Мария из Вифании. Женщина, о которой помнят

«И когда был Он в Вифании, в доме Симона прокаженного, и возлежал, - пришла женщина с алавастровым сосудом мира из нарда чистого, драгоценного и, разбив сосуд, возлила Ему на голову.

Некоторые же вознегодовали и говорили между собою: к чему сия трата мира? Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим. И роптали на нее.

Но Иисус сказал: оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению. Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала»
(Марк 14:3-9).

«Приближалась Пасха Иудейская, и многие из всей страны пришли в Иерусалим перед Пасхою, чтобы очиститься. Тогда искали Иисуса и, стоя в храме, говорили друг другу: как вы думаете? не придет ли Он на праздник? Первосвященники же и фарисеи дали приказание, что если кто узнает, где Он будет, то объявил бы, дабы взять Его.

За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых.Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира.

Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали.

Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего»
(Иоанн 11:55 – 12:7).

 

Когда начался крестный путь Христа? Можно предположить, что это случилось еще при его крещении или позже, в момент преображения. Именно тогда Иисус впервые поведал своим ученикам о том, что в конце пути, указанного Богом, его ожидают страдания, одиночество и смерть, хотя в тот момент ученики не поняли и не приняли его слов. Или, быть может, началом крестного пути стало последнее путешествие Христа в Иерусалим? И все же знавшие Иисуса яснее всего осознали его готовность подвергнуться смертельной опасности, когда за шесть дней до Пасхи он прибыл в Вифанию.

Каждый раз, когда Иисус заходил в этот городок неподалеку от Иерусалима, он останавливался у своих друзей Лазаря, Марфы и Марии. Последний раз он побывал там несколькими неделями раньше описываемых здесь событий; тогда он по просьбе Марфы и Марин вернул к жизни их брата Лазаря. Иисус старался держаться подальше от Иерусалима, поскольку к тому времени решимость иудейских властей взять его под стражу стала очевидной. Когда Иисус пришел, чтобы воскресить Лазаря, пребывание в Иерусалиме уже было для него небезопасно, а после этого опасность только увеличилась. Весть о совершенном чуде распространилась повсюду. Первосвященники боялись политических последствий широкой популярности Иисуса в народе и намеревались схватить и казнить его в случае, если он появится в Иерусалиме. Этого появления вполне можно было ожидать, поскольку приближался главный иудейский праздник — Пасха. И когда город и его окрестности начали заполняться толпами паломников, власти объявили о розыске Иисуса, и всякий видевший его должен был незамедлительно доложить им об этом.

Когда Иисус с учениками прибыли в Вифанию, его друзья без всяких сомнений поспешили сообщить ему о большой опасности, которой он подвергался. Принимая его в своем доме, они не просто оказывали гостеприимство, а укрывали разыскиваемого властями преступника. Конечно же, они всеми силами старались сохранить его пребывание в тайне, прекрасно понимая, чем может грозить укрытие человека, которого они должны были бы сдать властям. Ученики Иисуса также не могли не осознавать нависшей над ними опасности. Потому за ужином, приготовленном друзьями Иисуса в честь его прибытия, царила весьма напряженная атмосфера. Кого-то из учеников, возможно, несмотря ни на что охватывало радостное волнение. Они не верили, что Иисуса могут арестовать, ожидая скорее явления небесного воинства, которое по его приказу чудесным образом захватит и освободит Иерусалим. Те, кто лучше знали Иисуса, были охвачены страхом и мрачными предчувствиями. Великое начинание, которому они посвятили свою жизнь, судя по всему, должно было закончиться трагедией. Тот, кому они вверили свою жизнь, безрассудно, но неуклонно шел навстречу смертельной опасности, поставив на карту все, что у него было.

Для сестер Марфы и Марии этот ужин имел особое значение. Ведь именно Иисусу они были обязаны жизнью любимого брата. Неудивительно, что они хотели выразить ему свою благодарность. Это был повод для великой радости — вернулся не только Лазарь, но и Иисус, подаривший ему вторую жизнь. Однако веселье омрачали мысли о том, что они, вероятно, в последний раз принимают Иисуса в своем доме. Если на следующее утро он действительно перейдет Елеонскую гору, направляясь в Иерусалим, ему едва ли удастся избежать ареста.

