Из разговора с Товстоноговым

— А нельзя ли расширить кусок оживления Глова? Пусть некоторое время, когда его внесли, зрители думают, что он мертв?!

ТОВСТОНОГОВ. Да, надо устроить провокацию и для Ихарева, и для зрителей! Бесподобная драматургия! Гоголь нашел ход, в котором главный герой разыгрывается с публикой одновременно! И почему-то эта драматургическая находка не имеет продолжения ни в одной пьесе, ни в литературе вообще?!

Эпизод с Замухрышкиным.

ТОВСТОНОГОВ. Первым его должен увидеть Ихарев. И от его взгляда — все остальные. За-мухрышкину нужен черный портфель. А еще лучше, пожалуй, черная папка.

ВЛАДИМИР Ч. Не могу понять, почему Замухрышкин настойчиво три раза повторяет одно и то же? Мне кажется, сейчас это длинноты, которые можно сократить. Но, с другой стороны, у такого автора, как Гоголь, это не может быть случайностью?

ТОВСТОНОГОВ. Необходимо, чтобы Ихарев, а вместе с ним и мы поверили в то, что Замухрышкин — действительно представитель банка. Если с вашей стороны в этой сцене не будет высокой степени сопротивления, то жуликам не подойти к главному, к ихаревским восьмидесяти тысячам. Я думаю, что все это заранее отрепетировано. Если бы Замухрышкин сразу согласился выдать деньги через неделю, а не через месяц, как положено, то у Ихарева, да и у зрителей не возникло бы той меры достоверности происходящего, которая исключила бы всяческие подозрения. Гоголь заставляет Замухрышкина произносить трижды одно и то же не случайно. Он сочинил человека, который стремится максимально сыграть профессию.

Предположим, я фальшивый представитель банка. У меня хотят получить двести долларов. Как их выдать, если я липовый представитель? Как себя вести, чтобы мне поверили? Как себя держать? Какие говорить слова? Необходимы какие-то подробности, которыми я мог бы оперировать для вящей убедительности. И Гоголь их подкидывает.

МИХАИЛ Р. На самом деле, Замухрышкин — штабс-капитан.

ТОВСТОНОГОВ. Да, он далек от банковского служащего. Но о финансах слышал.

МИХАИЛ Р. Судился, наверное, по финансовой части.

ТОВСТОНОГОВ. Возможно. Помните, Хлестаков говорил, что проигрался штабс-капитану? Вот это и есть та история. Ихарев, та частичка биографии Хлестакова, которая в этой пьесе взята Гоголем в объект внимания. А Хлестаков — обманутый Ихарев.

После перерыва Г.А. попросил прогнать оставшийся материал до конца без остановки.

ТОВСТОНОГОВ. Ну, что ж, я думаю, спектакль выпустим примерно пятого марта. Точную дату определим на днях. Я хочу, чтобы вы разобрались с текстом, реквизитом и музыкой. Все вспомнить от начала и до конца. Завтра самостоятельно, послезавтра с Аркадием Иосифовичем, а потом со мной.

Февраля. 20.00-23.30

Товстоногов спросил Аркадия Иосифовича, когда начнет работать художник, когда будет сделан овальный стол?

— Утром была репетиция?

КАЦМАН. Да.

ТОВСТОНОГОВ. Ну, и как поработали? Продуктивно?

КАЦМАН. В общем, да, только никак не избавиться от самоконтроля, они все время останавливаются и выясняют, какое у кого действие? Никак не охватить весь процесс в целом.

Студенты, невольные свидетели обсуждения, попытались восстановить справедливость:

83

— На такого рода репетициях хочется выверить логику, поэтому останавливаемся, спрашиваем, чтобы процесс был сознательным.

— Потом хочется попробовать еще какие-то варианты....

ТОВСТОНОГОВ. Правильно, только контролировать себя зачем? Пробуйте варианты, выверяйте логику, но право останавливать репетицию оставьте за нами.

КАЦМАН. Откуда начнем, Георгий Александрович?

ТОВСТОНОГОВ. Я думаю, с начала.

ВЯЧЕСЛАВ А. Мы приготовились к финалу сцены с Гловом, но если сначала, то три минуты на подготовку площадки можно?

Пока шла подготовка сцены к началу спектакля, Товстоногов спросил заведующего постановочной частью курса, скоро ли появится обещанная люстра? «Люстра есть, большая, ампирная, — ответил завпост, — вопрос, где ее повесить?» «Перед сценой, вот здесь,— показал Георгий Александрович, — она должна висеть впереди на носу у зрителей как знак времени». Кацмана интересовало, достали ли неоновые свечи? Узнав, что свечи есть, он попросил посадить их на реостат. «А где канделябры?» — вспомнил Георгий Александрович. Оказывается, с канделябрами проблема: бутафорские — фальшивые, а настоящих нет. «Я принесу свои... из дома», — сказал один из студентов. «Свои? Домашние?» — удивился Товстоногов. «А что делать?» — улыбнулся студент. «У вас есть старинные канделябры?» — «Бабушкины».

ТОВСТОНОГОВ. Ну, что ж. Если бабушкины канделябры пошли в дело, значит, мы на полвека уже приблизились к гоголевской эпохе. Давайте начнем. Может, в процессе репетиций мы приблизимся к Гоголю еще ближе.

