Александр Скобов. Запрещается запрещать

Александр Скобов. Запрещается запрещать

Александр Скобов. Запрещается запрещать. 1

Недалеко упали. 1

Западло (о принудительном лечении народа и честном интеллектуальном споре с каннибалами) 5

Молдавская путинщина. 8

Большая разница. 9

Шушкевич, Дрокова и «селигерские». 13

Учебная тревога. 14

Донос на Ленина-злодея. 17

Казус Белковского. 20

Абажурнальная полемика. 23

Евангелие от Маркина. 24

Позоры здесь громкие. 27

От Отечественной к гражданской. 29

Сбылась мечта патриота. 31

Позвольте вам не позволить. 34

Семь тезисов о Дожде. 36

Борис Вишневский и советские диссиденты.. 37

Охота на Гитлера. 38

КРАСНАЯ ТРЯПКА.. 41

СВОБОДА СЛАВЫ (НУЖЕН ЛИ ЗАПРЕТ НА СТАЛИНА) 43

Гражданин начальник Ганапольский или полиция в головах. 47

ВСТРЕТИМ МЫ ПО-СТАЛИНСКИ ВРАГА.. 48

Недалеко упали.

Грани, 2 марта 2009 г.

Илья Мильштейн благодушно отнесся к недавно высказанной рядом наших VIP-граждан идее уголовно преследовать за отрицание победы СССР в Великой Отечественной войне: мол, у наших элит просто перемкнуло мозги, а на основании закона, предложенного гражданином Шойгу, все равно никого посадить будет нельзя. Получается, что инициатива вполне безвредна в силу полной нелепости и заслуживает лишь грустной иронии, столь свойственной г-ну Мильштейну.

Куда уместнее, на мой взгляд, едкий сарказм Александра Подрабинека: «Отрицаешь революцию или русско-японскую войну — в лагерь. Сомневаешься в подвиге Ивана Сусанина — под суд. Не признал пришествие Иисуса Христа — в тюрьму...». Вот куда логически ведет последовательное установление государством неких обязательных оценок исторических фактов, в которых запрещается сомневаться. Это чисто идеологические запреты. И на выходе всегда будет запрет подвергать сомнению сегодняшние действия власти.

Идеологические запреты неизбежно ведут к инквизиции. Под какими бы благовидными предлогами они ни вводились – хоть ради противодействия очевидному злу, хоть чтобы оградить чьи-то чувства, которые могут быть больно задеты. Боюсь, мы станем свидетелями трагикомического зрелища, как наша правящая элита поднимет на щит лозунг не раз осмеянной ею политкорректности. Как опять же справедливо пишет г-н Подрабинек, Россия вообще-то Запад не любит, но всегда готова копировать с него все самое худшее. И наша официальные и полуофициальные лица уже радостно ссылаются на европейский опыт уголовного преследования за отрицание Холокоста.

Соответствующие статьи европейских кодексов карают не за одобрение Холокоста (мол, правильно делали, что уничтожали, надо было больше) и не за призывы его повторить, а именно за отрицание того, что целенаправленное массовое уничтожение евреев по принципу их этнической принадлежности имело место. И эти статьи реально работают – как в Турции реально работает закон, карающий за утверждение, что в Османской империи имел место геноцид армян.

Люди, отрицающие Холокост, действительно есть. Одни, совершенно в духе отечественных поклонников «великого прошлого», сводят все к «перегибам на местах» либо оспаривают общепринятые оценки числа жертв. Другие утверждают, что истребление евреев не носило исключительного характера и потому считаться геноцидом не должно. Есть и такие, кто говорит, что никаких газовых камер в нацистских лагерях не было, а миф о них создан с легкой руки мировой сионистской закулисы, чтобы детей пугать. За подобными высказываниями, как правило, скрывается антисемитизм, а то и сочувствие к нацизму как системе. Однако отношение к таким людям — дело личной брезгливости каждого отдельного человека, а не уголовного кодекса. И подобные нормы носят антиправовой характер. Их еще можно объяснить потрясением, которое испытало европейское общество после войны. Но сегодня они выглядят анахронизмом – как если бы мы взялись поддерживать научную истину, сжигая на кострах за отрицание того, что Земля круглая.