Марфа, более практичная, ответственная, наверное старшая из двух сестер, демонстрирует свою любовь и благодарность Иисусу довольно традиционным способом. Она накрывает на стол. Хотя у нее вполне могли быть слуги, она сама прислуживает гостю в знак особой признательности, которую присутствующие, несомненно, одобрили и высоко оценили; ее поведение никого не удивило. Но вот для Марии, менее приверженной условностям, быть ученицей Иисуса часто означало нарушение установленных традиций. Вот и теперь ее поступок вызвал всеобщее негодование и резкое неодобрение возлежавших за столом.

Чтобы до конца понять его, следует разобраться в обычаях и традициях гостеприимства. Приглашая гостей на ужин, каждый хозяин должен был позаботиться о том чтобы при входе в дом они имели возможность омыть ноги. Путешествовать по пыльным дорогам в открытых сандалиях жителям Ближнего Востока приходилось довольно часто, и к концу дня на их потные ноги налипало немало грязи. Омовение ног считалось черной работой, входившей в обязанности слуг. Если же слуг не было, хозяин от которого никто не ожидал личного участия в этой неприятной процедуре, должен был предоставить своим гостям воду и полотенце, чтобы они могли сделать это сами. Кроме того, особо почетному гостю хозяин мог помазать голову благовонным маслом, которым тогда пользовались так же широко, как сегодня пользуются мылом.

Вернемся к Марии. Проявив, с точки зрения гостей, немыслимую расточительность, хозяйка дома одним жестом почтила Иисуса соблюдением каждого из этих обычаев. Она возлила на голову Иисуса целый флакон чрезвычайно дорогих благовоний. В древности такие благовония ценились очень высоко и стоили огромных денег, поскольку их доставляли издалека. Купленное Марией масло прибыло с самих Гималаев, а потраченные на него средства в течение года могли кормить целую семью. Драгоценный алебастровый сосуд был изготовлен таким образом, что вылить из него благовония можно было, лишь разбив горлышко, и, не довольствуясь возлиянием масла на голову Иисуса, Мария омыла им и его ноги. Причем сделала это сама, не прибегая к помощи прислуги. Вместо того чтобы предложить Иисусу воду и полотенце, она омыла его ноги нардом и отерла собственными волосами!

Все это Мария проделала в молчании. Здесь она не нарушила обычая. Вмешиваться в мужской разговор для женщины было неслыханным делом, особенно когда речь шла о важных событиях. И все же ее поступок красноречивее любых слов. Марию никогда не удерживали рамки условностей, она соблюла старинный обычай совершенно нетрадиционным способом. Безграничная любовь Марии к Иисусу нашла выражение в удивительной щедрости ее дара, ведь чтобы до конца выразить свои чувства, ей потребовалось совершить нечто достойное их глубины и силы. Иисусу нетрудно было разглядеть и оценить это: «Где ни будет проповедано Евангелие, —сказал он, — поступок Марии будут помнить лучше чем все слова, которые она могла бы произнести».

Какие же чувства хотела выразить Мария? Любовь и благодарность Иисусу? Да, но было и нечто большее. Как и все присутствовавшие, она знала о неотвратимой гибели, грозившей Иисусу. Радость в душе Марии смешивалась с предчувствием беды, веселье — с горечью. Ее безмерная преданность Иисусу нашла столь невероятное выражение, поскольку такая возможность могла уже никогда более не представиться. Это было последнее, что Мария могла сделать для Иисуса. Она как бы приготовила его тело к погребению, которое, как ей казалось, не замедлит последовать. Вся любовь Марии к Иисусу, выразилась в ее поступке. Так скорбь побуждает людей не жалеть времени и средств для погребения близких, ведь для них это последний, а иногда и единственный способ выразить свою любовь. Потому Иисус сказал: «Она доброе дело сделала для Меня... Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению».

