Часть 1. 2013–2014. Годы несбыточных надеж

Привет, это Навальный

О чем эта книга

В книге под названием «Привет, это Навальный» Серуканов рассказывает «политический» путь оппозиционера. По словам экс-юриста, еще в 2013 году блогер решил взять курс на «единоличное правление большим оппозиционным кораблем».

«Его целью было стать королем оппозиции, человеком с непререкаемым авторитетом. Человеком, которому никто не рискнет кинуть вызов, и человеком, который мог бы победить любого на оппозиционном поле», — пишет Серуканов. По его словам, в 2018 году в оборот даже войдет термин «выжженная земля», означающий, что цель — сломать все вокруг.

«Есть только "мы" и "они", причем если "мы" — понятие узкое, включающее Алексея, его проекты и сторонников, то "они" — это легион, состоящий не только из чиновников из "партии жуликов и воров", но даже и коллег по оппозиционному движению, не согласных признавать Навального единственным и безальтернативным кандидатом от протестных сил», — отмечает Серуканов.

Он признается, что был очарован блогером в начале его политической карьеры. По словам юриста, он казался «политиком новой формации» — сильным, открытым, европейским — и выстраивал структуру с «невиданным» форматом — Фонд борьбы с коррупцией. Казалось, что Навальный вырос, он «больше не в коротких штанишках красно-коричневого националиста», перестал быть правым или левым, отмечает Серуканов.

«Сегодня, в 2018 году, становится очевидно, что Алексей на протяжении пяти лет постоянно менял свою идеологическую платформу, а уже ближе к 2016 году стало ясно, что у Алексея ее вообще нет. Его нельзя назвать ни левым, ни правым, ни центристом. Он популист. Популист, чья партия существует без внятной программы и "заточена" только на него персонально. Навальный — человек, у которого нет долгосрочного плана, политик, который может быть и леваком, и дружить с "фашиствующими" элементами, а назавтра сидеть с радикальным антифашистом Алексеем Гаскаровым и пить чай. Навальный в этом плане — человек всеядный», — уверен его бывший юрист.

Серуканов рассказал, как встречался в апреле 2013 года с Ильей Пономаревым, который тогда был депутатом Госдумы от «Единой России». По его словам, Пономарев на той встрече сказал пророческую вещь: «Вы знаете, я, конечно, считаю Алексея Навального своим политическим другом, но в нем сидят задатки абсолютного тирана. Если этот человек возьмет власть, то свободы больше не станет, он будет очень императивным вождем и никому спуску не даст, он будет укреплять прежде всего себя».

Когда возникло дело «Кировлеса», оппозиции казалось, что «режим» таким образом борется именно с Навальным. Тогда его поддерживало, по словам Серуканова, огромное количество мелких незарегистрированных партий, левых, правых. Позже блогер «будет топить все эти маленькие движения, они пропадут, и их размоет, как следы на песке».

Серуканов познакомился с Навальным в поезде Москва — Киров, когда ехал поддержать своего кумира. Блогер ехал в отдельном купе, а не со всеми в плацкарте.

«Алексей всегда оставался абсолютным VIP, хотя поначалу казался "своим парнем"», — отмечает Серуканов.

Именно в Кирове сформировалось ближайшее окружение блогера. Митинги в поддержку Навального вел Николай Лякин. Он заводил толпу, общался с западной прессой. Блогер также раздавал интервью направо и налево. Его приближенные вели себя, по словам Серуканова, надменно, особенно выделялись Георгий Албуров и Владислав Наганов, им кружила голову «близость к телу».

Что касается Албурова, тот, по словам Серуканова, «был посвящен во все тайны, очень многие заказные расследования проводились через него: пиар-акция против МТС, против того же Шувалова».

«Расследование против Чайки, которое якобы проводил Албуров, на самом деле было неизвестно откуда взято уже в готовом виде, а над формой подачи просто поколдовали другие отделы ФБК», — сообщил экс-юрист Навального.

Часть 1. 2013–2014. Годы несбыточных надеж

 

Часть 2. 2015-2016. Революция, которой не было

 

Глава 3. Казус Туровского

Александр Туровский был штатным «ночным волонтером», то есть сотрудником на окладе, официально трудоустроенным в специально под выборы зарегистрированном на имя Леонида Волкова фонде по поддержке средств массовой информации «Пятое время года». Туровский всегда отличался исполнительностью. Он прошел с командой не одну кампанию. Лучшей кандидатуры, чтобы доверить помещение штаба на ночь, было не найти.