Большая часть нашей либеральной общественности предпочитает этого тихо не замечать. С одной стороны, срамно оказаться как бы в одной компании с антисемитами. С другой стороны, признавать изъяны в западной демократии не хочется. Да и не наша это проблема. Ведь нашим-то доморощенным отрицателям Холокоста репрессии вряд ли грозят. На их стороне не только «поддержка и энтузиазм миллионов», но и симпатии многих представителей правящего класса.

Ну а теперь о том, что касается непосредственно нас. Про людей, утверждающих, что Сталинградской битвы не было совсем, а Берлин на самом деле брали войска Республики Гондурас, я действительно не слыхал. Да даже если такие люди и есть, они не представляют опасности ни для кого кроме самих себя – тут я согласен с Ильей Мильштейном. Зато и за рубежом, и у нас в стране есть люди, которые оценивают роль СССР во Второй мировой войне и ее результаты не так, как хотелось бы некоторым представителям нашей правящей элиты. Люди, которые считают, что сталинский режим сильно помог гитлеровскому в развязывании войны, даже поучаствовал в этом деле. Что кроме массового героизма советских людей, защищавших свою родину, на этой войне было много что еще, включая чудовищное пренебрежение тогдашней правящей элиты к жизни собственных сограждан. Что действия освободителей от фашизма в ряде случаев мало отличались от действий тех, от кого они освобождали. Что некоторым народам в результате этой войны СССР принес не меньше зла, чем блага.

Вот в этих-то людей и метят инициаторы нового закона. Их гнев вызывают в первую очередь политики соседних государств, утверждающие, что их народам советская армия принесла не освобождение, а новое порабощение. СМИ уже тиражируют отклики на инициативу неких ветеранов: за то, как показывают войну в нынешних фильмах, не то что сажать — вешать надо.

Что имеют в виду наши официальные лица, когда произносят заклинания о недопустимости пересмотра итогов Второй мировой войны? В части распространения военного, политического и идеологического контроля советского государства на ряд сопредельных территорий эти итоги уже пересмотрены историей. Нет не только того контроля, но и самого советского государства. Что касается оценки нацизма как безусловного зла, эту оценку не ставит под сомнение никто за исключением совсем уж маргинальных политических групп. Но нашим временщикам надо другое: признание роли СССР безусловным благом. За отрицание этого они и собираются уголовно преследовать. И независимо от того, будет ли принят закон, следует ожидать усиленного шельмования тех, кто «не по-нашему» интерпретирует историю, «неправильно» расставляет акценты, обращает внимание на «не те» факты и т.д.

Наш правящий класс состоит не только из примитивных держиморд с «переклиненными мозгами». У него есть и свои интеллектуалы, подводящие теоретическую базу под действия первых. А база эта такова: для поддержания национального самосознания необходима система исторических мифов, не подлежащих сомнению и поддерживаемых в том числе и репрессивной силой. Основной принцип этой системы: твое государство всегда и во всем было, есть и будет право. Лишняя же информация непосвященным противопоказана.

Это логика Великого Инквизитора. Это логика того самого фашизма. Я же отказываюсь признать победившей фашизм страну, в которой не только распространены фашистские настроения в низах, так сказать, на бытовом уровне, но и верхи предлагают фашистские по сути законы – под предлогом уважения памяти тех, кто отдал жизнь в борьбе с фашизмом. Что может быть кощунственнее по отношению к их памяти?

К сожалению, инициатива г-на Шойгу уже привела к негативным последствиям, причем раньше, чем можно было бы ожидать. Руководство партии «Яблоко» выступило с предложением ввести уголовное преследование за отрицание факта массовых репрессий в советский период нашей истории и за попытки их оправдания. Эта инициатива была поддержана рядом известных и авторитетных в либеральной среде правозащитников. О таком блестящем результате вряд ли даже мечтали самые отъявленные сторонники восстановления авторитаризма и тоталитаризма в России.

Первое, что пришло мне в голову: это попытка «обыграть» идею Шойгу, показать ее опасность, предостеречь от введения государственных идеологических запретов. Попытка напугать медведя, по-медвежьи зарычав. Но ведь медведь не испугается и закрывать пасть не начнет. Он все равно рычит громче. Не только потому, что он физически сильнее, но и потому, что для него это естественнее. В результате же и другие обитатели нашего леса начнут рычать по-медвежьи. И у меня есть все основания предполагать, что рык требующих пресечь очернение нашей истории будет слышнее. Так что если предложение «Яблока» — пиар-розыгрыш, это просто глупость.

