Сломается ось - поклажу сбрось

Удивительно, что еще два с половиной века назад в Российском государстве тщательно вели делопроизводство. В Архиве древних актов можно найти любые сведения: о народонаселении, пахотных землях, заводах, состоянии дорог и мостов, податях, заготовках меха, меда, орехов и так далее. Частенько выезжали в губернии разного рода проверяющие. Тоже все отражено в справках. И вот осенью в 1793 года в Богословский горный округ приезжает с ревизией статский советник и кавалер В.Н. Гурьев. Ему выдали довольно обстоятельную инструкцию: что и где он должен был проверить. Из дела (Фонд Берг-коллегии, кн. 2610) видно, какое чиновнику полагалось жалованье на год: 2000 рублей. Понятно: прогонные, соответствующие чину и званию, солдаты для охраны. В течение всего 1794 года были обследованы все рудники и заводы в округе. Вскрылось немало фактов ненадлежащего исполнения обязанностей заводским начальством.
Приехавший с инспекцией гитенфервалтер Яков Качка подробно описал посещение им села Петропавловского, о чем свидетельствует запись в той же книге 2610 (с. 439). Итак, о чем же он пишет?

<На оном заводе действие имеющихся 18 медеплавильных печей производится водою, за неимением же оной сделана машина на действие 8 печей лошадьми. Имеются на том заводе шесть шплейсофенских печей, и из них на одной сделаны для выплавки штыковой меди чугунные изложницы, а четыре за неимением воды задействуются конною машиною... При оном заводе - одна небольшая доменная печь и один кричный горн с двумя молотами, но стоят без действия более двух лет из-за того, что в печке горный камень за ветхостью выломан, а по величине в оной печке можно без всякого препятствия проплавлять в сутки от 200 до 250 пудов руды>.

Наблюдательный чиновник укорял заводское начальство за то, что вдоль дороги очень много разбросано руд, вываленных нерадивыми возчиками в зимнее время. С каждым годом этих руд прибавляется, что накладно для казны. Ибо некоторые камни уже вросли в землю.

Вот что сообщает он о поездке на Воскресенский рудник: <Работы в нем сейчас не производятся, а по-видимому, раньше велись обширные, и руд вынуто немалое количество. Добыча проводилась проходными штольнями до самой реки Сосьвы. Углубки в гору не более 7-8 саженей. Попадается большей частью колчеданная руда, смешанная с кисом... Найдено два прииска в 3 и 5 верстах, в коих открылись жилки руд кисовых и колчеданных, что подает надежду при первом случае сделать порядочные разработки...>

Качка осмотрел и другие прииски вдоль тракта, за исключением тех, к которым нельзя было пробраться. Они были разработаны в дальние времена. Упоминает он и гору Кумбу. И поныне в этих местах богатейшие кладовые полезных ископаемых. Добычу руд ведут уже потомки тех приписных крестьян, которым выпала тяжкая доля.

Не надо мне ни серебра, ни злата...

Попадалось на Северном Урале и золотишко. В фонде 271 (кн. 2067) читаю послание на имя императрицы Екатерины II, датированное 9 мая 1773 года:
<Бьют челом заводчик Максим Михайлов сын Походяшин, рудопромышленник Петр Петров сын Ентальцов и Григорий Никифоров сын Посников, а о чем тому следуют пункты:

Именными Высочайшими Берг-привилегию и Берг-регламентом и состоявшимся Берг-коллегии опробацию Правительствующего Сената в 1754 году указами дозволено всем желающим на всяких землях искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы и минералы и для оных заводы заводить. Следуя оным узаконениям, многие годы мы старались в сыскивании золотых и серебряных руд, обходя сами пешие с великою трудностию многие к северу лежащие уральские пустые места и делая шурфы. На это, по пустоте тех мест, в разные годы употреблена немалая сумма капитала, чрез которые долговременные наши труды найдены знаки золотых руд... На одном из приисков, состоящем в Сибирской губернии, в уезде города Верхотурья, при шурфовании оказалась к содержанию золота благонадежность в желтой и темной охре, смешанной с горным прозрачным хрусталем и кварцем, кою для пробы при сем представляем и намерены оной прииск разрабатывать и, по благонадежности в рудах, завод построить компанией. Да и впредь по знанию тех уральских мест золотые, серебряные и оловянные руды сыскивать своим же капиталом...>

Далее податели прошения испрашивали у императрицы разрешения на апробирование представленной руды и повеление записать прииски за компанией в потомственное и наследственное владение. Помимо этого, для разработки месторождения и строительства плавильного завода просили отвести потребное количество леса, послать из Екатеринбурга горных офицеров, а добываемые золото и серебро принимать в казну по ценам, установленным Берг-регламентом.

