Противоречия новой глобализации

Американцы предложили миру собственное видение глобализации. Они считали, что этот процесс должен основываться на американских идеалах свободы и непоколебимой вере в оптимальный характер рыночного регулирования. С этой точки зрения, стратегией ускоренного развития стран "третьего мира" провозглашалось их инкорпорирование в систему международного разделения труда. Однако проект "глобализации по-американски", при видимой его логичности, имел ряд скрытых изъянов, обусловивших главные пороки современного этапа мирового развития. Приток капиталов в страны "третьего мира", способный обеспечить их ускоренный рост, неизбежно предполагал, и это, во-первых, выгодное использование западными предпринимателями различий, существовавших между отдельными регионами мира, и уже поэтому декларируемое экономическое единство мира на деле обречено было оставаться иллюзией. Во-вторых, активизация инвестиционных и товарных потоков становилась теперь делом частных компаний, что заведомо означало отсутствие механизмов эффективного их регулирования, объективно увеличивало вероятность финансовых кризисов, сотрясающих ныне мировую экономику. И, наконец, в-третьих, не имея рычагов системного политического воздействия на эти страны, американцы перешли к тактике избирательного и точечного вмешательства, которое постепенно стало идентифицироваться с изощренной защитой интересов американских корпораций и служить одним из доказательств грабительского характера "новой глобализации".

В рамках логики этой "новой глобализации" отношения между центром и периферией качественно изменили свой характер; теперь это были отношения между теми, кто активно действует, и теми, кто вынужден лишь реагировать на эти действия. Как следствие, в современной "глобализации", как и в лотерее, в выигрыше заведомо могут оказаться только немногие. Это становится основанием для утверждений, что "современная глобализация не является по-настоящему глобальной" [5, 51].

Чтобы убедиться в этом, достаточно проследить динамику разрыва между наиболее богатыми 20% населения планеты и наиболее бедной его частью: будучи 7-9-кратным сразу после окончания Второй мировой войны, он стал 50-75-кратным в наши дни. Особый же драматизм ситуации придает тот факт, что масштабный рост торговых и инвестиционных потоков и продолжающаяся активизация хозяйственного взаимодействия принимают формы, все менее подвластные какому-либо контролю. Как следствие, западные страны, и прежде всего США, заинтересованные в успехах своих компаний, оказывают всяческую поддержку их деятельности за рубежом. Другое следствие состоит в том, что формально независимые развивающиеся страны, не имея возможности влияния на международные концерны, оказываются все более маргинализированными. Таким образом, "новая глобализация" неизбежно превращается в инструмент углубления мирового неравенства, каковой и усматривают в ней современные антиглобалисты [8, 34].

Столь масштабные негативные последствия новой глобализации во многом обусловлены очевидным отсутствием хозяйственной самодостаточности Соединенных Штатов - главного "глобализатора" новейшего времени. Другая причина заключается в том, что большинство "глобализируемых" развивающихся стран принципиально неспособны адекватно реагировать на вызовы глобализации.

В XXI век Америка шагнула в качестве довольно странного мирового лидера. Зависимая от инициированных ею же процессов, она - в отличие, например, от имперской Великобритании - выступает не основным "экспортером", а, напротив, крупнейшим "импортером" товаров, капитала и мигрантов. Ее финансовое доминирование крайне неустойчиво, ее технологические успехи порождены ею же самой спровоцированным гипертрофированным спросом на соответствующую продукцию; таким образом, "то, что считается сильными сторонами Америки, при ближайшем рассмотрении не может характеризовать подлинно глобального гегемона". Основной "бедой" современной глобализации стало то, что главным ее действующим лицом оказалась страна, привыкшая использовать мир в своекорыстных целях и потому не способная по-настоящему заботиться о поступательной динамике его развития [5, 51].

Другая проблема, не имеющая очевидных решений, порождена ситуацией, сложившейся на периферии современного мира. Хотя многие склонны полагать, что именно вмешательство западных стран стало главной причиной нарастания бедности в "третьем мире", большая часть трудностей, переживаемых государствами "Юга", обусловлена, как показывает беспристрастный анализ, их собственной политикой. Получив независимость от метрополий, новые государства стремились копировать европейские политические институты, но в большинстве из них не существовало ни наций в традиционном смысле этого слова, ни предпосылок для развития демократических процессов. Произвольно проведенные европейцами границы сделали гражданами новых государств людей, принадлежавших к разным племенам, религиям и историческим традициям. Этнические, религиозные и культурные различия создавали стабильные большинство и меньшинство, в результате чего демократия, даже если она и декларировалась, быстро превращалась в инструмент доминирования одной части общества над другой. Экономическая стратегия новых независимых государств также оказалась тупиковой. Как многие развитые страны в прошлом, они инициировали ускоренное развитие национальной промышленности, но в последней трети XX в. индустриализм оказался уже устарелой парадигмой. Таким образом, безвыходность ситуации порождалась тем, что развивающиеся страны неспособны были воспользоваться полезными западными рецептами в политической сфере и руководствовались давно устаревшей западной экономической стратегией [9].