Если же это не розыгрыш, а всерьез, то это уже не глупость, а измена. Полная сдача демократических идейных позиций. И это уже не вопрос выбора тактической линии. Это вопрос абсолютно фундаментальный для либеральной общественной модели. Потому что демократия предполагает, что права человека гарантированы всем, в том числе и тем, кто эти права отрицает, а не только «демократам». Потому что демократическое правовое государство не дает «правовых оценок» истории, как это предлагается сделать в заявлении политсовета «Яблока». Государство устанавливает обязательные для всех оценки истории только в обществе тоталитарном, которое идеологическая обслуга путинского режима политкорректно именует «обществом повышенной мобилизации».

Представьте себе на секунду немыслимое: предложение «Яблока» реализовано. Подумали ли уважаемые правозащитники, поддержавшие это предложение, о том, какие люди будут осуществлять его на практике? О том, как путинские прокуроры, следователи и судьи будут вменять обвиняемым «косвенное оправдание массовых репрессий» — новую ипостась «объективного содействия классовому врагу» и «умысла на подрыв и ослабление» из памятников советского правотворчества? Как людей будут сажать за выражение сомнения в подлинности каких-то исторических документов или за отрицание преступного характера большевистского режима?

Противоречащий принципам правового государства запрет на отрицание Холокоста, возможно, и не смертелен для в целом здорового организма европейской демократии. Но подумали ли наши правозащитники о том как будет работать аналогичный идеологический запрет и к каким он приведет последствиям в стране с глубоко укоренившейся привычкой к насилию над политическими оппонентами? В стране, для большинства населения которой политическая свобода не стала еще абсолютной ценностью? В стране, в которой законы всегда истолковываются, исходя из целесообразности, в угоду текущим настроениям начальства? Подумали ли они о том, какой спусковой механизм они приводят в действие?

По счастью, реализация предложений руководства «Яблока» в ближайшее время нам не грозит. А вот что грозит однозначно, так это дальнейшая дискредитация демократических ценностей. Ибо озвученные предложения лишают демократов их по сути единственного неотразимого аргумента в споре с людьми, демократию и права человека отрицающими: возможности сказать «мы не такие». И теперь оппонентам демократов еще легче будет внушать колеблющимся: никаких прав человека нет и никогда не было, всегда прав не тот, кто прав, а тот, у кого больше прав. Последняя пиар-акция руководства партии «Яблоко» неизбежно ведет к дальнейшему сужению и без того нешироких возможностей постепенного изживания сталинизма в российском обществе. Независимо от того, глупость это или измена.

Молдавская путинщина

Грани, 28 мая 2010 г.

Потрясен известием о намерении правящей коалиции Молдовы запретить коммунистическую символику, а вместе с ней – и саму Партию коммунистов Республики Молдова. Ссылки на то, что эта партия является преемницей тоталитарного режима и что под коммунистическими символами убиты миллионы людей, очень мягко говоря, натянуты. А если отбросить ложную политкорректность, это откровенное политическое мошенничество.

Под красной звездой с серпом и молотом миллионы людей в самых разных странах боролись против фашизма во время Второй мировой войны, боролись с отвратительными диктаторскими режимами после Второй мировой войны. Боролись не за сталинский ГУЛАГ, а за свободу, демократию и социальную справедливость. За права человека, между прочим. И миллионы людей уже в наше время по праву продолжают связывать эти символы именно с той борьбой, а не с ГУЛАГом. И это слово из песни тоже не выкинуть, так же как не выкинуть из нее ГУЛАГ. Под красной звездой с серпом и молотом выступали самые разные движения, противостоящие советской тоталитарной модели, начиная с «троцкистов» и кончая «еврокоммунистами».

Затеянная нынешним режимом Молдовы возня – не просто недостойное сведение счетов с историческими символами, разжигающее идеологическую вражду в обществе. Цель совершенно очевидна: полицейскими запретами дезорганизовать оппозицию перед внеочередными выборами и обеспечить такими силовыми средствами свою победу на них. Именно такой фокус проделали нацисты с поджогом Рейхстага. Причем речь идет о запрете партии, по всем имеющимся данным пользующейся поддержкой примерно половины граждан страны. Подумали ли инициаторы запрета, что таким образом они толкают свою республику к гражданской войне?