Самым удивительным во всем этом было то, что Мария, в отличие от других собравшихся за столом, единственная увидела неизбежность скорой смерти Иисуса, что и продемонстрировала своим поступком. Она не отговаривала его от похода в Иерусалим и едва ли думала, что Бог спасет его от смерти, как считали некоторые ученики. В отличие от Петра, она и сама не пыталась его спасти, зная, что этой смерти избежать нельзя, и она смиряется с этим. Вся ее любовь к Иисусу выливается всего в одном обряде омовения — в приготовлении его тела к погребению, но это, конечно, не значит, что ее любовь этим ограничивалась. Мария любила Иисуса не меньше любого из учеников и так же, как они, не понимала, зачем он направлялся навстречу заведомо грозившей ему смертельной опасности. Она не знала, почему смерть Иисуса была угодна Богу. Просто она видела, что он сам вполне примирился с мыслью о необходимости этой смерти для исполнения им своего предназначения. Мария не понимала, но и не подвергала сомнению решимость Иисуса идти по избранному пути. Любовь помогла ей почувствовать его твердую веру в Божью волю и принять ее вместе с ним. Иисус знал, что должен совершить это, и Мария разделила его уверенность.

Вот почему поступок Марии так важен. Вот почему о ней будут помнить последующие поколения. Вот почему Иисус сказал о ней то, чего никогда не говорил о других: истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее и о том, что она сделала». Ее поступок стал частью евангельского повествования, потому что он воплотил в себе самую суть благовестия. Он стал предзнаменованием крестной смерти Иисуса. Единственная из приближенных к нему людей, Мария разглядела в его смерти Божественное предназначение.

После того, что произошло с Марией, мы с вами уже не можем «подойти к кресту» без ее восприятия Иисуса. Как и ей, нам может быть непонятна его неотвратимость. Понимание, возможно, придет позже. Но для начала вместе с Марией мы должны разделить убежденность (и последовать примеру) Иисуса в том, что, ступив на крестный путь, он исполняет волю Отца и совершает все необходимое для нашего спасения. С человеческой точки зрения Иисус не должен был умереть. Его смерть нельзя считать справедливой или заслуженной: это было узаконенное убийство, и мы все это прекрасно понимаем. И все же Иисус смирился с несправедливостью своей смерти в знак послушания Отцу. Именно это должно стать отправной точкой на нашем собственном крестном пути подобно Марии, мы должны смириться с этим и, ведомые любовью, идти иногда непостижимой дорогой послушания до самой смерти, как это для нас сделал Иисус.

Мы уже отмечали смешанные чувства во время ужина в Вифании: радость друзей Иисуса, вновь принимавших его в своем доме, перемешалась с тревогой и мрачными предчувствиями. Это отразилось и на поступке Марии, выражающем ее радость от присутствия Иисуса и предвосхищающем его смерть. Возлияние благовоний ознаменовало собой и то, и другое, ведь не зря благовонные масла и мази в то время имели двоякое значение. Во время праздника их аромат символизировал веселье и поднимал настроение — в Ветхом Завете они названы «елеем радости». Но ароматные масла использовались также и для помазания и бальзамирования усопших. Благовония тогда заглушали запах смерти и облегчали боль скорбящих. Повествуя о том, как Мария возлила на Иисуса драгоценный нард, Иоанн как бы включает чувство обоняния читателя, чтобы тот мог лучше представить себе происходившее: «Дом наполнился благоуханием от мира». Поступок Марии буквально и образно изменил царившую в доме атмосферу. Принимая неизбежность смерти Иисуса, она изливает свою преданность к нему столь удивительным способом, и ее любовь рассеивает тревогу и страх. Конечно, Мария была не в силах облегчить страдания Иисуса. Зловоние смерти неизбежно напоминает о ее реальности. Но аромат любви преображает его. Мария чувствует, что именно любовь побуждает Иисуса добровольно принять смерть, и потому, отвечая ему своей любовью, разделяет его боль. Радость по-прежнему смешивается с ощущением близкой потери. Но любовь Марии вбирает в себя оба эти чувства. Аромат ее наполняет собою дом.

Тем не менее, некоторые из собравшихся увидели поступке Марии лишь бессмысленную расточительность. Щедрость ее дара, желание в последний раз выразить свою безграничную преданность Иисусу были недоступны их пониманию. Они видят лишь отрицательную сторону: «К чему сия трата мира? Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим». Их реакцию понять нетрудно: забота о нищих всегда была одной из достойных восхищения иудейских добродетелей. Иисус сам призывал богатого юношу, заявившего о своем исполнении всех заповедей, продать все имущество и раздать деньги бедным. Но в этот вечер в Вифании он отказывается выслушивать упреки в адрес Марии: «Оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете».

