О забывании наркоманической эмоции

 

Из тупика человек выходит тогда, когда образует новый очаг – любовь. Любовь к Богу, к людям, к миру. Человек, как было сказано, выходит в иную плоскость жизни. В этой новой плоскости погоня за ощущениями перестает быть центром активности человека. Вследствие того, что в жизни человека появился некий «положительный перевес» наркотическое ощущение забывается. Оно теряет власть над человеком, становится словно не бывшим[21].

Наркотическую эмоцию непросто забыть. Ведь память, как гласит закон Рено, «освобождается с конца». Объясняя этот феномен, священник Димитрий (Ненароков) отмечал, что человек может хорошо помнить свою молодость и при этом не помнить того, что было три назад. «Поэтому у любого наркомана и алкоголика постепенно стираются все ужасные последствия этого греха, а остается лишь очень притягательная сладость греха»[22].

«Три дня назад», возможно, была тюрьма, в которую человек попал в связи с преступлениями, совершенными на почве наркомании. А «в молодости» – была пережита первая наркоманическая эйфория.

После первой пережитой эйфории внутреннее состояние человека начинает меняться. Со временем от утрачивает способность получать от психоактивного вещества эмоциональные всплески. Нарастают проблемы внутреннего характера, начинает рушиться жизнь, вступает в свои права социальная отчужденность. Но воспоминания о первых днях употребления остаются в памяти словно овеянными радужным ореолом.

Активное воспроизводство такого рода воспоминаний поставляет человека в опасное положение. Он словно оказывается между двух огней. С одной стороны, он страдает от созерцания своей внутренней неустроенности и рушащейся по всем фронтам жизни. А с другой стороны, перед его внутренним взором маячат воспоминания о первых днях употребления. В те далекие дни и доза была небольшая, и здоровье было еще не разрушено, и друзья еще не были потеряны, и денег еще кто-то мог дать в долг.

К своим воспоминаниям человек обращается тем охотнее, чем сильнее он мучается от внутренней неустроенности и скорбей во внешней жизни. Такое положение дел можно прокомментировать пересказом одного эпизода из Священной Библейской Истории Ветхого Завета. Библия рассказывает нам о тяжком состоянии иудеев во время порабощения их египтянами. Египтяне томили иудеев тяжелыми работами и их младенцев по приказу фараона бросали в воду. Когда же иудеи покинули Египет, трудности рабской жизни, словно забылись. Двигаясь под предводительством святого пророка Моисея к земле обетованной и сталкиваясь с препятствиями, они роптали на своего предводителя, уговорившего их покинуть страну рабства.

«Обескураженные трудностями, голодом и понесенными потерями», как пишет митрополит Вениамин (Пушкарь), «с нежностью и глубокими воздыханиями вспоминали они добрые старые времена, забыв о рабстве и преследованиях»[23]. Израильтяне говорили: «Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок; а ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших» (Чис. 11, 5-6).

История израильского народа, по объяснению преподобного Варсонофия Оптинского, «служит прообразом того, что совершается <…> с каждой христианской душой, ищущей спасения», а «лишения и скорби, встретившие израильтян в пустыне, изображают собою те лишения и скорби, которыми преисполнена жизнь подвижническая»[24].

Наркозависимый человек на своем пути «по пустыне» к земле обетованной (к свободе от страстей) сталкивается с препятствиями. Ему приходится начать борьбу с своими страстями, что-то менять в своей жизни, перестраивать её. Плоды, завязавшиеся в результате изменения жизни созревают в свое время. И, если их на данный момент не видно, все равно нужно не отчаиваться и с надеждой на Господа идти далее через трудности. На фоне трудностей, встречающихся «в пустыни», человеку с особенной силой могут приходить на память те кушанья, которые он ел в Египте. И если он не чуток к свое внутренней жизни, то он рискует столкнуться с тем, о чем писал нарколог Сергей Белогуров.

«С течением времени, – писал он, – неприятности, связанные с наркотиками, забываются, а приятные воспоминания остаются, таково общее свойство человеческой памяти. «Старая любовь не ржавеет», и мысли о наркотиках приходят все чаще. А затем в какой-либо более или менее подходящей ситуации происходит первая инъекция»[25].