В постсоветский период коммунисты Молдовы доказали свою приверженность принципам парламентской демократии и правового государства. Режим Воронина был одним из самых либеральных режимов во всем СНГ. И этот режим обеспечил возможность для мирного конституционного перехода власти к оппозиции на выборах. Теперь же именно победившая оппозиция стремится сделать свою власть несменяемой. Неужели наша демократическая общественность не возмутится? Неужели закроет глаза на фокусы «идеологически близких», несущие Молдове все ту же путинщину?

Большая разница

Грани, 17 июня 2010 г.

В последнее время некоторые публицисты, не отличающиеся симпатиями к западной общественной модели, стали с плохо скрываемым злорадством предрекать, что кризис глобальной капиталистической системы неизбежно заставит Запад отойти от базовых принципов либеральной плюралистической демократии. Запад вынужден будет двигаться в направлении ограничения свободы политической деятельности и выражения различных взглядов, в направлении расширения идеологического и политического контроля государства над обществом.

Создается впечатление, что целью поскорее подтвердить эти прогнозы задались «страны-неофиты», лишь недавно вставшие на путь парламентской демократии и интеграции в евроатлантическую общность. Правящие круги ряда бывших сателлитов и союзных республик СССР (например, Польша, Венгрия, государства Балтии) спешат принять законы, запрещающие деятельность организаций «коммунистического толка», пропаганду «коммунистической идеологии», демонстрацию «коммунистической символики». Законы, вводящие тюремные сроки за «отрицание или оправдание преступлений коммунистических режимов». И объясняют это необходимостью сопротивления имперской политике путинского режима, воспринимаемого многими в качестве продолжателя «дела Сталина».

(Я пишу это еще до вступления в силу российского закона, карающего за попытки пересмотра решений Нюрнбергского трибунала. Но повторю и после.)

Сторонники подобных мер прямо ссылаются на примеры некоторых западноевропейских стран, в которых сажают за отрицание или оправдание нацистских преступлений, за нацистскую пропаганду и символику. Что ж, принцип идеологического плюрализма предполагает право каждого высказывать любые мнения, в том числе и отождествлять коммунистическую идеологию с нацистской, а гитлеровский режим со сталинским. В частном порядке. Но попытки сделать эту точку зрения общеобязательной и подкрепить ее государственными репрессивными санкциями – тот же тоталитаризм. Потому что существует (более того – весьма распространена) и другая точка зрения. Заключающаяся в том, что при всем внешнем сходстве эти две идеологии в основе своей противоположны. Нацистская идеология считает насилие, подавление, агрессию, жестокость естественной извечной основой человеческой природы. Она считает также естественным неравенство, разделение общества на тех, кто призван повелевать, и тех, кто предназначен только повиноваться. Коммунистическая идеология, вопреки практике так называемых коммунистических режимов, обещает преодоление угнетения и вражды, свободное развитие каждой личности в обществе без неравенства и принуждения. Она выражает извечную мечту людей о справедливом, гуманном, «добром» обществе.

Это не оправдывает преступлений, совершенных в мире коммунистическими режимами. Я считаю, что по своей несправедливости, бесчеловечности и массовости преступления сталинского режима сопоставимы с преступлениями режима гитлеровского. Я также считаю, что советский режим все годы своего существования стремился к принудительному единомыслию, к насильственному подавлению несогласия, к подчинению всех проявлений общественной жизни государству, а потому может быть охарактеризован как тоталитарный. Равно как и установленные под его влиянием режимы Восточной Европы.

Но в высшей степени некорректно не учитывать, что выход из тоталитаризма Германии и выход из тоталитаризма СССР и его сателлитов произошли при совершенно несопоставимых исторических обстоятельствах. Германия подверглась военному разгрому, и условия выхода из тоталитаризма ей продиктовали победители. Продиктовали тогда, когда еще дымились развалины сожженных гитлеровцами белорусских деревень, когда еще не остыли горы человеческого пепла в Освенциме.