Помимо неприятностей с местным ЧОПом определенные сложности создавали и волонтеры. Бывало, что в три часа ночи к дверям штаба нагрянет молодая парочка, «опоздавшая на метро» и желающая «просто переночевать», или праздная компания столичных кутил, считающая, что у «Нэвэльного» вполне себе можно продолжить веселье. Туровский вежливо и без конфликтов объяснял подобным персонажам, что это штаб, а не дискотека или бесплатный хостел. Незаметная, но требующая большой внимательности и ответственности работа, которую высокое начальство предпочитало не замечать, а просьбы нанять специальных охранников - просто игнорировать.

Опасения Леонида Волкова по поводу специальной охраны для штабы были тоже понятны. Не особо лояльные люди, непонятно каких политических взглядов, нанятые на коммерческой основе, в какой-то момент могли сказать что-то лишнее. С учетом того, в каком состоянии находилась кампания и какими методами она велась, рисковать начальство не хотело, да и лишний раз тратить финансы никто не собирался: всё шло на пыль в регионах и сомнительные пиар-акции, только черный хайп давал новые донаты.

В воздухе чувствовалось напряжение. Плохо проведенный субботник грозил московской команде отставкой. Она все еще раздражала Волкова своей монолитностью и «излишним идеализмом» при отсутствии слепой лояльности. Вечером, за день до захвата штаба, Николай Ляскин был особенно беспокойным, видимо чувствовал скорую развязку нехитрой операции «миллион газет в штабе». Никаких дополнительных мер по защите помещения предпринято не было, все как будто не понимали созданной опасности. Дальше случилось то, что должно было случиться. Только вот крайним оказался рядовой Туровский.

Очень предсказуемо и ожидаемо в ночь на 6 июля в штаб ворвалась объединенная группа силовиков, ЧОПа и представителей собственника. Одинокий Туровский находился во внутренней комнате, все наружные двери были надежно закрыты, группа захвата ворвалась с черного входа, который был смежным с соседними помещениями и завален хламом. Туровского избили. Били ногами и руками, уложили на пол, умышленно не давали встать, чтобы оценить ситуацию и собрать вещи, позвать на помощь. Но все эти подробности неравнодушная к ситуации часть команды узнала намного позже, уже на суде.

Захват штаба и изъятие всей агитации никого тогда не удивили, наоборот, все в кампании к этому, казалось, и стремились. Цепляться за помещение без света и без разрешения от собственника было нерационально, выгоднее было его «слить» через неимоверный хайп в прессе под годным соусом «отобрали огромный тираж, а ведь какие были планы». Всё действительно шло как по нотам. Кроме одного казуса — как раз с Александром Туровским.

Примерно в 10 утра 6 июля обнаружилось, что штаб захвачен, на окнах новенькие решетки, замки сменены, у входа ЧОП собственника помещения, внутри активно работают какие-то люди. У меня сразу встал вопрос, что с нашим человеком, где он находится и что ему угрожает. Руководству же было не до этого.

Специальная группа канала «Навальный LIVE» оперативно выехала для ведения прямого эфира с места событий. Пул всевозможной лояльной прессы был тут как тут, оповещение сработало идеально. Полетели стримы, эфиры, неистовое количество воинственных твитов от кого только можно.

Волков сам поспешил на место событий. Выдерживая скорбную мину от такой неожиданной утраты проблемного помещения и невероятных для кампании объемов агитационного материала, он только и рассказывал про это СМИ. Не залезая в гущу событий, он вальяжно встал возле набережной и запустил конвейер громких заявлений. Про то, как волонтеры раздали бы миллион газет в ближайший субботник, «кровавый режим», «беспредельщика»-собственника и самую настоящую кампанию на свете.

Непосредственно у дверей штаба началось еще одно шоу: мы вызвали специального человека с «болгаркой», который на потеху сторонникам и прессе должен был вскрыть дверь в помещение, которое нам и не принадлежало. ЧОП не давал этого сделать, началась публичная полемика. Инфо-поводы шли в сеть нон-стоп. Кампания ожила, пусть и временно. Телефоны не успевали отсчитывать ретвиты и просмотры.