Челобитную писал Петр Ентальцов. Горнозаводчик Максим Походяшин лишь поставил свою подпись. За Григория Посникова <руку приложил> тот же Ентальцов.

Какое же было принято Берг-коллегией решение? В представленных пробах золото действительно обнаружили, но только два золотника из расчета на сто пудов руды. Поскольку компаньоны не указали точно местонахождения прииска, то велено было послать туда горного офицера, дав ему в помощь одного штейгера и двух рудокопов. Ставилась задача: составить план и профили шурфов и еще раз опробовать руды. Если в них окажется золото, то тогда отвести под плавильный либо промывальный завод землю и леса. У подлинного подписались: Михайла Соймонов, Михайла Херасков, Егор Фаминцев, Николай Перфильев, Иван Матвеев и секретарь Степан Федоров. Компаньонам предписывалось немедленно прибыть в Екатеринбург, в канцелярию Главного заводов правления, за получением билета на разработку месторождения.

По тем временам государева почта шла до Урала больше месяца, но тем не менее в декабре того же года из канцелярии Главного правления сибирских, казанских и оренбургских заводов сообщили в Берг-коллегию о том, что для освидетельствования указанных Максимом Походяшиным приисков на место выезжал унтер-шихмейстер Иван Кузнецов. Его сопровождал Григорий Посников. Где же обнаружили золото? Оказывается, на речке Оленьей. Этот рудник назвали Знаменским. Походяшин согласился отдать до постройки нового завода компании уже готовую и пустующую Троицкую плотину, находившуюся в десяти верстах от золотоносных жил. Она была как бы запасной для уже действовавшего Петропавловского железоделательного и медеплавильного завода: <В пруде воды стояло пять с половиной аршин>. Унтер-шихмейстер Кузнецов провел все необходимые исследования, кои предписывала Берг-коллегия. Было добыто 300 пудов руды. Десять фунтов отправили в Екатеринбургскую лабораторию, к шихмейстеру Князеву. В пробах, кроме золота, нашли еще и медь. Были составлены планы рудника. В этих работах участвовали штейгер Терентий Лачихин и рудокоп Чубаров. Далее пробы отослали в Москву. И вот обербергпробирер Ганс Ренофальц уже докладывает: <...с именуемого рудника Знаменского золотосодержащие руды опробованы. По пробе от ста пуд - золота 1 золотник, в пуде руды содержится меди 12 фунтов. 20 февраля 1774 года>.

Но золотоплавильный завод на речке Оленьей так и не был построен. Что-то отпугнуло горнозаводчика от заманчивого дела. Застолбленные золотосодержащие участки были уступлены сенатору Всеволожскому.

Всяк считай свою деньгу

Однажды мне попались на глаза записи о штатах Петропавловского, Богословского и Николо-Павдинского заводов (ф. 271, кн. 2609). Есть тут и данные о зарплате. Не всех тогда, что называется, стригли под одну гребенку. У мастеровых одно жалованье, у ямщиков другое, у углежогов третье...

Итак, Северный Урал, Петропавловский медеплавильный завод. Самая высокая зарплата у гитен-фервалтера (заводского командира) - 300 рублей в год. Деньги по тем временам немалые (корова стоила 10 рублей, пуд соли - 2 копейки). Кто еще был при конторе? Берг-гешворен, его оклад составлял 250 рублей. Далее шихмейстер, он же казначей, - 200 рублей. Бухгалтер 14-го класса - 200 рублей. Двое старших писцов - по 140 рублей, четверо младших - от 50 до 60 рублей. Двое сторожей - по 30 рублей. Тут же и надзиратели: для содержания прихода и расхода припасов, хлеба и харчей шесть человек с окладом по 48 рублей; для контроля за рубкой лесов - один человек (84 рубля); для благочиния - один человек (84 рубля). При заводе был свой госпиталь. Принимали хворых подлекарь, получавший 150 рублей, и два ученика (60 и 40 рублей).

Ну а чем довольствовалась тягловая сила? К 18 медеплавильным печам были приставлены: мастер с окладом 100 рублей, двое подмастерьев - по 60, 36 плавильщиков - по 48, 72 разнорабочих - по 42, двое починщиков - по 45 рублей. Для обжига руд и раштейна содержалось девять человек, а также для раскола оных еще шестеро. У всех жалованье по 42 рубля.

