выражения различных взглядов, в направлении расширения идеологического и политического контроля государства над обществом.

Создается впечатление, что целью поскорее подтвердить эти прогнозы задались «страны-неофиты», лишь недавно вставшие на путь парламентской демократии и интеграции в евроатлантическую общность. Правящие круги ряда бывших сателлитов и союзных республик СССР (например, Польша, Венгрия, государства Балтии) спешат принять законы, запрещающие деятельность организаций «коммунистического толка», пропаганду «коммунистической идеологии», демонстрацию «коммунистической символики». Законы, вводящие тюремные сроки за «отрицание или оправдание преступлений коммунистических режимов». И объясняют это необходимостью сопротивления имперской политике путинского режима, воспринимаемого многими в качестве продолжателя «дела Сталина».

(Я пишу это еще до вступления в силу российского закона, карающего за попытки пересмотра решений Нюрнбергского трибунала. Но повторю и после.)

Сторонники подобных мер прямо ссылаются на примеры некоторых западноевропейских стран, в которых сажают за отрицание или оправдание нацистских преступлений, за нацистскую пропаганду и символику. Что ж, принцип идеологического плюрализма предполагает право каждого высказывать любые мнения, в том числе и отождествлять коммунистическую идеологию с нацистской, а гитлеровский режим со сталинским. В частном порядке. Но попытки сделать эту точку зрения общеобязательной и подкрепить ее государственными репрессивными санкциями – тот же тоталитаризм. Потому что существует (более того – весьма распространена) и другая точка зрения. Заключающаяся в том, что при всем внешнем сходстве эти две идеологии в основе своей противоположны. Нацистская идеология считает насилие, подавление, агрессию, жестокость естественной извечной основой человеческой природы. Она считает также естественным неравенство, разделение общества на тех, кто призван повелевать, и тех, кто предназначен только повиноваться. Коммунистическая идеология, вопреки практике так называемых коммунистических режимов, обещает преодоление угнетения и вражды, свободное развитие каждой личности в обществе без неравенства и принуждения. Она выражает извечную мечту людей о справедливом, гуманном, «добром» обществе.

Это не оправдывает преступлений, совершенных в мире коммунистическими режимами. Я считаю, что по своей несправедливости, бесчеловечности и массовости преступления сталинского режима сопоставимы с преступлениями режима гитлеровского. Я также считаю, что советский режим все годы своего существования стремился к принудительному единомыслию, к насильственному подавлению несогласия, к подчинению всех проявлений общественной жизни государству, а потому может быть охарактеризован как тоталитарный. Равно как и установленные под его влиянием режимы Восточной Европы.

Но в высшей степени некорректно не учитывать, что выход из тоталитаризма Германии и выход из тоталитаризма СССР и его сателлитов произошли при совершенно несопоставимых исторических обстоятельствах. Германия подверглась военному разгрому, и условия выхода из тоталитаризма ей продиктовали победители. Продиктовали тогда, когда еще дымились развалины сожженных гитлеровцами белорусских деревень, когда еще не остыли горы человеческого пепла в Освенциме.

Советский же режим, хоть и поспособствовавший развязыванию Гитлером мировой бойни, но затем возложивший на свой народ основную тяжесть борьбы с фашизмом, завоевал себе право на продление своего существования, а вместе с этим правом и исторический шанс на «исправление». И этим шансом он хотя бы частично воспользовался. Да, «сталинизм с человеческим лицом» Хрущева и Брежнева не был демократией. Но репрессии в послесталинском СССР и в восточноевропейских странах по масштабам и жестокости не идут ни в какое сравнение со сталинскими репрессиям 30-х годов.

Почти все «коммунистические» режимы отдали власть сравнительно мирно. Во всем цивилизованном мире давно не принято подвергать политической и идеологической дискриминации сторонников диктатур, ушедших без кровопролития. Речь, разумеется, не идет об ответственности конкретных лиц за конкретные преступления. Жаль, что ответственности избежал Пиночет. Жаль, что от ответственности ушли сталинские палачи. Но они уже ушли, и этого не переиграть. В конце концов все имеет срок давности. Если не юридически, то по жизни.