Как результат страны мирового "Юга" за последние 30 лет в полном смысле слова стали территорией хаоса. В войнах между ними или внутригосударственных этнических конфликтах за эти годы здесь погибло более 16 млн. человек; но по-прежнему, несмотря на этот страшный опыт, развивающиеся страны наращивают военные расходы, достигающие в ряде африканских государств 15.7-27.4% всех расходов бюджета. На лицо движение в сторону гуманитарной катастрофы: только за 90-е годы и только, в Южной Азии и Африке численность населения, живущего менее чем на 1 долл. в день, увеличилась с 747 до 803 млн. человек, а менее чем на 2 долл. в день сегодня вынуждены существовать 84.8% жителей Южной Азии и 74.7% африканцев. От 32 до 70% населения стран "периферии" лишены доступа к источникам качественной питьевой воды, от 30 до 45% постоянно недоедают. Детская смертность в 40 беднейших государствах планеты достигает 10.4%, а средняя продолжительность жизни не превышает 45 лет и уверенно снижается, причем особенно быстро - в Африке. В то же время невиданными темпами продолжается разрушение среды обитания, и виноваты в этом не столько западные компании, хищнически эксплуатирующие природные ресурсы, а местные жители, применяющие примитивные технологии обработки почвы и использования сырья. Так, за последние 30 лет в Африке, Азии и Латинской Америке утрачено 120 млн. га сельскохозяйственных угодий, а вырубка лесов в Юго-Восточной Азии ежегодно уничтожает до 1.4% общей площади лесных массивов в этой части мира. При этом все подобные тенденции тревожат скорее европейцев, чем "элиты" стран "третьего мира", где на содержание государственного аппарата выделяется в 4-8 раз больше средств, чем на финансирование всех видов образования, где неравномерность распределения общественного богатства в 3-6 раз превышает показатели развитых стран и где лишь 29% гуманитарной западной помощи достигает местных бедняков [8, 35].

Все это позволяет сполна оценить специфику "новой глобализации" и ее отличия от прежней вестернизации. Если в эпоху колониализма слабые в политическом и экономическом отношении страны оказывались лакомой добычей колонизаторов, как правило, поддерживавших там определенный порядок, то теперь такие регионы перестают представлять какой-либо интерес, поскольку небезопасны для инвестиций и неспособны к развитию. Если метрополии выделяли значительные средства для развития колониальных владений, то теперь деньги, не всегда законным образом заработанные на периферии, при первой же возможности устремляются на Запад ради их сохранности. Если в прежние времена миллионы европейцев, пусть даже движимые материальными интересами, направлялись в самые отдаленные уголки мира и своим трудом способствовали модернизации стран пребывания, то сегодня миллионы отчаявшихся граждан мирового "Юга" бегут на "Север", чтобы паразитировать там на чрезмерно либеральной социальной политики развитых стран [5, 59].

При этом критика всех этих тенденций неизбежно порождает сомнения относительно принципов свободной рыночной экономики, всемирной демократии и неограниченного индивидуализма - всего, на чем базируется социально-политическое устройство Соединенных Штатов Америки.

На пороге третьего тысячелетия перед Соединенными Штатами, ставшими глобальной державой - моделью Нового Рима в постсовременной Ойкумене, - раскрылись огромные перспективы. Однако лидерство США в мире все чаще связывается с экономическим и военным превосходством и все реже с превосходством культурным и моральным. Генри Киссинджер в статье «Наше близорукое видение мира» отмечает, что американское общество «в результате окончания холодной войны испытало искушение навязать миру в одностороннем порядке свои предпочтения без учета реакции других народов либо иных долгосрочных издержек данного курса». Критике, в частности, подвергались наметившееся расхождение между политической риторикой и повседневной практикой американской администрации, ее неспособность плавно и гармонично трансформировать декларируемые принципы правления в общепринятые нормы поведения, появились сомнения и в отношении способности США удержать мировую ситуацию от сползания к хаотизации и последующему коллапсу [14].