Примерно такая же зарплата была и у тех, кто состоял при шплейсофенской фабрике, изготавливал белый кирпич на строение печей, занимался разливкой чистой меди в <штыки>. Причем оклады вольнонаемным мастерам и подмастерьям давались исходя из годового исчисления, а прочим - с поденными сборами только за 300 дней. Нетрудно представить, в каких условиях трудились, например, молотобойцы в кузнице. Их числилось семеро. Получали по 48 рублей в год. Кузнецы - по 54.

Ну а разве назовешь легким труд углежогов? Хоть и находились целыми днями в лесу, но все равно постой-ка у дымных коробов, подыши-ка угарным газом... У куренного дела находились трое мастеров с жалованьем по 60 рублей и столько же учеников (по 48 рублей). Читаем приписку: <...а плату производить им с заделья - за всякий короб 25-пудового весу, ежели выйдет из кучи 20-саженной, кладенной из дров сосновых - 74, березовых - 51, кедровых, еловых, пихтовых и осиновых - 53 короба - по 1 копейке, а за излишний выход угля - по 3 копейки. Будет же выход угля меньше - то за всякий короб, сколько их в помянутое количество не достанет, взыскивать с мастеров по 6 копеек>. То есть за брак не щадили... Добыть руду, выплавить медь - это еще полдела. Огромных затрат требовала транспортировка металла до ближайшей пристани. Вывозили продукцию на лошадях в зимнее время. В конюшне числились: надзиратель (получал 60 рублей), 15 конюхов (по 48 рублей), шорник (45 рублей), 4 плотника для починки старых и изготовления новых саней (по 48 рублей), 6 работников к плетению углевозных коробов (по 48 рублей).

Особая служба - отправление почтовой гоньбы и содержание зимовий на дорогах. Скажем, при реке Волчанке (от Петропавловского завода 30 верст) на зимовье жили двое смотрителей, имевших четырех лошадей. Каждый из них получал по 36 рублей в год. Также по двое смотрителей было на зимовьях Боронском (27 верст от завода), Тылайском (в расстоянии от первого - 19 верст), Улсуйском (прогон в 17 верст), Частинском (еще 22 версты), Быстринском (17 верст), Молмысском (15 верст). От последнего зимовья до первого селения Чердынского округа оставалось 23 версты. Вот уж кому приходилось изрядно попотеть! В горах наметало снега столько, что порой выглядывали лишь верхушки деревьев. Затраты на доставку руд от Турьинских рудников и Воскресенского рудника на завод составляли свыше 42 тысяч рублей в год. Каждой лошади полагалось ежедневно по 3 гарнца 17 четвертей овса.

Ну и еще одна интересная запись. Священник Петропавловской церкви получал 120 рублей в год, дьякон - 90, дьячок - 30, пономарь - 26, просвирня - 12 рублей. Все они были на содержании горнозаводчика Походяшина. Дьячку к 60 рублям приплачивал еще 30 рублей за обучение заводских людей грамоте. Вот таков был денежный расклад.

Чаепитие - за мордобитие

Российскими крестьянами строились все железоделательные и медные заводы. Труд этот был принудительный, охотников сниматься с нажитых мест не находилось. А как усмирить строптивых? Только силой. Вот и набирали в воинские команды при заводах наиболее могутных солдат. По штату им полагалась полная амуниция. Форма и оружие устрашали обывателей. Например, в роте числилось 97 вояк. На их содержание расходовалось в год 1505 рублей 23 и 3/4 копейки (РГАДА, ф. 271, кн. 2609). Во главе - поручик с жалованьем 120 рублей в год (вместе с соляными). Далее по убывающей: подпоручик (100 руб.), прапорщик (100 руб.), три сержанта (по 15 руб.), три каптенармуса (по 12 руб.), фурьер (12 руб.), шесть капралов (по 11 руб.), писарь (11 руб.), 75 рядовых солдат (по 7 руб.), барабанщик (7 руб.) и цирюльник (7 руб.). На харчи тоже по чину каждому своя сумма.

Интересно, что деньги на пошив верхнего и нижнего мундиров, обуви выдавались из заводской казны. А вот ружья, шпаги, барабан, перевязи и портупеи истребовались от Главного криг-комиссариата.

