Антирусская национальная политика.

 

Наглядной иллюстрацией национальной политики компартии может служить то, что своим гимном она избрала "Интернационал", сделав его в 1918 году по предложению историка-русофоба М.Н. Покровского также и гимном Советской России, затем СССР.

Мы уже показали, что ранее ставка на национальные сепаратизмы большевикам была нужна для сокрушения православной Империи и для захвата власти в образовавшемся хаосе. Но и придя к власти, они вплоть до конца 1920-х годов продолжили поощрение национализмов – это было необходимо для сокрушения продолжавшегося сопротивления "реакционного русского народа".

Так, Декларация прав народов России от 2 ноября 1917 года провозглашает суверенитет всех народов Империи и их право на образование национальных государств. В условиях хаоса начинается парад суверенитетов под руковод­ством местных социалистических вождей: от Финляндии (6 декабря 1917 года) и Украины (11 января 1918 года) – до башкир и казахо-киргизов. Впрочем, причины объявления независимости были разные, совсем не антирусские.

Например, в Закавказье в апреле 1918 года Турция поставила ультиматум: или независимость – или турецкая оккупация. Как говорил представитель Грузии: «Перед народами Закавказья создалось такое трагическое положение: или объявить Закавказье в настоящее время нераздельной частью России и, таким образом, повторить все ужасы гражданской войны России и здесь и затем сделаться ареной иноземного нашествия, – в данном случае турецкого, – или же провозгласить свою независимость и собственными силами защищать физическое существование целого края»[230]. Оказавшиеся в сходном положении грузины, армяне и азербайджанцы (точнее их социалистические лидеры) объявили о создании независимой Закавказской Федерации.

Еще более показательно провозглашение независимости самой древней части русской земли – Украины. Там после сокрушения монархии тоже образовалось социалистическо-масонское "временное правительство" – Центральная Рада, поддержавшая Временное правительство в Петрограде. Вначале она хотела лишь автономию в составе России, подтвержденную Всероссийским учредительным собранием (границы предполагалось уточнить «в соглашении с организованной волею народов»). Но через пять дней после утверждения Совнаркомом Декларации прав народов России, Рада объ­явила о со­здании украинского государства – хотя все еще в составе России. И лишь 11 января 1918 года, после разгона боль­шевиками Учредительного собрания, Рада провозгла­сила незави­симость Украины.

Но нельзя забывать, что Рада была образована масонскими политиками, а не выборами. На единственных тогда выборах (в городское самоуправление) сепара­тисты потерпели поражение во всех крупных городах. Один из идеологов Рады В.К. Винниченко признал «тяжелым и страшным» то, что малороссы не только не хотели независимости, но «высмеивали и все укра­инское: язык, песню, школу, газету, украинскую книжку... это были не отдельные сценки, а всеобщее явление с одного края Украины до другого»[231]...

Немцы, оккупировавшие Украину по соглашению с Центральной Радой и насаждавшие "самостийность", называли ее «искусственным государством», «народ которого не хочет отделяться от России», и признавали, как советник немецкого посольства в Москве Рицлер (04.06.1918): «Любая идея незави­симости Украины сейчас выглядела бы фантазией, несмотря ни на что, живу­честь единой русской души огром­на». И посол Мирбах писал (25.06.1918), что «постоянное отделение Укра­ины от остальной части России должно быть признано невозможным»[232]. В переписке между собой немецкие дипломаты и канцлер считали украинцев русскими.

Это понимал и гетман П.П. Скоропадский, правительство которого пришло на смену Раде и продержалось с апреля по ноябрь 1918 года. Он самостийником не был, поэтому немцы, уходя с Украины, отдали власть социалистам – Директории во главе с тем же Винниченко и Петлюрой.

Фронт сопротивления тогда проходил не между "украинцами" и "великороссами", а внутри тех и других: сначала между большевиками и прочими социалистами, затем между красными и белыми. Украина была завоевана большевиками не столько военной силой, сколько пропагандой в опоре на нерусские кадры. Более всего противостояли большевикам на Укра­ине русские офицеры (совместно малороссы и великороссы).

