Иоанн Кронштадтский и Александр Введенский

 

Совсем иначе видели отца Иоанна Кронштадтского натуры артистические, впечатлительные. Находясь рядом, они начинали испытывать необыкновенное беспокойство.

Поэт Константин Михайлович Фофанов, попавший однажды в алтарь во время службы Иоанна Кронштадтского, вспоминал: «И слова выговаривал он резко, отрывисто, точно убеждал, точно приказывал, или, вернее – настаивал на своей просьбе. “Держава моя! Свет мой!”, – восклицал он, поднимая руки со слезами в голосе, и вдруг, мерцая драгоценною митрою, падал ниц».

Знаменитого юриста А. Ф. Кони отнести к ревнителям церковной службы трудно, но тем не менее его почему-то очень смутила свободная манера литургического служения Иоанна Кронштадтского.

«Служение его совершенно необычное, – писал он, – он постоянно искажал ритуал молебна, а когда стал читать Евангелие, то голос его принял резкий и повелительный тон, а священные слова стали повторяться с каким-то истерическим выкриком: “Аще брат твой спросит хлеба… и дашь ему камень, камень дашь ему! Камень! И спросит рыбы, и дашь ему змею, змею дашь ему! Змею! Дашь ему камень и змею!”. Такое служение возбуждало не благоговение, но какое-то странное беспокойство».

А для некоторых встреча с Иоанном Кронштадтским становилась настоящим испытанием. Повышенная эмоциональность проповеди всероссийского батюшки – порою он обливался слезами – произвела сильное впечатление на юного витебского гимназиста Александра Введенского. Служба, которую совершал Иоанн Кронштадтский, так поразила его, что ему захотелось стать таким же.

Само по себе пожелание благое, но – увы! – порывистый Введенский озаботился усвоить лишь манеры всероссийского батюшки, а не сущность его святости. Будущему вождю обновленчества хотелось вести себя подобно святому, не будучи святым, не утруждая себя работою над собой…

Из этого и не могло ничего получиться, кроме обновленчества.

В помрачении дерзостной гордыни ставший протоиереем Александр Иванович Введенский решил заменить внутреннее личностное делание борьбой за внешнее переустройство церкви, чтобы удобнее было осуществляться в ней.

Другое дело сам Иоанн Кронштадтский…

Все те необычные жесты и необыкновенные интонации, которые кое-кто принимал за театральность, за актерское самовыражение, были лишь внешним выплеском гигантского напряжения сосредоточенной молитвы кронштадтского пастыря.

«Когда отец Иоанн молился, чувствовалось, что он именно говорит с Богом, как бы воочию Его перед собой видя. Он требовал, умаливал, упрашивал»…

«Надо было видеть отца Иоанна в алтаре за литургиею, чтобы понять, как осязательны были для него те тайны, в которые мы верим так холодно и косно»…

 

ДОНОС

 

Однажды Иоанна Кронштадтского обвинили в том, что он нарушает церковный Устав, совершая службы в неподобающих местах.

Митрополит Исидор прочитал письменную жалобу, запер ее в свой письменный стол и вызвал отца Иоанна и жалобщиков. Когда все собрались, митрополит вынул жалобу из стола и, к своему великому изумлению, увидел, что на листе бумаги ничего не написано.

Митрополит в недоумении спросил у отца Иоанна, что бы это значило.

Батюшка помолился, и по молитве его текст жалобы снова появился на листке.

Митрополит Исидор разорвал тогда жалобу.

– Служи, батюшка, где хочешь! – сказал он отцу Иоанну.

 

БЕСОВ БАТЮШКА ТОЖЕ ВИДЕЛ

 

Однажды отец Иоанн ехал с игуменьей Леушинского женского монастыря Таисией в коляске по набережной Невы. Около Николаевского моста они поравнялись с похоронной процессией.

– Как страшно умирать пьяницам! – перекрестившись, сказал отец Иоанн.

– Вы знали покойного? – спросила игуменья, полагая, что батюшка говорит о пьянстве покойника, узнав кого-то из родственников, шедших за гробом.

