Житомирская область, г. Малин. Май 1938 г.

 

Маньку продали очень удачно. Корова как чувствовала недоброе, не хотела уходить со двора, ревела, упиралась и мотала головой. Наталья не показывалась из дому, рыдала, зарывшись лицом в подушку. Корову продавал Петька, торгуясь за каждый рубль, потому что понимал: очень скоро и копейка будет на счету. Удалось кое-что продать из мебели, но совсем немного. Деньги Петька спрятал в специальный карманчик, пришитый Марусей на поясе брюк с внутренней стороны.

Уложив в сумки и мешки все, что можно было унести в руках, утром, на третий день после вызова в милицию, они пошли в сторону железнодорожного вокзала. Маруся, красная от стыда, шагала с опущенной головой — ей казалось, что весь Изяслав смотрит на нее и осуждает: вот, выгнали врагов народа, неблагонадежных из города… Она украдкой смотрела по сторонам, уверенная, что видит город в последний раз. Наденька просто не понимала, что происходит, и воспринимала все с острым любопытством, смешанным с чувством страха. Мать безучастно тащила два мешка с одеждой, связанных и перекинутых через плечо. Петька успел смотаться в школу, взять на сестер необходимые документы, чтобы они смогли пойти учиться по новому месту жительства. Он же навел справки, куда можно уехать. Первый городок, где они могли бы остановиться и который не находился в приграничной зоне, — Малин.

До Шепетовки добрались на поезде. Паровоз, равномерно пыхтя, бодро тащил с десяток вагонов. Наденька ехала на поезде впервые и с восторгом смотрела в окно на проносившиеся мимо деревья, столбы, села, скирды сена, выстроившиеся вдоль железнодорожного полотна. В Шепетовке была трудная пересадка. Кое-как выбрались со всем своим скарбом из вагона, а затем расположились возле вокзала, ожидая, когда вернется Петька, который пошел за билетами.

В Малин приехали после обеда, часа в три. Сунулись на вокзал, да не тут то было: все помещение оказалось битком забито пассажирами. Везде, где только можно, стояли вещи: чемоданы, мешки, котомки, узлы, — на которых сидели, лежали и даже храпели такие же несчастные, как и Тысевичи.

— Боже ты мой… — растерянно прошептала мать, — куда ж нам теперь?

Даже в привокзальном сквере было так многолюдно, что не осталось места, где можно было бы разложиться, что-то постелить. Вонь из вокзала и туалета, находившегося рядом, настолько била в нос, что чистоплотная Наталья закрыла лицо ладонями: куда угодно, только не здесь! Наденька дергала мать за платье.

— Мы что, уже приехали? — спрашивала девчушка. — А куда? Где мы будем жить?

Мать на вопросы не отвечала, а Петька то и дело шикал на сестренку — не доставай, мол, сами не знаем! Маруся растерянно смотрела вокруг, готовая вот-вот зареветь. Казалось, она только сейчас осознала, в каком бедственном положении они пребывали. В который раз за день, нагрузившись вещами, они брели по улице неизвестно куда. Примерно за километр от вокзала нашли лесопосадку, где было чисто, свежо, а главное, свободно. Петька обследовал место, оно ему понравилось, потому что чем-то напоминало рощицу возле танкодрома в Орле, где курсантам разрешали курить.

— Сегодня переночуем здесь, а завтра пойдем в город искать квартиру. Странно, почему раньше в этом месте никто не останавливался? Тут так хорошо, к тому же не очень далеко от вокзала…

День начал клониться к вечеру. Умылись водой из бутылки, перекусили всухомятку и, пока было светло, начали устраиваться на ночлег. Достали из мешков одеяла и расстелили их на земле, еще не остывшей после теплого майского дня. Потом сидели у небольшого костерка. Петька нашел толстую суковатую палку и положил рядом: может, собаку придется отгонять. Наденька уснула раньше, чем ее голова коснулась мешка, который положили ей вместо подушки. В костерок бросили ветку потолще, и она потихоньку тлела, согревая их в прохладной ночи.

Петька проснулся, почувствовав, как из-под головы тянут мешок. Сказалась военная выучка — он мгновенно сообразил, что происходит, и схватил оружие, ту самую суковатую палку, которую положил себе под бок. В темноте бесшумно двигались тени.

«Воры! Так вот почему в посадке никого не было… Видно, мы не первые! Тут и убить могут, но никто ничего не найдет. Какие же мы дураки!» — промелькнуло у него в голове. Он молча вскочил, ударив снизу вверх между ног приблизившуюся к нему фигуру. Ночную тишину разорвал громкий вопль:

— Сука!!!

А Петька уже изо всех сил размахивал своим оружием, раздирая острыми сучьями палки кому лицо, кому руку, а кому-то зацепил и распустил от ворота до пупа рубаху.

