Глава 19. Довольство. Часть первая.

 

Вэй Усянь всю ночь пролежал ничком. Он долгое время размышлял, что же, во имя Небес, произошло с Лань Ванцзи за все эти годы, и смог задремать только далеко за полночь. Когда на следующее утро он открыл глаза, Лань Ванцзи уже и след простыл. Теперь Вэй Усянь оказался лежащим на кровати как положено, с руками, вытянутыми вдоль тела, в благопристойной позе.

 

Вэй Усянь тотчас же скинул с себя одеяло и зарылся рукой в волосы. Необъяснимое чувство ужаса и нелепости произошедшего никак не покидало его.

 

В это время в деревянную дверь цзинши два раза постучали. С улицы донесся голос Лань Сычжуя:

- Молодой господин Мо? Вы проснулись?

 

Вэй Усянь пробурчал:

- Зачем вы будите меня так рано?

 

Лань Сычжуй удивился:

- Р-рано?.. Но ведь уже девять.

 

Все в Ордене Гусу Лань вставали в пять и отходили ко сну в девять – таков был заведенный порядок. У Вэй Усяня же было свое расписание: он просыпался в девять, а ложился в час - точно на четыре часа позднее, чем адепты Ордена Гусу Лань. Сейчас же из-за того, что он полночи пролежал на животе, его талия и спина ныли, потому он честно признался:

- Я не могу встать.

 

Лань Сычжуй сказал:

- Эм… Что у вас опять стряслось?

 

Вэй Усянь воскликнул:

- Что стряслось?! Ваш Ханьгуан-цзюнь измотал меня!

 

Раздался сердитый голос Лань Цзинъи:

- Если ты продолжишь нести подобный бред, то поплатишься! А ну живо выходи!

 

Вэй Усянь заговорил голосом, полным оскобленной невинности:

- И вовсе это не бред! Он всю ночь не давал мне сомкнуть глаз и в конец измотал! Я не могу выйти – мне слишком стыдно!

 

Несколько учеников за дверью растерянно уставились друг на друга. Никому не дозволялось входить в покои Ханьгуан-цзюня без разрешения, поэтому они не могли просто взять и вытащить его гостя силой. Лань Цзинъи разбушевался:

- Да у тебя нет ни стыда, ни совести! Ханьгуан-цзюнь – не обрезанный рукав. Он измотал тебя?! Я скорее поверю, что это именно ты измотал его! Вставай сейчас же! Забирай своего осла и научи его хорошим манерам! От него столько шуму!

 

При упоминании своего ездового животного Вэй Усянь быстро встал на ноги:

- Что вы сделали с моим Яблочком?! Даже не приближайтесь к нему – лягнет так, что мало не покажется!.

 

Лань Цзинъи спросил:

- Что еще за Яблочко?

 

Вэй Усянь ответил:

- Мой ослик! - Он выскочил из цзинши, шугнув столпившихся учеников, и приказал доставить его к ослу. Вэй Усяня привели на зеленую поляну, в центре которой стоял осел, громко и протяжно ревущий без устали. Животное очень хотело полакомиться сочной травкой, но поляна оказалась усеяна несколькими дюжинами белых пушистых помпончиков, так что ослику негде было и морды приткнуть.

 

Вэй Усянь пришел в восторг:

- Ого, сколько кроликов! Скорее, скорее, давайте насадим их на вертел и зажарим!

 

Лань Цзинъи уже клокотал от гнева:

- В Облачных Глубинах запрещено убивать! Сейчас же заставь его замолчать! Ученики, занимающиеся утренними чтениями, уже несколько раз приходили и жаловались на шум! Если так и будет продолжаться дальше, то нас забранят до смерти!

 

Вэй Усянь предложил ослику яблоко, которое он сам получил на завтрак. Как и ожидалось, животное перестало реветь и принялось с аппетитом и хрустом жевать лакомство. Вэй Усянь погладил осла по загривку, размышляя о том, что нефритовые жетоны есть и у этих учеников, и указал на круглых мохнатых кроликов, резвящихся на поляне:

- Значит, их никак нельзя зажарить? И если я их зажарю – меня прогонят из Облачных Глубин?

 

Лань Цзинъи словно встретил злейшего врага человечества и поспешно распростер руки перед Вэй Усянем, скрывая от того пушистых зверьков:

- Это кролики Ханьгуан-цзюня, а мы просто время от времени помогаем ему приглядывать за ними. Ты не посмеешь зажарить их!