– Нет, – ответил отец Иоанн. – Я вижу этих людей в первый раз…

– А почему вы решили, что покойный пил?

– Я вижу, матушка, бесов, радующихся о погибели души пьяницы…

 

БЕСЫ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

 

Не только бесов пьянства ясно различал Иоанн Кронштадтский своим просветленным молитвами и самозабвенным служением Богу зрением… Ясно видел он и бесов революции.

 

Иоанн Кронштадтский и Таисия Леушинская

 

«Отчего многие русские интеллигенты ненавидят Россию? Отчего желают ей зла и злорадствуют о ее неудачах? – спрашивал он. – Оттого, что они отвергли учение Матери своей Церкви… Дети и юноши вообразили сами себя начальниками и вершителями своей судьбы; браки потеряли для многих всякое значение, и разводы по прихоти умножились до бесконечности; многие дети покинуты на произвол судьбы неверными супругами; царствует какая-то бессмыслица и произвол…»

Однажды, во время литургии в Андреевском соборе, выйдя из царских врат с чашей со Святыми Дарами, отец Иоанн Кронштадтский увидел студента, который закуривал папиросу от лампады перед иконой Спасителя.

Какое-то помрачение напало тут на окружающих. Все видели совершающееся богохульство, но остолбенение сковывало члены, никто не мог сдвинуться с места.

– Что ты делаешь?! – обращаясь к негодяю, сказал Иоанн Кронштадтский.

Студент вместо ответа подскочил к батюшке и так сильно ударил его по уху, что Святые Дары расплескались по каменному помосту.

Отец Иоанн перекрестился.

– Ударь меня еще раз! – сказал он.

Слова батюшки своим евангельским отзвуком прорвали обмороченность, сковавшую народ. Очнувшись, прихожане схватили мерзавца и не позволили ему нанести второй удар святому.

Камни с помоста, на которые попали Святые Дары, были потом вынуты и брошены в море.

 

СОБОР ИОАННА КРОНШТАДТСКОГО

 

Можно было утопить в море камни пола, обагренные Святыми Дарами, но что было делать с брошенными в народ камнями революционного зла?

За свою жизнь Иоанн Кронштадтский участвовал в строительстве и возрождении множества церковных соборов, но об одном из них нужно сказать особо. Ведь благодаря созданию этого Собора и удалось всероссийскому батюшке, несмотря на многочисленные нападения бесовской силы, спасти наше Отечество в смуте первой русской революции.

Доморощенных врагов России и заграничных любителей кровавой революционной жизни смело тогда мощное движение русского народа, которое благословил Иоанн Кронштадтский.

Он превратил русское движение в Собор и сам стал голосом этого Собора. Подобно набатному колоколу звучал его голос…

«Если не будет покаяния у русского народа, конец мира близок! – предостерегал тогда всероссийский пастырь. – Бог отнимет у него благочестивого царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».

Сколь дивным был воздвигнутый Собор, свидетельствовал очевидец, Павел Александрович Крушеван.

«Помню первый митинг Союза русского народа, – вспоминал он. – Он состоялся в Михайловском манеже. На митинге собралось тысяч двадцать народа… Это были величественные и потрясающие минуты народного объединения, которых никогда не забудут те, кому довелось пережить их. Все грани, все сословные и социальные перегородки исчезли; русский князь, носящий историческую старинную фамилию, стоял бок о бок с простолюдином и, беседуя с ним, волновался общими чувствами; тут же в толпе был и известный государственный деятель, были генералы, офицеры, дамы… Но над этой пестрой массой, сливая ее в одно существо, властно царила одна общая душа, душа народа, создавшего одно из величайших государств в мире»…

Это собрание и было Собором Иоанна Кронштатского…

Силой этого Собора, этой силой общей души народа, создавшего одно из величайших государств в мире, и была сметена в декабре 1905 года троцкистская бесовщина.

 

НАПАДЕНИЕ

 

Темные силы давно уже ополчились на Иоанна Кронштадтского, донимая его клеветою, но когда он благословил деятельность Союза русского народа, начались и пострашнее нападения на батюшку.