Вернемся к коммунистической идеологии. Конечно, возможна и ее тоталитарная интерпретация. И в числе тех, кто называет себя коммунистами, есть сторонники системы, при которой государство (или «руководящая и направляющая» партия) решает, каким гражданам жить, а каких истребить и что они должны читать, писать, говорить и думать. Я, правда, не вижу, чем такие взгляды более людоедские, чем взгляды тех, кто считает, что олигархи – «локомотивы истории» и что чем больше они грабят, тем больше процветают ограбленные. Я не вижу, чем эти взгляды подлее взглядов людей, считающих, что настоящей демократии вообще быть не может, все всегда решают элиты, просто нужно создать у «черни» иллюзию, что она на что-то влияет.

Демократическое плюралистическое общество состоит не только из поклонников демократии и плюрализма. Открытое общество открыто в том числе и для своих противников. Если оно отказывает им в правах, оно автоматически перестает быть открытым. Сторонники «непарламентского» государственного устройства, если они не прибегают к насилию, имеют такое же право, как и все остальные, выносить свои «проекты» на суд общества, на суд избирателей. И если открытое плюралистическое общество здорово, оно в состоянии победить их в честном споре. Если же оно тяжело больно, ему не помогут никакие запреты.

Некоторые наши «демократы» (в том числе лидеры партии «Яблоко») оправдывают такие запретительно-репрессивные меры необходимостью перевоспитания граждан, сознание которых искалечено десятилетиями тоталитаризма. Если уж они хотят таким образом подрубить корни тоталитарного сознания, брали бы глубже: предложили бы карать за отрицание или оправдание преступлений Ивана Грозного. Ведь именно тогда, то есть до всякого Сталина, в России обесценились человеческая жизнь и человеческое достоинство. А наказания применять из арсенала XVI века. Ну, не самые жестокие – мы все-таки не опричники, – а, например, заточение в монастырь. С запретом встречаться с кем-либо, разговаривать, писать и думать. И с предписанием «лишь в молчании сидети и каятись в своем безумии и еретичестве», к чему был приговорен при Василии III тогдашний «несогласный» Максим Грек.

Кстати, наследники правивших компартий уже в посткоммунистический период перебывали у власти в тех же Польше, Венгрии, Литве, Молдавии, в Болгарии. Можно спорить, в какой степени их идеология может считаться коммунистической, но только тоталитаризм они нигде не восстановили и даже не пытались. Да это и невозможно, как невозможно было во Франции XIX века восстановить феодально-абсолютистскую монархию Людовика XVI. Даже вернувшиеся на 15 лет Бурбоны сохранили конституцию и парламент.

Так что на самом деле мы видим откровенную попытку недостойного сведения политических счетов и ограничения политической конкуренции с целью вытеснения оппонентов на обочину общественной жизни. Мы видим попытку ограничить право граждан давать собственные оценки историческому прошлому и выражать свои взгляды в том числе в форме символов и названий. И исходят эти попытки от сил, имеющих собственную вполне определенную идеологическую окраску. В отличие от респектабельного западноевропейского консерватизма, давно отученного хвататься за дубинку идеологических запретов, правый консерватизм «молодых восточноевропейских демократий» дикий, агрессивный и непуганый. Подобно российским «охранителям» из Госсовета, давшим изумительное по своей откровенности заключение на решение правительства Александра II изъять дела о печати из ведения только что дарованного им суда присяжных: «Предоставить людям с улицы судить о преступности или непреступности учений – значит оставить государство и общество без всякой защиты».

В 2008 году при открытии Национальной ассамблеи Российской Федерации представители ряда либеральных, националистических и коммунистических движений подписали Хартию, в которой, в частности, говорилось: «Мы не считаем для себя возможным использовать насилие или угрозу насилия, ограничение свободы слова и собраний как инструменты борьбы с оппонентами по вопросам политики, экономики, культуры или религии». Многие «демократические» публицисты тогда буквально кричали: «Не верьте красным! Они подписывают такие обязательства только для того, чтобы проехаться на полезных либеральных идиотах!» Сегодня у либералов, участвовавших в подписании Хартии, есть великолепная возможность показать, что они подписали ее из своих внутренних убеждений, а не для того, чтобы использовать и кинуть «полезных коммунистических идиотов».