Действительно, построение универсального сообщества, основанного на началах свободы личности, демократии и гуманизма, на постулатах научного и культурного прогресса, на идее вселенского содружества национальных организмов, на повсеместном распространении модели индустриальной экономики - все эти цели и принципы оказались под вопросом. Напротив, происходит размывание структур гражданского общества, секулярного мироощущения, демократических принципов и процедур, все чаще используемых как камуфляж для совсем не демократической политики. «Не будет преувеличением утверждение, что в наиболее сознательных кругах западного общества начинает ощущаться чувство исторической тревоги и, возможно, даже пессимизма, - описывает создавшееся положение Збигнев Бжезинский. - Эта неуверенность усиливается получившим широкое распространение разочарованием последствиями окончания холодной войны. Вместо нового мирового порядка, построенного на консенсусе и гармонии, явления, которые, казалось бы, принадлежали прошлому, внезапно стали будущим». В провозглашенной Америкой «Национальной стратегии для нового столетия» прямо констатировалось, что баланс безопасности в мире динамичен и неустойчив, поскольку подвержен угрозам, опасный потенциал которых «имеет тенденцию к росту» [7, 112].

В самих в Соединенных Штатах к началу века также обозначились определенные негативные тенденции в обществе и экономике, появились симптомы дисгармонии, спада, да и социально-политическое обустройство планеты при помощи одних только финансово-правовых технологий стало выглядеть все менее вероятным.

Таким образом, рассматривая процесс глобализации, мы можем констатировать, что под глобализацией обычно понимаются две разные вещи, откуда возникает путаница понятий. Первое определение глобализации - действительная глобализация - есть осуществляющийся в реальности процесс навязывания всем странам и государствам мира западного экономического, политического, культурного, технологического и информационного кода. Такая глобализация проводится «богатым Севером» (странами НАТО), «золотым миллиардом» и направлена на укрепление их мирового господства. Это форма «нового колониализма». «Богатые» правят «бедными», «развитые» - «неразвитыми». Народы и страны при этом утрачивают остатки «суверенитета» и - либо встраиваются в систему глобализма, либо становятся «отверженными», странами-париями, «осью зла».

Экономически такая глобализация настаивает на повсеместном утверждении либеральной модели экономики, радикального монетаризма, «финансизма» (развитие фондовых рынков, венчурных фирм и т. д.).

Политически такая глобализация утверждает необходимость повсеместного утверждения светского либерал-демократического устройства, доминации идеологии «прав человека», «открытого общества», «гражданского общества». Государственность, административные системы разных держав постепенно упраздняются.

Такая глобализация может быть названа «глобальной глобализацией» (т. к. подразумевает переход от системы суверенных стран к единому мировому государству с Мировым Правительством во главе) и «однополярной глобализацией» (т. к. главной инстанцией остается современный Запад, один из двух полюсов предыдущей двухполярной системы, одержавший победу в «холодной войне» и сохраняющий свое могущество).

Второе определение глобализации - потенциальная глобализация - есть чисто теоретический проект, распространенный в гуманитарных (чаще всего «левых», экологических, сциентистских и т. д.) кругах развитых стран. Гуманитарная глобализация мыслится как развитие диалога культур и цивилизаций после окончания противостояния двуполярного мира. В этом случае под «глобализацией» понимается не навязывание Западом единой экономической, культурной, политической, информационной, ценностной модели всем остальным, но «глобальный обмен опытом», интенсивный диалог различных субъектов. Подобная глобализация предполагает изживание «колониального» («расистского») подхода, стремится предоставить различным народам свободу для выбора пути исторического и культурного развития.

Гуманитарная глобализация допускает многообразие социально-политических и экономических систем, имеет пацифистский характер, ведет к ядерному разоружению всех стран, включая США, или (как промежуточная фаза) созданию нескольких ядерных полюсов, ограничивающих друг друга, и может быть названа многополярной, в отличие от первой - однополярной.

Разновидностью такой глобализации можно считать «частичную», «локальную глобализацию» или «глобализацию больших пространств», подразумевающую интенсивное экономическое, политическое и социальное сближение стран с единым цивилизационным кодом (глобализация не в рамках всей планеты, но в рамках одной цивилизации). Примером «региональной глобализации» можно назвать современный Евросоюз или страны ЕврАзЭс.

Следует подчеркнуть, что «многополярная глобализация» представляет собой проект гуманитарной интеллигенции, а также чисто теоретическую модель, отвечающую интересам тех стран или блоков стран, которые оказываются в невыгодном положении в случае успешного осуществления другой глобализации - «однополярной», «глобальной» и «американоцентричной».

Потенциальная глобализация (т. е. такая глобализация, которой нет, но которая могла бы быть) является альтернативой действительной глобализации.

По основным параметрам два значения термина «глобализация» не просто различны, но противоположны [1, 116].