Киевская область, атомград Припять, в трех километрах от Чернобыльской АЭС

Май 1986 г.

 

Отец договорился насчет машины, и Денис сейчас с комфортом ехал в Припять. От Иванкова повернули на Чернобыль, а уже оттуда — в сторону атомной станции.

С момента эвакуации прошло всего три дня. Работы, которые впоследствии стали известны всему миру своей масштабностью, сложностью и оперативностью выполнения, еще не начинались. Машина промчалась мимо выстроенной огромными буквами надписи «Припять» и выскочила на путепровод, откуда город открывался как на ладони: компактный, удивительно уютный и добрый.

Помня наставления отца, Денис не поехал сразу к дому. Оставленный жителями город охранялся милицией, и можно было запросто попасть в разряд мародеров. Попробуй потом доказать, что ты не верблюд. Денис направил водителя к городскому отделению милиции. Дежурный, заранее предупрежденный, записал в журнале фамилии Дениса и водителя и дал добро на посещение дома.

Машина подкатила к подъезду. Вроде все было, как всегда. Тут же на ум пришли стихи Высоцкого: «Тот же лес, тот же воздух и та же вода…» Только вот город уже не тот и, судя по всему, уже никогда не будет прежним.

Осторожно, как будто опасаясь ловушки, они зашли в подъезд и начали медленно подниматься на восьмой этаж. Когда добрались до седьмого, услышали странные звуки, доносившиеся из квартиры, где осталась бабуля.

— Что это? — удивленно спросил водитель.

Денис недоуменно пожал плечами, он сам не понимал, что происходит. Звуки напоминали нечто среднее между повизгиванием и похрюкиванием. Денис достал ключи. Звуки стали громче. Он повернул ключ и попытался открыть дверь, но кто-то сопротивлялся изнутри, продолжая издавать странные звуки. Тогда они налегли вдвоем, и дверь поддалась. Мимо них, одарив укоризненным взглядом и с трудом перешагнув порог, прошла большая овчарка. Собака, пошатываясь, побежала по ступенькам вниз. Денис вопросительно посмотрел на водителя и негромко крикнул:

— Бабуля! Эй, бабуля, мы за вами!

В квартире стояла полная тишина.

— Эй! Бабушка! — еще раз позвал Денис, чувствуя, как по коже побежали мурашки.

Денис осторожно прошел в комнату, где в прошлый раз видел лежащую на кровати бабушку. В комнате никого не было.

— Бабушка! — снова крикнул Денис.

Тишина. Он заглянул в комнату Оксаны. Комната хранила следы поспешных сборов. Неубранная кровать, поверх одеяла брошенные трусики и лифчик, открытая дверца шкафа, висящие на плечиках платья Оксаны… Он даже узнал одно, то самое, в котором девушка сидела несколько дней назад за столом, когда у нее гостила Настя. При этом воспоминании сладко заныло в груди. «Найду… Все равно найду тебя», — подумал он.

В следующей комнате тоже никого не было, но когда он попытался зайти в ванную, дверь не открылась, что-то подпирало ее изнутри.

— По-моему, у нас проблемы, — сказал водитель.

— По-моему, проблемы не у нас, а у тети Вали, — ответил Денис. — Эй, бабушка! М-да… А собака-то от жажды, видно, загибалась… Надо идти за милицией, как думаешь?

— Согласен.

— Тогда идем.

Когда они вышли на лестничную клетку, Денис сказал:

— Слушай, я зайду на минутку в свою квартиру, мать там забыла кое-что, а то потом времени может не быть. Бабуле ведь все равно уже спешить некуда.

— Зайди, — согласился водитель, молодой парень, которому сейчас было совершенно все равно, чем заниматься, только бы уйти из квартиры, где лежало мертвое тело.

Он поспешно запрыгал вниз по лестнице, а Денис бегом поднялся на восьмой этаж и отпер дверь в свою квартиру. Все было точно так же, как и в день эвакуации. Несколько секунд он стоял на пороге, осматриваясь, стараясь запомнить каждую мелочь. По всей вероятности, никто сюда больше уже не вернется. Затем он подошел к серванту, где в выдвижном ящике лежала маленькая расписная шкатулка с маминым золотом: пара незатейливых перстеньков, несколько цепочек, серебряный медальончик, сережки и еще какие-то женские мелочи. Денис, не разбираясь, высыпал все в карман и выбежал из квартиры.

В милиции им выделили двух сотрудников, и они снова вернулись в квартиру на седьмом этаже. Бабушка лежала в ванной, подперев двери своим мертвым, уже окоченевшим телом.