 

Услышав его слова, Вэй Усянь захохотал так сильно, что почти плюхнулся на землю. Он подумал: «А Лань Чжань довольно занятный человек! В прошлом, когда я предлагал ему кроликов, он и даром не принимал их, а сейчас тайком вырастил целый кроличий клан! А сам говорил, что они ему не нужны! Кого он только пытался одурачить?! Ох, божечки, я готов поспорить, что он просто обожает эти маленькие, пушистые комочки! Так и представляю: Ханьгуан-цзюнь с каменным лицом держит кролика! Вааай, пощадите, я сейчас лопну от смеха…»

 

Однако, вспомнив, как он лежал на Лань Ванцзи прошлой ночью, Вэй Усянь резко передумал смеяться.

 

Внезапно с западной стороны Облачных Глубин донесся колокольный звон.

 

Звон этот совершенно отличался от звона, возвещающего, который час. В колокол будто колотил сумасшедший, торопливо и неистово. И Лань Сычжуй, и Лань Цзинъи резко изменились в лице, перестали перешучиваться и тотчас же ринулись на звук. Вэй Усянь понял, что что-то произошло, и поспешил вслед за ними.

 

Колокольный звон шел с угловой башни, именуемой «минши»[85].

 

В этой постройке адепты Ордена Гусу Лань призывали духов, поэтому стены здесь были выполнены из особых материалов и сплошь покрыты вырезанными текстами заклинаний. Когда колокол на вершине угловой башни вдруг начинал звонить сам по себе, это означало только одно – с заклинателями, что проводили ритуал внутри, случилось несчастье.

 

Возле башни уже собралась небольшая толпа, и адепты Ордена Гусу Лань все продолжали прибывать, однако никто не рисковал входить внутрь, не обдумав все как следует. Черная деревянная дверь минши была наглухо заперта, и открыть ее можно было только изнутри. Взлом же снаружи не только запрещался, но и еще представлял большие трудности. Любое происшествие, случившееся во время проведения ритуала, таило в себе чрезвычайную опасность, поскольку никто не знал, что за тварь могла откликнуться на зов или как все могло бы обернуться, если кто-то ворвется в процессе проведения ритуала. К тому же, с самой постройки минши почти все ритуалы заканчивались удачно, и потому заклинатели снаружи сейчас были так встревожены.

 

Вэй Усянь заметил, что Лань Ванцзи до сих пор не появился, и недоброе предчувствие охватило его. Будь Лань Ванцзи в Облачных Глубинах, он бы со всех ног поспешил на тревожный звон колокола, если, конечно, он не… Вдруг черная дверь резко и с грохотом распахнулась. Адепт в белоснежных одеждах, ковыляя и спотыкаясь, нетвердой походкой вышел наружу.

 

Ноги едва держали его, потому, едва выйдя, он кубарем скатился с лестницы. Дверь минши тут же захлопнулась за ним, словно кто-то сердито дернул ее с внутренней стороны.

 

Растерявшиеся поначалу заклинатели быстро помогли ему встать. Но стоило адепту подняться на ноги, как он тут же упал вновь, против своей воли заливаясь слезами. Он отчаянно вцепился в людей рядом с ним:

- Не должны были… не должны были призывать…

 

Вэй Усянь незамедлительно схватил его за руку и твердо произнес:

- Чей дух вы призывали? Кто еще находится внутри? Где Ханьгуан-цзюнь?!

 

Казалось, что заклинатель задыхается:

- Ханьгуан-цзюнь приказал мне спасаться…

 

Но не успел он завершить фразы, как темно-красная кровь хлынула из его носа и рта, и Вэй Усянь передал адепта в руки Лань Сычжуя. Затем он, с наспех изготовленной бамбуковой флейтой, по-прежнему заткнутой за пояс, преодолел лестницу в несколько больших шагов, пнул дверь минши и приказал:

- Откройся!

 

Черная деревянная дверь резко распахнулась, дико захохотав беззубым ртом. Вэй Усянь в мгновение ока нырнул внутрь, и она тут же захлопнулась вновь. Несколько адептов ошеломленно попытались последовать за ним, но минши по-прежнему отказывалась открываться, как они ни старались. Один из приглашенных заклинателей в изумлении и гневе заколотил в дверь, в сердцах выпалив:

- Во имя Небес, да кто же он такой?!