Начало спектакля. Половой, Ихарев, Гаврюшка. Ихарев, подозрительно оглядев комнату, выспрашивая Полового, тростью припер его к стене.

ТОВСТОНОГОВ. Мне кажется, надо поискать в этом эпизоде иное качество существования Ихарева. Сейчас задается нечто зловещее, затем оно исчезает, нигде более не повторяясь. Вся дальнейшая ихаревская жизнь не соотносится с этим началом. Сейчас в провинциальный городок России первой половины прошлого века приехал доктор Дапертутто, Фантомас... А хотелось бы поискать состояние еле сдерживаемой радости изобретателя, приехавшего в заштатное место испытать свое изобретение! Надо только не выдать свою гениальность до поры, до времени! Надо найти ощущение завоевателя, приехавшего выиграть миллион! Я говорю, вроде бы, о запрещенных вещах, о результате! Но действие вы уже освоили, теперь пойдем по настроению! Пришла пора. Надо сыграть не прожженного жулика, а экспериментатора, который наконец-то на белый свет вынес свое детище!

АЛЕКСЕЙ Л. Что же мне теперь делать в этой сцене?

ТОВСТОНОГОВ. То же, что и делал, только на волне азарта! Ихарев в хорошем настроении или плохом?

АЛЕКСЕЙ Л. В хорошем!

ТОВСТОНОГОВ. Нет! В прекрасном!!! Давайте еще раз! Не надо слуге поправлять стол, стулья, липа какая-то, лучше зажгите канделябры!

ВЯЧЕСЛАВ А. Спичкой?

ТОВСТОНОГОВ. Да темно же в комнате! Быстренько-быстренько, и бросился навстречу гостю!

Входят Ихарев с Гаврюшкой.

Вернемся к варианту, с которого начинали. Помните, на одной из самых первых репетиций? Еще киносъемка была?! Вбежал — и восстановить дыхание... не спеша оглядеть комнату... пройти вокруг стола... Так. Обойти второй стол. Вот он, самый обыкновенный на вид номер, да? А ведь это тот плацдарм, с которого начнется великое восхождение! Отсюда пойдет наш славный путь!

Как только Ихарев посмотрел на Полового, тот имеет право говорить. Стоп! А где Ихарев спать будет? Здесь негде. Как-то уж слишком условно получается. Говоря о спальне, надо показать на правую кулису, а Ихареву подойти, тростью открыть занавеску, и пошла фраза про блох.

84

И говорить надо, глядя в спальню, представляя себе, как блохи жрать будут. А зачем здесь слуга Ихарева? Он отвлекает, берет на себя внимание, сейчас он здесь не нужен.

КАЦМАН. Ихарев с Гаврюшкой пришел.

ТОВСТОНОГОВ. Ихарев вбежал налегке. А тот вещи несет, отстал.

И вдруг, некоторое время спустя, понаблюдав за диалогом Ихарева и Полового, Товстоногов остановил репетицию:

— Так-с. А теперь давайте... вернем все, как было...

Никто не понял, что хотел сказать Г. А. Что значит «вернем, как было»? Пять минут назад он с присущей ему силой заразительности доказал необходимость проверки новой версии, только-только начали что-то пробовать, и вдруг поворот на сто восемьдесят градусов? Странно. Переглянулись. Посмотрели на Г. А. А он молчал. Даже Кацман ничего не понял. Абсолютная «мертвая зона» в оценке, когда Станиславский просил ничего не играть, когда старое действие почти умерло, а рождения нового ждут. Наконец, исполнитель Ихарева спросил:

—Что? Брать стул и на середину? Как раньше?

—Да, — сухо сказал Товстоногов и, еще какое-то время помолчав, добавил. — Можно было бы разработать эту версию, но, мне кажется, я предложил неверный ход. Что мы увидим? Обманутого мальчишку. А у Гоголя — одураченный гроссмейстер. Высоким профессионалам не должен противостоять дилетант. Ихарев уже кое-что повидал. Восемьдесят тысяч у него в кармане. Опыт шулерства есть. Есть и вершина крапа — Аделаида. Значит, у него все основания считать себя гроссмейстером. Во всяком случае, он играет такового.

АЛЕКСЕЙ Л. Но остается: приехал, вбежал, внутри все поет...

ТОВСТОНОГОВ. Сейчас я говорю о сквозном самочувствии, то есть зерне роли. Все внешние проявления остаются те же, но, по сути, изнутри окрашиваются иначе.

Давайте еще раз.

Проверка на класс. Стоит отвернуться, отдавая распоряжение слуге, — пробуем, — как половой пройдет вдоль стола, спиной к нам... и денег как не бывало. Вот. Ихарев обернулся, взглянул, увидел — исчезли, М-да, класс проверен. Ах ты, гусь! «Ну, мы с тобой поговорим ужо». Такой темп требует безукоризненной дикции, Слава.

ВЯЧЕСЛАВ А. Да, я понял, дома отработаю.

ТОВСТОНОГОВ. Текст надо произносить, как скороговорку.

ВЯЧЕСЛАВ А. Можно еще раз?

ТОВСТОНОГОВ. Давайте. Гаврюшка — взмыленный человек. Все надо успеть, иначе достанется. Устал, нес на второй этаж вещи. Переминайтесь с ноги на ногу. Посмотрите, чего бы еще нужно? Крепостной: что бы ни делал, все равно барин недоволен.