То есть человек может помнить хорошо начало своего употребления, когда он еще не втянулся в зависимость. После этого относительно короткого периода наступает «черная полоса»: человек может побывать в тюрьме, он может побывать в больнице в связи с тем, что ему проломили из-за наркотиков голову кастетом. Но ужасы «черной полосы» через какое-то время начинают испаряться из сознания. И со всей силой начинает манить память о начале, о том периоде, когда еще для человека был возможен эмоциональный всплеск. «Героин навсегда, простым клином засел в моей голове <…> и этого коварного кайфа я не смогу забыть никогда»[1], – эти слова написал один юноша перед тем, как сделать себе «золотой укол», то есть перед тем как намеренно ввести себе смертельную дозу героина.

Память об этой эмоции – страшное дело, ведь эта эмоция становится самым ярким переживанием человека, несопоставимым ни с каким другим переживанием. Наркотической эмоции нет аналогов в тварном мире придуманных удовольствий. Поэтому ее и не вытеснить ни активной физической деятельностью, ни вещами, ни увлечениями. Но силой благодати решается одна из главных для наркозависимого человека проблем. В памяти изглаждается воспоминание о наркотической эмоции.

Воспоминания, возбуждающие страсти, как писал преподобный Исаак Сирин, «изглаждаются в сердце» через долговременное пребывание в предметах духовного порядка. Святой муж объяснял, что добродетели имеют свойство наполнять ум мыслями, которые восхищают его. И страсти на него как бы не действуют[26]. Благодаря насыщению ум «не имеет борьбы. Ибо снедь нищих гнусна богатым»[27].

То есть, если человек голоден, то он может взять с тротуара и заплесневевший кусочек хлеба. А если он отведал хорошей пищи, то уже не смотрит на испорченную еду.

Эти рассуждения преподобного Исаака вполне применимы к теме наркотических зависимых. Ведь и игумен Анатолий (Берестов) свидетельствует, что «молитва, труд, изъятие человека на длительное время из наркоманической среды и проведение воспитатель­ных мер с созданием условий, в которых заинтересован мо­лодой человек, общение между собой и со старшими на уровне совсем других интересов, приводят к постепенному отвыканию от наркоманического образа жизни. О наркотике молодой человек через какое-то время просто забывает»[28].

Процесс забывания страстных впечатлений связан также и с тем, что сердце человека начинает жить чем-то иным. Преподобный Исаак Сирин объясняет, что человек, сподобившийся Божественной благодати, не допускает страстным движениям входить в свое сердце. Ведь сердце его на данный момент объято другим вожделением. К сердцу не приближаются страстные движения, и не потому, что человек каким-то образом изменился в результате собственных рассуждений и дел. А потому что сердце «живет чем-то иным». Когда иным насыщается сознание, то в уме человека нет ни от чего тревоги[29]. Практически ту же мысль, но применительно к теме наркотиков, высказал отец Евгений - духовник реабилитационного центра в районе Березовском (Екатеринбургская епархия). В своем интервью он сказал, что, «когда он [человек] приобретает что-то более важное, он от менее значимого отказывается. В этом случае героин оказывается очень мало значимым в жизни, [так] как человек приобретает что-то большее»[30].

То есть, в жизни человека появляется некий положительный перевес. И частные проявления аддикции начинают покидать человека.

Попытку борьбы лишь с частными проявлениями аддикции можно уподобить процессу очищения шубы от инея на морозном воздухе. Если человек, стоя на морозе, будет отскабливать иней с шубы, то трудиться он в этом деле будет долго. И очистится ли шуба в результате? Стоит человеку только зайти в тепло, то иней, покрывший шубу, начнет таять.

Если человек начинает идти по жизни в правильном направлении, аддикции (страсти) начинают «отрываться» от него. Аддикции нередко являются выражением глубоких внутренних процессов. Если нет подлинной духовной жизни, человек ищет утешения, радости и успокоения, например, в курении. Трудно избавиться от аддикции, например, тяги к курению, когда весь состав жизни человека движется в аддиктивном направлении. То есть человек, например, ругается, конфликтует. А после ищет, как бы «приглушить» сознание, чтобы избавиться от мучительных переживаний.

О механике развития страсти на примере страсти гнева

Механику действия страстей удобно показать на страсти гнева.

Тот, кто выплескивает свой гнев, чтобы удовлетворить свою страсть, не освобождается от гнева, а лишь закрепляется в этой страсти. Доминанту, если не вдаваться в подробности, можно представить как состояние нервной системы, сопровождающее деятельность человека (в том числе и внутреннюю).

