Глобализация и современный мировой порядок

Вызовы глобализации

Наличие позитивных последствий процесса глобализации отмечают зарубежные и отечественные исследователи. Он открывает новые возможности социально-экономического прогресса благодаря более быстрым темпам углубления международного разделения труда, формированию качественно новых условий для распространения знаний, технических достижений, управленческого опыта и производственной культуры. Все это способствует экономии на издержках производства, оптимизации размещения ресурсов в мировом масштабе, расширению ассортимента и повышению качества товаров на национальных рынках. Высокая степень взаимозависимости стран теоретически создает их взаимную заинтересованность в политической, социальной и макроэкономической стабильности. Конкуренция и расширение рынка ведут к углублению специализации и международного разделения труда, стимулирующих в свою очередь рост производства не только на национальном, но и на мировом уровне.

Как следствие конкурентного давления процесс глобализации порождает непрерывное внедрение инноваций в мировом масштабе, соответственно появляющиеся преимущества позволяют улучшить положение всем участникам-партнерам, получающим возможность, увеличив производство, повысить уровень заработной платы и жизненные стандарты людей. Глобализация, содействуя распространению и обмену информацией, капиталами и технологиями, дает возможность остальным странам быстрее преодолеть свое отставание и приблизиться к ведущим странам мира.

Совершенно очевидно, что глобализация, по крайней мере в экономическом проявлении, - объективно обусловленный процесс общественного развития. Борьба против глобализации как таковой, стремление ее сдержать или тем более остановить бесперспективна и бессмысленна.

Однако это вовсе не значит, что все происходящее на мировой арене неотвратимо, оправданно и заслуживает лишь положительной оценки.

Практически каждый съезд представителей международных экономических организаций сопровождается многотысячными демонстрациями и шумными акциями протеста антиглобалистов. Заглядывая в ближайшее будущее, можно без особого риска предсказать, что противостояние сторонников глобализации и её непримиримых врагов будет продолжаться, принимая всё более крайние формы. Антиглобалисты - не единственный и далеко не самый опасный противник глобализации. В действительности противодействие глобализации зачастую исходит от государств, которые одновременно стремятся извлечь выгоду из членства во всемирных экономических организациях.

Политические лидеры, способные предугадать хотя бы недалёкое будущее, не могут пассивно вести свои страны в русле глобализации и её лидера США. Ярким примером тут является Китай. Эта страна открыла свои рынки для мировой торговли, вступила во Всемирную торговую организацию, но при этом не отступает ни на шаг от жёсткого курса на соблюдение своих национальных интересов. Национальный интерес Китая заключается в приобретении статуса сверхдержавы Тихоокеанского бассейна. Таким образом, экономические инструменты ставятся на службу достижению геополитической цели.

Западная Европа со своей моделью глобализации («мондиализм») также проводит в жизнь собственную геополитическую стратегию, тесно связанную с судьбой бывших европейских колоний в Африке. Кроме того, даже в тех странах «третьего мира», где глобализация одерживает победу, это не приводит к созданию копий западных государств [9].

Напротив, как отмечалось в предыдущей главе, в тех развивающихся государствах, которые попытались интегрироваться в глобальную экономику, резко возросло неравенство, увеличился разрыв между селом и городом. Городской сектор и средний класс серьезно выгадали от подключения к глобальным транспортным и коммуникационным сетям, а малоимущее сельское население, не получившее образования, заметно отстало. По имеющейся оценке, менее 0,5 % китайских семей сейчас владеют более 60 % личных богатств страны. При этом свыше 150 млн. рабочих-мигрантов, занятых в строительстве современных китайских городов, плюс миллионы тружеников обветшавших сельских фабрик влачат нищенское существование. На фоне процветания, связанного с глобализацией, также резко увеличился разрыв между богатыми и бедными в Индии [6, 11].