Чуть позже, там же на набережной, состоялся примечательный разговор между Волковым и Ляскиным. Волков строго выяснял, удалось ли спасти материалы, которые он в таком громадном количестве сам распорядился доставить в самую опасную точку - в публичный штаб. Потом поступило дежурное требование найти новый штаб и провести субботник «как можно более ярко и публично». Дополнительного перевода такое указание не требовало - необходимо продолжать хайп, пусть и «на крови», что называется. Как увлекающийся, но не знавший уже долгое время успехов человек, Волков не хотел упускать новый шанс.

Про Александра Туровского в те моменты просто забыли, как это бывает у нерадивых начальников с рядовыми во время боевых действий. Сначала бытовала версия, что он внутри, потом от охранников стало понятно обратное. Ляскин равнодушно отнесся к пропаже сотрудника, было некогда, резонанс шел приличный, да еще начальство рядом. Я начал напрягать штабного юриста Дмитрия Волова, надо признаться, очень ленивого и безответственного человека, чтобы он обзвонил все ближайшие ОВД, срочно нашел адвокатов в помощь. От присутствовавших на месте местных полицейских начальников после долгих препирательств удалось узнать, что есть один задержанный в Пятницком ОВД. Туда отправили адвоката, а через какое-то время на связь вышел и сам Туровский. Он действительно был в ОВД, полицейские готовили материалы и собирались везти его в суд.

Параллельно продолжался цирк у закрытого штаба. За тщетными, но смешными попытками с «болгаркой» последовало героическое заявление для сторонников о дальнейшей работе штаба. Чтобы не упустить накал от скандальности ситуации, было решено продолжить работу в буквальном смысле в ближайшей к офису арке. В арке воняло мочой, местами было очень сыро и ветрено, но собравшимся школьникам такая развязка пришлась по душе. Не против были и завсегдатаи уличных «стояний», которые традиционно присоединялись к таким странным сборищам. Для наибольшей мобилизации кинули клич в твиттер - везите, дорогие ребята, одеяла и мебель. Через пару часов несчастные, замерзшие сотрудники штаба сидели в разноцветных пледах за потертой советской мебелью, которую подвез один радушный волонтер. Сидели для фото для разгона в Интернете — о нормальной работе в грязной арке и речи быть не могло.

Представляю эмоции собственника здания в тот момент. От происходящего сумасшествия неподготовленный человек мог легко впасть в неадекватное состояние. Я понимал всю недобросовестность нашего поведения, но таковы были правила игры: малейшее мое возмущение привело бы, извините, к пинку под зад. Еще теплилась надежда, что наступит осень и дела в кампании могут наладиться. Опять же процесс верификация будущих подписей запустится, да и сторонники «с дач вернутся». Блажен, кто верует…

Туровского ближе к обеду наконец-то доставили в суд. Впрочем, доставили — это громко сказано. Двое полицейских под самым натуральным конвоем повели волонтера до суда пешком, без шнурков, но не забыв при этом про наручники, что смотрелось совершенно по-варварски. При беглом осмотре у Александра сразу обнаружились побои. Большая гематома на скуле, множественные шишки на голове, еще и обезвоживание организма после заточения в ОВД. Оказалось, что штаб захватили на рассвете, примерно в 5.00. Примерно с 6.00 и до двух пополудни пленный сотрудник сидел без еды, воды и связи с внешним миром.

В коридоре суда я увидел перед собой очень уставшего, поникшего и избитого человека. Надо было срочно принимать меры, в противном случае суд «укатал» бы Туровского суток на десять в спецприемник, куда ему в столь болезненном состоянии было никак нельзя. Из руководства штаба в суде никого не было. Ляскин остался наводить уют в арке, Волков никакого внимания к ситуации совершенно не проявил, хотя находился в трехстах метрах от суда. От федерального штаба подошла только группа «Навальный LIVE». Никаких вам групп поддержки в коридоре суда, как это бывает с фондовскими бонзами, когда их судят в менее стрессовой ситуации. Подошли только молодые активисты, которым стало скучно у закрытого штаба, да несколько простых сотрудниц московского штаба, искренне переживавших за ситуацию.

Было решено срочно эвакуировать Туровского до начала заседания. Растерянная адвокат не знала, что делать в этой ситуации, и никакой спасительной инициативы проявлять не собиралась. Тогда я сам вызвал скорую помощь и отвел пострадавшего к приехавшей машине. Растерявшиеся было полицейские тоже поспешили нырнуть в карету. Началось неприятная, но традиционная для таких случаев полемика с приехавшими врачами и давящими полицейскими. Врачи оказались профессионалами и повезли Александра в НИИ Склифосовского.