Вот человек обиделся на кого-то, и у него в сознании появился очаг возбуждения. Человек, не переставая, думает о своей обиде. Его мысли усиливают и усиливают текущее возбуждение. Импульсы, поступающие в сознание, притягиваются к «растревоженному, разрыхленному месту нервной системы»[31]. Все, что говорят человеку, так или иначе начинает ассоциироваться у него с нанесенной ему обидой. «Пойдем, пройдемся на свежем воздухе», – предлагают ему. А он про себя «пережевывает» мысли типа: «Если бы N не испортил мне настроение, то я пошел бы сейчас с товарищами и гулял бы. Но теперь я лишен возможности проводить время подобным образом. Из-за N я нахожусь сейчас в состоянии апатии, как же я пойду гулять?» Да и гулять особо не хочется. Когда появляется «более или менее устойчивый очаг повышенной возбудимости центров» в прочих участках центральной нервной системы широко разливаются процессы торможения. Между состоянием нервной системы и образом обидчика протягивается связь.

Появление обидчика на горизонте мгновенно вызывает специфическое состояние: кровь вскипает и хочется полезть в драку. Если человек в этот момент решит выместить свою злобу на табуретке и начнет ломать ее, то он себя не исцелит. Он лишь переключит внимание на новый объект приложения своего гнева. Ломая табуретку, он будет усиливать в себе доминанту гнева. И в следующий раз на конфликтную ситуацию он будет реагировать уже болезненнее. Если раньше он не кричал во время дискуссии и не хлопал дверью при недостатке аргументов со своей стороны, то при усиливающейся доминанте гнева он запросто начнет и кричать, и хлопать дверью. И увидев N в следующий раз, он еще сильнее будет гневаться на него.

Маятник будет раскачиваться все сильнее и сильнее. Человек будет пытается остановить раскачивание маятника беседами с товарищами. В беседах он, подчеркивая свои лучшие стороны и свою невиновность, обрисовывает N самыми уродливыми орнаментами. Его желание понятно: выставить себя в качестве невинной жертвы, всю вину свалив на N. Но, удовлетворив свою страсть, успокоения в этом случае человек не получит. Маятник будет раскачиваться еще сильнее, ведь разговоры, очерняющие N, только усилят текущую доминанту.

«Суровая истина о нашей природе в том, что в ней ничто не проходит бесследно», – предупреждает Ухтомский. «Если не овладеть вовремя зачатками своих доминант, они завладеют нами». Еще цитата: «из следов протекшего вырастают доминанты и побуждения настоящего для того, чтобы предопределить будущее».

То есть, мысли, поступки в каком-то значении этих слов накапливаются, аккумулируются, формируя облик человека. Поэтому мы должны начать следить за своими мыслями и поступками уже сегодня, сейчас.

Все оставляет на человеке след, – эта мысль встречается как в творениях Ухтомского, так и в творениях святителя Игнатия (Брянчанинова). «Каждое дело, слово и помышление, как благое, так и злое, – пишет святитель, – непременно кладет на нас соответствующую себе печать. Надо это знать и знать»[32]. В своем сочинении «О навыках»[33] он констатирует тот факт, что «каждое исполнение пожелания непременно полагает свое впечатление на душу. Впечатление может быть иногда очень сильным».

От него берет начало пагубный навык. Например, первое прикосновение к картам запускает процесс, в результате которого человек может стать игроком. Навык появляется тогда, когда человек потакает своим желаниям. Он привыкает давать себе послабления и реализовывать каждое пожелание. А выработавшийся навык приводит к тому, что страсть становится для человека «насильственным властелином».

Тот смысл, который святитель Игнатий вкладывает в понятие навыка, где-то перекликается с тем смыслом, который нейрофизиолог Ухтомский вкладывает в понятие доминантного процесса. Святитель Игнатий пишет, что страсти и добродетели – суть навыки, только страсти – навыки злые, а добродетели – навыки благие. И страсти, и добродетели человек приобретает посредством своей деятельности.