Ихарев один. Подошел к сундучку, вынул шкатулку, раскрыл ее и вздрогнул. Вздрогнул, потому что неожиданно заиграла музыка.

ТОВСТОНОГОВ. Надо слушать мелодию, не удивляясь.

АЛЕКСЕЙ Л. Честно говоря, я потрясен. Я не знал, что приготовили сюрприз.

ТОВСТОНОГОВ. Сюрприз — это прекрасно, но надо в хорошем смысле воспринимать его как должное, не упустить первую непосредственную реакцию и двигаться дальше. Ведь что произошло? Сюрприз и готовили для того, чтобы увидеть непринужденное, раскованное, естественное восприятие, а артист элементарно выбился. Жаль. Ну, раз теперь уже такой возможности проверки натуральной реакции не будет, можно спросить завпоста: а как это сделано?

ВЯЧЕСЛАВ А. Сделано просто. В шкатулку вставлены часики с музыкальным механизмом. Я придумал взаимосвязь открытия шкатулки и начала игры.

ТОВСТОНОГОВ. Сколько времени звучит мелодия?

ВЯЧЕСЛАВ А. Двадцать секунд.

ТОВСТОНОГОВ. Хорошая мелодия. Я бы записал ее на пленку, сделал кольцо, чтобы она звучала столько, сколько нужно, и использовал ее иногда, на нужном уровне громкости, как музыку от театра.

Монолог Ихарева об Аделаиде прервал Кацман:

85

— Мы впервые знакомимся с Аделаидой. Все должно быть построено на том, что Ихарев готовит нам подарок. Это игралось. А сейчас не получается. Почему?

ТОВСТОНОГОВ. Мне кажется неверным качество монолога. Нельзя все время апеллировать к зрителю. Исчезает существо происходящего. Что было до сих пор? Приехал, выяснил: здесь крупно играют. Отлично, теперь хочу побыть один. (Георгий Александрович вышел на площадку.) Подошел к шкатулке, поставил ее на стол, открыл, зазвучала музыка, сел рядом, послушал... Я бы сделал здесь кусочек отдыха. Снял очки, расслабился, раскрепостился...

КАЦМАН. Это прощание с целым этапом жизни. Позади огромный фантастический полугодовой труд.

ТОВСТОНОГОВ. И сейчас отдых перед решительным сражением. Начинается постройка того здания, с которого в финале спектакля будем падать.

АЛЕКСЕЙ Л. Может, начать повыше, с ухода слуг? Надо разогреться к монологу.

ТОВСТОНОГОВ. Нет, не надо, к чему партнеры для этого монолога? Не надо «разогреваться». Был высочайший ритм жизни. Сейчас, после ухода слуг, он падает к нулю. Оценил уход воображаемых партнеров, и взгляд устремился к шкатулке. Хорошо бы погладить ее. Открыл и ослаб от музыки. Сесть, положить руку на край шкатулки и можно начать говорить. Нет, не надо из шкатулки ничего вынимать. Даже хорошо, что мы пока не понимаем, о чем речь. Только не шептать, не заниматься самообманом. Я не слышу текст и ни о чем не могу судить. Вроде бы человек чем-то там живет, что-то переживает, а что? чем? — загадка. В голос! Громче! Вот! Теперь можно снять очки и сказать про рябь в глазах. А дальше весь текст — нам. (Вдруг обернулся.) У вас этот монолог не ассоциируется с монологом Скупого рыцаря? Помните у Пушкина? (Мы с Кацманом дружно закивали.) И вот постепенно логика мысли придает Ихареву силу. Надо вставать и идти на авансцену. Голову выше, а руки опустить. А вот момент, когда можно поднять правую руку со шкатулкой и посмотреть на нее. Да-да-да, как Гамлет с черепом. «Не Аделаида Ивановна», — так не говорят, а «Аделаида Иванна», через два «н». Сказал и засмеялся. Вот-вот-вот! Смех хороший, заразительный, молодец! Если не шептать, то монолог может получиться.

КАЦМАН. Теперь надо из шкатулки вытаскивать колоду, дальше некогда будет.

ТОВСТОНОГОВ. Посмеялся, и послышался шум за сценой. Не надо никуда бегать! Сменил ритм. Вытащил из шкатулки колоду и положил в карман. Спокойно, рационально проверил Аделаиду в кармане и положил шкатулку на стол. (Уходя знакомиться с соседями по номерам, Ихарев покровительственно потрепал Полового по щеке.) А что, если перед уходом вытащить еще одну «красулю» и помахать ею перед носом Полового? Причем, Половой должен клюнуть, а Ихарев тут же спрячет купюру: «Ну, братец, ты и обнаглел, избаловался ты у меня». Ой, как нехорошо доставать деньги из кошелька! Ихарев в выигрыше! У него деньги по всем карманам рассованы. На мелкие расходы. Восемьдесят тысяч с неба свалились. Теперь он сотнями сорит, не считая!

АЛЕКСЕЙ Л. Перед носом у Полового помахать?

ТОВСТОНОГОВ. Да, а когда Половой потянулся за кредиткой, ее уже нет. Вместо нее пальчик! Погрозил Половому и исчез!

