Глава 8. Высокомерие. Часть третья.

 

Однако, погладив кольцо какое-то время, Цзян Чэн заставил себя умерить свой пыл.

 

Несмотря на нахлынувшую злость, как главе Ордена ему приходилось брать многое в расчет, и он не мог бросаться в омут с головой, подобно Цзинь Лину. После заката Цинхэ Не великих Орденов осталось три. Гусу Лань и Ланьлин Цзинь были довольно близки благодаря дружеским отношениям их глав. Цзян Чэн как глава Юньмэн Цзян уже находился в обособленном положении и не хотел усугублять ситуацию. Ханьгуан-цзюнь или Лань Ванцзи был весьма прославленным заклинателем, а его брат Цзэу-цзюнь или Лань Сичэнь – главой Ордена Гусу Лань, и братья всегда поддерживали хорошие отношения друг с другом. Так что вступать в открытый конфликт с Лань Ванцзи представлялось очень плохой идеей.

 

Кроме того, Цзян Чэн никогда не скрещивал свой меч, "Саньду"[29], с мечом Лань Ванцзи, "Бичэнь"[30], и никто не мог даже предположить, кто выйдет победителем. Хотя он и владел могущественным артефактом, кольцом "Цзыдянь"[31], передаваемым по наследству в их семье, гуцинь Лань Ванцзи, "Ванцзи"[32] тоже славился своими возможностями. А больше всего в жизни Цзян Чэн ненавидел отсутствие преимущества в бою, и без абсолютной уверенности в победе он все же не рискнул сразиться с Лань Ванцзи.

 

Цзян Чэн медленно убрал левую руку с кольца, прекратив его поглаживать. Похоже, что Лань Ванцзи не намерен был отступать, так что продолжать упорствовать не имело смысла. Цзян Чэн взвесил все «за» и «против» и впервые в жизни решил задолжать Лань Ванцзи. Он повернулся к Цзинь Лину, который все так же сердито держался за рот и сказал:

- Ханьгуан-цзюнь хочет наказать тебя, так что пусть на этот раз так и будет. Для него тоже не так-то просто поучать учеников из других кланов.

 

Тон его голоса нес нотки сарказма, но кого именно он высмеивал, понять было невозможно. Лань Ванцзи же никогда не опускался до бессмысленной полемики, и лицо его по-прежнему ничего не выражало, будто бы он ничего не слышал. Цзян Чэн вновь обернулся к своему племяннику, и в голосе его зазвучали стальные нотки:

- Почему ты все еще здесь? Ждешь, пока добыча сама придет и бросится на твой меч? Если сегодня ты не поймаешь тварь, что терроризирует гору Дафань, не смей больше показываться мне на глаза!

 

Цзинь Лин бросил на Вэй Усяня суровый взгляд, но на Лань Ванцзи, человека, что заставил его замолчать, он смотреть побоялся. Юноша убрал свой меч обратно в ножны, выразил свое почтение двум старшим и с луком в руке скрылся в лесу. Лань Сычжуй произнес:

- Глава Ордена Цзян, Орден Гусу Лань вернет то же количество Сетей божественного плетения, что было уничтожено.

 

Цзян Чэн презрительно усмехнулся:

- Нет необходимости, - и спокойно пошел в сторону, противоположную той, что выбрал Цзинь Лин. Мужчина, что прибежал из леса с дурными вестями, отправился вслед за ним. Вид он имел весьма кислый, потому что знал, что по возвращении ему не избежать нравоучений.

 

После того, как фигуры исчезли в ночи, Лань Цзинъи сказал:

- Как глава Ордена может вести себя подобным образом? - но тут же спохватился, вспомнив правило клана Лань, запрещающее говорить о людях за их спинами. Он робко глянул на Ханьгуан-цзюня и закрыл рот.

 

Лань Сычжуй же тепло улыбнулся Вэй Усяню:

- Молодой господин Мо, вот мы и встретились вновь.

 

Вэй Усянь растянул рот в кривой ухмылке, а Лань Ванцзи произнес:

- Займитесь делом, - его приказ был четким и ясным, без витиеватых фраз для красного словца.