Именно потому, что причин для отделения у большинства народов Империи не было, большевикам удалось позже собрать их в свой СССР. Однако до 1939 года в результате договоров, заключенных в годы гражданской войны, около 8 млн. постоянного русского населения оказалось в составе других государств. Согласно переписям 1920-х годов, русскими записа­лись в Польше 5 млн. 250 тыс. (малороссийские и белорусские земли), в Румынии (Бес­сарабия) – 742 тыс., в Латвии (Латгалия и др.) – 231 тыс., в Эстонии – 91 тыс., в Литве – 55 тыс. человек[233]... (Получателей этих территориальных "подарков" не остановило то, что их партнер, большевицкая власть – была нелегитимна. Они будут возмущаться лишь "нелегитимным" большевицким вторжением два десятка лет спустя...)

Нарком иностран­ных дел Г.В. Чичерин разъяснял: «Мы отдали Эстонии чисто русский кусо­чек, мы отдали Финлян­дии – Печенгу, где население этого упорно не хотело, мы не спра­шивали Латгалию при пере­даче ее Латвии, мы отдали чисто белорусские местности Поль­ше. Это все связано с тем, что при нынешнем общем поло­жении, при борьбе Советской Респуб­лики с капиталистичес­ким окружением верховным принципом является самосо­хранение Советской республики как цитадели революции... Мы руководствуемся не нацио­на­лизмом, но интересами мiровой революции»[234].

И Ленин писал: «Мы сделали ряд территориальных уступок... которые не вполне соответствовали строгому соблюдению принципа самоопределения наций... Мы делом доказали, что вопрос о границах для нас второстепенный»[235].

В письмах-приказах Ленина используются выражения «русские дураки», «полуварвары русские»[236] и т.п. В положительном значении слово "русский" вплоть до конца 1930-х годов оказалось под запретом в государственной жизни. Заместитель наркома просвещения М.Н. Покровский, сформировавший советскую историографию до начала 1930-х годов (он был также главой Коммунистической академии, Института истории, Института красной профессуры), заявил, что «"русская история" есть контрреволюционный термин, одного издания с трехцветным флагом и "единой и неделимой"»[237]. Сотнями переименовывались русские названия на карте, даже города, основанные русскими: Верхнеудинск – в Улан-Удэ, Белоцарск – в Кизил, Верный – в Алма-Ату, Усть-Сысольск – в Сыктывкар, Обдорск – в Салехард, Царевококшайск в Йошкар-Олу, Петровск-Порт – в Махачкалу ("Махач" – кличка местного красного партизана). Велась борьба даже с русской классической литературой: в марте 1921 года (начало нэпа!) были упразднены историко-филологические факультеты в вузах, началось изъятие из библиотек книг Достоевского и других "черносотенных" писателей...

В 1922 году решили перевести письменности нерусских народов СССР с кириллицы на латиницу, наподобие масонской реформы Кемаля Ататюрка в Турции: сочли, что латинский алфавит – прогрессивная основа будущего всемiрного коммунистического общения. Был создан Всесоюзный центральный комитет нового алфавита. К началу 1930-х годов на латиницу были переведены языки 17 мусульманских народов, к 1936 году – уже 68 самых разных национальностей. В 1930 году по инициативе Луначарского стали рассматривать возможность перевода на латиницу и русского языка, объявив русский алфавит «идеологически чуждой социалистическому строительству формой графики», «пережитком классовой графики... самодержавного гнета, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма и насильственной русификации». Переход на латиницу был подготовительной частью более грандиозного плана заменить в будущем все языки, включая русский, «всемiрным коммунистическим языком» эсперанто[238].

Эта борьба большевиков с русским народом сочеталась с образованием национальных республик в составе СССР, которым щедро прирезывали русские земли – даже по линейке (см. границы государства "Казахстан"). Насаждались местные языки с вытеснением русского.

На Украине, где русский язык был таким же родным и понятным (литературным и государственным), как и малороссийский (местно-бытовой, возникший из смеси с польским), Ленин в 1919 году предписывает: «Немедленно же должны быть приняты меры, чтобы... все служащие умели объясняться на украинском языке»[239]. В 1920 году он телеграфирует Сталину в Харьков: «Необходимо завести переводчиков во всех штабах и военных учреждениях, обязав безусловно всех принимать заявления и бумаги на украинском языке»[240]. Эта украинизация малороссов вопреки их воле потребовала огромных усилий и затрат на перевод всей документации на украинский язык (с созданием массы слов, которых в украинском не было), ввели обязательное изучение этого языка в школе, перевели на него средства информации. Несогласных обвиняли в "великорусском шовинизме", что влекло за собой карательные меры.