Куда приведёт мир противостояние между ростом «архипелагов благосостояния» и всё большим обнищанием населения стран «третьего мира»? Один из возможных сценариев - обособление ведущих стран Запада (или, точнее, Севера, поскольку в модель вписываются некоторые страны Восточной Азии) в своего рода «закрытый клуб». От «третьего мира» он сможет отгородиться невидимой стеной таможенных барьеров, жёсткого иммиграционного законодательства, усилившимися спецслужбами. Разместив в развивающихся странах вредные и трудоёмкие производства, «клуб» оставит себе чистую и прибыльную сферу высоких технологий и контроль над информационными сетями, которые в XXI в. окончательно превратятся в инструмент глобального господства. Разумеется, подобное обособление вызовет недовольство стран, не принятых в члены «клуба». Однако военная мощь Севера достаточно долгое время будет служить убедительным аргументом для поддержания статус-кво. Не рискуя назвать конкретные даты воплощения в жизнь этого сценария, можно предположить, что такое положение вещей просуществует от двух до пяти десятков лет (т. е. до середины XXI в.).

Непременное условие реализации сценария - установление контроля «клуба» над основными ресурсными регионами планеты, в первую очередь над нефтеносными шельфами Персидского залива и Каспия. Поэтому война США и их союзников против Ирака весной 2003 г. прежде всего объясняется долгосрочными целями лидера глобализации.

Но это лишь один из возможных сценариев для XXI в. Другой вариант развития событий предполагает жёсткую конфронтацию стран гипотетического «клуба» и оставшейся в стороне от благ глобализации части «третьего мира». В настоящий момент человечество переживает лишь начало этой драмы. Однако есть все основания предполагать, что в будущем противостояние между двумя полюсами земной цивилизации приобретёт ещё более радикальный оттенок. Решающим обстоятельством может стать ограниченность природных ресурсов планеты в условиях постоянно возрастающего населения [9].

Каждую секунду на Земле рождается 21 человек и умирают 18. Таким образом, ежедневно человечество прирастает на 250 тыс. человек, причём весь этот прирост приходится на развивающиеся страны. Темпы роста постоянно увеличивались, приближаясь к 90 млн. в год и превращая воспроизводство человечества в настоящий демографический взрыв. Рост этот, правда, не бесконечен. В развитых странах он прекратился за счёт того, что их население уже прошло через фазу так называемого демографического перехода. Данный переход, по мнению многих учёных, неизбежно приводит к стабилизации численности народонаселения. Учёные предполагают, что и развивающиеся страны стоят на пороге эры демографического перехода. Если это действительно так, то прогноз на будущее должен быть пересмотрен в более оптимистичном ключе. Однако пока демографический рост в странах третьего мира не закончился. Пропасть же, отделяющая их от «клуба золотого миллиарда» становится шире с каждым годом. Если для граждан «золотого миллиарда» одной из основных проблем является хроническое переедание и тучность, то свыше 3 млрд. людей в развивающихся странах страдают от недоедания (1,2 млрд. из них постоянно голодает). Среди 4,4 млрд. людей, составляющих население «третьего мира», три пятых живут в условиях, не соответствующих минимальным санитарным требованиям, и просто лишены доступа к нормальной питьевой воде. Ежегодно 8 млн. человек в «третьем мире» умирают от загрязнения воды и атмосферы. Показатели детской смертности в этих странах чрезвычайно высоки, в то время как продолжительность жизни неуклонно сокращается. И все же именно эта нищая, лишённая чистой воды, продуктов питания и природных ресурсов часть человечества обеспечивает демографический рост [6, 12].

Так или иначе, в настоящий момент человечество стоит перед окончательным разделением на две неравные части, качественно отличающиеся друг от друга по экономическим, политическим и даже половозрастным характеристикам. Богатому Северу, опирающемуся на колоссальную военную мощь и управляемому международными экономическими институтами, противостоит бедное, страдающее от голода и отрезанное от основных природных ресурсов население стран «третьего мира». Столкновение между этими двумя сосуществующими на единой планете человечествами станет, возможно, одной из наиболее драматичных коллизий нового века.

Политологи предполагают, что противостояние богатых и бедных стран имеет все шансы превзойти по интенсивности конфликты времён послевоенного освобождения колоний. Они предупреждают о том, что экономическое неравенство Севера и Юга может привести к настоящей большой войне «с массовыми потерями». Прогнозируются вооруженные попытки бедных стран получить доступ к относительно дешёвой энергии. Увеличение потребления энергии является главным условием выхода из состояния постоянной бедности и отсталости. Однако в настоящее время все сколько-нибудь значимые нефтяные и газовые месторождения находятся под контролем либо постиндустриального Севера, либо Организации стран- экспортёров нефти (ОПЕК). Беднейшим странам мира за «энергетическим столом» XXI в. места нет.