Там Туровского не хотели госпитализировать, несмотря на прямые медицинские показания. Поднялся скандал. Массово подключилась лояльная пресса, и в этот момент ситуацию соизволили заметить в федеральном штабе. Лично у меня сложилась очень гнетущее внутреннее ощущение, что мы с группой близких юристов находимся в отдельном мире, в одиночку бьемся за своих сотрудников, что нет никакого федерального штаба, великих публицистов Волкова, Жданова, Албурова, Соболь, которые как будто не размениваются на маленькие трагедии. Черствость к неизвестным людям была очевидна всем причастным. Более того, под самый вечер, когда наша группа юристов из «Прогрессивного права» добилась, чтобы пациента оставили хотя бы на ночь, центральный штаб стал «сливать» ситуацию. Случай вызвал большой резонанс, многие столичные активисты, в частности из «Протестной Москвы», хотели приехать к «Склифу», провести пикеты, но мне было дано четкое указание: не надо нагнетать, пусть всё идет свои чередом. У меня был шок. Из шока вывел мудрый Николай Ляскин, который поздно ночью приехал к «Склифу» и пригласил на утренний «Кактус», освещать ситуацию. Единственный из руководства и известных лиц кампании, кто оказался человеком в этой непростой ситуации и снял напряжение.

Туровский звонил мне ночью. Жаловался, что с утра его точно выпишут и повезут в суд, Полицейские всё время были рядом и своим поведением выражали недовольство вынужденной ночью в больнице. С утра на YouTube-шоу «Кактус» вместе с Ляскиным мы как могли осветили ситуацию и призвали всех приезжать на суд к Туровскому. Нужен был резонанс, только массовое общественное внимание и СМИ могли помочь человеку, не по своей воле оказавшемуся в тяжелой ситуации. Я мысленно возвращался назад и анализировал всю тактическую пошлятину, которую ловко провернул Волков нашими руками и нашими же человеческими переживаниями. Специально присланные миллионные тиражи агитки, в десятки раз преувеличенные объемы планов на субботник, прозябание в чужом помещении назло собственнику — операция удалась! А Туровский теперь просто щепка, необязательное дополнение к публичному успеху, побочный эффект.

Днем 7 июля состоялся суд. Фонд учел резонанс и отправил туда троих адвокатов. Комичная ситуация. Почему именно троих и в чем особая эффективность в этом для административного процесса? Ни в чем. Надо было спасать лицо, бывалые аппаратчики из Фонда борьбы с коррупцией учли раннюю невнимательность к случаю, который вопреки всему стал резонансным, и решили-таки прикрыть свою пятую точку перед прессой и возможной реакцией Алексея Навального, у которого в этот день как раз заканчивался очередной административный арест. Навальный никогда не страдал заботливой внимательностью к отдельным человеческим случаям, но Жданов решил не рисковать, тем более, что один из адвокатов был его давнишний приятель, которому он регулярно подкидывал халявную работку, в том числе и в злополучный день 26 марта. Вероятно, всё это делалось не без финансовой отдачи, в простонародье называемой «откатом», потому что гонорары у адвокатов ФБК были немаленькие, а работа несложная, без особых требований и ожиданий от результата.

Небольшой зал был набит битком, от федерального штаба и руководства не было никого. Из сотрудников присутствовал только я и девчонки из московского ресепшена, которые просто олицетворяли собой человечность и не прониклись разрастающейся корпоративной бездушностью. Процесс шел стандартно, адвокаты умудрялись давать друг другу высказаться, но было видно, что их количество доставляет им самим один дискомфорт. Пресса была на любой вкус. Кто-то из репортеров уместно пошутил, что здесь камер больше, чем будет на встрече Навального. Навальный выходил примерно в то же время, как должно было начаться заседание. Многие пишущие и снимающие СМИ ждали его в суде. Казалось абсолютно логичным, что кандидат должен приехать по такому, абсолютно нерядовому случаю, который взбудоражил всю неравнодушную общественность чередой несправедливости к обычному сотруднику штаба. Могла получиться очень человечная и красивая история — не про мифические горизонты побед, а про правильное отношение политика к своему стороннику, здесь и сейчас.

Навальный не удивил. Он позвонил Туровскому еще до начала суда и отпустил в его адрес пару дурных дежурных шуток из разряда «чувак, как дела, 30 суток еще никому не помешали, ничего страшного». Монолог длился секунд 15. После этого диалога больше Навальный о Туровском не вспоминал до момента публичного выступления последнего, да и то сугубо из необходимости внушить толпе, кто враг и с кем дружить не стоит.