Особенно активно эта политика проводилась во всех республиках в связи с созданием СССР, когда Ленин заявил: «Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть»[241] и 31 декабря 1922 года распорядился:

«Надо ввести строжайшие правила относительно употребления национального языка в инонациональных республиках, входящих в наш союз, и проверить эти правила особенно тщательно. Нет сомнения, что под предлогом единства железнодорожной службы, под предлогом единства фискального и т.п. у нас, при современном нашем аппарате, будет проникать масса злоупотреблений истинно русского свойства. Для борьбы с этими злоупотреблениями необходима особая изобретательность, не говоря уже об особой искренности тех, которые за такую работу возьмутся. Тут потребуется детальный кодекс, который могут составить сколько-нибудь успешно только националы, живущие в данной республике»[242] (курсив наш).

При переписи населения 1926 года было предписано уточнять у называющих себя русскими, не являются ли они украинцами или белорусами. С 1925 года главой Украины был назначен Каганович, который распорядился об обязательном изучении всеми служащими украинского языка и ведении на нем документации; это было одобрено Сталиным. Украинизация и белорусизация поощрялись им, пока были нужны для борьбы с "великорусским самодержавным наследием", но когда на этой почве в местном руководстве стали развиваться сепаратистские тенденции, они были тем же Сталиным примерно с 1929 года подавлены.

Главными же проводниками этой антирусской политики, наиболее "изобретательными и искренними" (как того хотел Ленин), стали даже не местные "националы", а местечковые евреи, вырвавшиеся из черты оседлости на государственный простор и мстившие "русскому черносотенству". В частности, «украинскими шовинистами-самостий­никами являются евреи, имеющие там огромное значение»[243], – отмечал В.И. Вернадский.

 

Евреи у власти

 

Обширные перечни евреев в структурах власти приводит А.И. Солженицын на основании еврейских источников, на которые можно положиться[244]. Однако дело было даже не в количестве евреев, а в том, сколь важные рычаги оказались в их руках с возможностью распоряжаться жизнью и смертью всего народа. Троцкий – нарком иностранных дел, нарком по военным делам и создатель Красной армии, глава Комиссии по конфискации церковных ценностей, председатель Реввоенсовета республики, имев­ший чистые бланки с подписью Ленина, заранее одобряв­шего все возможные решения Троцкого [245]. Свердлов был главою ВЦИК: «Та работа, которую он делал один в области организации, выбора людей, назначения их на ответственные посты... будет теперь под силу нам лишь в том случае, если на каждую из крупных отрас­лей, которыми единолично ведал тов. Свердлов, вы выдвинете целые группы людей...»[246], – писал Ленин. Далее безспорными лидерами шли Радомысльский-Зиновь­ев (глава Петроградского Совета и Исполкома Комин­терна, в период болезни Ленина возглавлял правитель­ство), Розен­фельд-Каменев (глава Московского Совета, председатель Совета труда и обороны, еще при Ленине председательствовал на засе­даниях Политбюро).

Несомненна и общая картина, обрисованная еврейскими публицистами в сборнике "Россия и евреи". Под свежими впечатлениями революции они горько констатировали:

«В этой смуте евреи принимают деятельнейшее участие в качестве большевиков, в качестве меньшевиков, в качестве автономистов, во всех качествах, а все еврейство в целом, поскольку оно революции не делает, на нее уповает и настолько себя с ней отождествляет, что еврея – противника революции всегда готово объявить врагом народа»[247] (И.М. Бикерман).

Поэтому после революции евреи «заняли различные государственные высоты – пропорционально не их значению в России, а их участию в социалистических организациях. Но далее, заняв эти места... они уже чисто бытовым образом потащили за собой своих родных, знакомых, друзей детства, подруг молодости». Этот фактор «чрезвычайно умножил число евреев в советском аппарате. Но этого мало, – большевистский строй, опрокинувший социальную пирамиду, давший господство социально – низам, морально – отбросам, культурно – невежественным, неизбежно и в еврействе вытянул на поверхность соответствующие же элементы, открыв свободный путь наглости, проворству, всяческому отщепенству... и ясно, что и среди евреев легко отыскались таковые для разрушения учреждений и ценностей, родства с которыми у них к тому же и вообще не было, или было лишь слабое»[248] (Г.А. Ландау).