 

Лань Сычжуй поддерживал пострадавшего адепта и, стиснув зубы, проговорил:

- Лучше помогите мне! Его цицяо[86] истекают кровью!

 

Войдя в минши, Вэй Усянь сразу же почувствовал, как темная энергия плотно окутывает его.

 

Эта энергия являла собой смесь ненависти, ярости и высокомерия, почти видимую человеческому глазу, и любой, погруженный в нее, ощущал неясную, давящую боль в груди. Внутренняя часть минши оказалась квадратом примерно десять на десять метров, и сейчас в его углах беспорядочно лежали неподвижные люди, а в центре комнаты на магическом поле находился предмет призыва.

 

Это было не что иное, как призрачная рука – та, что привезли из деревни Мо!

 

Она стояла, застыв вертикально вверх как столб, обращенная к полу стороной среза от тела. Четыре ее пальца были плотно сжаты в кулак, а указательный нацелен в небо, словно в негодовании указывая на кого-то. Густой поток темной энергии, заполонивший минши, исходил от нее.

 

Все заклинатели, принимавшие участие в ритуале, либо спаслись бегством, либо лежали на полу в бессознательном состоянии, и только Лань Ванцзи по-прежнему чинно и благородно сидел во главе обряда в восточной части минши.

 

Поперек его коленей лежал гуцинь. Рука его не щипала струны, однако они продолжали трепетать сами по себе. Лань Ванцзи казался погруженным в думы, или же внимательно прислушивающимся к чему-то, и поднял голову лишь тогда, когда почувствовал, что кто-то вошел.

 

Лицо Лань Ванцзи всегда было безмятежным, потому Вэй Усянь не имел ни малейшего представления, о чем тот думает. Лань Цижэнь, который отвечал за западную часть минши, сейчас лежал без сознания, как и все остальные, а его цицяо кровоточили, подобно цицяо адепта, что ранее сумел вырваться из этой комнаты. Вэй Усянь повернулся и сделал несколько шагов на запад, встав прямо напротив Лань Ванцзи и тем самым заняв в ритуале место Лань Цижэня. Он вытащил из-за пояса бамбуковую флейту и поднес к губам.

 

В ту ночь в деревне Мо Вэй Усянь сначала раззадорил и отвлек руку, а затем Лань Ванцзи с расстояния атаковал ее мелодиями гуциня. Им удалось подавить темную энергию только потому, что они непреднамеренно действовали сообща. Лань Ванцзи встретился с ним взглядом, и выражение понимания появилось на его лице. Он занес правую руку над струнами, и из гуциня полилась мелодия. Вэй Усянь тут же присоединился, заиграв на флейте.

 

Художник 九条轮 / Jiǔ Tiáo Lún / Цзю Тяо Лунь

 

Мелодия, что они играли вместе, называлась «Призыв». При ее звучании труп, часть трупа или любимая вещь почившего превращались в проводника, через которого бесплотный дух мог проникнуть в этот мир. Обычно для его появления в центре магического поля хватало всего одного рефрена. Но сейчас мелодия почти подошла к концу, а никакого духа до сих пор и в помине не было.

 

Призрачная рука, казалось, разгневалась, ее вены яростно запульсировали, а давящее ощущение, висящее в воздухе, стало еще сильнее. Если бы на западной стороне находился не Вэй Усянь, а кто-нибудь другой, то он бы уже давно потерял сознание и, как Лань Цижэнь, лежал бы в беспамятстве с кровоточащими цицяо. Вэй Усянь втайне встревожился: любой дух почти наверняка должен был откликнуться на мелодию «Призыва», исполняемую им и Лань Ванцзи вместе, если он, конечно, не… Если вместе с телом покойника не расчленили и его душу!

 

Похоже, что кончина их дражайшего друга оказалась все же похуже смерти Вэй Усяня. Конечно, тело Старейшины Илин покромсали на мелкие кусочки, однако ж его душа оставалась цела.

 

Итак, «Призыв» не сработал, и Лань Ванцзи переместил пальцы и начал играть другую мелодию.