Советский же режим, хоть и поспособствовавший развязыванию Гитлером мировой бойни, но затем возложивший на свой народ основную тяжесть борьбы с фашизмом, завоевал себе право на продление своего существования, а вместе с этим правом и исторический шанс на «исправление». И этим шансом он хотя бы частично воспользовался. Да, «сталинизм с человеческим лицом» Хрущева и Брежнева не был демократией. Но репрессии в послесталинском СССР и в восточноевропейских странах по масштабам и жестокости не идут ни в какое сравнение со сталинскими репрессиям 30-х годов.

Почти все «коммунистические» режимы отдали власть сравнительно мирно. Во всем цивилизованном мире давно не принято подвергать политической и идеологической дискриминации сторонников диктатур, ушедших без кровопролития. Речь, разумеется, не идет об ответственности конкретных лиц за конкретные преступления. Жаль, что ответственности избежал Пиночет. Жаль, что от ответственности ушли сталинские палачи. Но они уже ушли, и этого не переиграть. В конце концов все имеет срок давности. Если не юридически, то по жизни.

Вернемся к коммунистической идеологии. Конечно, возможна и ее тоталитарная интерпретация. И в числе тех, кто называет себя коммунистами, есть сторонники системы, при которой государство (или «руководящая и направляющая» партия) решает, каким гражданам жить, а каких истребить и что они должны читать, писать, говорить и думать. Я, правда, не вижу, чем такие взгляды более людоедские, чем взгляды тех, кто считает, что олигархи – «локомотивы истории» и что чем больше они грабят, тем больше процветают ограбленные. Я не вижу, чем эти взгляды подлее взглядов людей, считающих, что настоящей демократии вообще быть не может, все всегда решают элиты, просто нужно создать у «черни» иллюзию, что она на что-то влияет.

Демократическое плюралистическое общество состоит не только из поклонников демократии и плюрализма. Открытое общество открыто в том числе и для своих противников. Если оно отказывает им в правах, оно автоматически перестает быть открытым. Сторонники «непарламентского» государственного устройства, если они не прибегают к насилию, имеют такое же право, как и все остальные, выносить свои «проекты» на суд общества, на суд избирателей. И если открытое плюралистическое общество здорово, оно в состоянии победить их в честном споре. Если же оно тяжело больно, ему не помогут никакие запреты.

Некоторые наши «демократы» (в том числе лидеры партии «Яблоко») оправдывают такие запретительно-репрессивные меры необходимостью перевоспитания граждан, сознание которых искалечено десятилетиями тоталитаризма. Если уж они хотят таким образом подрубить корни тоталитарного сознания, брали бы глубже: предложили бы карать за отрицание или оправдание преступлений Ивана Грозного. Ведь именно тогда, то есть до всякого Сталина, в России обесценились человеческая жизнь и человеческое достоинство. А наказания применять из арсенала XVI века. Ну, не самые жестокие – мы все-таки не опричники, – а, например, заточение в монастырь. С запретом встречаться с кем-либо, разговаривать, писать и думать. И с предписанием «лишь в молчании сидети и каятись в своем безумии и еретичестве», к чему был приговорен при Василии III тогдашний «несогласный» Максим Грек.

Кстати, наследники правивших компартий уже в посткоммунистический период перебывали у власти в тех же Польше, Венгрии, Литве, Молдавии, в Болгарии. Можно спорить, в какой степени их идеология может считаться коммунистической, но только тоталитаризм они нигде не восстановили и даже не пытались. Да это и невозможно, как невозможно было во Франции XIX века восстановить феодально-абсолютистскую монархию Людовика XVI. Даже вернувшиеся на 15 лет Бурбоны сохранили конституцию и парламент.

Так что на самом деле мы видим откровенную попытку недостойного сведения политических счетов и ограничения политической конкуренции с целью вытеснения оппонентов на обочину общественной жизни. Мы видим попытку ограничить право граждан давать собственные оценки историческому прошлому и выражать свои взгляды в том числе в форме символов и названий. И исходят эти попытки от сил, имеющих собственную вполне определенную идеологическую окраску. В отличие от респектабельного западноевропейского консерватизма, давно отученного хвататься за дубинку идеологических запретов, правый консерватизм «молодых восточноевропейских демократий» дикий, агрессивный и непуганый. Подобно российским «охранителям» из Госсовета, давшим изумительное по своей откровенности заключение на решение правительства Александра II изъять дела о печати из ведения только что дарованного им суда присяжных: «Предоставить людям с улицы судить о преступности или непреступности учений – значит оставить государство и общество без всякой защиты».