«Теперь еврей – во всех углах и на всех ступенях власти. Русский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе Невской столицы, и во главе красной армии, совершеннейшего механизма самоистребления. Он видит, что проспект Св. Владимiра [точнее Владимiрский – М.Н. ] носит теперь славное имя Нахимсона, исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского, а Павловск в Слуцк. Русский человек видит теперь еврея и судьей и палачом...»[249] (И.М. Бикерман).

На службу к большевикам пошло немало евреев из эсеров, меньшевиков и даже из Бунда. Для привлечения сионистов (которых к моменту Октябрьского переворота насчитывалось в России столько же, сколько и большевиков: 300 тысяч[250]), был создан Еврейский Комиссариат. Его глава С. Диманштейн передавал такую благодарность Ленина евреям: они «сорвали тот генеральный саботаж, с которым мы встретились сразу после Октябрьской революции и который был нам крайне опасен. Еврейские элементы, хотя далеко и не все, саботировали этот саботаж и этим выручили революцию в трудный момент»[251].

Ленин отмечал, что «евреи составляли особенно высокий процент (по сравнению с общей численностью еврейского населения) вождей революционного движения. И теперь евреи имеют, кстати сказать, ту заслугу, что они дают относительно высокий процент представителей интернационалистского течения по сравнению с другими народами»[252]. (Ленин и сам имел еврейское происхождение по линии матери Бланк, о чем сестра Ленина Анна писала в 1932 году Сталину: «У нас ведь не может быть никакой причины скрывать этот факт, а он является лишним подтверждением данных об исключительных способностях семитского племени... Ильич высоко ставил всегда евреев»[253]. Не только его ближайшие соратники, но даже начальник его охраны и шофер были евреями.)

Почти все эти евреи прибыли в столицы и крупные города из прежней черты оседлости и заселили дома и квартиры изгнанных или убитых прежних владельцев. В 1920-е годы планировалось также создание Еврейской республики в Крыму на землях подлежащего выселению местного населения при финансировании этого проекта еврейскими организациями из США. С этой целью Феликс Варбург создал сельскохозяйственную корпорацию "Джойнт" и в 1927 году посетил 40 еврейских поселений в СССР[254]. Но даже на плодороднейших землях юга евреи заниматься земледелием в который уже раз не пожелали[255].

Солженицын приводит много фактов и свидетельств из еврейских источников, что соответственно своим обычным занятиям и интересам, более всего евреи после революции заполнили продовольственные службы (тогда очень важные для выживания), торгово-экономи­ческие, средства информации, кино, науку, дипломатические (включая зарубежные представительства).

Антиеврейские настроения усиливались и тем, что с объявлением нэпа евреи составили большинство "новой буржуазии": «В торговом бизнесе Москвы им принадлежало 75,4 % всех аптек, 54,6 % парфюмерных магазинов, 48,6 % магазинов тканей, 39,4 % галантерейных магазинов. Из 2469 крупных столичных нэпманов 810 были евреями. В западных районах страны доля евреев-предпринимателей в частной торговле была еще более значительной: на Украине – 66 %, в Белоруссии – 90 %... Негативную общественную реакцию провоцировал и сравнительно высокий уровень представительства евреев в высших учебных заведениях. В РСФСР на начало 1927 года доля студентов-евреев в педагогических вузах составляла 11,3 %, в технических – 14,7 %, художественных – 21,3 %»[256].

Но особенно много евреев оказалось в числе политкомиссаров и чекистов. Так, из четырех заместителей главы ГПУ Дзержинского трое были евреи: Ягода, Герсон, Луцкий; да и сам Дзержинский на поляка явно не похож*. В Киевском ЧК евреи составляли 75 %, включая всю верхушку. Даже в современном еврейском исследовании читаем, что тогда доля нерусских «на ответственных должностях в [каратель­ном] аппарате достигала 70 %»[257]. Многие плохо говорили на русском языке, а рядовые палачи порою не понимали его. Причем их жестокость по отношению к русским, вероятно, в немалой мере объясняется предписаниями кодекса "Шулхан арух" по отношению к христианам.