Суд признал обвиняемого виновным и назначил штраф в 500 рублей. Полицейским всё сошло с рук. Присутствовавшая на суде семья Александра сильно перенервничала, ажиотаж вокруг заседания сказался. Дальше Туровскому дали «отпуск», Любовь Соболь его пригласила в «Кактус» на 20 минут и на этом всё. Только Николай Ляскин как глава московского штаба иногда спрашивал меня, «как там Саша».

Интересно, если бы Александр с самого начала понимал, какой опасности его подвергли собственные руководители в погоне за хайпом и ростом донатов, дежурил бы он ночами в том злополучном штабе без света? Легче всего обманывать людей, которые верят в изменения и живут благими намерениями. Пока таких «туровских» бьют и задерживают, кто-то благополучно сколачивает себе политический капитал и «греет воздух» перед таинственными инвесторами. И всё это под пахучим соусом борьбы за «прекрасную Россию будущего». Соусом, который мы добровольно подавали к самой настоящей лапше.

 

***

К 8 июля все теневые задачи «субботника» были практически реализованы. Большой информационный бум случился, истерия в прессе по поводу помещения штаба и газет прошла на ура. Оставалось только провести, собственно, сам «субботник». Штаб всё неплохо подготовил. Как и просил Волков, формула была подобрана под максимальное количество контента с улицы.

Предварительная карта агитационных точек была заполнена группами волонтеров практически полностью. Всего было около двухсот точек, с мини-группами по 2-3 человека на каждую. Все точки были привязаны к станциям метро. Просто и удобно для волонтеров, упрощает любую логистику и работу медиа-групп, но всячески «палит» перед органами, что всегда чревато проблемами и задержаниями.

На кону стояла важная статистика и милость «Леонид Михалыча» Волкова, который продолжал точить зуб на московскую команду, говоря с ее сотрудниками по-чиновничьи через губу. Московский штаб, несмотря на всю свою передовую экспериментальность и опыт, продолжал оставаться ресурсной окраиной. Многие материалы приходили в Москву только после регионов, чувствовался дефицит в офисной технике, важнейший процесс по верификации подписей сторонников запустился в Москве чуть ли не по остаточному принципу, гораздо позже многих регионов.

Помимо фундаментальной черты Волкова включать, где этого совершенно не требовалось, ручное управление и пропускать процессы через собственное эмоциональное восприятие, в минус Москве играла и близость к Леониду некоторых региональных координаторов. Прежде всего, это был «верный Паспарту» (те, кто постарше, наверняка помнят карлика из «Форта Боярд», который бегал за ведущим и подносил ему ключи) Олег Снов, имевший постоянный доступ к Волкову и льстивший своему патрону с совершенно неприличным энтузиазмом. Выходец из прямых продаж, хитрый и вертлявый, всегда около руководства, мастер вставить свое слово на любой летучке, Снов заслужил искреннюю нелюбовь старых сотрудников. Олегу идеально подходило определение «приживала». Его несомненным талантом было изображать бурную деятельность на ровном месте и оставаться невозмутимым в щекотливых ситуациях. Он быстро усвоил простые аксиомы кампании, которые ласкали глаз начальству в сетях - про самую лучшую кампанию, про «мы не сдадимся», про сеть штабов по всей стране и про «власть нас боится». Аксиомы были известны всем, но не каждый мог так настойчиво «форсить» их по поводу и без. Олег Снов вот мог и потому быстро завоевал любовь Волкова. Паразитировать на более сильном политике было не впервой опытному Олегу, уже прошедшему горнило партии «Демократический выбор» и ставшего верным вассалом ее тогдашнего лидера Владимира Милова. По оппозиции даже ходила забавная легенда: однажды Милов затеял дома ремонт и, как водится, решил сэкономить деньжат на рабочих. Дело встало на ванной комнате. Находчивый Снов решил и здесь угодить боссу, взявшись сколотить из партийной молодежи бригаду ремонтников. Никто не соглашался, и Снов взялся за укладку ванной плитки собственноручно, за что заслужил скверную кличку «политический таджик».