Конечно же, Иисус понимал, что их возмущение было продиктовано желанием осудить Марию за ее непостижимый поступок: «Нищих всегда имеете с собою... Меня не всегда имеете». Мария принимает неизбежность смерти Иисуса и поступает согласно своей вере. Окружавшие ее люди хотели, чтобы она вела себя, как всегда. Не веря в приближение смерти Иисуса, они не понимали, что заставило ее оказать ему эту последнюю честь.

Поступок Марии уникален. Земная жизнь Иисуса приближалась к концу, и обед в Вифании уже никогда не повторится. Иисус сказал: «Меня не всегда имеете», и нам никогда уже не придется выбирать между Иисусом и нищими. И не только потому, что сегодняшний Иисус уже ни в чем не нуждается, но и потому, что его крестный путь, неотвратимость которого осознавала Мария, привел Иисуса к полному единению с нищими и обездоленными. Лишенный того немного, что имел, столкнувшийся с презрением и гневом, сделавшийся изгоем и обреченный на смерть, Иисус в своей смерти воистину стал одним из самых несчастных людей на земле. Он близок к каждому из нас, но особенно — к нищим, страждущим и убогим.

Крестный путь означает нечто большее, чем материальная забота о неимущих - он означает единение с ними; следуя за Иисусом, мы постигаем его близость к беднейшим из людей. Принять его смерть, как это сделала Мария, значит принять и эту близость. Любовь к Иисусу, такая же безгранично щедрая, какой пылало сердце Марии, неотделима от любви к нищим и обездоленным, одним из которых был когда-то и он сам. Нам не приходится выбирать между Иисусом и неимущими. Ведь Иисус сам говорил о тех, кто накормил голодного, одел нагого, навестил больного или узника:

«Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне»
(Матфей 25:40).

Каждый из нас призван любить Иисуса щедрой и преданной любовью Марии, отвечая на беспредельную любовь Бога к нам, высшим проявлением которой стала смерть самого Иисуса. Эта любовь и принятие принесенной жертвы помогут нам глубже проникнуться Божьим состраданием к страждущим и обездоленным, которых всегда много вокруг нас. Рядом с нами живет и Иисус, скрепивший себя с ними узами вечного братства.

 

Иуда Искариот. Предатель

«Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? Они предложили ему тридцать сребренников; и с того времени он искал удобного случая предать Его...

И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его.

И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его. Иисус же сказал ему: друг, для чего ты пришел? Тогда подошли и возложили руки на Иисуса, и взяли Его...

Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти; и, связав Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю.

Тогда Иуда, предавший Его, увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребренников первосвященникам и старейшинам, говоря: согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того? смотри сам. И, бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился»
(Матфей 26:14-16, 47-50; 27:1-5).

 

Гельмут Тилике рассказывает о человеке, который в черную годину гитлеровского Третьего Рейха выступил против действии правительства национал-социалистов, за что был немедленно арестован. Его отправили в тюрьму и продержали в одиночном заключении, периодически подвергая избиениям и пыткам, при помощи которых его мучители пытались добиться от него признания в совершении какого-нибудь преступления. Несколько месяцев спустя его освободили, причем обвинение против него так и не было выдвинуто. Усталый, ослабевший и изголодавшийся, он не пал духом и продолжал столь же яростно противостоять тоталитарному режиму. Через две недели после освобождения этого человека нашли повесившимся на чердаке. Все те кто интересовались его судьбой, недоумевали, почему в конце концов его оставили сила и мужество. Причина была известна лишь близко знавшим его людям. Незадолго до смерти он сделал ужасное открытие: доносчиком, предавшим его в руки нацистов, был его собственный сын. Предательство любимого человека совершило то, чего не смогли сделать зверства палачей.

С такого рода страданиями не сравнится даже самая сильная физическая боль. Ведь предательство, по сути своей, означает, что мы подвергаемся опасности или терпим бедствия по вине любимого нами человека, которому привыкли доверять. Зло проникает в святая святых наших сердец, и мы оказываемся беззащитными перед ним. Страдания, причиненные врагом, не идут ни в какое сравнение с ударом, нанесенным другом или любимым человеком.