Известен рассказ молочницы Надежды с Тимофеевской улицы, у которой Иоанн Кронштадтский исцелил мужа от пьянства. Надежда превратилась в помощницу батюшки и иногда сопровождала его в карете к больным. Однажды богатые люди упросили ее привезти батюшку к ним, поскольку у них якобы был трудный больной. Надежда передала просьбу батюшке.

– На заклание меня повезешь? – спросил тот в ответ.

Надежда испугалась этих слов, но ничего не поняла. В карете сидели еще две женщины, которые оберегали батюшку, они тоже не поняли слов, сказанных отцом Иоанном, и кучеру велено было ехать по адресу, названному Надеждой.

В дороге батюшка еще два раза повторил про заклание, и потом произнес: «Господи, да будет воля Твоя».

Приехали в очень богатый дом. В столовой был сервирован стол, заставленный всевозможными закусками.

– А где больной? – спросил батюшка.

Ему показали на комнату, и отец Иоанн вошел в нее.

Женщины, сопровождавшие отца Иоанна, хотели зайти следом за ним, но перед ними захлопнули дверь, защелкнув ее на замок.

Между тем из-за двери послышалась возня, женщины перепугались. Двое начали стучать в дверь, а третья побежала за кучером. Кучер, вбежав в помещение, со всей силы плечом ударил в дверь и сломал замок. Страшная представилась картина.

Отец Иоанн Кронштадтский лежал поперек кровати, на нем были подушки, а на них сидели три изувера с ножами, а по полу текла кровь.

Отшвырнув злодеев, кучер взял отца Иоанна на руки и отнес в карету. У батюшки были сильные порезы в паху.

Когда Иоанн Кронштадтский пришел в себя, он строго запретил кому-либо говорить об этом, чтобы не было погромов.

В газетах на другой день было объявлено, что батюшка болен…

«Вот все, что мне по секрету передала Надежда. Простите. Инокиния Евфросинья Туликова. Белград»[60].

 

МОЛИТВЫ ЗА РУССКИЙ НАРОД

 

«Господи, спаси народ Русский, Церковь Православную, в России погибающую: всюду разврат, всюду неверие, богохульство, безначалие! Господи, спаси Самодержца и умудри его! Господи, все в Твоих руках, Ты – Вседержитель».

Эту молитву Иоанн Кронштадтский составил вскоре после совершенного на него покушения.

Удивительная молитва.

Еще удивительнее, как перекликается она с записанными сразу после отречения словами самодержца, императора Николая II: «2 марта 1917 года. Четверг… В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!».

Тут надо вспомнить, как молился святой праведный Иоанн Кронштадтский.

«Внемли, о иерей Божий! – записывал он в “Дневнике”. – Тебе приходится часто разговаривать с Богом по готовым молитвенным образцам; да не ульстиши языком твоим, устами говоря одно, а на сердце имея другое, или говоря и не сочувствуя тому, что говоришь или о ком молишься: да не будет в тебе этого диавольского лукавства и двоедушия, но сердцем и устами молись Вседержителю Богу, испытующему сердца и утробы».

Сердцем и устами молился сам Иоанн Кронштадтский, и поэтому-то и достигала его молитва Небесного Престола.

«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится Имя Твое в России! Да будет воля Твоя в России! Ты насади в ней веру истинную, животворную! Да будет она царствующей и господствующей в России…»

Никакого двоедушия не было в молитве Иоанна Кронштадтского, и молитва эта проникала в последнего русского государя и продолжалась уже в самой его мученической жизни…

Дневниковые записи его неопровержимо свидетельствуют об этом.

«2 (15) марта 1918 года. Вспоминаются эти дни в прошлом году в Пскове и в поезде!

Сколько еще времени будет наша несчастная родина терзаема и раздираема внешними и внутренними врагами? Кажется иногда, что дольше терпеть нет сил, даже не знаешь, на что надеяться, чего желать?

А все-таки никто как Бог!

Да будет воля Его святая!»