Итак, на год солдату полагались: пара сапог (стоили 80 копеек), две пары башмаков (по 40 копеек), пара чулок шерстяных, 3 аршина холста на штаны, две рубахи, два галстука, один тепляк. На четыре года давался плащ из зеленого сукна, на шесть лет - лосиная портупея, полунагалище фузейное, перевязь к сумке, на восемь лет - ремень фузейный и патронная сума, ранец из черной яловочной кожи с ремнями и пряжками. Строго учитывались даже пуговицы и бляхи. Барабан должен был служить в течение 20 лет.

Что любопытно: к воинским чинам приравнивались и горные офицеры. Скажем, обербергмейстер соответствовал чину артиллерийского майора; бергмейстер, обергитенфервалтер, обербергпробирер - капитану; маркшейдер, механикус - инженерному капитану или армейскому секунд-майору; гитенфервалтер - поручику. Советники Горной экспедиции носили мундиры, шитые серебром, штаб-, обер- и унтер-офицеры - кафтаны зеленого сукна; воротники, лацканы и обшлага - палевые, камзолы и штаны - белые, шляпы - с серебряными галунами. У обербергмейстера на камзоле по борту - галун широкий в один, а под карманами - в два ряда, у бергмейстера, обергитенфервалтера и обербергпробирера - галун в один ряд. На плечах – погоны.

Чтобы служащие при заводах дорожили своим местом, полагались льготы. Захворал кто-то либо обессилел с годами, того переводили на легкий труд, а то и определяли в богадельню. Или вот такая запись: <Оставшиеся после умерших нижних чинов мужей жены, которые никакого собственного пропитания за старостью или болезнями не имеют, могут быть определены в богадельни, а ежели которые из тех умерших во время жизни отменное усердие к службе прилагали, то женам таковых, буде они в бедном состоянии, выдавать единожды мужей их половинное жалованье, которые же после смерти первого мужа, взяв жалованье, выйдут за другова - таковым по смерти мужа уже вторично оного не выдавать. Оставшимся после умерших матерей и отцов, кои оказали особливое усердие нижних чинов мужского пола, детям - до определения в школу, а женска полу до 15-летнего возрасту производить сиротские жалованья из окладу отцовского, которое он, будучи в службе, получал - 10-ю долю. Если же из них случатся такие, кои за увечьями мужского полу к определению в школу или в легкую службу, а женского полу к выходу замуж или к прокормлению работой совсем не способны, - таковых принимать в инвалидные дома, учредя им на пропитание содержание из суммы от доброхотных дателей или, при недостатке оных из заводских доходов, производя им тогда по смерти 10-ю долю из отцовского оклада; всех оных чинов как в инвалидные дома, а равно и на пенсию определять по утверждению главного заводского начальства, то есть Горной экспедиции...> (с. 49).

Без воинских команд удержать крестьян на рудниках и в заводах было просто невозможно. Случались частенько и бунты со смертоубийством. Верхотурскому купцу и горнозаводчику Максиму Михайловичу Походяшину тоже пришлось <повоевать> с бунтарями. Он лично выезжал в Чердынь (Пермская область), сопровождаемый внушительной командой солдат во главе с полковником Ирманом, чтобы усмирить недовольных. Восстание было жестоко подавлено. Мужикам не оставалось ничего иного, как собирать пожитки и отправляться пеши через Уральский хребет на медные рудники. Это была настоящая каторга, поскольку работа под землей отнимала все силы, да и питались скудно. Многие так и не вернулись на родину. Ну а хозяин, понятно, распивал чаи с офицерами, состоявшими при заводах для устрашения черни.

Неоплаченные векселя

Желание завладеть недвижимостью, отхватить побольше природных ресурсов, умножить собственное состояние было присуще российским чиновникам и в прежние века. В Архиве древних актов я обнаружил прошение полковника Николая Маслова, начальника Лялинского казенного медеплавильного завода, что близ Верхотурья, на имя императрицы Екатерины II (ф. 271, кн. 1324). Шел 1772 год. О чем же в письме речь?

К тому времени завод уже много лет бездействовал: пресеклись рудные жилы. Было принято решение об отдаче предприятия в частные руки. Однако желающих приобрести его не находилось. И вот Маслов рискнул сам стать горнозаводчиком. Читаем в прошении: <...желаю принять завод в вечное потомственное владение и возобновить производство со всеми рудниками, а если захочу, кроме двух медеплавильных печей, построить еще соблаговолить, сколько хватит лесу. К горным работам определить маркшейдерского ученика, трех унтерштейгеров, плавильного и мехового мастеров, двух шмелцеров и пробирного ученика...> Ну и конечно, хлопотал о приписке к заводу крестьян, кои являлись тогда основной тягловой силой горных рудников на Урале.