Вот такие ребята стали ходить у Волкова в записных фаворитах, образовав целую плеяду работников штаба. Олег Снов и Александр Тагиров, о котором уже упоминалось выше, являясь федеральными координаторами регионов, контролировали таким образом больше половины всех региональных штабов. Естественно, они пытались тащить «своих», укреплять позиции в Москве на будущие перспективы, что не могло не сказываться на реальном распределении ресурсов. Волков слушал свою новую команду и потому львиный приоритет уходил в «блатные» регионы, которые курировали его вассалы. На глазах зарождался новый клан «волковцы»: в него вошли команда Милова, получившая целую квоту на должности в федеральном штабе, и часть регионалов, обделенных вниманием ФБК, но наделенных амбициями. «Волковцы» долгое время хотели установить контроль и над московским штабом, но безуспешно. В итоге, осенью они пойдут ва-банк и с помощью подковерных интриг добьются перевода в Москву своего приятеля Сергея Бойко, который сменит Николая Ляскина и всю не желавшую капитулировать московскую команду.

Ещё одним фактором, который действовал против московского штаба кампании, была новая навальновская тенденция «развивать регионы». Еще со времен убиенной «Демократической коалиции» в среде оппозиционных управленцев ходила простая директива: крупным инвесторам нужны публичные движения в регионах. В 2014-2015 годы это были регионы рядом с Москвой, чуть позже география существенно расширилась. Ярким примером здесь может служить бессмысленная, но широко распиаренная Навальным избирательная кампания Георгия Албурова в Магадане в 2015 году. Никто тогда не мог понять причин такого странного выбора: объяснения самого Навального про Владимира Пехтина звучали тоже неубедительно даже для неискушенных сторонников. (Против Пехтина, тогда депутата Госдумы от Магадана и главы комиссии по депутатской этике, ФБК несколькими годами ранее провел громкое расследование, и сейчас, отправляясь в Магадан, текущую миссию пытались привязать к старому делу.) А всё оказалось крайне банальным: поступил заказ на один из таких регионов, чтобы расширить географию оппозиционных кампаний с инфо-поводами, вот и поехали «отбить» деньги, с надежным Албуровым и приоритетом в публичной раскрутке. (В кампании 2018 года делать медийный упор на отдельные регионы, которые преимущественно управлялись «волковцами», станет традицией. При этом данные регионы ничем не выделялись, а скорее наоборот - вызывали постоянные вопросы о надежности присылаемой статистики. Это сильно подрывало кампанию в решающий момент.)

Тем временем к июльскому агитсубботнику московская команда шла на общероссийский рекорд в политических кампаниях. Еще никто и никогда не ставил на таких ранних этапах кампании одновременно больше 150 агитационных точек. Нам, находившимся в ужасных условиях, работавших то в арке, то в соседнем кафе, удалось невозможное в организации, когда руководство на нас совсем не ставило. Мобилизовав весь набранный актив, по полной задействовав окружную сеть чатов и координаторов, мы прыгнули выше головы. И пусть Леонид Волков, находясь в интерактивной реальности, сам в то не веря, требовал одновременно несколько тысяч волонтеров за один день, все адекватные люди понимали, что вывести 500 человек — это большой успех кампании и новый рекорд для агитации в столице. Настоящий успех, а не рисованная выдумка или сомнительный скандал.

Вместе с тем, критически выросла напряженность с правоохранительными органами, Задержания сыпались как из рога изобилия. Получив первую «административку», большинство новых активистов завязывало с агитацией, справедливо осознавая, какие последствия могут быть у следующих приводов в полицию. В этом плане успехи большого субботника подорвали весь волонтерский актив, и мы больше никогда не приближались к подобным показателям. То, о чем говорили Волкову ранее, полностью сбывалось. Мы пилили сук, на котором сидели, подрывая благополучие лучших своих людей. 8 июля, в первый день субботника, задержания сразу пошли лавиной. Первые же точки были «накрыты» полицейскими. Всех задерживали, доставляли в отделения и вменяли «незаконные пикетирования». По букве закона, полицейские были правы. В штабе начальники кампании вместе с Навальным это тоже понимали. Вести о задержаниях посыпались со всех округов. Задерживали повсюду.

