Проблема зла в христианском понимании сводится к проблеме выбора, который совершает свободная личность.

 Ценнейшие мысли на этот счет принадлежат блаженному Августину, епископу Иппонийскому. Блаженный Августин прожил непростую жизнь. Она разделялась на время «до» обращения ко Христу и на время «после» обращения ко Христу. Вторая часть его жизни – это жизнь святого человека. А первая – это время уклонения в различные заблуждения. Он не страдал наркозависимостью, но у него были другие увлечения, которые осознавались им как порочные. Свою жизнь он описал в книге «Исповедь». В ней он рассказал, какими тернистыми путями он шел к Истине, как он нашел Истину и как, приняв Истину, он отверг свои заблуждения. Сила интеллекта блаженного Августина позволила ему самостоятельно разобраться в лжеучении манихеев, к которым он себя относил. Банкротство этой доктрины заставило блаженного искать новых путей в жизни.

 Учение манихеев в чем-то напоминает учение о «короле, которого играет свита». Манихеи учили, что «человек — образ смешанного мира; в нем две души — световая и злая душа»[4]. Такая модель миропонимания приводила к естественному выводу. Грешит собственно не человек, «а господствующее над ним его тело — это тюрьма со злою душою»[5]. Такая концепция обладает известными удобствами. В ней есть потенциал, чтобы оправдать любое злодеяние, которое совершает человек. Каким образом мы будем судить человека, который грешит не сам, но в котором грешит его злая душа? Принято считать, что виновность начинается там, где есть свобода выбора. Компьютер, который действует в соответствии с программой, не может считаться виновным, потому что он следует заданному программой алгоритму. Подобным образом можно отнестись и к человеку, которого толкает на грех его «злая половинка». Преподобный Иоанн Дамаскин, исследовавший учение манихеев, пришел к выводу, что согласно их учению, «грешники невиновны»[6].

 И, действительно, именно так блаженный Августин и мыслил до своего обращения к Истине. Ему «казалось, что это не мы грешим, а грешит в нас какая-то другая природа». «Гордость моя, - писал он, - услаждалась тем, что я не причастен вине, и если я делал что-нибудь худое, то я не исповедовался в своем проступке»[7]. Но со временем он понял, что грешила в нем «не природа чуждая»[8].

Блаженный Августин проанализировал истоки душевного разлада. Разделение в душе ощущает практически каждый человек. Наличие этого разделения, «наличие двух желаний»[9] и привело, как считал блаженный, к созданию учения о двух природах: злой и доброй.

Августин пришел к выводу, что разделение его души «свидетельствовало не о природе другой души», а только о том, что его собственная природа «наказана». Это «наказание» есть кара за грех, «совершенный по вольной воле»[10]. Как следствия греха возникли и борьба с самим собой, и внутреннее разделение в самом себе. Это разделение на «желать и не желать» - есть «болезнь души»[11]. Механизм, провоцирующий такое раздвоение, блаженный Августин выразил в таких словах: «Ее [душу] поднимает истина, ее отягощает привычка»[12]. Понимание этого привело блаженного Августина к мысли о том, что необходимо стремиться к добродетели, которая порождает согласие, и ненавидеть «раздор, порождаемый порочностью»[13].

Блаженным Августином и другими отцами, боровшимися с манихейством, зло воспринималось как «недостаток, порок, несовершенство; не какая-то природа, а то, чего природе недостает, чтобы быть совершенной». Анализируя опыт отцов, Владимир Лосский писал, что зло нельзя воспринимать «за манихейского "анти-Бога"», ведь «у Бога нет контрпартии»[14].

Проблему зла Лосский сводит к проблеме личности. Дьявол – это не сущность, «это личность, это "некто"». И его природа была сотворена Богом доброй. Взбунтовавшись против Бога, высший из ангелов превратился в дьявола, в «лукавого». Он и подсказал первому человеку выбрать зло.

И «человек дал место злу в своей воле и ввел его в мир». Зло, таким образом, сравнивается Лосским с «заражением», которое, однако, произошло не автоматически. «Оно могло распространиться только с свободного согласия человеческой воли».

Следовательно, о зле можно говорить, как о состоянии природы. Точнее, об определенном состоянии воли. Зло представляется как «позиция личностная». «Это состояние, в котором пребывает природа личных существ, отвернувшихся от Бога». Зло рождается в свободе существа, совершающего зло[15].

Такое понимание зла весьма актуально для полемики с лжеучением богомилов, объявивших земной мир и тело человека созданием дьявола. Богомилы считали, что тела первых людей были сотворены не Богом, а Сатанаилом (Сатаной). Не имея возможности оживить тела, Сатанаил просил Отца Небесного «послать свое божественное дыхание для оживления их. Поэтому, по учению богомилов, тело человека - от злого творца, а душа - от доброго Бога»[16].

Мировоззренческая позиция богомилов была оспорена святителем Иларионом, епископом Меглинским. «Не может быть истинного благочестия в тех, - писал он, - кто не признает в себе сердечной порчи и не испрашивает благодати Божией молитвой и смирением. Злые мысли, зависть, тщеславие, суетность, коварство, ложь – не дело злого вещества в человеке <…>. Они - плод самолюбия и потому требуют для искоренения духовных подвигов»[17].

Эти мысли имеют прямое отношение к окружающей нас жизни. Если переложить на современный лад то, что было сказано о манихеях и о богомилах, то получится следующее: «Я родился таким, ничего уже не поделаешь. Я обречен грешить, ведь во мне грешит «злая душа»». Или: «Я обречен на то, чтобы жить жизнью наркомана, ведь я родился в дисфункциональной семье». Варианты могут быть различны, но во всех будут присутствовать слова: «Я не виноват».

Как-то незаметно мы подошли к тому, что А.Г. Данилин назвал «наркотическим стереотипом». Речь идет о склонности человека «перекладывать ответственность за свое поведение на сознательно выделенные им во внешнем мире объекты или оправдывать собственное поведение с помощью таких объектов»[18].

Следуя этому стереотипу, какой-нибудь человек может сказать, что он рождается с влечением к пороку. И с этим ничего уже не поделаешь. Человек как бы обречен, запрограммирован на грех. Родительский фактор становится в жизни ребенка манихейской «злой душой» или богомильским «злым веществом».