Зимин А.А. -Опричнина Ивана Грозного.

Начало страстным спорам в историографии вокруг опричнины положили сам Иван Грозный и Андрей Курбский, с именами которых связано уже само становление нового этапа в истории Русского государства 16 века. В их эпистолярном поединке отчетливо выступают противоположные оценки событий опричных лет, на долгое время определившие направление историографических споров. Два этих исторических деятеля зачастую изображались в дореволюционной исторической науке как носители двух начал – самодержавия и крамольного боярского сепаратизма. Казалось бы так оно и должно быть – одну сторону представлял государь всея Руси, другую – опальный вельможа, посмевший бежать от царского гнева в Литву. Но вот это-то кажущаяся очевидность лишь затемнила, а не просветлила полекмику царя и боярина, а вместе с тем и общее понимание опричнины. Если в историческом споре Иван Грозный является нападающей стороной, когда речь заходит о реформах правительственного компромисса середины 16 века, то уже при разговоре об опричнине царю приходится занимать оборонительную позицию.

Иван Грозный не мог привести ни одного факта, ни одного примера (как это сделал Курбский для времени избрания Избранной рады), для того чтобы показать самоценность опричных мероприятий: они приобретали в его устах смысл только как расплата за какие-то прошлые преступления бояр и княжат. Это могло лишь укреплять Курбского, выступившего с обличением царя Ивана сразу же после своего бегства из Юрьева в 1564г. Для него всё существо опричнины сводилось к бессмысленному истреблению воевод, оклеветанных в изменах и чародействах. Этими гонениями и объясняет князь Андрей свой отъезд за рубеж. Царь Иван в том же 1564г. Направлет Курбскому пространный ответ. Поражает внутренняя неслаженность этого, по словам князя Андрея “широковещательного и многошумящего” послания. Отвечая на обвинения Курбского, Иван Грозный старается доказать. Что опричные репрессии были вызваны изменой бояр. Вот тут то и коренилась двойственность образа Ивана: олицетворяя собой самодержавную власть окружённую ореолом “святости”, он в своей обычной практике оказывался обыкновенным деспотом, от личной воли которого зависели жизнь и смерть его подчинённых. Следы удельной психологии в творчестве Ивана Грозного сильнее, чем это представлялось многим историкам. Он воюет не с боярством вообще, а с непокорными ему лично вельможами. Красочную картину опричных зверств Курбский нарисовал в своей “Истории о великом князе Московском. Однако то. Что было разумно в середине 16 века в третьей его четверти постепенно становилось анахронизмом. Для Курбского, написавшего своеобразный реквием по убиенным в опричные годы, в это время на Руси ничего не происходило, кроме бессмысленной резни, объясняющейся лишь злой волей царя и наущениями его дурных советчиков.

Опричнина сделалась достоянием историографии уже в начале XVII века. Когда плеяда блестящих публицистов задумалась над причинами только что пережитого ими смутного времени, казалось бы, потрясшего самые основы государственного строя.

С XVIII века исторические события становятся объектом научного исследования. Виднейшим русским историком первой половины XVIII столетия был В.Н. Татищев. Являясь приверженцем Петровского абсолютизма, Татищев и царствование Ивана Грозного расценивал положительно, осуждая “некоторых беспутных вельмож бунты и измены”. Ненависть Татищева к боярству станет ещё более понятной, если мы вспомним напряжённую борьбу Петра I с боярско-аристократической оппозицией, чьим знаменем был царевич Алексей.

                                     Предгрозовые годы.

Опала Адашева и Сильвестра в 1560г. Не была только проявлением патологической мнительности царя Ивана в припадке отчаяния обвинившего своих старых друзей в гибели царицы Анастасии. Уже давно всесильные временщики ожидали надвигавшейся грозы. Ушедший во время болезни царицы на покой в Кириллов монастырь Сильвестр, ещё раньше, в 1553-55гг. Вызывал недовольство Ивана своими простарицкими симпатиями, а его близость к нестяжателями даже в какой-то мере к “еретикам” использовалась “прелукавыми” - осифлянами, чтобы разжечь к нему вражду царя. “Прекословие” Адашева по вопросу целесообразности войны с Ливонским Орденом дорого стоило России: получив в 1559 году благодаря заключению перемирия передышку, ливонские рыцари втянули в конфликт польского короля Сигизмунда II Августа, приняв его протекторат над Ливаонией. Безрезультатность широко задуманного похода Данила Адашева на Крым в 1559г. Могла вызвать лишь раздражение у своенравного монарха.

