Хмельницкая область, г. Изяслав. Январь 1959 г.

 

— Надежда Николаевна, опять в колхоз?

Надежда Тысевич тяжело вздохнула. Опять. Опять ехать попутками, мерзнуть, идти в сапогах по сугробам… А что поделаешь? Такая работа… Январь — начало работ по подготовке к севу. Рачительные хозяева начинают подготовку заранее, чтобы к апрелю все было полностью готово. Для нее, инженера райсельхозтехники, январь-февраль — самое что ни на есть начало.

 

Холод Надежда переносила очень плохо. Памятной зимой 1938–1939 года, когда они с Марусей и мамой зимовали в избушке на курьих ножках, Надя заболела плевритом. Как они выжили без теплой одежды, без дров, одному Богу известно. Дров купить было не на что, печку топили чем придется. То, что получала Маруся в «раборатории» и мать на ватной фабрике, хватало только на то, чтобы не умереть с голоду. Немножко выручали переводы от Георгия, которого после окончания института распределили в Дмитровку Черниговской области. Да много ли он мог прислать, если сам снимал комнату, а зарплата у учителей известно какая… Но все-таки это была ощутимая помощь.

Петьку восстановили в бронетанковом училище. В августе 1938 года к ним ни с того ни с сего вдруг прикатили из райвоенкомата. Петьку заставили собраться в срочном порядке и, не дав проститься ни с Марусей, ни с мамой, которые были на работе, увезли на вокзал. Там его посадили на поезд, вручив проездные документы до Орла и снабдив на дорогу деньгами, половину из которых Петька тут же передал младшей сестре, провожавшей его. Только на вокзале Петька признался младшенькой, что написал письмо маршалу Ворошилову и теперь, наверное, его восстановили в училище. Может, маршал приказал и с делом отца разобраться? Раз восстановили сына, то, может, и батю отпустят?

Маруся только ахнула вечером, когда узнала обо всем, а мать и вовсе расплакалась, понимая, что без Петькиной зарплаты надеяться можно разве что на чудо.

 

Наденька постоянно кашляла и буквально сгорала от высокой температуры. Бабка Супрунка зашла как-то к постояльцам, пощупала горячий лоб девочки, покачала головой и авторитетно заявила:

— Не жилец она… Помрет… Ты, Наталья, лучше за старшей приглядывай, может, вдвоем и выдюжите.

Но Наденька не умерла. Видно, крепок оказался детский организм, устоял перед болезнью, только с тех пор она плохо переносила холод и у нее постоянно болели почки.

В сентябре 1939 года часть Польши освободили от белополяков, как писали газеты, и воссоединили ее с Украиной. Изяслав перестал быть пограничной зоной, визы на проживание во всей Каменец-Подольской области отменили.

Узнав об этом, мать не стала медлить ни одного дня. Она словно очнулась от зимней спячки. Ей казалось, что если семья вернется в Изяслав, в свой дом, то все станет по-прежнему, а Николая обязательно освободят. Конечно, ей не сообщили, что муж расстрелян, и уведомление о том, что он получил десять лет без права переписки, дарило надежду на его возвращение в 1948 году. Ожидая своего Колю, она мечтала, что они заживут, как прежде, и представляла, как он обрадуется, узнав, что Георгий окончил пединститут, а Петьку восстановили в бронетанковом училище. К тому времени сын уже будет офицером! И главное, где же их Коля будет искать, как не в собственном доме?

В последний вечер они долго сидели у Малошинских, потому что в избушке на курьих ножках всем разместиться было просто негде. Пришла Дуся с сыном. Маруся собрала все деньги, что были на хозяйстве, тщательно распределила их и выкроила несколько рублей на бутылку самогонки. Малошинский тоже выставил бутылку бурячихи, мутно-желтой и крепкой, как спирт. Веселья никакого не получилось, да и отчего веселиться? Ехали вроде как к себе домой, а на самом деле снова в неизвестность. В том, что дом не пустует, Наталья не сомневалась, и как они будут снова вселяться, даже не представляла, однако в одном была уверена: за свое гнездо будет бороться до смерти!

Но о том, что произошло на родном подворье, она даже помыслить не могла. Когда после двухдневной дороги, езды в переполненных общих вагонах, мучительных пересадок и стояния в очередях они наконец вечером зашли в свой двор, на крыльцо вышел тот самый… Наталья не знала его воинского звания, но это был тот самый энкавэдист, который проводил у них обыск. Первой его узнала Маруся, и то только потому, что запомнила, как он, посмотрев на нее, швырнул библиотечную книгу «Война и мир».

— Мама, это же тот!!! Тот, который папу увел!!! — крикнула дочь и, как разъяренная кошка, прыгнула к Гребенкину, норовя вцепиться ему в лицо.

Сержант легко отмахнулся от девушки и правой рукой выхватил пистолет.

— Вы кто такие? Сумасшедшие?

Наталья опустила на землю узлы с одеждой и, освободившись от ноши, демонстративно потянулась.

— Это ты кто такой? — выйдя вперед, спросила она. — Я — хозяйка этого дома, Наталья Тысевич! — с гордостью произнесла она свою фамилию, наверное, впервые за все эти полтора ужасных года.