— Атанда!!! — заорал кто-то из воров. Голос был молодой, звонкий и принадлежал, видимо, совсем еще пацану.

Банда стремительно скрылась в темноте. Заплакала перепуганная Наденька. Маруся всматривалась в темноту, со сна не понимая, что происходит. Как ни странно, Наталье этот воровской налет помог прийти в себя. Она вскочила и стала рядом с сыном, готовая защищать своих детей и добро зубами и ногтями, до крови, до костей, до самой смерти…

После того как банда скрылась, мать и сын еще долго стояли, держа наготове суковатые дубинки, и ничего не говорили, только чувствовали, как дрожат ноги. Первым пришел в себя Петька, забрал у матери дубинку и, прерывисто дыша, сказал:

— Все вроде… Убежали… Мам, ты успокойся, главное целы все…

Разжигать костер побоялись — не дай бог еще кого-нибудь привлечь «на огонек» — и молча сидели на ночном холоде до рассвета. Спала только меньшенькая, укрытая Петькиным пальто. Когда рассвело, стали проверять вещи. Оказалось, украли два мешка — в одном была теплая одежда, в другом постельное белье.

— Сволочи… Какие сволочи, — бормотал Петька. — Чтоб им ни дна, ни покрышки! Видят, что у людей горе, так нет же… Проклятые!

Снова все упаковали и побрели к вокзалу. Наденька продолжала спать на ходу и несколько раз ткнулась головой в Петькину спину. Маруся успокоилась, только ноги передвигала совсем медленно, идя маленькими шажками: сил у нее после вчерашнего трудного дня почти не осталось, а отдохнуть не удалось из-за ночного налета. Наконец добрели до вокзала. Сейчас даже заплеванная, вымощенная булыжником привокзальная площадь показалась периной, к тому же среди толпы таких, как они, неприкаянных ходили милиционеры, что вселяло чувство безопасности.

«Как странно, — подумал Петька, глядя на людей в форме, — они принесли беду, и у них же ищем защиты…»

После происшествия в лесопосадке Петька не доверял никому. Вещи компактно сложили в кучу, среди мешков устроили Наденьку, которая тут же снова уснула. Петька спать себе не позволил. Он лежал на мешках с открытыми глазами, время от времени окидывая взглядом небольшое хозяйство, и размышлял, как быть дальше. Поерзав немного, снова уснула Маруся.

— Мам, ты спишь?

— Нет, сынок, думаю.

— И я думаю… Куда нам деваться? Никакого жилья здесь найти не удастся, а если и найдем, то дорого — вон сколько народу на вокзале, и каждый о своем угле мечтает. А с деньгами у нас не очень-то… Надо ехать дальше.

Наталья молчала, погрузившись в невеселые мысли.

— Мам, ты видишь, что творится вокруг? — продолжал Петька. — Мне кажется, ничего мы здесь не найдем! Занято уже все…

— Может быть, сынок, может быть… Но попробовать надо!

Утром все-таки решили попытать счастья. Наталья и Петр пошли в город, оставив сестер караулить вещи. Ходили по Малину часа два, но никакого жилья, конечно, не нашли. Везде, где только можно было пристроиться, уже непременно кто-нибудь жил. Наталья едва сдерживала слезы и была на грани нервного срыва. Петька, понимая, в каком состоянии находится мать, поддерживал ее как мог.

— Мам, — сказал он после того, как они снова вернулись на привокзальную площадь, — ты посмотри, что на вокзале делается. И так было понятно, что никакого жилья нам тут не светит. Может, к тете Дусе? В Коростень?

Тетя Дуся была сводной сестрой Натальи.

Мать молчала.

— Мам, ты слышишь? Я говорю, может, к тете Дусе в Коростень?

— Мы тебе не писали, сынок, чтобы в училище не знали. Ивана Васильевича еще в прошлом году арестовали, а Дусе потом сообщение прислали, что он в тюрьме помер.

— Как арестовали?! Как умер?! А я ничего не знал…

— Ее тоже с Алешкой выселили. Они сейчас в Смеле живут, у Малошинских.

— Смела? Это где?

— Черкасская область.

— Малошинские… Малошинские… — вспоминал Петька. — Да это же наши бывшие соседи! Их, по-моему, в тридцать третьем раскулачили, да? Они вроде в Коростене жили? Что-то я совсем запутался… Как же Малошинские в Смеле оказались?

— Видишь ли, сынок, так получилось. Малошинских раскулачили и отправили в Сибирь. Как они оттуда уехали, никто не знает, а они, конечно, не рассказывают. Может, сбежали, а может, срок окончился, только Федор с Акулиной переехали в Коростень и там жили с тридцать пятого. Федор устроился проводником на железную дорогу, Аля дома сидела, а потом им визу на погранзону закрыли, как бывшим раскулаченным, и они уехали в Смелу. А уж когда Ивана Васильевича взяли, то Дуся решила в Смелу податься, к Малошинским, ей ведь тоже визу перечеркнули и ехать больше было некуда. Вот так… И нам, видать, кроме как в Смелу, ехать некуда.