4 мая 1772 года Берг-коллегия слушала данное прошение. К документам приложена справка. Лялинский завод был пущен в 1724 году на реке Каменке у деревни Караулки. Рудные разработки велись в четырнадцати местах. Возвели плотину: длиной - 36, шириной - 14, высотой - 1 и 2/3 саженей. Кроме двух печей, были вододействующий рудобойный молот, толчея, караульная изба, сарай для клади меди, паташная, кузница, хлебная мельница, каменный дом, в котором располагалась контора. Пока предприятие простаивало, верхотурский купец Максим Походяшин со своим компаньоном Ливенцовым построили в 42 верстах от Ляли Николо-Павдинский железоделательный завод с отведением лесов для углесжения и рудных мест. Слишком поздно хватился полковник Маслов!

Тогда строптивый чиновник вознамерился тоже поставить в Ляле железоделательный завод и написал в Берг-коллегию новое письмо, заодно прося освободить его от уплаты десятинного налога. На место выехал берг-гешворен Иван Клембкен, который, сделав пробы, вскоре отрапортовал, что из пуда добытой руды выход чугуна составил 30 фунтов. Одновременно Маслов завел речь и о разработке серебристо-медных рудников и золотоносных приисков. Просил выдать из казны по 2 тысячи рублей на строительство каждого рудника, платить за один золотник серебра по 10 копеек, золота - по 2 рубля. Из указа ее императорского величества следовало, что поскольку лесные угодья были отведены уже Походяшину и Ливенцову, то в просьбе Маслову отказать, так же как и в отношении освобождения от уплаты десятины. Согласно указу ЕИВ от 9 августа 1766 года десятинный налог не платили только те, кто возводит заводы вновь. Не дали ему и крестьян. Таким образом, ничего у полковника с заводом не вышло. Ни золота, ни серебра не добыл. Однако умудрился набрать под новое дело больших кредитов. 27 августа 1779 года в Берг-коллегию из Главного магистрата поступило донесение о том, что английские купцы Роберт и Яков Денглеры требуют уплаты векселей Маслова на 9825 рублей 23 копейки. В случае неуплаты денег - завод арестовать и продать. 22 ноября того же года указ получили в Главном правлении сибирских заводов, но Маслова на Урале уже не было. Он уехал в Санкт-Петербург. Вскоре в Лялю прибыл унтер-шихмейстер Григорий Ратков. Что же он выяснил? Все рудники были залиты водой. К этому времени добыча руд составила 30 тысяч пудов, но за убогим содержанием меди в плавку не определены. Маслов привез на Урал с Тульской вотчины 200 крепостных, на что не имел соответствующего разрешения. Разразился громкий скандал. Не заладилось дело и у Походяшина с Ливенцовым. Компаньоны рассорились. Для полковника Маслова верхотурский купец до конца дней так и остался злейшим врагом.

Сделка за спиной компаньона

Затеяв то или иное дело, Походяшин вдруг на каком-то этапе отказывался от затеи и безжалостно расставался с компаньонами. Так, с рудопромышленниками Петром Ентальцовым и Григорием Посниковым он в 1776 году взялся за разработку золотого прииска на речке Оленьей. Поначалу все шло согласно договору, но вот нахожу в фонде Берг-коллегии (кн. 2067, с. 566) прошение из канцелярии Главного правления сибирских, казанских и оренбургских заводов. В нем говорится о том, что Ентальцов и Посников еще 15 июля 1775 года подали в канцелярию заявку на разработку золотых и медных приисков, находившихся между реками Лозьвой и Сосьвой, а также на озерном истоке, впадающем в реку Шегультан. Просили прислать горного офицера для освидетельствования руд и песка, а также места под завод. Берггешворен Князев из Екатеринбургской лаборатории сделал анализ проб. В 500 пудах руды оказалось золота один золотник с половиной, а из пуда медной руды выход меди составил 3 фунта с половиной. Был признан годным к плавке и флесоватый песок, содержащий медь. На место послали унтер-шихтмейстера Ивана Кузнецова с помощником. Те промыли на малом важгере 10 пудов руды. Анализы подтвердились. Сообщая об этом, унтер-шихтмейстер писал, что остался доволен и местом под завод, находившимся в двенадцати верстах от прииска, а также обилием лесов: <...лиственных, сосновых и кедровых лесов имеется довольно...> Ентальцов и Посников назвали рудник Воскресенским. В их планы входило построить четыре медеплавильные печки на речке Пуе и дать заводу название Петровский (видимо, в честь одного из компаньонов. - А.А.). В ноябре того же года Кузнецов рапортует в канцелярию, что <сысканный рудопромышленниками Ентальцовым и Посниковым золотосодержащий и медный прииск безостановочно разрабатывается, при котором шахтою углублено восемь саженей по золотосодержащей жиле, в которой гнездами и медная руда оказывается, а в гору штольня под шахту выработана на шесть с половиной саженей по золотосодержащей рудной жиле, где они и соединились...>.