 

Ученики, наконец, вспомнили, зачем они пришли на гору Дафань. Они собрались с мыслями и почтительно ждали дальнейших указаний. Через секунду Лань Ванцзи добавил:

- Делайте все, что в ваших силах. Не пытайтесь прыгнуть выше головы.

 

У любого, кто стоял бы слишком близко к Лань Ванцзи, при звуках его глубокого и завораживающего голоса затрепетало бы сердце. Ученики учтиво ответили и, опасаясь бесцельно тянуть время, заспешили в чащу леса. Вэй Усянь подумал, что Цзян Чэн и Лань Чжань[33], бесспорно, были абсолютно разными людьми. Даже их советы младшим полярно различались. Погруженный в раздумья Вэй Усянь вдруг заметил, что Лань Ванцзи почти незаметно кивнул ему, чему он крайне удивился.

 

С самых юных лет Лань Ванцзи был столь чопорным и правильным, что больно было смотреть. Он всегда казался серьезным и строгим, как будто бы никогда в жизни не дурачился. Лань Ванцзи не мог допустить и соринки в своем глазу, не говоря уже о бревне. И конечно же, он никогда не одобрял того, что Вэй Усянь избрал Путь Тьмы. Скорее всего, Лань Сычжуй уже рассказал Ханьгуан-цзюню о странном поведении душевнобольного в деревне Мо. И все же, Лань Ванцзи кивнул Вэй Усяню, узнав его, и, вероятно, благодаря за помощь ученикам из Ордена Гусу Лань. Не раздумывая, Вэй Усянь тут же отсалютовал в ответ. Когда он поднял голову, Лань Ванцзи уже исчез.

 

Немного помедлив, Вэй Усянь повернулся к дороге, ведущей вниз с горы.

 

Теперь уже неважно, что за существо засело на горе Дафань, он все равно не стал бы ловить его. Вэй Усянь отнял бы добычу у любого. Но только не у Цзинь Лина.

 

Ну почему обязательно Цзинь Лин?

 

В Ордене Ланьлин Цзинь состоит множество учеников, так что он никак не ожидал, что тот, кого он повстречал, окажется именно Цзинь Лин. Если бы Вэй Усянь только знал, он ни за что бы не стал высмеивать юношу и говорить: «У тебя что, нет матери, чтобы научить тебя достойному поведению». Стоило бы кому-нибудь другому сказать подобное Цзинь Лину, Вэй Усянь бы тут же объяснил им, что необдуманные слова не доводят до добра. Но так получилось, что тем, кто сказал это, оказался он сам.

 

Постояв секунду неподвижно, Вэй Усянь поднял руку и дал себе пощечину.

 

Пощечина вышла звонкой и сильной, и его правая щека тут же загорелась огнем. Тут неожиданно раздались шаркающие звуки, и из чащи вышел ослик, а стоило Вэй Усяню опустить руку, как осел сам подошел к нему, хотя такая покорность была ему совсем не свойственна. Вэй Усянь потянул его за длинные уши и выдавил из себя улыбку:

- Ты хотел спасти даму в беде, но в итоге вся работенка досталась мне.

 

Осел протяжно заревел при виде толпы заклинателей, спешащих на вершину горы. После того, как меч Лань Ванцзи уничтожил четыреста или около того Сетей божественного плетения, все, кто опасался гнева Цзян Чэна и предпочли отсидеться в Ступнях Будды, вновь хлынули на гору. И каждый из них был потенциальным противником Цзинь Лина. Вэй Усянь подумал, стоит ли вновь прогнать их отсюда силой. Но, поразмыслив, он все же молчаливо сошел с дороги, пропуская их.

 

Ученики в разноцветных одеждах из разных орденов и кланов поднимались наверх и возмущались:

- И Ланьлин Цзинь, и Юньмэн Цзян слишком балуют молодого господина. Он еще очень юн, а уже так высокомерен и груб. И если однажды он станет главой Ордена Ланьлин Цзинь, кто знает, что ему взбредет в голову. Боюсь, мы такого точно не выдержим.

 

Вэй Усянь замедлил шаг.

 

Добросердечная девушка-заклинатель вздохнула:

- Как же они могут его не баловать? Он ведь потерял родителей в таком юном возрасте.