 

Мотив ее был спокойным и совсем не похожим на зловещий и требовательный мотив «Призыва». Она называлась «Покой». Обе эти мелодии широко использовались заклинателями по всему миру, и не было ничего удивительного в том, что кто-то умел их играть, так что Вэй Усянь вновь ловко подхватил мотив Лань Ванцзи.

 

Призрачная флейта Старейшины Илин, «Чэньцин»[87] была известна всем и каждому. Но сейчас Вэй Усянь играл на бамбуковой флейте с намеренными погрешностями и постоянно задыхаясь, так что ее звуки практически оскорбляли слух. Лань Ванцзи, должно быть, никогда раньше не играл дуэтом с кем-то столь же неумелым. В конце концов, он был больше не в силах продолжать и делать вид, что ему все нипочем: Лань Ванцзи поднял голову и посмотрел на Вэй Усяня ничего не выражающим взглядом.

 

Вэй Усянь же бесстыдно продолжил играть дальше, притворившись, будто ничего не понял, и мелодия его завихляла еще ужаснее. Однако внезапно позади него раздался какой-то шорох. Вэй Усянь обернулся и в изумлении увидел, что Лань Цижэнь, который до этого лежал в бессознательном состоянии, сейчас оказался сидящим с прямой, как струна, спиной. Из его цицяо по-прежнему лилась кровь и лицо было перекошено гневом. Лань Цижэнь дрожащей рукой указал на Вэй Усяня и надрывным, срывающимся голосом прокричал:

- Прекращай играть! Пошел прочь! Пошел прочь сейчас же! Прекращай…

 

Но не успел он договорить, что именно Вэй Усянь должен прекратить, как захлебнулся кровью, отчаянно отхаркался, и на последнем издыхании упал на то же самое место, вновь провалившись в глубокий обморок.

 

Лань Ванцзи:

- …

 

Вэй Усянь остолбенел.

 

Он знал, что хотел сказать Лань Цижэнь:

- Прекращай играть! Прекращай играть дуэтом! Прекращай осквернять чарующие звуки гуциня моего любимого ученика Лань Ванцзи!

 

Дуэт флейты Вэй Усяня и гуциня Лань Ванцзи привел Лань Цижэня в такую ярость, что он даже очнулся на несколько секунд, а потом вновь впал в забытье. Вот насколько ужасно они звучали вместе…

 

Однако же общими усилиями флейты и гуциня рука, наконец, стала мало-помалу сникать. Вэй Усянь, ничуть не смущенный словами Лань Цижэня, подумал: «Какая разница, как я играю, если мой метод работает».

 

С последней нотой гуциня черная деревянная дверь минши внезапно распахнулась, залив комнату ярким солнечным светом. Похоже, что и тревожный колокольный звон тоже прекратился сам по себе. Адепты, окружавшие минши, как по команде ринулись внутрь, на разные лады зовя «Ханьгуан-цзюнь».

 

Лань Ванцзи прижал ладонь к гуциню, заглушив остаточные вибрации струн, и подошел к Лань Цижэню, чтобы проверить его пульс. Под его спокойным и четким руководством остальные заклинатели тоже вскоре перестали бестолково суетиться. Старшие адепты уложили тела пострадавших на землю и стали пытаться привести их в чувство с помощью игл и различных лекарств. Другие же адепты внесли большой медный колокол, намереваясь заточить руку внутри него. Несмотря на то, что обстановка была напряженной, все работали четко и слаженно, в строго заведенном порядке, говорили только тихим шепотом, и никто не издавал громких звуков.

 

Несколько заклинателей встревожились:

- Ханьгуан-цзюнь, ни иглы[88], ни эликсиры не помогают. Что же нам делать?

 

Лань Ванцзи прижимал три пальца к запястью Лань Цижэня и безмолвствовал. Лань Цижэнь провел уже восемьсот, если не тысячу, ритуалов призыва, и многие из призраков были ожесточенными. Но если затаенная злоба призрачной руки смогла задеть и его, то количество и мощь темной энергии, заключенной в ней, поражали воображение.

 

Вэй Усянь заткнул бамбуковую флейту обратно за пояс и присел на корточки рядом с медным колоколом, задумчиво поглаживая заклинания на нем. Внезапно он заметил удрученное выражение лица Лань Сычжуя и спросил:

- Что случилось?

 

Лань Сычжуй уже понял, что Вэй Усянь не был обычным человеком, и слегка поколебавшись, тихо проговорил:

- Я чувствую себя немного виноватым.