Но даже не в личной неприязни к деятелям Избранной рады и не в их отдельных просчётах кроется основная причина расхождения Ивана IV со своим ближайшим окружением. Дело заключалось в самом существе правительственной политики и в тех силах, которые поддерживали Избранную раду и новых друзей из числа его свойственников (Романовы-Юрьевы)

В ходе реформы середины века дворянству удалось потеснить феодальную аристократию и добиться некоторого ограничения её прав и привилегий, уходивших своими корнями во времена удельной раздробленности. Однако два важнейших требования рядовых феодалов не были удовлетворены: речь идёт о земле и крестьянах. Вельможная знать не была склонна к желанию потерять свои огромные латифундии. Обладая значительными денежными средствами княжата и бояре с лёгкостью переманивали к себе крестьян от средних и мелких помещиков, а потому не стремились к скорейшей ликвидации крестьянского выхода.

Кичившаяся своей родовитостью княжецкая аристократия держала в своих руках наиболее доходные и почётные должности в государственном аппарате, суде и армии, а на долю приказного дьячества и служилого дворянства приходилась вся трудоёмкая, сопряжённая с каждодневными тревогами работа, которая не приносила обычно ни громкой славы, ни баснословных доходов. Потребность дальнейшего наступления на феодальную знать была очевидна и осознавалась такими дальновидными мыслителями, как И.С. Пересветов.

Но это наступление могло проводиться только на основе завершения процесса объединения русских земель, ликвидации пережитков удельной раздробленности и утверждения абсолютной власти монарха. Наиболее мощными форпостами удельной децентрализации в стране были Старицкое княжество и Великий Новгород. Ликвидация старицкого удела была поставлена в повестку дня ещё во время малолетства Ивана Грозного, когда в 1537г. Схватили князя Андрея Ивановича и бросили его в темницу. Князь Андрей умер в заточении спустя несколько лет. Пришедшие вскоре к власти Шуйские в 1540 году выпустили на свободу его сына Владимира Андреевича, которому был возвращён старицкий удел. С князем Владимиром уже в середине XVI века в определённых кругах княжат и бояр связывались надежды на изменение правительственной политики.

Старицкие князья как единственна реальная сила, способная противостоять московскому самодержавию, являлись естественными союзниками новгородских помещиков, а так же купцов, выражавших недовольство сокращением своих “прибытков” после ликвидации самостоятельности Господина Великого Новгорода. В 1537 и 1539 годах в Новгороде состоялись народные выступления в поддержку князей Старицких и Шуйских. Это были отнюдь не случайные эпизоды, а серьёзное напоминание московскому правительству, которое в последствии не забыл Иван IV.

Интенсивный рост торгово-денежных связей в стране, приводивший к складыванию предпосылок для формирования всероссийского рынка, упирался в огромное множество феодальных перегородок, являвшихся прямым следствием неизжетости экономической и политической раздробленности. Русские горожане уже в XVI веке в восстаниях заявили о своих требованиях, с которыми было вынуждено считаться правительство Адашева и Сильвестра. Дело шло в дальнейшем о создании более благоприятных условий для развития городов и торговли. Да и сами гости и торговые люди начинают принимать деятельное участие в государственном аппарате, входя в состав дьячества как наиболее осведомлённые эксперты по финансовым вопросам. Им поручались ответственные миссии по торговым связям со странами Запада и Востока. Накануне введения опричнины на положении народных масс начинало уже сказываться перенапряжение сил, вызванное войнами и перестройкой государственного аппарата.

Введение Опричнины.

В воскресенье 3 декабря 1564 года царь Иван Васильевич Грозный со своими детьми и царицей Марией отправился в подмосковное село Коломенское праздновать Николин день(6 декабря)

Выезды московских государей на богомолье были делом обычным. Но на этот раз жители столицы были удивлены. Царский “подъём” настораживал своей угрюмой торжественностью. Странным казалось уже то, что царь брал с собой не только “святость”(иконы, кресты), но и драгоценности, одежды и даже всю свою казну. Царь также отдал распоряжение покинуть Москву всем избранным боярам, ближним дворянам и приказным лицам. Все они должны были собираться в путь вместе со всем своим имуществом, жёнами и детьми. В скором времени царь покинул Коломенское и через Троицкий монастырь направился в Александрову слободу. Прибыв в слободу в декабре 1564 года, Иван Грозный “оцепил эту слободу воинской силой и приказал привести к себе из Москвы и других городов тех бояр, которых он потребует.