Неудивительно, что авторы Нового Завета в самых мрачных тонах рисуют человека, который прежде всего известен предательством Иисуса в руки властей, что повлекло за собой его арест, осуждение и казнь. С самого начала и до конца рассказы евангелистов о времени, проведенном Иудой с Иисусом и другими учениками, окрашены неумолимой реальностью его будущего предательства. Клеймо отступника оказалось несмываемым в глазах тех, чьи свидетельства мы сегодня читаем. Сам Иисус в довольно резких выражениях высказывался о своем предателе, называя его дьяволом и сыном погибели, которому лучше было бы и не родиться. История Иуды заканчивается ужасом, позором и безысходностью самоубийства. Не в силах пережить последствия своих действий, преследуемый чувством вины и отчаянием, он выбрал постыдную и одинокую смерть.

Как следует относиться к этому человеку? Какие чувства мы должны испытывать к нему? Отвращение?.. Гнев? Горечь? Есть ли у нас основания жалеть его, видя в нем лишь жертву обстоятельств, игрушку в руках злых сил?

Заслужил ли он свою судьбу? А как же Бог? Есть ли в его сердце место для человека, предавшего его единственного сына на распятие? Большинство христианских традиций отвергают такое предположение, а в воображении Данте участью Иуды стал низший из кругов ада. Вместо жаркого пламени, грозящего людям, согрешившим в порыве страсти, там царит ледяной холод, уготованный тем, кто сознательно и расчетливо отвергает Божью любовь. Можно ли согласиться с такой оценкой?

Вопросы из предыдущего абзаца, несомненно, важны. И хотя ответом на них могут послужить лишь догадки и предположения, мы все же должны попытаться на них ответить.

Грех Иуды, бесспорно, ужасен. Евангелисты высказались по этому поводу довольно открыто: по словам Луки, Иуда «сделался предателем», и его навсегда запомнят в связи с одним единственным трагическим событием — совершенное им предательство стало определяющим в его судьбе. Помимо предательства, нам мало что известно об этом человеке. Мы не знаем ничего о его детстве, как он учился в школе, как его называли родители, никаких других деталей, которыми полна каждая человеческая жизнь. До нас дошло лишь описание роли, сыгранной Иудой в событиях одной роковой ночи Страстной недели, когда он покинул Тайную Вечерю и предал Иисуса в руки храмовой стражи.

Рассказ об этом стал неотъемлемой частью повествования о страданиях и смерти Иисуса. Своим поступком Иуда Искариот приобрел себе славу человека, предавшего наставника и друзей, славой, вместе с которой он уже оказался не в силах жить. Он не вынес болезненного осознания того, что теперь, как бы он ни старался загладить свою вину или избежать позора, он будет неизменно отождествляться с событием, которое ему больше сего на свете хотелось стереть из памяти и из жизни. Перед его мысленным взором стояла лишь смертная тьма, казавшаяся ему необратимым последствием его предательства.

Наверное, было бы не совсем справедливо позволить по одному единственному поступку Иуды определять наше восприятие этого человека, ведь его жизнь не ограничивалась одним лишь низким и подлым предательством, как и жизнь любого человека никогда нельзя отождествлять с его самыми безнравственными действиями, какими бы описательными они ни казались. И все же поступок Иуды, как бы он ни был трагичен, — великое зло. Кто знает, как он воспринял последствия своего сотрудничества с иудейскими властями? Его глубокое сожаление о совершенном поступке указывает на то, что он вряд ли ожидал осуждения и казни Иисуса в результате своих действий. Возможно, он отказывался взглянуть правде в глаза, гнал от себя мысли обо всех вариантах развития событий, кроме наиболее приемлемого, на его взгляд, желая успокоить свою совесть. Но не стоит поспешно приписывать Иуде высокопарные мотивы или представлять его чересчур доверчивым, чтобы смягчить тяжесть его низкого преступления. Сознательно предать Иисуса и его друзей в руки людей, не скрывавших своей враждебности и злых намерений, мог только человек, который в лучшем случае испытывал полное безразличие к их судьбе, а в худшем - желание подвести их под плаху. Как бы мы ни расценивали его намерения, мы не вправе снимать с Иуды ответственность за его вопиющее преступление.