Из этого же документа следует, что к делу подключился Максим Походяшин. 8 ноября заводчик и помянутые рудопромышленники Ентальцов и Посников донесением объявили, что присланные руды два номера опробованы, а по пробе в пятистах пудах руды золота не содержится, а меди в пуде руды - два фунта. Заводчик пишет, что они с показанными рудопромышленниками составили компанию для лучшей разработки золотого прииска и построения промывального и медеплавильного заводов, а потому нуждаются в приписке к заводу потребного числа крестьян из ближних жительств Верхотурского и Пелымского ведомств. <Нежели оные приписаны будут, то тем крестьянам сверх следуемого за проходные дни платежа, обязуемся платить каждому работнику за рабочий день по 10 копеек, и до приписки крестьян горную работу и строение завода производить вольнонаемными работниками...>. Кузнецов установил грани рудника и вкопал в землю нетленный знак. Им же было подсчитано, сколько находилось на то время в Верхотурском и Пелымском уездах крестьян: 930 и 354 соответственно. Казалось бы, все шло к осуществлению грандиозного плана.

Но вот вчитываюсь в еще один любопытный документ (кн. 2067, с. 580). 31 января 1780 года тайный советник и сенатор, действительный камергер Всеволод Алексеевич Всеволожский подал на имя императрицы Екатерины II следующее прошение: <Договорился я, именованной, купить города Верхотурье у депутата Петра Петрова сына Ентальцова да государственного крестьянина Григория Никифорова сына Посникова в уезде города Верхотурье находящихся в компании с верхотурским купцом Максимом Михайловым сыном Походяшиным, в отведенных медном и железном рудниках и заявленных рудных приисках и во всех, как при оных рудниках, так и при назначенном под завод по указу канцелярии Главного заводов правления месте, строениях и заготовленных лесах, в припасах и во всем наличном при оных рудниках и при заводском месте имуществе, не оставляя Ентальцову и Посникову за собою ничего, принадлежащие по учиненному с заводчиком Походяшиным письменному их договору, - две части, во всем с тем же правом, какое в том договоре постановлено, и оный договор, я, именованной, обязываюсь выполнять во всем вместо их содержать нерушимо, и потому исполнять без всякой отмены, в чем с ними, Ентальцовым и Посниковым, учинен письменный договор, который при сем и прилагаю...> Чего же добивался сенатор? Первое. Утвердить сделку и по составленной купчей зарегистрировать договор в Государственной юстиц-коллегии. Второе. Чтобы <занимался> за него всеми этими делами его служитель Ермил Попов. Третье. Просил учинить опись еще не отведенных и не объявленных рудных мест. Если сей договор не будет утвержден, то полученные Ентальцовым и Посниковым деньги те должны были возвратить в Верхотурье поверенному Всеволожского. В тот же день Ентальцов и Посников подали собственное прошение об утверждении сделки.

Максим Походяшин, похоже, не сразу узнал о тайном сговоре компаньонов. Только 13 февраля 1780 года он обращается к Екатерине II с просьбой отменить сделку. Согласно договору с компаньонами, купец вложил в дело две тысячи рублей, тогда как Ентальцов - всего пятьсот. Кроме того, до постройки нового завода договорились проплавлять медные руды на уже действовавшем Петропавловском заводе, принадлежавшем Походяшину. А это дополнительные траты. С интересом читаю письмо, которому более двухсот лет:

<Уведомился я, что сии мои товарищи, явно нарушая общественный наш договор, положенный между нами хранить свято и нерушимо, ныне без всякого со мною согласия, приехав в Москву, продали Его превосходительству, тайному советнику, сенатору, действительному камергеру и кавалеру Всеволоду Алексеевичу Всеволожскому, в отведенных медных и железных рудниках и заявленных приисках своей части за двадцать четыре тысячи рублей, в чем с ним учинили договор и теперь просят от Берг-коллегии написания купчей, избегая чрез сие от добровольного зачета и платежа излишне издержанных в общество моих денег...>

К тому времени Походяшин вложил в дело уже 8198 рублей с копейками. Все это было записано в расходных книгах. И по сути, он был прав, отстаивая свои интересы. Любопытно, что челобитную от имени купца писали тульский мещанин Петр Федорович Сазыкин и сын Походяшина - подпоручик Николай Походяшин, служивший в гвардии. Видимо, сам хозяин заводов тяжело захворал.