— Беда… — сказал старший лейтенант, — опергруппу бы сюда, труп все-таки, да где ее взять?

— А может, составим протокол и вынесем ее? Тут и так все ясно! Пошла умыться или попить, да и померла… Что ж вы старуху одну оставили? — с осуждением в голосе спросил он Дениса.

— Да не моя это бабушка, а соседей. Просто они помочь попросили. А оставили потому, что больная, поездку в автобусе могла бы не выдержать. — Денису стало неловко. Вроде бы и правду сказал, а вроде и соврал: ведь его же совета спрашивали! А что он ответил? Тоже с бабкой согласился! Значит, и он виноват…

Милиционеры, посовещавшись, все-таки решили тело пока не трогать, а позвонить в Чернобыль, в свой штаб. Записав паспортные данные Дениса, они разрешили им уехать.

— А бабуля как же? — спросил Денис. — Ее же хоронить надо! И вообще, что сейчас делать?

Пошли снова в отдел. Старший наряда, моложавый капитан, полчаса говорил с Чернобылем, обсуждая с кем-то ситуацию. Решили, что бабулю заберут сами милиционеры и на спецмашине привезут в Иванковскую больницу. Там, как положено, установят причину смерти, после чего тело умершей выдадут родственникам. Родственники, то есть тетя Валя, должна будет привезти в больницу паспорт своей матери, чтобы потом Иванковский загс выдал свидетельство о смерти.

Для Дениса странно было слышать, как тетю Валю называют родственницей умершей, а бабулю, с которой он говорил всего несколько дней назад, телом. Первый раз в своей жизни он так близко столкнулся со смертью, и это требовало осмысления. Это у мертвых жизнь со смертью заканчивается, а живым надо с этим жить дальше. Иногда отпечаток смерти настолько болезненный, что остается в душе на всю жизнь. Денис представил себе, как скажет о бабулиной смерти тете Вале. Что потом будет?

Увидев, что Денис приехал один, тетя Валя побледнела, сразу догадавшись о том, что произошло.

— Я предчувствовала это… Как я не хотела ее оставлять! Денис, что с ней случилось?

Денис подробно рассказал, как все было, передал милицейские инструкции и, в свою очередь, спросил, как ему найти в Киеве Оксану.

— Ну да, ну да… Конечно, ее надо поставить в известность… — Тетя Валя думала о мертвой матери, Денис — о Насте. Мама, которая все это время стояла рядом, держа тетю Валю под руку, сразу все поняла.

— Ты забрал шкатулку из серванта? — спросила она сына.

Денис вытащил из кармана горсточку перепутанных цепочек, колечек, перстеньков и сережек.

— Вот, — сказал он, — шкатулку брать не стал. Неудобно как-то, бабуля мертвая, а я со шкатулкой. Еще подумают черт знает что!

Мама понимающе кивнула.

— Идем, сынок, я кое-что хочу тебе сказать.

Денис послушно поплелся за матерью. Они прошли в садик, где под большим старым орехом стоял вбитый в землю стол, посеревший от времени и дождей, а по бокам две лавки. Лавки были застланы полиэтиленовой пленкой, чтобы не испачкаться об отсыревшую за зиму древесину. Мама высыпала на стол привезенные Денисом побрякушки, аккуратно распутала цепочки и положила каждую вещь отдельно.

— Знаешь, Денис, хотя ты уже взрослый, для меня ты все равно останешься ребенком, моим ребенком. И никто лучше не чувствует ребенка, чем его мать. Вижу я, как тебя эта девочка зацепила. Что, понравилась?

— Как это? Да ты ж ее и не видела вовсе! — изумился Денис.

— А зачем мне ее видеть? Я тебя вижу, — улыбнулась мать. — Когда у мужчины так горят глаза, значит, у него плавится сердце, вот что я тебе скажу. Этот медальон подарил мне твой отец, а ему — его мать. Мы тогда с Васей договорились, что, когда придет время, отдадим тебе его, чтобы ты подарил своей половинке. Я вижу, что время пришло. Держи эту девочку, изо всех сил держи. Я ее не знаю, но знаю тебя…

— Спасибо, ма… Завтра я поеду в Киев и найду ее. Оксане надо передать, чтобы она приехала, помогла тете Вале, ну а Настя где-то рядом с ней.

— Анастасия… Красивое имя. Анастасия… — Мать повторяла это имя и вслушивалась в его звучание. Теперь с этим именем было связано нечто для нее дорогое, то, что касалось ее единственного сына.