Это навсегда изгоняет их в последний эшелон современной цивилизации и лишает надежды выйти когда-либо из тупика. Единственной перспективой для них остаются вооружённые конфликты, которые, несмотря на несравнимый военный потенциал противников, могут нанести значительный урон постиндустриальному Северу. Прежде всего потому, что в этих конфликтах «золотой миллиард» будет защищать своё благосостояние, тогда как беднейшие страны станут сражаться за выживание [9].

Другой тип конфликтов, которые, вероятно, потрясут мир XXI в., это «водяные войны» - вооружённые столкновения за контроль над источниками пресной воды. Нехватка годной для питья воды является одной из самых больших экологических проблем нашего времени. Технологическая революция и взрывное развитие «грязных производств», вытесняемых в страны «третьего мира», уже привели к тому, что более трети запасов грунтовых вод заражены химически или биологически вредными веществами и стали непригодны для питья и использования в сельском хозяйстве. Несмотря на кажущуюся фантастичность, «водяные войны» уже идут. Их ареной сейчас являются Ближний Восток и страны Африки южнее Сахары. Например, Израиль и Ливан постоянно конфликтуют из-за контроля над рекой Хасбани, берущей начало в Ливане, но впадающей в Тивериадское озеро на территории Израиля. Если в течение ближайших десятилетий ситуация с мировыми запасами пресной воды будет по-прежнему ухудшаться (а оснований для оптимистичных прогнозов пока не наблюдается), ареал этих войн значительно расширится. Крупнейшие естественные резервуары пригодной для питья воды превратятся в не менее привлекательный природный ресурс, чем нефть и газ. В наши дни проблема загрязнения воды становится ещё более острой в связи с необходимостью размещения ядерных отходов военного производства и энергетики. Богатый Север не собирается хранить радиоактивные отходы на собственной территории. В роли «всемирной помойки» опять выступают страны «третьего мира».

После одобрения президентом В. Путиным закона о ввозе для переработки отработанного ядерного топлива в одну из таких свалок превратилась Россия. На импорте примерно 22 тыс. тонн бывшего топлива, предназначенного для захоронения, планируется заработать около 20 млрд. долларов. Однако трудно оценить тот ущерб, который будет нанесён почвам и грунтовым водам нашей страны в результате захоронения чужих ядовитых отходов ядерной энергетики [9].

Но глобализация несет в себе отрицательные последствия и для экономически развитого Севера.

Так например, усугубляющееся экономическое неравенство, безработица и борьба за сохранение рабочих мест в индустриальном мире подстегивают протекционистские настроения и требования проводить более жесткую иммиграционную политику.

Приток неимущих переселенцев вызывает к жизни всё более строгие иммиграционные законы. А запланированное строительство 700-мильной стены вдоль американо-мексиканской границы рискует превратиться в настоящий символ антииммиграционной политики Запада.

В развитых странах экономические последствия расширяющейся международной интеграции вызвали недоверие к глобализации со стороны среднего класса - того самого, процветание которого издавна строилось на международной торговле и инвестициях. Электронные сделки и упрощенное банковское регулирование способствовали трансграничной мобильности финансистов, но не всегда служили выгоде обычных граждан. Даже те, кому пока удается сохранить свои рабочие места, опасаются, что их профессиональная квалификация окажется невостребованной в стремительно меняющемся мире.

Пока капитал, избавившись от оков, странствует в поисках менее дорогостоящей, но более квалифицированной рабочей силы, занятое население США и Европы чувствует себя все менее защищенным. Автоматизация производства, а также перевод его в офшор привели к тому, что за три последних десятилетия в Америке ликвидированы тысячи рабочих мест.

Имеют место обоснованные страхи, что новые технологии и глобализованные рынки труда отчасти станут угрозой для рабочих мест среднего звена. Фабрики на Западе закрываются, потому что в КНР или Чехии условную единицу их продукции теперь можно изготовить на несколько центов дешевле. Огромный китайский экспорт в Соединенные Штаты, которые вынуждены в связи с этим закрывать свои мощности, чаще всего базируется на американских разработках. Перевод производства в офшор увеличил доходы компаний и количество дешевых товаров, но прибыль от их реализации оседает в карманах высшего руководящего звена, а выгода распыляется среди миллионов потребителей, никак не компенсируя потери увольняемых. Многих беспокоит то, что практически неограниченное предложение дешевой рабочей силы за рубежом способно безвозвратно лишить Запад уже утраченных им рабочих мест.