Ближе к концу дня 8 июля количество попавших в полицию перевалило за сотню. Правозащита штаба справлялась плохо, юристов для выездов в отделения было немного. Информация поступала с перебоями. Юрист штаба Дмитрий Волов, давний приятель Алексея Навального, работавший с ним еще в первом составе ФБК, не слишком любил работать с людьми и с изрядной ленцой полагал, что попавшим в полицию особо помочь нельзя, проще подключиться на этапе ЕСПЧ. То есть, если называть вещи своими именами, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Тут Волов был всегда полным последователем своего босса Ивана Жданова, введшего 12 июня печальную традицию умышленно не помогать людям в отделениях полиции. Сильно выручали ребята из «ОВД-Инфо», которые делились со штабом данными о задержанных и помогали установить судьбу отдельных людей. Волов же и не думал вести какую-то базу, чтобы потом связываться с людьми и предлагать им помощь.

8 июля московский штаб, работавший из кафе возле закрытого офиса, ждал Навального на точках агитации. Было много разговоров и предупреждений из федерального штаба, что Навальный поедет увидеться с волонтерами, посетит где-нибудь пару точек. Мы готовились к этому. Навальный так никуда и не приехал. Было очевидно, что из-за массовых задержаний он не хотел подставляться. Мало-помалу становилось очевидно, что Навальный образца мэрской кампании 2013 года, готовый без предупреждения приезжать к волонтерам в полицию, запросто со всеми общавшийся и не гнушавшийся поагитировать по случаю с обычными волонтерами, канул в Лету. Теперь это был другой тип политика — эдакий муравьед, четко осознающий границы своей норы и целесообразности выходов из неё.

Для кампании и без того катящейся к закату, задержания почти на всех точках стали большим ударом по человеческим ресурсам. Правда, как и хотел Волков, решивший порадовать Навального после выхода того из спецприемника большой активностью, фотографий было много. Например, с красными шарами «Навальный-2018» из коридоров в полиции. В погоне за статистикой, рекламой кампании в твиттере, мы подставили самых близких волонтеров. Жизнь нам этого не простила. Больше мы массовых мероприятий с агитацией не проводили. Просто некем было.

Оставался еще один день субботника — воскресенье 9 июля. Сейчас я понимаю, тогда надо было отменять второй день, чтобы бессмысленно не подставить еще больше людей. Но тогда давать заднюю не решились и отбой не протрубили. Расчет был на то, что выйдут самые рискованные и отчаянные, изголодавшиеся по протестному адреналину. В результате вышло очень мало людей, покрывших не больше 20 точек. То есть за день активность упала в 10 раз. Зато у полиции субботник задался больше, они, видимо, установили собственный рекорд по задержаниям.

Воскресным вечером вся московская команда встретилась на Садовнической набережной, где совсем недавно работал штаб без света. Ляскин приободрил всех. По его словам, Навальному понравилась наша организация «уикенда». Конечно же, он оценил результат по активности и количеству яркого контента в соцсетях. На фоне субъективности Волкова, пожелавшего не заметить московских рекордов, положительная оценка от Навального грела душу. Кандидат как-никак, хоть и отстранившийся от реальной действительности в делах кампании.

За заслуги и проявленный героизм, а команда работала фактически на улице, под носом у двух «пазиков» с ОМОНом, всем дали пару выходных. После недельного стресса и максимальной концентрации на результате это стало просто манной небесной. Рядовые сотрудники «отпахали» на совесть, у меня же в душе оставался очень неприятный осадок.

 

***

Шла только вторая половина июля, третий месяц кампании, а мы уже успели: из-за показухи профукать массовое ядро актива, вляпаться в россыпь ненужных скандалов, просесть морально из-за умопомрачительных заблуждений Волкова. Его фриковатая мантра про «десятки тысяч реальных волонтеров» раздражала до невозможности. Человек утонул в своей цифровой реальности и упрямо игнорировал реальные расклады «на земле».

У меня, как и у многих, внутри копилась моральная усталость даже не от отсутствия успехов, а от давящей монотонности в стратегии кампании, от ее бессодержательности и пустоты. Тяжесть от ранних ожиданий, что кампания станет решающим ответом на все последние мытарства оппозиции, давила всё сильнее. Себя сложно обмануть в очевидном. Можно заставлять не замечать реальность, но снежный ком будет только расти. Так было и с кампанией в самой середине лета.