 

Вэй Усянь спросил:

- Виноватым за что?

 

Лань Сычжуй ответил:

- Эта рука появилась из-за нас.

 

Вэй Усянь улыбнулся:

- С чего ты взял?

 

Лань Сычжуй сказал:

- Флаги, привлекающие духов, имеют разные способы изображения и потому разные уровни мощи. Флаги, что мы нарисовали в деревне Мо, привлекали духов в радиусе двух с половиной километров. Но эта призрачная рука обладала огромным желанием убивать, пожирая человеческую плоть, и если бы она с самого начала находилась так близко к деревне Мо, то давно бы напала, и все поселение превратилось бы в сплошные реки крови. Однако она появилась лишь после того, как мы прибыли… И это значит, что кто-то с недобрыми намерениями специально оставил ее там в нужный момент.

 

Вэй Усянь ответил:

- У тебя были прекрасные учителя. Ты отлично умеешь изучать ситуацию и делать выводы.

 

Лань Сычжуй поник головой:

- Но если все так, то… То мы тоже несем ответственность за смерти в деревне Мо. А сейчас… Сейчас мы подвергли опасности Лань Цижэня и остальных…

 

После короткого молчания Вэй Усянь похлопал его по плечу:

- Не вы несете ответственность за все несчастья, а тот, кто наслал призрачную руку. В этом мире случаются вещи, над которыми мы не властны.

 

В это время на противоположной стороне минши Лань Ванцзи убрал руку с запястья Лань Цижэня. Адепты Ордена Гусу Лань поспешили к нему с расспросами:

- Ханьгуан-цзюнь, как он?

 

Лань Ванцзи ответил:

- Необходимо отыскать первопричину.

 

Вэй Усянь поддержал его:

- Верно. Нам нужно докопаться до сути: найти все недостающие части тела покойника и опознать его личность, и тогда мы сможем спасти пострадавших.

 

Лань Цзинъи тоже уже понял, что Вэй Усянь не сумасшедший, но все равно не удержался от укоризненного замечания:

- Как у тебя все просто! Мы уже попытались призвать духа хозяина этой руки, и вот как все в итоге вышло. Как же мы, по-твоему, сможем отыскать недостающие части тела?

 

Лань Ванцзи заявил:

- Северо-запад.

 

Лань Сычжуй удивился:

- Северо-запад? Ханьгуан-цзюнь, почему именно северо-запад?

 

Вэй Усянь спросил:

- Разве вы не видите, что путь вам уже указан?

 

Лань Цзинъи окончательно сбился с толку:

- Указан мне? Кем? Ханьгуан-цзюнь ничего мне не указывал.

 

Вэй Усянь сказал:

- Указан ей.

 

Все собравшиеся вдруг поняли, что он говорит о призрачной руке!

 

Рука уверенно указывала в одном направлении. Кто-то попробовал переместить ее, но она упрямо развернулась, обращаясь в ту же сторону. Никто никогда раньше не сталкивался с подобным, потому все пребывали в сильном изумлении. Лань Цзинъи, заикаясь, произнес:

- Как?.. Что… На что она указывает?

 

Вэй Усянь ответил:

- А на что она может указывать? Либо на оставшиеся части тела, либо на убийцу, который сотворил с ней такое.

 

При этих его словах несколько юношей, стоявших в северо-западной стороне, быстро расступились. Взглянув на них, Лань Ванцзи медленно поднялся и обратился к адептам:

- Позаботьтесь о дяде.

 

Несколько из них кивнули:

- Так точно! Вы покидаете Облачные Глубины?

 

Лань Ванцзи слегка кивнул. Вэй Усянь уже успел втихомолку прошмыгнуть за его спину и громким, радостным голосом заговорил сам с собой:

- Ура, ура, наконец-то мы покидаем Облачные Глубины, чтобы тайно пожениться!

 

Все присутствующие, казалось, не могли больше выносить этой сцены. Кое-кто из старших адептов был особо напуган, но в то же время некоторые из юношей уже привыкли к подобным фразочкам в исполнении Вэй Усяня. По лицу Лань Цижэня словно пробежала дрожь, хотя он и оставался без сознания. Заклинатели подумали, что если Вэй Усянь скажет еще хоть пару слов, то господин Лань в гневе очнется вновь…