В 2008 году при открытии Национальной ассамблеи Российской Федерации представители ряда либеральных, националистических и коммунистических движений подписали Хартию, в которой, в частности, говорилось: «Мы не считаем для себя возможным использовать насилие или угрозу насилия, ограничение свободы слова и собраний как инструменты борьбы с оппонентами по вопросам политики, экономики, культуры или религии». Многие «демократические» публицисты тогда буквально кричали: «Не верьте красным! Они подписывают такие обязательства только для того, чтобы проехаться на полезных либеральных идиотах!» Сегодня у либералов, участвовавших в подписании Хартии, есть великолепная возможность показать, что они подписали ее из своих внутренних убеждений, а не для того, чтобы использовать и кинуть «полезных коммунистических идиотов».

Учебная тревога

Грани, 24.09.2010

Если ты будешь читать Mein Kampf, к тебе ночью придет Гитлер и откусит нос.

Из ЖЖ chaotickgood

Я сознательно не подписал обращение в защиту Николая Сванидзе. Прежде всего, я не вполне понимаю, какая такая страшная опасность угрожает известному историку и журналисту, члену различных палат и комиссий. Разве что потеря места в какой-либо из этих малоуважаемых мною подкремлевских структур, и то навряд ли. Но главное не в этом.

Идеологически учебник Барсенкова-Вдовина мне глубоко чужд. Он пропитан весьма популярной в правящей элите и части общества идеологией «нашизма». Неважно, какое государство, тоталитарное или нет, но оно «наше». И если оно «национально» и не слабо, оно практически сакрально и непогрешимо. Как справедливо пишет Анатолий Берштейн, «по мнению авторов, можно критиковать отдельные ошибки власти, но нельзя ставить под сомнение ее деятельность в общем и целом, считать власть преступной, ибо априори она всегда защищает высшие интересы государства».

Власть у Барсенкова и Вдовина почти всегда выбирает меньшее из зол. Отсюда вполне логично авторы учебника как бы оправдывают сталинские преступления. Именно «как бы». Даже обращение в защиту Сванидзе говорит о «почти открытом обосновании национальной дискриминации и политических репрессий», об оправдании «в том или ином виде». Оправдывать сталинские преступления совсем открыто среди статусной публики сейчас все-таки не принято. Авторы учебника стараются их «научно» объяснить всевозможными объективными причинами: законами и моралью того времени, логикой власти, «реальной политикой», высшими государственно-национальными интересами. Но принципиально снисходительное отношение к государственному насилию безусловно проступает. Это вполне органично для современной консервативно-государственнической идеологии, сочетающей в себе элементы монархизма и сталинизма, имперства и национализма. С этих идейных позиций сегодня пишутся сотни книг, десятки учебников.

Консервативному взгляду на историю противостоит условно либеральный, который я скорее назвал бы гуманистическим. Для первого высшей ценностью является государство, для второго – человек. Первый подчиняет интересы человека интересам государства, второй наоборот. Вот и получается, что одних прежде всего ужасают жертвы, а других прежде всего завораживают достижения диктатора, его мощь и сила. И они готовы относиться снисходительно к преступлениям хоть Сталина, хоть Петра, хоть Грозного.

В основе этих подходов два противоположных мировоззрения. Оба они архетипичны. Противостояние этих мировоззрений до наступления коммунизма точно не исчезнет. А может, и после не исчезнет, не знаю. Во всяком случае, и их сосуществование, и непримиримая борьба между ними на нашем веку неизбежны. И борьба по вопросу о министерском грифе на учебник Барсенкова-Вдовина вполне правомерна. Это естественная политическая борьба. Каждый защищает образ той страны, в которой он хочет жить.

Но в данном случае речь идет о другом. Николай Сванидзе называет книгу экстремистской и собирается обратиться в прокуратуру. Подписавшая обращение Нина Катерли считает, что «надо запретить... выпускать в свет подобного рода сочинения». Книга должна быть написана с добрыми намерениями. Поэтому тот, кто «славит преступника и убийцу, называя его «эффективным менеджером», не может быть допущен ни к написанию, ни к изданию книг».