В дверях Половой. В другом углу Гаврюшка готовит барину приборы для бритья. Пауза. Половой двинулся к Гаврюшке.

Нет-нет-нет! Пустой переход. Какой у вас первый текст?

— «Откуда вы едете?»

ТОВСТОНОГОВ. Вот и говорите его прямо от двери! И, продвигаясь, обойдите Гаврюшку и сядьте на ихаревский сундучок.

Гаврюшка дал знак Половому, чтобы тот встал с сундучка. Половой встал.

ТОВСТОНОГОВ. А почему так грязно? Сначала сел, потом встал? Зачем это?

ВЯЧЕСЛАВ А. А что мне делать, если Гаврюшка знаки подает: встань, мол?

ТОВСТОНОГОВ. Да? Я не заметил. А почему вы не захотели, чтобы он там сидел?

СЕРГЕЙ ЛОСЕВ. Так это ж сундучок барина.

86

ТОВСТОНОГОВ. Слугу воспитали в уважении к барским предметам? Ну, что ж, хорошо, закрепляем ваше предложение.

Разговор слуг прервали Швохнев и Кругелъ. Схватив Гаврюшку, усадили его посреди комнаты и, помахав деньгами перед носом, стали выспрашивать про барина. Товстоногов, не прерывая хода сцены, похвалил Сережу Лосева, исполнителя роли Гаврюшки:

Хорошо, что вас застали внезапно, с мылом и кисточкой. Половому прижаться к стене! А Швохневу надо глазами показать половому: уходи! И проводите его взглядом! А Гаврюшке надо улизнуть от Швохнева и Кругеля! Вернуться только тогда, когда они исчезнут!

Гаврюшка локтем разгладил «красулю» и аккуратно свернул ее.

ТОВСТОНОГОВ. Хорошо! И поплюйте на нее. Еще раз сверните... Нельзя ли, входя, Ихаре-ву сделать ножницы?

АЛЕКСЕЙ. Прямо при слуге?

ТОВСТОНОГОВ. А что его стесняться? Он же крепостной, мебель. И хорошо бы поговорить с ним, как со шкафом! Облокотиться на него и начать монолог. А зачем положил на стол деньги?

АЛЕКСЕЙ Л. Готовлюсь к возвращению Полового.

ТОВСТОНОГОВ. Ага. Тогда Гаврюшке надо отыграть: не вам ли?

СЕРГЕЙ ЛОСЕВ. Если можно — попозже.

ТОВСТОНОГОВ. Почему попозже?

СЕРГЕЙ ЛОСЕВ. Сейчас не видно.

ТОВСТОНОГОВ. А вы загляните: что он положил? Может быть, мусор? Может, это надо убрать? А, нет, не вам. Такое вы еще в руках не держали.

Ихарев снял сюртук, кинул слуге, сел бриться.

СЕРГЕЙ ЛОСЕВ. Куда повесить?

КАЦМАН. На портале гвоздик будет.

ТОВСТОНОГОВ. На портале гвоздик? Нет, это кощунство.

КАЦМАН. Под канделябром, ничего страшного.

ТОВСТОНОГОВ. Ах, да, там же канделябр будет!

Ихарев заказал закуску на четверых.

ТОВСТОНОГОВ. Слуга же не кормлен?! Надо барину знаки подавать, чтобы тот приказал и вас покормить. На семгу, икру громко проглотил слюну, вам, в лучшем случае, достанется гречневая каша. И очень оживился, когда сказали, что дадут есть.

Ихарев вторично подкупил Полового и дал ему карты: дюжину колод.

ВЯЧЕСЛАВ А. Как их унести? Рассовать по карманам? Долго и неудобно как-то. А заменить двенадцать колод одной — нарушение исторической правды. Что делать?

ТОВСТОНОГОВ. А как бы вы поступили на месте Полового?

ВЯЧЕСЛАВ А. Я? Наверное, вот так.

Откуда ни возьмись в руках полового появился поднос. Ихарев быстро разложил на подносе колоды. Половой накрыл их полотенцем.

ТОВСТОНОГОВ. И, уходя, посмотрите в зеркало, проверьте свой внешний облик!

В дверях, взяв друг друга под руки, появились Швохнев, Кругелъ и Утешительный. Увидели Ихарева, улыбнулись и запели:

87

«Его Превосходительство любил домашних птиц

И брал под покровительство хорошеньких девиц...»

Станцевав танчик и встретившись с недоуменным взглядом Ихарева, они осеклись, замялись и поплелись к выходу.

ТОВСТОНОГОВ. Что это было? (Молчание.) Ну, что это было, объясните своими словами?

ДМИТРИЙ. Неудачная шутка.

ТОВСТОНОГОВ. Хорошо придумали. А до Ихарева дошло, когда вы повернулись, решив уйти. Только тогда он понял: они меня так приветствуют. И зааплодировал, снисходительно, как хлопают в царской ложе. Пальчиками по ладошке: хлопок, пауза, хлопок...

Ихарев предложил гостям поужинать. Половому нужно убрать бритвенный прибор и накрыть стол.

ТОВСТОНОГОВ. Ой, как долго!

ВЯЧЕСЛАВ А. А что делать, Георгий Александрович, вещей-то много! Слушайте! А может, Гаврюшку позвать? Да я уже позвал, вхожу с ним!