Мстительное презрение к русским отразилось тогда даже в литературе, например, в рассказах И. Бабеля, который в дневнике записал: «Славяне – навоз истории?»[258]. Поэт Э. Багрицкий, эстетизируя натурализм казней, вложил в уста Дзержинскому такие слова: «Их нежные кости сосала грязь, / Над ними захлопывались рвы. / И подпись на приговоре вилась / Струей из простреленной головы[259]...

Чекистские методы уничтожения и пыток были столь изобретательными, что следственные комиссии Белых армий, отвоевывавшие у красных города, поражались изуродованным трупам: у них часто были выколоты глаза, отрезаны носы, уши и конечности, раздавлены половые органы и вырваны кишки; тела не хоронили и не выдавали родственникам, а выбрасывали на свалки, в море, в реки и карьеры. Помещения для расстрелов были покрыты коркой от запекшейся крови и разлетевшихся мозгов – и их не убирали не только по нечистоплотности, но, возможно, и из садистского желания унизить жертву в последние моменты ее жизни: человек должен был с ужасом сознавать, что сейчас и его мозги добавятся в эту зловонную кашу.

Судя по этим картинам, для работы в ВЧК нормальный человек был непригоден, тем более русский. Карательная машина Дзержинского производила некий естественный отбор сотрудников, принимая патологически кровожадных и даже психически ненормальных изуверов, находивших удовольствие в работе палача. Очевидцы рассказывали, как после расстрелов убийцы "причащались" кровью своих жертв – в одной из чрезвычаек это было ритуалом посвящения новичков. Подобная патология была особенно очевидна в чекистах-женщинах, чей садизм противоречил представлениям о мягкой женской природе: Землячка-Залкинд зверствовала в Крыму, Брауде в Москве, "товарищ Роза" в Киеве, Е. Бош в Пензе, Р. Мейзель-Пластинина в Архангельске, Дора Явлинская и Ремовер в Одессе, последняя отличалась садистской половой извращенностью...

Итог: «Советская власть отождествляется с еврейской властью, и лютая ненависть к большевикам обращается в такую же ненависть к евреям. Вряд ли в России остался еще такой слой населения, в который не проникла бы эта не знающая границ ненависть к нам», – констатировали упомянутые еврейские публицисты в обращении "К евреям всех стран!". Один из них даже признал, что «клич "бей жидов, спасай Россию" получает освящение»[260]...

Это стало причиной первых настоящих стихийных (а не спровоцированных) еврейских погромов на Украине в годы гражданской войны. И многие крестьянские восстания носили антиеврейский характер ("За Советы без жидов и большевиков!"), поскольку продотрядами и антицерковными комиссиями часто руководили евреи. Таково было в начале 1921 года Ишимское восстание (где губпродкомиссар Инденбаум особо зверствовал во время Рождественского поста, а подчиненный ему начальник отряда Лаурис, прибывая в каждое село, требовал на ночь 31 женщину – для себя и всех членов своего отряда); и Тамбовское восстание (где продразверстку проводили губпродкомиссар Гольдин, секретари губкома Райвид и Пинсон, заведующий отделом пропаганды Эйдман, председатель губисполкома Шлихтер и т.д.). И у Кронштадтского восстания был антиеврейский характер, и в Москве тогда же были забастовки рабочих с лозунгами "Долой коммунистов и евреев!"[261]...

Поэтому "борьба с антисемитизмом" сразу же стала важной частью карательной политики большевиков. Уже в апреле 1918 года был опубликован циркуляр с предписанием пресечь «черносотенную антисемитскую агитацию духовенства, приняв самые решительные меры борьбы с контрреволюционной деятельностью и агитацией». А в июле – подписанный Лениным всесоюзный декрет Совнаркома о преследовании антисемитизма: «контрреволюционеры во многих городах, особенно в прифронтовой полосе, ведут погромную агитацию... Совнарком предписывает всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона»[262], что означало расстрел. (И в принятом в 1922 году Уголовном Кодексе статья 83 предписывала за "разжигание национальной вражды" кару до расстрела.)