Такое у нас вообще-то уже было. С какими намерениями написана книга и кого можно допускать к написанию, решала правящая каста жрецов со своей тайной полицией. Люди различаются не только политическими взглядами. Одни, например, получив дубинкой по башке, приходят к выводу что бить дубинкой вообще нехорошо, а другие – что по башке бьют не тех кого надо. Почти как при Сталине: не тех сажают, надо других. У меня создается впечатление, что изрядная часть нашей либеральной общественности относится ко второму типу.

Сколько было сказано и написано абсолютно правильных гневных слов о недопустимости вмешательства государства в интерпретацию истории, когда создавалась пресловутая Комиссия по фальсификации. Тогда либералы опасались, что она будет использована против них консерваторами-государственниками. Теперь же оказывается, что использование государственной дубинки против своих идейных противников нарушением свободы слова либералы не считают.

Авторы учебника пишут, что кампания борьбы с космополитизмом была вынужденным ответом на происки Запада, выдвинувшего после войны идею «мирового правительства». То, что она приняла формы антисемитизма, «происходило скорее всего по объективной причине», так как «евреи, как исторически сложившаяся диаспора Европы, издревле занимала прочные позиции в области интеллектуального труда» и «после Октябрьской революции они были представлены в советской интеллигенции во много раз большим удельным весом, чем в населении страны».

«Идя к власти, нацисты публично не призывали к геноциду. Они «только» говорили и писали, что отдельные народы... наносят ущерб другим отдельным народам и поэтому должны быть поражены в правах. Полемика с этими и подобными доводами не должна вестись в ходе научной дискуссии», – отвечают им авторы обращения.

Вообще-то от указания на существование в СССР межнациональной напряженности до нацистских теорий о том, что евреи по природе вредоносны для германской нации, все-таки дистанция большая. Можно, конечно рассуждать о том, что через цепочку трансформаций одно может превратиться в другое. Может. А может и не превратиться. Просто исходя из такой логики любую идею можно объявить в зародыше фашистской. А любую попытку рассмотреть причины преступления можно объявить его завуалированным оправданием или объективным пособничеством его оправданию. Например, утверждение, что одной из причин роста нацистского движения было отсутствие великодушия победителей к побежденным после Первой мировой войны. Чем это не пропаганда, объективно способствующая оправданию нацистских преступлений?

Я не хуже авторов обращения знаю, что записные любители покричать о русофобии часто действительно не любят евреев. Я вполне допускаю, что авторы учебника действительно считают «больший удельный вес» достаточной причиной для гонений и посадок, как пишет Анатолий Берштейн. Но в таком случае Николай Сванидзе, а вслед за ним и авторы обращения в его защиту предлагают компетентным органам заняться изучением на предмет пропаганды ненависти даже не того, что люди высказали, а того, что они подумали про себя. Профилактические репрессии, как известно, практиковал еще царский режим. Но на новую недосягаемую высоту их поднял все тот же Сталин.

Я не пишу здесь о некорректном обращении авторов учебника с цифрами и фактами, об использовании ими «непроверенных данных». Этим сейчас грешит добрая половина учебной литературы. И требует это опять-таки не запрета, а ответа. Со ссылкой на источники. Вот только недавно книгой заинтересовались являющиеся образцом в соблюдении норм демократии, законности и прав человека власти Чечни. Заинтересовались на предмет судебного преследования ее авторов, которые, вероятно, со злым умыслом если не оправдать, то хотя бы обосновать сталинскую депортацию чеченцев смешали понятия «дезертир» и «уклонист». Я участвовал в протестах против грязной колониальной войны, развязанной Россией против Чечни. Я считал и считаю, что Чечня должна стать независимым государством. Но я не желаю терпеть посягательств на свободу печати у себя дома, от кого бы они ни исходили: хоть от кадыровцев, хоть от закаевцев, хоть от умаровцев. Это прямое вмешательство в российские внутренние дела (кстати, не первое).