ТОВСТОНОГОВ. Оторвали от еды. Вышел помогать вам, доедая кусок.

Демонстрация Ихаревым Аделаиды. Товстоногов попросил, чтобы каждому, кто произносит текст, передавалась свечка. Жулики восхищены. Ихарев растроган...

ТОВСТОНОГОВ. Хорошо бы Ихареву пройтись по авансцене, немного стесняясь. Ножку через ножку. Неудобно все-таки, когда так тебя хвалят.

Далее репетиция без остановок до ухода Глова-старшего.

ТОВСТОНОГОВ. Глову надо не просто поцеловать Утешительного, а в порыве благодарности! Не все еще на этом свете мерзавцы! Есть, к счастью, святые души! Оторвитесь от Утешительного и посмотрите на него. Запечатлейте в себе этот светлый образ! И хорошо бы слезу пустить. Но, чтобы не расплакаться при всех, ушел!

Финал сцены с Гловом-сыном. Вексель подписан. У жуликов разыгрался аппетит.

ТОВСТОНОГОВ. Не надо впрямую общаться с Гловом, «влезать» в него. Чем больше вы будете заняты едой, чем легче будете разговаривать с ним, тем сцена будет страшнее. Устройте из жратвы свинюшник. Не надо, разговаривая, руками разводить. Делом занимайтесь — ешьте!

Эпизод с Замухрышкиным

На утренней репетиции Кацман построил сцену следующим образом. Игроки пытались споить представителя банка, чтобы договориться с ним о немедленной выдаче денег из приказа. Замухрышкин не отказывался ни от выпивки, ни от закуски, но в то же время денег не выдает, говорит, что получить их можно только через две недели. Уже в начале сцены Товстоногов прервал исполнителей:

— Я не хочу под конец спектакля смотреть, как человек ест.

КАЦМАН. Георгий Александрович, я вас очень прошу, досмотрите сцену до конца.

ТОВСТОНОГОВ. Мне это неинтересно. Смысл сцены теряется.

ВЛАДИМИР Ч. И пить нельзя?

ТОВСТОНОГОВ. И не выпил, поставил. Тогда Утешительный быстро налил шампанское. Раз он коньяк не пьет. Замухрышкин пригубил, но поставил бокал на место!

ВЛАДИМИР Ч. Я совершенно не понимаю, что делается в моей сцене.

ТОВСТОНОГОВ. А почему я в первый раз об этом слышу?

ВЛАДИМИР Ч. Что я хочу? Набить себе цену?

ТОВСТОНОГОВ. Конечно!

ВЛАДИМИР Ч. А почему нельзя сделать так, что они меня спаивают?

ТОВСТОНОГОВ. Мне кажется, интересней наоборот. Замухрышкина этот жулик играет таким, что его ничем не купишь. Все способы пробуются! Зрители должны просчитывать: ну, чем

88

еще? О делах говорить — пожалуйста, но на работе категорически не пью! И причем, очень обидчивый человек. Вот этим всем он и набивает себе цену!

После ухода Замухрышкина жулики в панике. Они расхаживают по номеру, говоря какие-то непонятные для Ихарева слова.

ТОВСТОНОГОВ. Это поворотное место для Ихарева. Он не понимает, почему такая паника? Вслушивается: им зачем-то срочно нужны деньги. Если бы они сразу Ихареву все объяснили, он бы непременно почувствовал подвох. Но они как бы забыли о его присутствии. И вот именно из-за того, что он сам пытается во все вникнуть, запросто глотает наживку!

Ни в коем случае нельзя Утешительному объяснять Ихареву, что деньги можно получить только через четыре дня! Играйте на сбросе, чтобы Ихарев потянулся к вам. Ищите, как можно выкрутиться? Это главное!

До Ихарева не доходит: деньги будут через четыре дня. Сначала было условие: две недели — это плохо. Но почему плохо через четыре дня? А вы все не разгадывайте загадку...

КАЦМАН. Заводите, заводите его! Он почти на крючке!

ТОВСТОНОГОВ. И вот сыграйте такой кусочек. Не обращал, не обращал Утешительный внимание на Ихарева, но... Вдруг посмотрел на него пристально, что-то взвесил и решил признаться во всем! До конца! И делово, сухо сообщил ему возможность выгодно перекупить пеньку. Очень важная сцена. По существу, здесь кульминация обмана! Эту сцену нужно сыграть подробно, нельзя ее пробалтывать ни в коем случае. Я бы даже изменил возвращение Утешительного после проводов Замухрышкина. Посмотрите. (Товстоногов вышел на площадку.) Ничего не говоря, иду к столику с вином. Налил. Выпил. Вот здесь длинная пауза. Все потянулись ко мне. И ждите. Я явно должен что-то сказать. И совершенно, Дима, смотрите, без интонаций: «Раньше, чем через три дня, не будет». И задумался. Ихарев ко мне: «Что?» А я не замечаю, так поглощен своими мыслями, что не заметил, как проговорился. Понимаете, почему именно «проговорился»? Логика компании: мы признались Ихареву, а Ихарев нам, что карточное жульничество — наш хлеб насущный. Заключили союз: говорим друг другу всю правду, просим Ихарева быть нашим предводителем. И вот накладка! Осечка! И виноваты мы! Как же так? Договорились быть откровенными, ан, нет! Не сказали об одной важной вещи, скрыли самую любопытную махинацию! Но дружба так дружба! Теперь открываем и это! Вот, друг наш Ихарев, теперь, когда ты в курсе, как можно заработать на перепродаже пеньки, теперь ты про нас знаешь все! Такое решение сцены создает стопроцентную веру Ихарева в происходящее.