Кампания в Москве осталась без штаба. Шли мучительные поиски нового помещения. После последней истории со штабом на Садовнической набережной, довольно громко и скандально прогремевшей, трудности при фразе «хотим арендовать ваше помещение, мы от Навального» возникали неизбежно. Весь процесс поиска взял на себя Николай Ляскин. В атмосфере строжайшей секретности он отсматривал варианты и общался с риелторами и собственниками. Варианты всё равно продолжали отпадать десятками. При этом нельзя было сказать, что штаб не располагал бюджетом. Минимум пятьсот тысяч у нас было, но и условия были непростые. Руководству нужна была красивая и дорогая картинка. Центральный округ, статусное здание, возможность провести внутреннюю отделку под свой вкус, хороший вид вокруг. На показухе в кампании не экономили. К сожалению, в понятие «показухи» не входило развитие волонтерских сервисов, новые виды агитационных материалов, зарплаты сотрудников и поддержка волонтеров.

Рядовой менеджер штаба получал тридцать тысяч рублей, работая по 10 часов в день, в лучшем случае с одним выходным, без социальных гарантий, предусмотренных трудовым кодексом. Леонид Волков был против дополнительных гарантий перед сотрудниками и предпочитал вариант с обыкновенным гражданско-правовым договором вместо трудового. Так было проще без особых объяснений и последствий увольнять людей, зачастую проработавших по полгода, а то и больше. Не нужно было оплачивать больничные, давать отпуска по требованию сотрудника, нести формальную ответственность за полученный сотрудником ущерб. Возможно, такой подход считается нормальным при классической модели избирательной кампании, которая длится два месяца. Но в кампании «Навальный-2018» было иначе. Люди работали, как минимум, больше трех месяцев, единицы умудрялись проработать даже больше года. Но руководство относилось к ним как к временщикам без прав.

Про молодых сотрудников московского штаба можно смело сказать, что они жили и горели на работе, трудясь на износ. Мотивировать их было не нужно. В то же время нельзя сказать, что они так корпели сугубо за Алексея Навального. Нет. У них было всё в порядке с самодостаточностью и личными целями. Они совершенствовались, заполняли внутренний политический вакуум, очень правильно использовали кампанию для собственного роста, при этом думая более глобально, чем «Навальный наш вождь». Николай Касьян, Алена Нарвская - совсем молодые активисты, которые здорово выросли на кампании, вытягивали организацию серьезных кейсов, обеспечивая работу городской сети координаторов и волонтерских чатов, запуская по тридцать-пятьдесят точек в агитационные воскресенья, которые мы ласково прозвали «дни шара» в честь красного шара «Навальный-2018», призванного заменить традиционный куб с баннерами.

Исключение в коллективе составлял только юрист Дмитрий Волов, воспринимавший своё место в кампании как возможность отдохнуть от томной рутины в ФБК, где он долгое время сидел с перерывами на вынужденные отлучки в Европу. Якобы, его преследовали спецслужбы за раннюю политическую деятельность, что больше походило на красивую сказку. В отличие от остальных, Волов был «истинно верующим» адептом Алексея Навального ещё с основания Фонда борьбы с коррупцией в 2011 году. За веру в «вождя» система его держала и никогда не обижала. При этом вера в «сакральность» лидера каким-то образом сочеталась у Волова с мечтой грамотно свалить в Европу и вести там сидячий образ жизни в очередном безжизненном фонде. В России таким не жилось, всё русское вызывало у них едкое отвращение, кругом была «кровавая гэбня» и «путинские ватники». Волов гордился дружбой с «самим» Георгием Албуровым и с известным американским мотом и бесполезным «грантоедом» Олегом Козловским, которого уважал за умение эти самые гранты получать.

Кампания потихоньку катилась дальше, но внятной стратегии от руководства так и не было. После потери специально заказанного «миллионного тиража» газет с листовками начался привычный дефицит материалов. Окружные координаторы, наше московское ноу-хау, постоянно недополучали листовок. Богатый на задержания «уикенд» подкинул работы еще на целую неделю. Я настоял на том, чтобы запустить комплексный обзвон по всем пострадавшим участникам «субботника» — проконсультировать их и справиться о положении дел. Всем задержанным еще предстояли суд и обжалование. Самое интересное, что федеральный штаб таких задач не ставил. Иван Жданов поступил в своих привычных традициях: юридический отдел создал почту, на которую должны были писать сами пострадавшие. Почта была новая, ее никто банально не знал, да и не все понимали значимость обжалования протоколов.

Пока шли таинственные и бесплодные попытки Ляскина найти новое помещение, штаб скитался по различным анти-кафе. Обстановка была совсем не рабочей, но у ребят хватало внутреннего стержня не сдуваться совсем. Невольно шли сравнения этой кампании с предыдущими. Все отмечали полное отсутствие стратегии,