Но здесь нам не обойтись без «недоразумений», ведь согласно христианскому преданию, представляющему Иуду в столь неприглядном свете, его действия были необходимы. Кто-то ведь должен был предать Иисуса, кому-то пришлось стать изменником. Этого требовал божественный замысел. На пути в Иерусалим Иисус сказал своим ученикам: «Сын Человеческий предан будет на распятие». На слова, предшествующие упоминанию о смерти Иисуса, редко кто обращает внимание, поскольку главное место в нашем учении о спасении отводится именно его смерти. Но учение о спасении не может существовать вне более широкого контекста, и Иисус ведь говорил не только о своей смерти, но и о том, что он будет на нее предан. В таком свете сама смерть обретает особый смысл и значение.

События Страстной недели, вплоть до их кульминации, позволяют нам понять, что крестные муки поразили не только тело Иисуса, но и его дух, и даже его взаимоотношения с людьми. Они неразрывно связаны с его готовностью испытать всю глубину отчуждения от Бога, которая только может быть известна человеку. В тот страшный час на Голгофе Сын Божий и Человеческий в полной мере ощутил свое одиночество, боль которого прямо пропорциональна близости его отношений с Отцом. Раздавшийся с креста вопль «Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» вырывается из груди человека, за одни сутки испытавшего верх мучений. И здесь мы видим страшную иронию: в тот момент, когда он более всего приблизился к Богу своим послушанием, до конца исполнив волю Отца, он оказался преданным и оставленным. Но все же ради нашего спасения он добровольно принимает нестерпимую боль предательства.

Участью Мессии, по словам Иисуса, должна была стать не просто смерть, даже самая ужасная и унизительная, но смерть, на которую он будет «предан». Поступок Иуды можно считать извращенной человеческой версией отношений между Отцом и Сыном, и он только добавил мук для распятого Христа. Страждущий Мессия, Эммануил, Бог живший среди нас в облике человека, познал страшную боль предательства, грозящую сломить дух скорее, нежели пытки и истязания. В каком-то смысле можно сказать, что Бог никогда не переставал испытывать эту боль с того самого момента, когда он создал человека, способного на любовь и дружбу, а значит и на предательство. Но на кресте Богу пришлось пережить нечто иное, ощутив весь ужас и боль предательства человека человеком. Бог сам предал себя на смерть, быть может с неосознанной, но добровольной помощью Иуды. «Он пришел к своим, — пишет Иоанн в своем Евангелии, — и свои Его не приняли». Напротив, его собственный народ отверг Иисуса и предал римлянам на распятие. В тот момент истории взаимоотношений Бога и его народа Иуда выступил от имени всех тех, кто желал этой смерти, от сговорившихся против Иисуса первосвященников до переменчивой толпы, чьи восклицания «Осанна!» вскоре сменились криками «Распни его!» Иисус предвидел предательство Иуды. Потому, когда тот приблизился к нему в Гефсиманском саду, Иисус не выказал удивления или смятения. Он ожидал его появления и вышел ему навстречу, по словам Иоанна, «зная все, что с Ним будет». Иуда предал Иисуса только потому, что Иисус сам этого захотел. В определенном, очень важном смысле, Иисус сам предал себя в руки своих врагов. Ведь он предсказывал предательство Иуды, и для него не составило бы труда назвать имя изменника и с помощью других учеников помешать ему. Но Иисус отпустил его, позволив свершиться злу. Создается такое впечатление, что Иуда вообще сыграл во всем этом только второстепенную роль. Для правильного развития событий потребовался предатель, но им не обязательно должен был стать Иуда. Он лишь олицетворяет собой все человечество, готовое отвергнуть Сына Божьего и предать его на распятие. Евангелисты не случайно применяют к греху Иуды то же слово, которое используется в Новом Завете и по отношению к Богу, пославшему своего Сына на смерть, по отношению к Сыну, добровольно предавшему себя на смерть ради нашего спасения. Это слово - рагаdidomi — означает «сдать, передать, предать». С чисто человеческой точки зрения, поступок Иуды следует считать откровенным предательством человека, который любил его, как друга. В более широком богословском контексте его поступок, оставаясь в высшей степени безнравственным, стал частью Божьего замысла, частью того, что должно было произойти для прощения наших грехов.