Маруся оторопело смотрела на мать, такой она ее вообще никогда не видела: спокойная, уверенная в себе, властная, словно ей был подчинен весь этот проклятый НКВД, в том числе и прыщавый сержант…

— Пошел вон из моего дома! — Наталья отодвинула Гребенкина, как будто тот был посторонним предметом, и прошла в дом.

Сержант остолбенел от неожиданности. Чего-чего, а возвращения прежних хозяев, да еще таких наглых, он никак не ожидал. Наконец, придя в себя, Гребенкин заорал:

— Вот сука!.. — Он метнулся за Натальей, но уже опоздал. В доме раздался сначала вопль, потом визг, звук бьющейся посуды, грохот падающей мебели и яростные крики.

— Это мама сука?! — закричала Маруся и тоже поспешила в дом.

Молоденькая жена сержанта никак не могла взять в толк, почему к ним в дом ворвались две злобные фурии и начали крошить все подряд, бить посуду и переворачивать мебель. Пока Венька пытался унять разбушевавшуюся Наталью, за дело взялась Маруся, а вслед за старшей сестрой и младшая Надя, подхваченная общей жаждой разрушения. Из распоротых подушек полетели перья, в кухне собралась лужа из пролитого Надей ведра, в которой плавали остатки борща из сшибленной с печки кастрюли. Рассвирепевших женщин Венька смог унять, только пальнув из пистолета в потолок. На головы посыпалась побелка, а в потолке образовалась небольшая дырка.

— Тихо, я сказал! Постреляю, как куропаток! Еще раз спрашиваю, кто такие?

Наталья, которая видела в Гребенкине источник всех своих бедствий, не сводила с него гневного взгляда, словно хотела прожечь его насквозь.

— Не помнишь, значит? Ты кого тут арестовывал в апреле прошлого года? А?

— А «Войну и мир» помнишь? — добавила Маруся.

— Какую войну и мир? — не понял Гребенкин.

— Толстую, из библиотеки! Это наш дом!

— Наш! — подтвердила звонким голосом Наденька.

— Эй… Эй, — наконец поняла, в чем дело, жена сержанта, — вы жили в этом доме? Так мы тут ни при чем! Нам его государство дало! Он теперь не ваш, а государственный, а государство дало его нам.

— Может, его государство строило? Бревна таскало, надрывая пуп?

Видя, как у Натальи снова засверкали глаза, Венька просто сдрейфил, подумав, что только скандала ему и не хватало. В последние месяцы в НКВД многих арестовали за нарушение соцзаконности. Как раньше пропадали простые граждане, так нынче пропадали сотрудники НКВД, поэтому он решил не скандалить. Примирительно выставив вперед руки, Венька произнес:

— Хорошо, хорошо, конечно, дом строили вы, но мы ведь тоже не виноваты, что его выделили именно нам? Сегодня переночуем вместе, а завтра что-нибудь придумаем. Пойду к начальнику, попрошу дать другое жилье.

— Вень, зачем нам другое? Пусть выметаются отсюда, это наш дом!

— Помолчи, Катька… Коль не соображаешь, так мужа слушай…

Ночью произошло то, о чем Надежда и Маруся до сих пор вспоминали с содроганием. Тихо разбудив обеих дочек, Наталья вывела их из дома, облила двери керосином и подперла палкой. Первой пришла в себя Маруся.

— Мам, ты что?! — звенящим шепотом спросила она.

— Сожгу гада… — прошипела Наталья, нервно обшаривая карманы в поисках коробка спичек.

— Да ты что? Это же смертоубийство! А жить где будем?

Кое-как уговорив мать, Маруся поставила на место керосинку и утащила Наталью обратно в спальню. Утром Гребенкин вышел на крыльцо и, потянув носом, спросил:

— Как будто керосином пованивает?

— Это я ночью до ветру ходила, нечаянно керосинку опрокинула, — угрюмо произнесла Маруся.

— Осторожнее надо, так и до пожара недалеко…

«Ой, как недалеко, — зло усмехнувшись, подумала Маруся, — ты даже не представляешь, как недалеко…»

Венька с женой прожили в доме Тысевичей еще две недели. Если бы Наталья оставалась такой же, как и в первый вечер, то добром бы их совместное житье не кончилось. Но она словно израсходовала в ту памятную ночь все свои жизненные силы и снова стала вялой, безразличной и слезливой. А с Венькой и его женой вопрос решился просто: его отправили на Волынь, в Луцк, освобожденный и воссоединенный с Советской Украиной, где сержанту предстояло искать новых польских шпионов, хотя прежней Польши уже не было. Советский Союз и фашистская Германия раздербанили ее пополам.

А потом была война, оккупация, похоронки на Петьку и Жорку, и слезы, слезы, слезы… Все мужики из рода Тысевичей сгинули, пропали в кровавом водовороте тридцатых и сороковых.