"Антисемитский" декрет начал применяться вкупе с принятым тут же (5 сентября 1918 года) декретом о "красном терроре" – в ответ на покушение еврейкой Каплан на Ленина и убийство евреем Канегиссером председателя Петроградского ЧК М. Урицкого. (Странно, что теракты произошли в один и тот же день и что Каплан тут же уничтожили без следствия, как и Канегиссера, но его ортодоксально-иудейскую семью выпустили из тюрьмы за границу[263]. Учитывая вышеописанные разногласия в большевицкой верхушке, тут не исключена многоцелевая провокация.)

В числе известных деятелей первыми жертвами этих двух объединенных декретов стали протоиерей Иоанн Восторгов (обвинен в совершении службы святому младенцу Гавриилу Белостокскому, от жидов умученному), епископ Селен­гинский Ефрем (Кузнецов), ксендз-"антисемит" Люто­станский с братом, Н.А. Маклаков (бывший министр внутренних дел, предлагал Царю в декабре 1916 года разогнать Думу), А.Н. Хвостов (лидер фракции правых в IV Думе, бывший министр внутренних дел), И.Г. Щегловитов (министр юстиции до 1915 года, покровитель "Союза русского народа", один из организаторов следствия по "делу Бейлиса", председатель Государственного Совета) и сенатор С.П. Белецкий (бывший глава Департамента полиции).

Отождествляя антисемитизм с контрреволюцией, большевики и сами отождествляли свою власть с еврейской. Так, в секретной резолюции Бюро ЦК ВЛКСМ "По вопросу о борьбе с антисемитизмом" от 2 ноября 1926 года отмечалось «усиление антисемитизма», которое используется «антикоммунистическими организациями и элементами в борьбе против соввластей»[264]. Ю. Ларин (Лурье), член президиума ВСНХ и Госплана, один из авторов проекта передачи Крыма евреям и «один из инициаторов кампании против антисемитизма (1926–1931)»[265], посвятил этому целую книгу – "Евреи и антисемитизм в СССР". Он определил «антисемитизм как средство замаскированной мобилизации против советской власти... Поэтому противодействие антисемитской агитации есть обязательное условие для увеличения обороноспособности нашей страны» (выделено в оригинале), – констатирует Ларин и настаивает на применении ленинского декрета 1918 года: «Ставить "активных антисемитов вне закона", т.е. расстреливать»[266]... В конце 1920-х годов только в Москве примерно каждые десять дней проходил суд за антисемитизм[267]; судить могли за одно только произнесенное слово "жид".

Еврейское влияние в СССР достигло апогея к середине 1930-х годов. Помимо их ведущей роли в партийно-правительственных и карательных органах, следует отметить, что в Московской организации Союза писателей в 1934 году было 35,3 % евреев[268] (примерно столько же и в других творческих союзах); на тысячу евреев было 268 со средним образованием и 57 с высшим, тогда как у русских соответственно 81 и 6 человек[269]. Евреи с полным правом могли считать, что это "их страна", в которой они стали привилегированным слоем, основавшим свое господство на уничтожении и эксплуатации русских. Как раз на эти годы приходятся два новых спаренных акта геноцида русского народа: коллективизация (с искусственным голодом) под руководством наркома земледелия Яковлева-Эпштейна и "безбожная пятилетка" под руководством Ярославского-Губельмана, уничтожившие не менее 10 миллионов наиболее трудолюбивых православных крестьян.

К этому времени можно с гораздо большим основанием отнести фразу Ленина, произнесенную им в конце гражданской войны: «Россия завоевана большевиками»[270]. То есть оккупирована, ибо подлинно гражданской войны (идущей внутри одного народа) в России не было: была истребительная война богоборческой интернациональной партии, поддерживаемой мiровой закулисой и возглавляемой евреями, против сопротивлявшегося им русского народа.

Такое участие евреев в богоборческой власти сами они объясняют былыми ограничениями в "антисемитской" царской России. Но все же не это было первопричиной; как уже было показано, ограничения прав антихристианской религии были нужны, чтобы не терять в обществе истинных критериев добра и зла и не позволять сатанизму маскироваться под одну из многих традиционных конфессий. Истинная причина конфронтации еврейства с православной Россией – антихристианство в духе "Шулхан аруха" – и проявилась в годы революции, лишившись былых ограничений. Не удивительно, что совершенно особенную роль еврейский состав большевицкой власти сыграл в ее гонениях на Русскую Православную Церковь, которая подверглась такому террору, как ни одна другая конфессия.