Иуда, один из двенадцати апостолов (о чем Лука напоминает нам в Деян. 1), был призван Иисусом к благовествованию. Он должен был донести, передать (здесь используется то же самое слово) людям весть о смерти и воскресении Иисуса и последующем прощении грехов. Считается, что он оставил свое служение, когда, предав Иисуса, изменил Евангелию. Но можно предположить, что этим низким поступком он внес в него свой особый вклад. В трагический момент самоосуждения Иуда послужил исполнению Божьего замысла, согласно которому «нет ныне никакого осуждения» тем, кто во Христе Иисусе. Кажется, будто предательство Иуды было единственным, на что Бог мог рассчитывать. И Иуда его не подвел.

Хотя в Евангелиях Иуда неизменно несет на себе позорное пятно предателя, а Иоанн еще утверждает, что апостолы напрасно доверяли ему ящик для пожертвований (не продиктованы ли эти слова желанием видеть только плохое в человеке, впоследствии совершившем ужасное преступление? «Он всегда был нечист на руку!»), мало что в истории жизни Иуды делало его наиболее вероятным кандидатом для такого злодейства. Другие ученики не спешили обвинить именно его. Из описания Тайной Вечери ясно, что предсказание Иисуса повергло их в смятение. Каждый немедленно задался вопросом; «Не я ли, Господи?» Виновным действительно оказался Иуда, но никто не мог предвидеть этого заранее.

Хотя Иуда стал предателем, он не был единственным. Он был первым, и его предательство, мы думаем, было самым ужасным, но нельзя забывать, что после ареста Иисуса все ученики в страхе бежали из Гефсиманского сада. Даже Петр, поклявшийся, что умрет, прежде чем оставит Иисуса, под влиянием обстоятельств поколебался в своем обещании и трижды отрекся от своего учителя. Между отречением и последующим покаянием Петра и предательством и муками совести Иуды существует более чем поверхностное сходство. Вот только Иуда поддался искушению, которое, возможно, испытывал и Петр: он покончил жизнь самоубийством. Поэтому он не увидел воскресшего Христа и не узнал, что его грех, при всей своей низости, по воле Божьей послужил спасению человечества. Интересно, с какими словами обратился бы к Иуде Иисус, если бы и он оказался тогда на берегу с остальными учениками?

Можно, по крайней мере, сказать, что он тоже был бы вправе рассчитывать на прощение, предложенное Петру и всем, кто готов его принять. Грех Иуды был ужасен, но не настолько, чтобы Иуда стал недосягаемым для Божьей любви. Вот и все, что, пожалуй, можно сейчас сказать. Но даже такое признание необходимо. Ведь если для Иуды не было никакой надежды, едва ли она найдется и для нас каждый из нас по-своему много раз предавал Иисуса, причем требуя за это гораздо меньшую цену, чем тридцать сребреников.

В своей «Балладе об Иудином дереве» Руфь Этчеллз призывает нас продолжить свои размышления на эту тему. Она попыталась представить себе взаимоотношения между Иудой и Иисусом после смерти, которая, как это ни странно, сблизила Иуду с его учителем более, чем кого бы то ни было из учеников.

 

Петр. Неудачник

«Дети! недолго уже быть Мне с вами. Будете искать Меня, и, как сказал Я Иудеям, что, куда Я иду, вы не можете придти, так и вам говорю теперь. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою.

Симон Петр сказал Ему: Господи! куда Ты идешь? Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдешь за Мною. Петр сказал Ему: Господи! почему я не могу идти за Тобою теперь? я душу мою положу за Тебя.

Иисус отвечал ему: душу твою за Меня положишь? истинно, истинно говорю тебе: не пропоет петух, как отречешься от Меня трижды»
(Иоанн 13:33-38).

«Сказав сие, Иисус вышел с учениками Своими за поток Кедрон, где был сад, в который вошел Сам и ученики Его.

Знал же это место и Иуда, предатель Его, потому что Иисус часто собирался там с учениками Своими. Итак Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием. Иисус же, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете?

Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я. Стоял же с ними и Иуда, предатель Его. И когда сказал им: это Я, они отступили назад и пали на землю. Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея.

Иисус отвечал: Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их, пусть идут, да сбудется слово, реченное Им: из тех, которых Ты Мне дал, Я не погубил никого.