Давно вернулись и жили в своем доме Малошинские. Пока они воевали за свой дом, жили, конечно, у Тысевичей. Возвращение их в родные стены отпраздновали скромно. Уже изрядно захмелев, Федор вдруг сказал:

— Слышь, Наталья, говорят, сейчас дела пересматривают, бывших репрессированных реабир… реабил… Ну, в общем, оправдывают. Может, вы за Николая-то Григорьевича тоже напишете?

На следующий день, обсудив эту новость на семейном совете, они решили написать заявление. Утром Наталья, принарядившись, посмотрелась в зеркало. Она давно этого не делала, утратив к себе всякий интерес, но сейчас, назло всем, хотела выглядеть красиво. Она шла восстанавливать справедливость! Это праздник, а значит, и выглядеть нужно празднично. Вместе с матерью в прокуратуру пошла и Маруся. Там их приняли хорошо, но все равно смелость Натальи, как только она перешагнула порог этого учреждения, куда-то испарилась. Она вздрагивала от любого шороха, отшатывалась от каждого одетого в форму человека, и если бы не Маруся, то точно сбежала бы домой. Однако дочь была непоколебима.

Сотрудник прокуратуры внимательно выслушал их, дал бумагу, ручку и велел писать заявление.

— А как? — в один голос спросили мать и дочь.

— Боже мой, — проворчал мужчина, и от этих слов, вернее, от интонации, с какой они были сказаны, Наталья тут же дернулась, чтобы уйти. Но Маруся снова удержала мать, сжав ее руку, и не отпускала до тех пор, пока та не успокоилась.

 

Областному прокурору Хмельницкой области Жены репрессированного Тысевич Натальи Ивановны, проживающей в г. Изяславе Хмельницкой области по ул. Кулишовка…

 

 

ЗАЯВЛЕНИЕ

Мой муж, Тысевич Николай Григорьевич, 1885 рождения, Изяславским отделом МВД был подвергнут репрессии. На мой запрос в 1938 году мне было сообщено, что он осужден и выслан без права переписки на 10 лет. В ноябре 1958 года мне было устно сообщено сотрудником Изяславского райотдела милиции, что мой муж 27 марта 1940 года умер. Прошу рассмотреть его дело и снять с него судимость. Проситель

Тысевич Н. И.

 

Дознание по этому факту открыли, провели, как водится, расследование, и в конце мая Наталья получила на руки документ.

 

СПРАВКА

Дана по обвинению Тысевича Николая Григорьевича, 1885 года рождения, арестованного 17 апреля 1938 года, до ареста работал счетоводом колхоза «4-й завершающий» в г. Изяслав. Дело гр-на Тысевича Н. Г. пересмотрено военным трибуналом Прикарпатского военного округа 7 мая 1959 года. Постановление от 20 сентября 1938 года в отношении Тысевича Н. Г. отменено и дело о нем производством прекращено за отсутствием состава преступления.

Гр-н Тысевич Н. Г. по указанному выше делу реабилитирован посмертно.

 

 

ЗАМ. ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА ПРИКАРПАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА ПОЛКОВНИК ЮСТИЦИИ

А. ВОИЦКИЙ

 

К справке была приложена записка:

 

«Если вами не получено свидетельство о смерти мужа, то по этому вопросу можете обратиться в Управление КГБ Хмельницкой области».

 

Маруся написала заявление, но ехать в Хмельницкий не захотела, да и времени не было. Заявление отправили почтой.

30 мая домой позвонили из загса и попросили прийти за свидетельством о смерти. В загс пошли все вместе. Было такое чувство, что только сейчас они идут хоронить отца. Не сговариваясь, и мать, и дочери повязали траурные черные платки и надели черную одежду. Когда подошли к загсу, Наталья не выдержала и села на скамейку.

— Не могу… — сказала она дочкам, — я лучше здесь подожду. Что-то ноги не идут…

— Хорошо, — покорно кивнув, произнесла Маруся, — мы с Надей сами.

Один из работников загса, узнав, по какому вопросу они пришли, сразу отправил их к начальнику.

— Тысевич… Тысевич… — бормотал начальник, доставая из сейфа пачку свидетельств о смерти. Он быстро, словно карты, перетасовал их и нашел нужное.

 

Украинская Советская Социалистическая Республика

СВИДЕТЕЛЬСТВО О СМЕРТИ

 

II-ЯР № 432333

Гр. Тысевич Николай Григорьевич умер 22 марта 1940 года

(тысяча девятьсот сорокового года)

Возраст с 1885 года

Причина смерти коронароспазм

О чем в книге записей актов гражданского состояния о смерти 27 мая 1959 года произведена соответствующая запись № 60

Место смерти город _____________ селение____________

Место регистрации г. Изяслав, райбюро загса

Дата выдачи: 31 мая 1959 года

 

Когда вышли на улицу, мать смотрела на них глазами, в которых, несмотря ни на что, все же теплилась надежда: а вдруг ошибка? Ведь может же такое случиться, что допущена ошибка? Но, увидев в свидетельстве о смерти в графе «место смерти» прочерк, Наталья окончательно поверила, что мужа больше нет. И только сейчас она заплакала, тяжело, с надрывом, как испокон веку женщины оплакивают покойников.

 

Глава 28