Когда человек совершает один раз поступок, – часто речь не идет еще о страсти. Но, если человек раз за разом повторяет совершение поступка, то у него вырабатывается привычка (например, ругаться, пить пиво и пр.). А привычка, как говорят в народе, – вторая натура. На этот счет святитель Феофан Затворник пишет: «Страсти не суть какие-либо легкие помышления или пожелания, которые являются и потом исчезают, не оставляя по себе следа; это сильные стремления, внутреннейшие настроения порочного сердца. Они глубоко входят в естество души и долгим властвованием над нами и привычным удовлетворением их до такой степени сродняются с нею, что составляют, наконец, как бы ее природу. Их не выбросишь так легко, как легко выбрасывается сор или сметается пыль»[34].

Действительно, страсти через долговременный навык становятся как бы второй природой человека. Но человек, обретший свободу во Христе, с Божией помощью способен совершить нравственный выбор. Он может определиться по отношению к своей природе: следовать ли ему тем импульсам, которые она посылает его сознанию или нет.

Свобода «по отношению к своей природе» определятся богословом В.Н. Лосским как образ Божий в человеке. «Личное существо способно любить кого-то больше собственной своей природы, больше собственной своей жизни». По мысли святого Григория Нисского, личность есть «возможность свободно себя определять». Созвучны рассуждению В.Н. Лосского высказывание Ухтомского: «природа наша возделываема».

Безусловно, многие поступки человека проистекают из действия различных импульсов. У человека есть темперамент, характер, наследственность. Он включен в социально-историческую среду. Окружающая среда может нести некий психический заряд. Эти и другие факторы стремятся обусловить поведение человека. «Но истинность человека пребывает вне всякой обусловленности, а его достоинство – в возможности освободиться от своей природы: не для того, чтобы ее уничтожить или предоставить самой себе подобно античному или восточному мудрецу, а для того, чтобы преобразить ее в Боге»[35].

«Двойное дно» страсти гнева. Или о страданиях гордого человека

Почему человек сотрясается от гнева? Отчасти, потому что в нем не преодолена гордость (есть и другие аспекты гнева). Опять здесь показывает главу та самая зацикленность на себе, своих желаниях, планах, идеях. Мыслительный процесс гордого человека не уравновешивается ни уважением к ближним, ни благоговением перед святыней, ни упованием на Промысл Божий. Гордый надеется лишь на себя. И когда эта опора выбивается у него из-под ног, например, болезнью, то он впадает в уныние и отчаивается. Мыслительный процесс гордого человека напоминает маятник, который, все более и более раскачиваясь, приводит своего носителя к психозу, безумию, беснованию.

Свое мнение гордый человек воспринимает как единственное возможное, и потому он часто оказывается не в состоянии принять критическое замечание («есть мое мнение и есть ошибочное» (то есть, мнение другого человека)). Реализации своих планов он придает статус дела первостепенной важности, и потому приходит в состояние ярости (бешенства?), когда кто-то отвлекает его от выбранной траектории. Патологическая убежденность в истинности своих оценок порождает в нем крайнее смущение при встрече с иным взглядом на вопрос. Он не понимает, как может кто-то отвергать то, что он провозгласил как образец, и принимать то, что он отверг как недостойное внимания. Каждый день в его сердце свирепствует буря, которая стремится прорваться наружу в виде крика.

Да, такой человек, может быть, и предпринимает усилия для борьбы с гневом. Но делает он это на самой, если можно так сказать, точке выхода. То есть тогда, когда гневное слово уже стремится сорваться с уст. Но, если бы в нем воспитывалась любовь к ближнему, которая невозможна без смирения (и его тоже нужно воспитывать), то у гнева меньше было бы шансов вообще зародиться. Сама проблема бы реже возникала. А когда бы возникала, то, конечно, уровень ее интенсивности стоял бы не на такой высокой отметке. Человек, не воспитавший в себе смирения и любви, страдает от одиночества, от постоянного сотрясения страстями всего своего существа.

Находясь в таком состоянии, он не способен воспринимать благодать. А раз так, то он пребывает в состоянии опустошенности. Эта пустота иногда ассоциируется с депрессией, иногда – с шизофренией. Даже светские авторы отмечают, что существенной жалобой людей, которым был поставлен диагноз «шизофрения», является ощущение пустоты. Эта пустота описывается как «шизофреническая абиотрофия», т. е. угасание жизненной энергии[36]. Светские авторы, конечно, не пишут о благодати, они фиксируют симптомы, часто не имея возможности их объяснить. Объяснить происходящее можно лишь приобщаясь к полноте, к цельному мировоззрению и к цельному учению о человеке.