Симон же Петр, имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо. Имя рабу было Малх. Но Иисус сказал Петру: вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?»
(Иоанн 18:1-11).

«Взяв Его, повели и привели в дом первосвященника. Петр же следовал издали. Когда они развели огонь среди двора и сели вместе, сел и Петр между ними. Одна служанка, увидев его сидящего у огня и всмотревшись в него, сказала: и этот был с Ним. Но он отрекся от Него, сказав женщине: я не знаю Его.

Вскоре потом другой, увидев его, сказал: и ты из них. Но Петр сказал этому человеку: нет! Прошло с час времени, еще некто настоятельно говорил: точно и этот был с Ним, ибо он Галилеянин. Но Петр сказал тому человеку: не знаю, что ты говоришь. И тотчас, когда еще говорил он, запел петух.

Тогда Господь, обратившись, взглянул на Петра, и Петр вспомнил слово Господа, как Он сказал ему: прежде нежели пропоет петух, отречешься от Меня трижды. И, выйдя вон, горько заплакал»
(Лука 22:54-62).

 

Из двенадцати учеников Петр дальше всех последовал за Иисусом по крестному пути. Вместе с остальными учениками он участвовал в Тайной Вечере. Позже он отправился с Иисусом в Гефсиманский сад и, как и его товарищи, уснул, пока Иисус в мучительной молитве готовился встретить свою судьбу. Когда храмовая стража вместе с Иудой пришла арестовать Иисуса, Петр, не желая сдаваться без боя, схватился за меч, но Иисус остановил его. Вместе со всеми Петр бежал из Гефсимании, правда позже, узнав, что Иисуса отвели на допрос в дом первосвященника, последовал за ним. Не желая попадать людям на глаза, в ожидании новостей он укрылся во дворе.

Но дальше по крестному пути Петр не пошел. В последний раз он увидел Иисуса, когда того уводили на очередной допрос, и тогда Петр в ужасе понимает, что не оправдал доверия Иисуса, отрекся от него, отказался признать себя его учеником. Петр действительно следовал за Иисусом дольше других, но и он не выдержал, сошел с крестного пути задолго до суда и смерти Иисуса. Ни Петра, ни его товарищей не было у подножия креста, когда распинали их учителя. Потому, если мы посмотрим на крестный путь Иисуса глазами Петра, мы увидим его глазами ученика, который в трудную минуту проявил малодушие и не выдержал испытания. И все же именно падение Петра позволяет нам взглянуть на Иисуса в новом свете.

Поступок Марии из Вифании стал свидетельством ее безграничной преданности Иисусу и смирением с тем, что Иисусу должно было умереть. Петр любил Иисуса не менее преданно, не раз говорил о том, что готов умереть за него, причем говорил искренне. Вот только, в отличие от Марии, Петр не мог смириться с необходимостью смерти Иисуса! Сам он готов был отдать за него жизнь, но меняться с ним ролями он не хотел. Вот здесь-то он и упустил истинную суть ученичества, этим и обрек себя на падение. И только после своего падения он наконец понял, что значит быть учеником Иисуса, посмотрел на Иисуса другими глазами. Петр был одним из таких людей, кто не может постичь истины, не наломав прежде дров. Ему опять пришлось стать перед фактом, что поступая по-своему, он ничего не добьется, и лишь тогда он смог подчинить свою волю Божьей. Но если Божья любовь покрыла все наши ошибки и поражения именно на кресте, то где тогда как не на крестном пути можно не бояться упасть, чтобы подняться вновь. А падение Петра только еще раз подчеркнуло могущество Бога.

Прочитывая Евангелия, мы узнаем о Петре больше чем о любом другом ученике. Петр первым вступал в разговор, первым начинал любое дело, чаще бывал в центре внимания, часто вел за собой других. Когда Иисус спрашивал мнение учеников по тому или иному вопросу, Петр выступал за всех. Он был энергичен, импульсивен, пылок, самоуверен. Петр знал ответы на все вопросы и смело заходил туда, куда не осмеливались проникнуть даже ангелы. У него было много прекрасных качеств. Он умел повести за собой других, обладал завидным рвением, мужеством и настойчивостью. Петр был беспредельно и искренне предан Иисусу <