Могущественный и строптивый сенатор Всеволожский, само собой разумеется, подключил к делу нужных вельмож, чтобы закрепить сделку. Предложил тщательно проверить расходные книги и, ежели окажется долг, согласился не только расплатиться с купцом, но и выкупить у него третью часть рудника. Споры в Берг-коллегии по этому поводу затянулись. Похоже, разборки с компаньонами окончательно подорвали здоровье 71-летнего Походяшина. По некоторым данным, он умер в 1781 году. Согласно легенде, был похоронен в одной из построенных им в Верхотурье церквей.

Чей кошель тяжелее?

Земельные переделы на Руси всегда сопровождались нешуточными разборками. В фонде Шуваловых (№ 1288), что хранится в Российском архиве древних актов, мое внимание привлекло дело о неправильном обмежевании действительным камергером Всеволодом Андреевичем Всеволожским Заозерской дачи в Верхотурском уезде Пермской губернии. Тяжба началась 14 октября 1825 года и закончилась 3 декабря 1838 года. Суть ее такова. Всеволожский в поданном в Пермское горное начальство прошении объявил об открытии в его даче на реке Стрелебной золотосодержащих песков. И просил дозволения о промывке оных, а также о выдаче ему книг для записей об объемах добычи золота. При этом сообщалось: а) <что земли и леса по речкам Конде и Шегультану, из коих на первой его покойным дядей, бывшим сенатором Всеволодом Алексеевичем Всеволожским, планировалось строительство медеплавильного завода, перешедших к нему во владение от заводчиков Николая и Григория Походяшиных по полюбовному между ними постановленному акту, а заводчиками Походяшиными ранее купленные от ясашных вогул; и что сенатор Всеволод Алексеевич Всеволожский через таковое приобретение сих земель в свою собственность в продолжение времени отыскал в разных местах прииски медных и железных руд; по смерти его - право на владение сих земель перешло по духовному завещанию нынешнему владельцу - Всеволоду Андреевичу Всеволожскому; б) сверх уступленных от заводчиков Походяшиных земель якобы господин Всеволожский имеет также в своем владении земли и леса, медные и железные рудники - Заозерской и прочие лежащие по левую сторону реки Сосьвы...>.

Но вот закавыка: сии же земли и леса еще с 1574 года, согласно жалованной грамоте от царя Иоанна Васильевича, были отданы во владение именитым людям - Строгановым. Понятно, наследники тех возмутились. В частности, графиня Варвара Петровна Шувалова. Дети Григория Дмитриевича Строганова - бароны Александр, Николай и Сергей во время бывшего между ними в 1747 и 1749 годах разделов, за отделением на каждую часть оставили еще без раздела общие земли и леса. Позднее, в 1763 году, Николай Григорьевич поделил свою часть трем сыновьям: Григорию, Сергею и Александру. По смерти Сергея Николаевича в 1773 году его долю и выкупил Всеволод Алексеевич Всеволожский - 232 тысячи десятин. Таким образом, он мог претендовать на девятую часть имения, но особой дачи в Верхотурском уезде - ни по крепостям, ни по закону - у него не могло быть. Впрочем, и тот самый <полюбовный акт> с заводчиками Походяшиными не имел законного действия, поскольку речь в нем шла о тех же самых землях баронов Строгановых.