У Дениса оставался всего один свободный день. Послеэвакуационная паника закончилась. В Полесском организовали штабы всех припятских предприятий, где можно было узнать, кому и что делать дальше. Денису предстояло ехать в один из детских пионерских лагерей, в котором разместили работников атомной. Там же устроили временную ремонтную базу для автомобилей, и теперь срочно понадобились специалисты. Дениса разыскали через отца, и послезавтра он собирался выйти на работу. Завтрашний день Денис отвоевал специально для поездки в Киев.

Общежития Киевского нархоза располагались недалеко от института, и за час поисков — сначала через деканат, потом через коменданта общежития — Денис выяснил, где проживает Оксана.

Когда он вошел в комнату, глаза Оксаны округлились от изумления.

— Денис?! Вот так сюрприз! Ах Настя, ах молодец! Во как заарканила! Не с первого раза, а с первого взгляда! Она в магазин вышла, сейчас будет.

К удивлению Оксаны, гость не улыбнулся, хотя взгляд его при упоминании о Насте потеплел.

— Знаешь, Оксана, твоя бабушка умерла.

Девушка медленно опустилась на стул.

— Там? В Припяти? — горестно спросила она.

— Да. Я вчера ездил туда, хотел ее забрать, приехал, а она уже…

— Господи… — Оксана закрыла лицо ладонями. — И зачем мы ее оставили?..

— Не казни себя, все равно теперь ничего не изменишь. Наверное, так ей было суждено.

— Денис, а ты представляешь, как это — умирать одному? Суждено… Не суждено… — Оксана заплакала.

Денис неловко погладил девушку по плечу.

— Ну, будет тебе…

Неожиданно Оксана уткнулась ему в грудь и зарыдала. В комнату зашла Настя. Увидев Дениса и Оксану, она обомлела.

— Здравствуй, Настя, — смутившись, поздоровался Денис. Глядя на девушку поверх Оксаниной головы, он добавил: — У нее бабушка умерла.

Денису показалось, что Настя с облегчением вздохнула, правда, совсем незаметно. Он чувствовал себя в совершенно дурацком положении. Ему хотелось поговорить с Настей, просто посмотреть на нее, пойти погулять, а может, набраться наглости и где-нибудь в укромном местечке поцеловать. У него пересохли губы, а сердце начало бешено биться, как только он представил, как его губы касаются ее губ. А он должен утешать Оксану, подружку, соседку… Но не любимую же!!! Бабулю жалко и Оксану жалко, а время уходит, и сквозь ткань кармана жжет простенький серебряный медальончик, который сегодня, непременно сегодня, он должен подарить девушке, при одном виде которой его сердце готово выпрыгнуть из груди. Оксана, спасибо ей, словно почувствовала, что творится в душе Дениса, и попросила оставить ее одну.

— Дайте мне поплакать спокойно, а? — умоляющим голосом произнесла она. — Бабушку жалко… Я чуть-чуть побуду одна, ладно?

Дениса упрашивать не пришлось, Насте собраться — только в зеркало на себя посмотреть.

Они ходили по парку, среди покрытых зеленым пушком лип, мимо бывшей Хрущевской дачи, где над прудом склонились вербы, касаясь тоненькими веточками спокойного зеркала воды, говорили о чем-то глупом и смешном, а Денис все мечтал коснуться ее губ своими губами…

Настя вдруг остановилась, посмотрела на Дениса и огорошила его:

— А ты не хочешь меня поцеловать?

— Я?! — задохнулся Денис. — Я не хочу?!!

Они целовались до изнеможения, а потом сели на скамейку, и Денис сказал:

— Настя, я…

— Я тоже… Давай помолчим…

— Я хочу тебя еще поцеловать… И еще… И еще…

Начало темнеть, а майское безумие не отпускало их и несло, несло неизвестно куда. Они же с восторгом покорились этому течению, не обращая внимания на все, что их окружало: на стареньких бабок, которые, гуляя с внуками, с осуждением смотрели на них, на прохладный вечер, опустившийся на Киев. Они даже забыли о самой аварии, которая приобрела планетарные масштабы и которая как будто специально была подстроена судьбой, чтобы помешать их встрече, да только ничего из этого не вышло.

— Настя, возьми… Этот медальон мой дед подарил своей невесте, мой отец — моей матери, а я — тебе. Надень его…

В темноте вечера тускло блеснуло старинное серебро.

 

Глава 14