 

- Шимэй[34], это все равно неправильно. Что с того, что и его мать, и его отец умерли? На свете полно сирот. Представь, что было бы, если бы все вели себя как он?

 

- У меня в голове не укладывается, насколько же жесток был Вэй Усянь, что решился навредить ей. Мать Цзинь Лина приходилась Цзян Чэну родной старшей сестрой – шицзе[35], которая воспитала его.

 

- На свою беду Цзян Яньли пригрела змею на шее, укусившую руку, что ее кормила. Цзинь Цзысюаню повезло еще меньше. Он кончил так плачевно только потому, что у него были какие-то разногласия с Вэй Усянем.

- Можно подумать, существует хоть один человек, с которым у Вэй Усяня не было разногласий….

- Это точно. Разве ты слышал, чтобы он сближался с кем-то, кроме своих бешеных псов? Его окружали враги, и он, в свою очередь, причинял зло всем вокруг себя. Даже с Ханьгуан-цзюнем они, как лед и пламень, ненавидели друг друга.

- Кстати, сегодня, если бы не Ханьгуан-цзюнь…

 

Пройдя немного по тропинке, Вэй Усянь вдруг услышал переливчатое журчание ручья.

 

Он не помнил, чтобы ему встречался ручей по дороге наверх. И тут Вэй Усянь, наконец, догадался, что идет не той тропой, должно быть, он ошибся на развилке.

 

Держа ослика за вожжи, он остановился у бегущей воды. Луна над его головой поднялась уже совсем высоко. Ручей был прозрачен и чист, берега его не захламлены ветками или пожухлыми листьями, и неровные белые пятна отражались на его поверхности. В этом отражении Вэй Усянь увидел лицо, ежесекундно искажаемое неутомимым потоком воды.

 

Он звонко ударил ладонями по поверхности, разрушив свое отражение, затем поднес мокрые ладони к лицу и смыл с себя всю косметику.

 

Теперь в воде отражался стройный и красивый молодой мужчина. Он был непорочен, словно омытый лунным светом, брови его мягко очерчены, глаза ярки, а уголки губ слегка подняты вверх. И все же, когда он опустил голову пониже, чтобы рассмотреть себя, капли воды с его ресниц стекли вниз, словно слезы.

 

В отражении он видел молодое и незнакомое лицо, не принадлежавшее Старейшине Илин, который поставил мир на колени и убил тысячи, – это лицо не имело никакого отношения к Вэй Усяню.

 

Посмотрев на нового себя еще немного, Вэй Усянь вновь умылся, протер глаза и плюхнулся возле ручья.

 

Дело вовсе не в том, что он не мог выносить обрушиваемое на него порицание. В конце концов, давным-давно, когда он делал свой выбор, он в полной мере осознавал его последствия. С тех самых пор он часто напоминал себе о девизе Ордена Юньмэн Цзян – сделай это, даже если это невыполнимо.

 

Однако, хотя он и думал, что сердце его превратилось в камень, под конец он все же остался человеком, а не какой-то бесчувственной травкой.

 

Ослик, казалось, понимал, что Вэй Усяню сейчас совсем не до веселья, и, наверное, впервые в жизни, не стал душераздирающе реветь от нетерпения. Он потоптался немного на месте и развернулся, будто бы собрался уходить. Вэй Усянь все так же сидел у ручья, не обращая внимания на происходящее вокруг. Осел обернулся и посмотрел на него, забив копытом по земле. Никакой реакции. Тогда осел подошел с недовольным видом и вцепился зубами в воротник Вэй Усяня, потянув его за собой.

 

Он вправе был двигаться дальше или же остаться. Но увидев, что осел настроен так решительно, что уже пустил в ход зубы, Вэй Усянь все же пошел. Ослик протащил его пару метров, затем отпустил и принялся кружить вокруг какого-то предмета в траве. Им оказался мешочек Цянькунь[36], запутавшийся в обрывках золотистой сети. Похоже, что неудачливый заклинатель обронил его, пытаясь выбраться из ловушки. Вэй Усянь поднял мешочек и открыл его. Внутри лежали разные магические предметы: склянки с эликсирами, талисманы, зеркальца, отражающие демонов, и так далее.