Товстоногов спустился в зал и попросил повторить сцену.

— Может быть, когда Утешительный будет рассказывать Ихареву, я к дверям уйду? — предложил исполнитель роли Кругеля. — Речь же идет о миллионе?!

ТОВСТОНОГОВ. Да, а Утешительный, увидев вас в дверях, и Швохневу даст знак: и ты на стражу. Ихарев подсел к Утешительному, и тот телеграфно, делово, без интонаций все выложил. А у Ихарева: все равно не понимаю, почему надо ждать четыре дня. На Утешительного посмотрел, на остальных...

И вдруг Ихарев приподнялся, бросился к своему сундучку, схватил его.

ТОВСТОНОГОВ. А зачем это?

АЛЕКСЕЙ Л. Хочу поехать с ними.

ТОВСТОНОГОВ. Нет, это наивно и нарочно. А я-то подумал, что у Ихарева зарождается та же мысль, что и у Утешительного! Я думал — за деньгами! Дать им взаймы?! А ну-ка, если вслушаться, Утешительный о чем говорит? Что-то про деньги? Так и я иду к ним! Какое совпадение! Бывает же такое, когда умным людям приходит в голову одна и та же гениальная мысль! Ихарев, как молодой скакун, опережает событие, а Утешительный пользуется этим! С текстом: «Позвольте!» Схватить чемодан и бросить его в центр! Или нет! Открыть чемодан и выбросить на середину четыре пачки денег! Каждая по двадцать тысяч!

Нет-нет, зачем Утешительному сразу тянуться к деньгам? Плохо. Не торопитесь. Давайте посмакуем этот момент. Посидите спокойно. Вот. А теперь ногами небрежно оттолкните пачки в сторону. Какой там у вас текст? Совпадает с моим предложением?

89

— «Кругель, отнеси их в нашу шкатулку».

Оч-чень хорошо! И Кругелю не надо торопиться. Подошел к столу, съел балычок, лениво поднял пачки и, напевая, ушел.

Ихарев один. В руках доверенность на двести тысяч.

Даже ослабел от своей блестящей победы! Только что было восемьдесят тысяч и вот на сто двадцать тысяч больше! Но монолог надо репетировать с новыми силами. В следующий раз с него и начнем!

Февраля. 20.00-23.30

Прослушивание музыки.

ТОВСТОНОГОВ. Нельзя ли взять из этой фонограммы только одну часть? Прокрутите запись еще раз, я скажу, какую. В этом спектакле музыка не нужна, нужны шумы!.. Стоп! Вот эту часть, дальше не надо. Поставьте живую свечку на стол.

КАДМАН. Только не в центр. Свечку в центр не ставят. Чуть сбоку.

ТОВСТОНОГОВ. Давайте договоримся о принципе освещения игры в карты. Как только Ихарев сделал первый ход — темнота. Горит только живая свеча. Давайте попробуем! Стоп! Кто переставил свечку?

—  Я, — раздался голос исполнителя Швохнева.

ТОВСТОНОГОВ. Зачем?

—  Просто так.

ТОВСТОНОГОВ. Никогда и ничего не надо делать просто так!

— Извините, Георгий Александрович.

Идет репетиция первого эпизода игры в карты. Товстоногов сделал замечание исполнителю
Ихарева:

— Плохо, невыразительно получается.

— Я не знаю, во что мы играем, в какую игру?

ТОВСТОНОГОВ. Я не об этом говорю. Я имею в виду пластику игры. Как берутся карты, как бросаются. Где тот гроссмейстер, о котором мы столько говорили? Сейчас мы видим мальчишку, играющего в «дурака» в плацкартном вагоне поезда.

Георгий Александрович предупредил, что сегодня будет репетировать выборочные куски. Демонстрация Аделаиды. Ихарев на расстоянии пяти шагов по рубашкам карт угадывал: «Дама».

ТОВСТОНОГОВ. Все дрожащими голосами спросите: «Масть?» И когда Ихарев скажет: «Бубен», — ах, и аплодисменты.

КАЦМАН. Прикуривать от свечки нельзя, примета плохая. Тогда этого не делали.

Обмен восьмидесяти тысяч на доверенность. Ихарев один.

ТОВСТОНОГОВ. Откинуться назад и не вставать с колен. Еще больше назад откинуться. Вот теперь локти на чемодан. А тут встать и сесть на свой чемоданчик! На фразе «вот теперь я обеспеченный человек» — перекинуть ногу через колено. Опять шепот, ничего не слышу! Ни слова! Сплошной самообман! В голос! «А и вздор!» — Встать! И чтобы голос зазвучал!

Ихарев и Глов-младший. Оказывается, Ихарев обманут. Отдал восемьдесят тысяч в обмен на фальшивый вексель.

Вместо того чтобы упираться в Глова, сесть на стул лицом к нам и прокручивать все, что было! Быть не может!