На самом деле учебник Барсенкова-Вдовина – прекрасный материал для критического разбора идеологии всего современного консервативно-государственнического лагеря со всеми его слабостями. Но возможность открытой идейной борьбы с ним многих наших либералов почему-то пугает. Не потому ли, что сами они являются до мозга костей консерваторами-государственниками и весь их либерализм ограничивается вполне патерналистской мечтой о правильном (либеральном) царе с полицейской дубинкой для противников «европейских ценностей»? Это не для меня. Я никогда не сообразовывался и не буду сообразовываться с тем, что наша как бы Дума написала или еще напишет про «отрицание», «оправдание» или «разжигание». И использовать эту дубинку против других не буду. И поддержать тех, кто ее использует, не могу. Я все-таки отсидент в законе. Как раз за печатные тексты отсидент.

Донос на Ленина-злодея

Грани, 27.08.2012

История с доносом путинским вертухаям на вождя большевиков Ульянова-Ленина, написанным неким академиком Российской академии естественных наук (в этой общественной организации академиком числится также и Рамзан Кадыров), еще недавно могла бы показаться смешной. Апокалиптическая картина изъятия из библиотек полного собрания сочинений «вождя мирового пролетариата», а вслед за ним и всей научной и учебной литературы советского периода (ибо вся она основывалась на обязательном обильном цитировании «экстремиста») воспринималась как гротескный шарж. Однако шутки закончились. Мы живем в эпоху, когда конторы, имитирующие несуществующий в Эрэфии суд, основываются на исторических решениях Трулльского собора. Так что нет ничего невозможного. И уже не выглядит фантастикой Россия, в которой об идеологии большевизма законопослушный гражданин может узнать только от ее специально обученных критиков (как советские граждане узнавали о всевозможной «буржуазной идеологии»). И светит срок за то, что ты дал кому-то почитать томик Ленина.

Донос собрата Рамзана Кадырова по академии – практическая реализация недавних предложений пресс-секретаря Политбюро ЦК РПЦ Чаплина о проверке на экстремизм трудов Ленина, Троцкого и других большевистских лидеров. Обращенное к Следственному комитету требование «академика» было немедленно с энтузиазмом поддержано одним из националистических лидеров Демушкиным (после запрета «Всероссийской национал-социалистической организации Славянский Союз» он возглавляет движение «Русские»). Демушкин не преминул злорадно указать на то, что в трудах Ленина «экстремизма» больше, чем в запрещенной книге Гитлера Mein Kampf. И с точки зрения ныне действующего российского законодательства, а особенно в свете правоприменительной практики последнего времени это утверждение не лишено оснований.

Самое омерзительное, что подобные идеи встречают сочувствие в определенной части либеральной общественности. Той части, которая готова рукоплескать запретам коммунистической символики в некоторых «молодых демократиях» Европы. Несколько лет тому назад именно либеральные политики (причем более чем солидные) уже требовали уголовной ответственности за «отрицание либо оправдание преступлений сталинизма и большевизма», а также за «пропаганду идей сталинизма и большевизма». Те самые политики, которые приравнивают коммунистов к нацистам и любят поморализировать насчет того, что нельзя присаживаться с ними на одном гектаре. Не угодно ли теперь, господа, оказаться в одной компании со средневековым мракобесом Чаплиным и национал-социалистом Демушкиным?

Сторонники запрета «человеконенавистнических идеологий» ссылаются на пример европейских антинацистских законов. Отечественные держиморды тоже давно умеют апеллировать к общечеловеческим ценностям и опыту развитых европейских демократий. Советские вертухаи, гостеприимством которых я пользовался в одном сердитом заведении, любили развлекать себя интеллектуальными дискуссиями со своими гостями. Например, о допустимости понятия «запрещенная литература». Хорошо помню их преисполненные благородного негодования возгласы: «Так что же получается – Mein Kampf тоже нельзя запрещать?»

Да, нельзя. Одна из самых подлых (хотя и не самых страшных) вещей, придуманных человечеством, – это запреты книг. Даже если их авторы сами запрещали чужие книги, даже если устраивали из них костры. Запреты их книг не лучше тех костров.

Послевоенные европейские законы, запрещающие открытое выражение нацистских взглядов, были возмездием, основанным не на праве, а на коллективной политической воле победителей. Они имели право на существование в мире, в котором люди помнили непосредственно виденные ими неостывшие горы человеческого пепла. И то, что фашизм есть абсолютное зло, могло считаться в этом мире истиной, не требующей доказательств.

Но «ялтинского мира» больше нет, хорошо это или плохо. И в нашем «прекрасно<