 

Немного порывшись в мешочке, Вэй Усянь наугад выудил какой-то талисман. В ту же секунду огненный шар зажегся в его ладони.

 

Это оказался талисман Горящего мрака. Как видно из названия, в качестве топлива он использовал темную энергию, и при любом контакте с ней талисман воспламенялся сам по себе. Чем больше было энергии, тем ярче пламя, и то, что он зажегся сразу же, как только Вэй Усянь извлек его, значило, что неподалеку находился дух.

 

Внимательно следя за огоньком, Вэй Усянь начал медленно крутиться по сторонам, намереваясь отыскать духа. Когда он повернулся на восток, пламя ослабло, но когда он повернулся на запад, пламя разгорелось ярче. Он сделал пару шагов в этом направлении и под деревом увидел белую, сгорбленную фигуру.

 

Талисман прогорел, и пепел опал с его ладони в траву. Спиной к нему сидел старик и что-то тихо бормотал.

 

Вэй Усянь медленно приблизился к нему. Бормотание стало яснее:

- Больно, мне больно.

 

Вэй Усянь спросил:

- Где тебе больно?

 

Старик ответил:

- Голова, моя голова.

 

Вэй Усянь попросил:

- Дай мне посмотреть.

 

Он обошел старика, посмотрел на него спереди и увидел огромную окровавленную дыру в его лбу. Значит, Вэй Усянь встретил призрака человека, которого, скорее всего, убили ударом в голову. Призрак сидел в погребальных одеждах тонкой работы, изготовленных из хорошего материала. Выходит, этого старика положили в гроб и с честью похоронили, и это не могла быть одна из тех потерянных душ еще живых людей.

 

Однако такие призраки не должны были появляться на горе Дафань.

 

Вэй Усянь никак не мог найти внятного объяснения для такого из ряда вон выходящего события. С нарастающим беспокойством, он вскочил на осла, с окриком шлепнул его и помчался в ту сторону, куда ушел Цзинь Лин.

 

Среди древних захоронений слонялись толпы заклинателей, надеясь, что монстр сам себя подаст им на блюдечке с голубой каемочкой. Кто-то осмелился использовать Флаг, притягивающий духов, но на него приманилась только кучка мелких призраков, которые безостановочно и отчаянно рыдали, дополняя творившуюся вакханалию. Вэй Усянь потянул за вожжи, осмотрелся вокруг и громко и четко спросил:

- Прошу прощения за беспокойство, но не видели ли вы, куда пошли молодые господа из кланов Лань и Цзинь?

 

Теперь, когда он смыл с лица макияж, люди, наконец, перестали относиться к нему с пренебрежением. Один заклинатель ответил:

- Они пошли туда, в Храм Богини.

 

Вэй Усянь переспросил:

- Храм Богини?

 

Сельский клан, что спас Вэй Усянь, прослышав о том, что все сети Божественного плетения были уничтожены, тоже вернулся на гору и приступил к ночной охоте. Мужчина средних лет узнал одежду Вэй Усяня и его кривляющегося осла и понял, что это тот сумасшедший, который помог им. Он почувствовал себя очень неловко и притворился, будто бы ничего не случилось. Круглолицая девушка же, напротив, показала ему дорогу:

- Это там. Божественный храм в пещере на горе.

 

Вэй Усянь снова спросил:

- Какому божеству посвящен этот храм?

 

Круглолицая девушка ответила:

- Думаю, каменной статуе, что образовалась естественным путем.

 

Вэй Усянь кивнул ей:

- Спасибо.

 

Закончив разговор, он что есть духу припустил в направлении Храма Богини.

 

Женитьба городского лодыря; молния, что уничтожила гробы; жених, разорванный волками; отец и дочь, потерявшие души; погребальные одежды тонкой работы… Будто бы нить пронзила разбросанные бусины и собрала их в одно. Теперь понятно, почему ни Компасы Зла, ни Флаг, притягивающий духов, не сработали. Тварь, обитающую на горе Дафань, недооценили.

 

Это существо было гораздо опаснее, чем кто-либо мог представить!