Теория конструктивного разрушения, согласно которой постоянное повышение производительности ведет к отмиранию старых отраслей и подъему новых, на этот раз может не сработать. Занятость сокращается, и нет надежды на то, что возникнет другая с аналогичной или более высокой оплатой труда. Классическое решение проблемы безработицы - переподготовка и получение новой профессии - может оказаться неприменимым в современной глобальной экономике, ведь вполне квалифицированные работники доступны ныне на другом конце света за одну десятую часть той зарплаты, которую требуют в США либо Европе.

В Западной Европе тоже нарастает обеспокоенность. Социальное законодательство не позволяют европейцам, следуя примеру американцев, проводить массовые увольнения, но компаниям Старого Света все же удалось заморозить зарплаты, угрожая своим рабочим возможными перспективами аутсорсинга. Любопытно, что не только работники низшего звена, но и высокооплачиваемые руководители корпораций теперь боятся, что их потеснят соперники. Перебои с ростом занятости и повышение социальных расходов стимулировали подъем экономического национализма на Западе.

Неспособность властей многих европейских стран справиться с неизбежными диспропорциями спровоцировала волну протекционистских требований со стороны трудящихся. Сиюминутные политические соображения и популизм правительств не способствовали принятию сложных решений по сохранению открытости [19].

История изобилует примерами того, как рост международных связей и внедрение новых технологий способствовали появлению немногих выигравших и множества проигравших. В прошлом последствия глобализации часто вызывали негативную реакцию, но разница между ростом международных связей тогда и теперь объясняется высоким уровнем развития информации и коммуникации.

В сегодняшней глобальной сфере любая негативная реакция возникает и распространяется быстрее, чем раньше. Так, например, в начале 2006-го телеканалы и интернет-блоги сообщали миру о «попытке враждебного поглощения» франко-люксембурского стального гиганта Arcelor индийским мультимиллиардером Лакшми Митталом. - Ред. Эти новости разжигали пламя экономического национализма в Европе и в Соединенных Штатах, заставляя правительства принимать срочные меры вопреки своим убеждениям.

В развивающемся мире коммуникационная революция также накаляет социальную напряженность. Неимущим прекрасно известно, как живут состоятельные люди. А любые проблемы становятся достоянием всеобщей гласности намного раньше, чем удается выработать или применить разумную политику по их разрешению.

Мгновенная передача информации превратила представителей самых разных профессий и приверженцев любых верований в ее массовых потребителей, не только консолидируя людей, но и создавая почву для всякого рода предрассудков. Вместо того чтобы содействовать диалогу и пониманию друг друга, всеобщий информационный поток вызывает шок и подхлестывает ксенофобию. В то же время мир взаимозависим, и неспособность оценить долгосрочные последствия этого чревата риском сползания к гигантскому кризису. Международной системе явно недостает институционального потенциала для того, чтобы противостоять современным проблемам. Неэффективность Организации Объединенных Наций особенно ярко проявляется в отсутствии адекватной реакции на крупные гуманитарные катастрофы. Однако обвинять во всем ООН бессмысленно. Глубинная причина кроется скорее в нежелании (или неспособности) ключевых действующих лиц мировой сцены привести эту организацию в соответствие с сегодняшними и завтрашними требованиями.

Существует ли реальная угроза полного краха глобализации? Аргументы о том, что, мир слишком тесно переплетен бесчисленным количеством связей, чтобы развалиться, носят несколько идеалистический характер. Так, накануне Первой мировой войны многие высказывали мнение о том, что этот мировой конфликт «экономически невозможен». История изобилует примерами того, как эмоции берут верх над соображениями разума и экономического прагматизма.

Однако опыт истории не подтверждает вероятность того, что глобализация - эта форма интеграции, принявшая с течением времени гигантские масштабы, - когда-либо остановится. Сложный процесс, тысячелетиями набиравший скорость, нельзя остановить в одночасье. Величайшие катаклизмы - от падения Римской империи и эпидемии «черной смерти» до спада торговли и миграции в межвоенный период XX века - замедляли это движение, временно нарушая взаимосвязи. Возможно, мы приближаемся именно к такой паузе [19].