Боярские крамолы в государевы “несовершенные лета” Иван Грозный вспоминал уже не раз: и в своих речах на Земском соборе 1549 года, и на стоглаве, и в послании Курбскому. Тот же мотив звучал и в обеих редакциях официозного Летописца начала царства. Весть о том, что царь оставил своё государство была сообщена московскому населению 3 января на импровизированном Земском соборе. Бояре, окольничие, боярские дети, священнослужители и множество народа обратились к митрополиту Афанасию с просьбой быть ходатаем перед Иваном I, чтобы он не оставлял царства, при этом они полностью соглашались признать право царя казнить и миловать «лиходеев». В тот же день митрополит Афанасий послал делегацию в слободу, возглавляемую архиепископом новгородским Пименом и чудовским архимандритом Левкией. 5 января Иван IV принял в слободе это делегацию, где обвинил своих бояр (в том числе А.Б. Горбатого) в стремлении лишить его власти. Но вместе с тем собравшимся было объявлено о согласии царя вернуться к управлению государством. Царь торжественно объявил, что бояре и приказные люди и впредь будут участвовать в управлении государством. Одновременно было сообщено и о решении учредить в стране опричнину. По замыслу Ивана IV её суть сводилась к созданию нового царского двора, личный состав которого должен был обеспечиваться из земельных пожалований на определённых территориях русского государства. В своё владения царь забирал несколько городов на западе, юге и центре страны. 3 февраля произошли первые казни бояр. Среди них были такие имена как Александр и Пётр Горбатые, Иван Шевырев, и Андрей Рязанцев. О гибели почти всех этих лиц знает Андрей Курбский. В начале марта 1565 года в страхе перед грядущей расправой бежали в Литву князья Пётр и Юрий Иванович Горенские-Оболенские, которые уже некоторое время находились в отдалении от царя. П.И. Горенский был думным дворянином и кравчим царя. Если побег его брата удался, то его брата на рубеже схватили и казнили. Вероятно, в связи с побегом Горенских находилась гибель упомянутых в синодиках Никиты и Андрея Фёдоровичей Чёрных-Оболенских. Наконец, после череды казней, начинается практика отправки опальных князей и бояр в отдалённые и необжитые регионы страны. Казни и опалы первой половины 1565 года, как мы видим были направлены в первую очередь против тех, кто ещё в 1553 году поддерживал Владимира Старицкого, и оказал сопротивление открыто выраженной царской воле. Однако это было не просто запоздалым возмездием крамольным боярам, а, скорее, превентивным мероприятием, которое ставило своей целью подорвать основную опору старицкого князя среди московской аристократии.

Новгородская трагедия 1570 года нагляднее, чем любая другая страница русской истории 1565-1572 годов, показала противоречивую сущность, заложенную в опричнине ещё при её создании. Задачу завершения централизации государственного аппарата правительство Ивана Грозного хотело решить старыми методами, прибегая к формам дворцово-вотчинного управления. Ликвидировав удел князя Владимира Старицкого, покончив с остатками Новгородского самоуправления и добившись полного подчинения церкви государству, опричнина Ивана Грозного выполнила свои основные задачи. Дальнейшее её существование теряло уже всякий исторический смысл. К тому же в ходе новгородского погрома особенно ярко вскрылось опасное явление — опричное войско всё больше и больше перерождалось разнузданную гвардию янычар, живших грабежом и убийствами мирного населения. В опричном войске ценилась не столько храбрость и мудрость, сколько жестокость и угодничество. Строгая дисциплина постепенно сменялась своеволием каждого опричника. Вместо «правого суда» воцарилось полное беззаконие. Истребление действительных врагов московского государя сочеталось с преследованием в своекорыстных целях множества людей, не причастных ни к каким заговорам и мятежам. Последний час опричнины пробил. Её ликвидация теперь оставалась делом времени.

Во время затянувшихся переговоров с представителями польского короля Сигизмунда, с южных границ России стали приходить тревожные вести о появлении крымского войска и начинающимся вторжении. В ответственный момент, во время того, как крымские татары разоряли Тулу, многие опричники отказались выходить на государеву службу. После того как все пути на Москву стали открыты, Хан Девлет-Гирей отправился туда. Пожар был кратковременный, но катастрофический. Крымский царь сжёг все московские посады. Полная неспособность опричного войска, выяснившаяся во время похода Девлет-Гирея на Москву в 1571 году, воочию показала необходимость ликвидации опричнины. Решительный перелом в истории опричного войска произошёл летом 1571 года. Сразу же после сожжения Москвы был казнён главнокомандующий опричным войском князь Михаил Черкасский. Полетели и другие головы близких сподвижников царя Ивана IV. Бессильный хоть что-нибудь изменить в том, что случилось в мае 1571 года, он обратил свой гнев на истинных и мнимых виновников произошедшего.