Когда человек выходит из-под благодатного покрова, то он становится уязвимым для воздействия падших духов. Он в буквальном смысле этого слова начинает сходить с ума. Бывает, что подпадая под демоногенное воздействие, он соскальзывает в состояние моно-идеи: «все меня бросили»; «все плохо»; «я так больше не могу» и т.д. Моно-идея, разрастаясь, затопляет собой весь его ум.

Бывает, что сознание человека атакуется десятками взаимоисключающих мыслей. Одна мысль призывает идти направо, другая – налево, третья – прыгать на месте. Все вместе они производят невообразимый гвалт в голове. Человек в попытке принять хоть какое-то решение напоминает рыбу в аквариуме, по стенкам которого много людей ударяют ладонями. Человек теряется в мыслях, наводнивших его ум. Он не может разобраться, где среди этих мыслей он сам.

О последствиях выхода из-под благодатного покрова повествуется в истории царя Саула. Когда Дух Божий отошел от него, «Саула стал возмущать злой дух. Мучимый злым духом, царь сделался мрачным и подозрительным, он часто страдал от приступов невыносимой тоски»[37].

Проблема преодоления патологических состояний, возникновение которых связывается с гордостью, требует более подробного рассмотрения[38]. О некоторых состояниях здесь сказано лишь вкратце. И, по большей части, для того, чтобы отметить, что жизнь гордого человека исполнена страданий.

Кто-то начинает уходить в аддикцию, чтобы скрыться от страдания. Но, возможно, в этом случае человеку не хватает целостного взгляда на проблему страдания. Что есть страдание? Не зовет ли оно меня к изменению жизни? Не растворится ли оно в результате изменения жизни, как сумерки растворяются при появлении лучей солнца? На эти и подобные вопросы человек начинает находить ответы тогда, когда приобщается к целостному мировоззрению.

Проблема приобщения человека к целостному мировоззрению особенно актуальна сегодня, когда люди в результате употребления специфических ПАВ теряют память. У них «стирается» информация о социальных связях, и, пытаясь изменить свою жизнь, они сталкиваются в каком-то смысле с тупиком. Куда идти? Как выстраивать отношения с ближними? Ответы на эти и другие подобные им вопросы актуальны и для людей, не употреблявших(ющих) ПАВ. Сосредоточенность жизни исключительно на себе самом тоже «обнуляет» человека.

К этому «обнулению» ведут различные виды деятельности, препятствующие развитию, основанному на принципах полноты. Например, человек после длительного пребывания в социальных сетях теряет словарный запас, он даже не знает, о чем ему говорить с близкими. Осмысленная речь, направленная в сторону ближнего, заканчивается через несколько минут после начала общения. Пересказ того, кто что купил или кто что увидел – не в счет, так как подобную информацию ближнему может преподнести кто угодно (он и сам при желании без труда может добыть ее). В информации подобного рода нет личностного диалога «от сердца к сердцу», нет того, что в русле своего опыта и мировоззрения переработал сам говорящий. А раз нет диалога, то затруднен и выход из состояния одиночества и изоляции.

Попавшие в подобное положение люди и рады бы начать меняться, но не знают, с чего начать. Понимание приходит в результате соотнесения частных аспектов своей жизни с цельным мировоззрением, с картиной мира, выстроенной на его основе. Если человеку удается выстроить картину мира на основе цельного мировоззрения, то в эту картину он может вписать и свою жизнь. Человеку становится понятно, что ему делать и куда ему идти. Или иными словами: соотнося свою жизнь с открывшейся (открывающейся) ему полнотой, человек учится жить. Не в этом ли и состоит подлинная реабилитация человека?

К подобным взглядам в отношении реабилитации подводил своих слушателей и уже упоминавшийся миссионер. Он говорил, что «есть доктрина, есть заблуждение и есть пути вывода». Под путями вывода он имел в виду «формирование правильного христианского мировоззрения». «Если это удается сделать, – отмечал он, – то это некоторая гарантия, что начинается правильный, благой путь». Бывает, что в жизни человека было какое-то заблуждение или даже – какая-то практика [здесь речь шла об оккультной практике, но мысль применима и к прочим формам заблуждений]. Гарантией того, что эта практика не довлеет над человеком, является соответствие его миропонимания идеальному христианству[39].