— Да… — протянул Петька, — как все в этой жизни перепуталось… Знаешь, мам, я иногда думаю и пугаюсь своих мыслей. Зачем? Кому это нужно?

— А ты не думай, сынок. Ты не думай. Нужно просто жить…

Петька пошел на вокзал узнавать, как можно добраться до Смелы. Оказалось, нужно ехать до Киева, а там делать пересадку на днепропетровский поезд. Отстояв очередь в кассу, он купил билеты до Смелы. Поезд отходил через три часа, к вечеру должны были быть в Киеве. Позавтракали прямо на привокзальном газоне, куда перебрались, поспешно заняв освободившееся место на вытоптанной траве. Подошел милиционер, посмотрел неодобрительно, отчего в душе у Натальи похолодело, покачал головой и коротко спросил:

— Надолго?

— Киевским уедем, — ответил Петр.

Милиционер покосился на часы.

— Ну-ну… — И пошел дальше, поглядывая на граждан, расположившихся вокруг вокзала.

Петька подумал и решительно направился в его сторону.

— Ты куда? — запоздало крикнула мать, но Петька лишь отмахнулся.

— Товарищ милиционер, — вежливо обратился он к постовому.

— Чего тебе?

— Мы сегодня в посадке ночевали, вон там… — Петька указал в сторону посадки. — И на нас банда напала. Мы, правда, отбились, но два мешка они все-таки утянули, сволочи…

— Да, развелось тут шушеры… А ты что, заявление хочешь написать?

— Да нет. Какое заявление… Мы киевским уезжаем, билеты уже на руках. Но так… Мы-то отбились, а у кого-то могли грабануть все, а то и того хуже…

— А вы бы дома сидели, вас бы и не грабили! Приехали в чужой город…

— Разве мы по своей воле? Да мы ж… — задохнулся от возмущения Петька.

— Ты, парень, засохни. Приехал в чужой город, так нечего где попало ходить! Я от чужих претензиев не принимаю. Я, может, от таких, как вы, только головную боль имею, ясно тебе?

Петька хмыкнул и не стал больше испытывать судьбу: ну его! Попасть в тюрьму в чужом городе, да еще имея заначку в потайном кармане! Страшно даже подумать!

— Ладно… — Он махнул рукой и поспешил к своим.

— Ладно… Ладно… — продолжал ворчать милиционер вдогонку. — Понаехали тут, а я потом отдувайся! Нечего ехать в чужой город! И так обезьянник переполнен, девать вашего брата некуда…

Петька уже не слышал брюзжания милиционера. Мысленно ругая себя за то, что обратился к постовому и навлек на всю семью опасность, он поспешно присоединился к матери и сестрам. Мать еще добавила ему за излишнюю сознательность, и Петька с полчаса сидел молча, боясь сказать лишнее слово.

Время тянулось томительно долго, и сколько бы Петька ни поглядывал на часы, подаренные наркомом Ворошиловым, стрелки словно были приклеены к циферблату и не хотели двигаться. И тут ему в голову пришла простая мысль: ведь маршал запомнил его! Не мог не запомнить, раз снял со своей руки золотые часы и подарил ему прямо на танкодроме. Разве он каждый день такие часы дарит? Где их набраться, золотых-то часов?

Может, написать маршалу письмо? Так, мол, и так, отчислили несправедливо, прошу помочь в восстановлении… А что? А вдруг маршал поможет? Не может не помочь! Ведь он тогда с первого выстрела в бочки попал! Снайпер — вот как его тогда все назвали! А танкисты-снайперы на дороге не валяются! Решено! Как только у него появится постоянный адрес, он обязательно напишет Климу Ворошилову! Обязательно! И тот поможет ему!

Теперь у Петьки появилась цель, а наличие цели порождает осмысленность действий. Парень постепенно успокоился. У него даже затеплилась надежда, что маршал, возможно, вызволит и отца. Батя-то ни в чем не виноват! В каких преступлениях его обвиняют — неизвестно, но отец не вор, не контрреволюционер, не бандит, он нормальный человек, а значит, его арестовали по ошибке! И маршал поможет!

Петька даже заулыбался, представив картину: отец возвращается из тюрьмы, а Петька, в офицерской форме, рассказывает ему, как он отличился на танкодроме и за это маршал подарил ему свои золотые часы, при всех сняв их с руки, а потом помог исправить ошибки, допущенные энкавэдистами. Задумавшись, он прослушал объявление диктора о скором прибытии поезда на Киев.

— Петя, — толкнула его в бок мать, — сынок, поезд на подходе…

 

Глава 23