Глов сказал, что он тоже обманут. Жулики уехали, не взяв его с собой, не поделившись долей.

Нет той высоты, с которой вы — Глов — падаете!

Исполнитель роли Глова — Евгений А. — прервал сцену и обернулся к Георгию Александровичу:

90

— Простите, но я хочу вам задать вопрос, без которого я не могу дальше играть.

ТОВСТОНОГОВ. Задавайте.

ЕВГЕНИЙ А. Я разыгрываю Ихарева? Я в самом деле обманут или играю это?

ТОВСТОНОГОВ. Предположим, играете. Но сейчас, в данную единицу времени, Ихарев должен вам поверить? Должен или нет? А я вместе с Ихаревым сейчас вам не верю! Он же должен поверить, что и вы обмануты! Где оценка, сыгранная для Ихарева, оценка их предательства: компания «исчезла», «уехала без вас»! О том, что вы разыгрываете Ихарева, мы поймем в самом конце сцены, когда вы его добьете, когда он сойдет с ума, и уже перед ним не надо будет притворяться. А сейчас и Ихарев, и мы должны думать, что и вы обмануты.

«Уехали? Как уехали?» — Ихарев смеется над вами. А вам только это и надо. Смеешься? Так вот на тебе! Получай!

ЕВГЕНИЙ А. Значит, мне нужно его добить?

ТОВСТОНОГОВ. Конечно!

ЕВГЕНИЙ А. А зачем?

КАЦМАН. Да хотя бы для того, чтоб в полицию не побежал! Шухер не поднял!

ЕВГЕНИЙ А. Он сам замазан, как он будет шухер поднимать?

ТОВСТОНОГОВ. Хорошо, предположим, нет розыгрыша! Это идея Евгения Алексеевича, которую хочется проверить. Но, предположим, вы — обманутый, брошенный этой компанией человек! Что вы хотите в этой сцене?

ЕВГЕНИЙ А. Тогда я в полном тупике. Мне надо искать выход!

ТОВСТОНОГОВ. Выхода нет. Вас бросили!

ЕВГЕНИЙ. По результату понимаю: здесь истерика.

ТОВСТОНОГОВ. А по действию?

КАЦМАН. Через оценку, перепроверку, прийти еще раз к летальному исходу?

ТОВСТОНОГОВ. Неужели конец? Да! Конец! Один вы ничто! Действительно, конец! Судороги финала жизни! И вся энергия, добить «Фишера»! Я — маленький, а думаешь, ты великий? Ты меньше меня! Значит, сначала этот процесс, в который должен поверить Ихарев! А потом уже, когда Ихарев раздавлен — «прокол»! Оказывается, и это все розыгрыш!

ЕВГЕНИЙ. Можно попробовать?

Финал диалога.

ТОВСТОНОГОВ. Ихареву на: «закон, закон призову», — надо броситься к дверям, а после слов Глова: «Ты сам действовал противозаконно», — Ихареву пойти на Глова. Трость в руке должна помогать найти какие-то доводы. Их нет. Подхватите падающего Ихарева и тащите в кресло. И сквозь пелену увидеть полового. Только половому не надо бросаться в глаза. Отойдите, Слава, и давитесь в углу смехом. А у Ихарева: Ну, Утешительный — ясно, ясно, что два Глова — жулики, но половой-то тут при чем? «Черт!» — надо заорать! Для Гоголя — черт — это всегда очень важно! После такого крика половому надо сматываться. Вот Ихарев один и пауза...

Выйдите все сюда...

С уходом Глова у меня, господа, вот какое предложение: перед последним монологом Ихарева устроить чертовщину. Всем действующим лицам пьесы выйти со всех сторон и, проходя, раскидывать карты по сцене. Тут, очевидно, и свет будет фантастический, и музыка. Попробуем?

91

Хорошо бы во время этой чертовщины Ихареву сползти на пол. Вот-вот, разбитый, раздавленный человек! Теперь, не меняя позиции, правой рукой надо потянуться к левой дужке очков, и от этого фантасмагория исчезнет.

По-моему, это хороший кусок. И оправданный гоголевским построением пьесы. Ведь Иха-рев сходит с ума, у него сдвинулись мозги. Сам себя цитирует! Сдвинутое сознание! А можно сделать так, чтобы ихаревский смех перешел в рыдания? Мальчишка, потрясенный на всю жизнь!

МИХАИЛ Р. И конец?

ТОВСТОНОГОВ. Да.

КАЦМАН. Точно!

МИХАИЛ Р. Отлично!

ДМИТРИЙ М. Гоголевский финал.

НИКОЛАЙ П. А как же с началом пьесы, Георгий Александрович? Евгений Алексеевич хотел использовать эпиграф к пьесе: «Дела давно минувших дней»?

ТОВСТОНОГОВ. А у меня предложение: сыграть эпиграф в финале! Ну-ка, сходу попробуем. Дайте Ихареву дорыдать, выйдите со всех сторон, поднимите его, идите все вместе к нам. Стоп! Все руками разведите! Так. Пауза. И текст: «Дела давно минувших дней...» Слово «давно» потяните...

Сядьте в зал, пожалуйста.

Да, братцы, очень плохо с речью.