Попечительство по делам графини Варвары Петровны Шуваловой, наследницы в имении Строгановых, подало прошение министру финансов от 14 октября 1825 года. В нем, в частности, говорилось: <...при жизни Всеволода Алексеевича Всеволожского он с прочими участниками - наследниками имения Строгановых, когда в 1790 году общим прошением просили Межевую канцелярию об обмежевании жалованных Строгановым земель и лесов, состоящих в Пермской губернии, тогда со стороны Всеволожского в приложенном при прошении регистре, особенной дачи, принадлежащей к Заозерским и прочим рудникам в единственное его владение, не показано, которая в то время ни под каким предлогом не могла быть пропущенною... Полюбовный акт, постановленный между Всеволожским и заводчиками Походяшиными, тоже не может иметь законного своего действия, сколько по тому, что условие состоит об одних и тех же землях, которые заключаются в жалованных Строгановым урочищах в 1574 и 1692 годах; ясашные вогулы никогда не владели принадлежащими роду Строгановых землями и в означенных по грамотам урочищах не могли и не имели права уступать оных заводчикам Походяшиным; сколько и потому, что ясашные вогулы, имея звероловные промыслы, вероятно, занимались оными в смежных урочищах с землями господ Строгановых, но, не имея на владение земель ни грамот, ни других законных крепостей, не могли равным образом уступать оных во владение заводчикам Походяшиным, кои чрез таковую покупку, желая воспользоваться приобретением сих земель, в протекшем времени предъявили правительству права свои; но по представлению бывшего в должности Пермского и Тобольского генерал-губернатора Волкова указом правительствующего Сената, последовавшим 14 мая 1795 года, Пермской казенной палатой таковая покупка земель не утверждена и заводчикам Походяшиным от владения оными отказано...>

По закону Всеволожский не имел права без согласия наследников Строгановых ни разрабатывать рудники, ни промывать золото. И вот 10 февраля 1827 года дело слушается в Государственном Совете. Высказываются разные мнения на сей счет. Так, адмирал Николай Семенович Мордвинов заявил, что надо Всеволожскому предоставить право беспрепятственного добывания золота на правах собственности. Государь собственноручно написал на сей мемории: <В полной мере согласен с мнением адмирала Мордвинова>. Еще бы! Разве мог император обидеть камергера? Но попечители графини Шуваловой - М.Сперанский и А.Хитрово на этом не успокоились и в поданном в Сенат рапорте попросили повременить с выдачей Всеволожскому плана и межевых книг на Заозерскую дачу. Дело рассмотрел Пермский уездный суд, который 13 ноября 1831 года вынес решение: <...признать оные земли как остающиеся по настоящее время без разделения в общем владении наследников рода Строгановых>. Всеволожский сочиняет апелляционную жалобу. Его поверенный Иван Васильевич Минюхин предоставляет суду две купчие крепости, данные 29 ноября 1769 года, Сосьвинской волости от ясашных вогул Андрея Семеновича Денежкина сотоварищи, а также от вогул княсьпинских юрт Федора Андреевича Княсьпина сотоварищи верхотурскому купцу М.М. Походяшину и указ бывшей Сибирской комиссии для расположения вновь ясака - в Верхотурское комиссарство, дозволяющее совершать сии крепости и служащие главным основанием права народа вогульского. Но тут в спор вступил начальник Богословских казенных заводов Феферов, объявивший, что <сия дача яко доставшаяся по купчим крепостям от вогул заводчику Походяшину, который продал часть своих земель и заводов в казну, должна быть в собственности казны>. За это на строптивого чиновника чуть не завели уголовное дело: как посмел влезать в сие дело?

Интересно было узнать: сколько же заплатил Походяшин вогулам за купленные земли? Вчитываюсь в бумаги 1769 года. В книгах Верхотурского комиссарства перечисляются те самые вогулы: Андрей Семенович Денежкин с сыновьями Ларионом и Егором; Яков Иванович Тренькин с племянниками Данилом и Григорием, Василий Якимович Тренькин; Петр, Иван и Иван же Авраамовичи Денежкины, Федор Андреевич Княсьпин с братом Афанасием, а также Иван Тимофеевич и Василий Гаврилович Княсьпины, Сила Андреевич Городков... Они уступили купцу свои родовые вотчины всего за 250 рублей! Деньги были вручены в присутствии священника Петропавловской церкви Николая Михайловича Мартынова, верхотурского купца Семена Семеновича Семерикова, великоустюжского купца Семена Бушина, тобольского цехового Петра Даниловича Путкова, писаря Петра Копытова.

Тяжба между наследниками барона Строганова и камергером Всеволожским все-таки закончилась победой последнего. Сенатор Горголи рассудил так: да, действительно, земли по обеим сторонам реки Тобол и до вершины впадающих в нее рек, а также и на Иртыше были в свое время пожалованы Строгановым для устройства поселений и военных крепостей, но они ничего не построили там, а значит, не исполнили царскую волю. Бароны ограничили свое владение только землями на западной стороне Уральского хребта, на восточной же стороне никогда и ничем не владели... Потому Заозерскую дачу следует утвердить в собственность и единственное владение Всеволожского. Так и поступили.