НИКОЛАЙ П. Издержки этюдного метода работы. Все время играли действие с приблизительным текстом. А этапа освоения авторского текста не было.

ТОВСТОНОГОВ. Вот я и говорю, что этот этап наступил. Вы дома-то роль открываете?

ДМИТРИЙ М. Открываю.

ТОВСТОНОГОВ. А почему же так плохо дела обстоят с чистотой речи? И столько лишних пауз?! Реплика — пауза — реплика — пауза. Кстати, есть движение по линии Глова-младшего в первой сцене. По-моему, вы себя сейчас чувствуете гораздо лучше.

—Да? — удивился Евгений.

—А, по-вашему — нет? — в свою очередь удивился Георгий Александрович.

—Тут бесполезный разговор, — махнул рукой Аркадий Иосифович. — Комплекс.

ТОВСТОНОГОВ. С другой стороны, хорошо, что вы недовольны собой. Значит, надеемся на дальнейшее движение роли. По линии Ихарева меня беспокоит непрофессиональная игра в карты, провинциальная пластика, а, главное, нет упоения, азарта. А это же, как искушение святого Антония!

Репетицию спектакля смотрел художник-исполнитель. Товстоногов отпустил студентов и обратился к художнику.

— На заднике вверху должно быть ампирное окно из пяти карт, а если приглядеться, оказывается, это крапленые рубашки карт....

Февраля. 20.00-23.00

Веер карт, мало напоминающих окно, Кацману не понравился.

— Нарисовано плохо, а окно не получилось.

— По мне, — как-то безразлично сказал Товстоногов, — лучше окна убрать совсем, а люстру с первого плана перенести за портал.

Аркадий Иосифович напомнил, что люстра перед порталом висит по его просьбе. Георгий Александрович помнил об этом. Но при отказе от окон из карт создается композиционное нарушение.

Аркадий Иосифович рассказал, что студенты достали книгу о правилах карточных игр. Там подробно описано, как метали банк. Попробовали — интересно смотрится. «Может, все-таки стоит, — попросил разрешения Кайман, — начало и конец игр сделать достоверно?»

Товстоногов не стал возражать. Музыка.

92

¶—    С музыкой убирается свет, — скомандовал Кацман.

ТОВСТОНОГОВ. Еще раз начнем. Сначала медленно гаснет свет в зале, а с музыкой вводится сценический. Только не тот, что направлен на свечи, иначе ерунда получается: свет падает туда, где потом и так будет, когда свечи зажгут.

Ихарев в коричнево-черном костюме с серебряным цилиндром.

Да... вместо Ихарева из Петербурга приехал катафальщик. А что за галстук такой? Чулок домашний завязал, что ли?

—А какой надо?

—Черный или коричневый, заколотый булавкой небольшой галстук. КАЦМАН. Современный почти.

Монолог Ихарева.

ТОВСТОНОГОВ. Не шептать! Плохо звучит: «Детям в наследство»... Сейчас получается, это только что пришло в голову. Нет, эту мысль Ихарев вынашивал полгода, пока делал Аделаиду. Шкатулка — бутафорское барахло, надо обить ее бархатом. Невозможно смотреть на первом плане на живописно окрашенную муру!

Половой, оставшись с Гаврюшкой, как установил Г.А., сказав первую фразу, перешел к слуге

Ихарева, сел на сундучок...

Жаль, что раньше времени начал говорить. Не было процесса пристройки.

КАЦМАН. Как? Вы же сами установили: сказать, потом пойти?!

ТОВСТОНОГОВ. Я так установил? Значит, я и отменяю. Надо пристроиться к незнакомому человеку. А дальше все по-прежнему: сел на сундучок, встал по просьбе Гаврюшки. Ничего не надо менять! Почему вы по своей воле что-то меняете? Делали, делали, почему надо начинать все сначала?

Гаврюшка перечислил Половому крепостных Ихарева.

Как вы думаете, это много или мало? Много? Вот и говорите так, чтоб было ясно: «В Смоленской — сто душ, в Калужской — восемьдесят»!

Швохнев и Кругелъ прижали Гаврюшку: богат ли барин?

А почему у Гаврюшки такой спокойный голос? Если вас записать на пленку, можно представить себе, что вы сидите в кресле и безмятежно беседуете! А почему текст перепутали? Забыли? Какое время, голубчик?! Спектакль на сносях!

Ихарев сел бриться.

А интересно, руки у Ихарева дрожат? Дрожат или нет? Ну-ка, руки вперед! И пальцы сжимать и разжимать. Святослав Рихтер перед концертом. У Ихарева тоже есть какие-то свои упражнения.

Ихарев дал Половому сторублевую бумажку и крапленые карты.

Жаль, что с обеих сторон не произошло молчаливого договора. Карты крапленые, и Ихарев дает их половому вместо тех, которые покупают в лавке. Еще раз!.. Быстрей-быстрей должен подбежать Половой, когда открывается ящик. Он соглядатай, а не просто Половой. Иначе это не роль. На цыпочках подбежал, он и в сапогах умеет быть бесшумным. Вот теперь я понимаю, что это сговор, а не просто бытовая история передачи реквизита.

Компания соседей в гостях у Ихарева.

Господа Кругель, Швохнев и Утешительный! Не верю вам ни на грош! Появились какие-то краски, интонации, абсолютно все с