Глава 5. Нападение. Часть третья.

 

Да, ученики Ордена Гусу Лань были молоды и неопытны. Но они вовсе не собирались сдаваться, хотя выглядели очень взволнованными. Юноши готовились защитить дом семьи Мо и начали прикреплять к стенам талисманы-обереги. Слугу по имени А-Тун уже внесли в зал. Лань Сычжуй левой рукой щупал его пульс, а правой поддерживал спину мадам Мо. Он не мог позаботиться одновременно об обоих и столкнулся с ужасной дилеммой, когда А-Тун внезапно поднялся с земли в сидячее положение.

 

А-Дин воскликнула:

- А-Тун, ты очнулся!

 

Но не успела она обрадоваться, как А-Тун поднял левую руку и вцепился в свою собственную шею.

 

Увидев это, Лань Сычжуй три раза нажал на несколько его акупунктурных точек. Вэй Усянь знал, что люди из клана Лань только выглядели мягкими, но в руках их таилась сила, которая ничего общего с мягкостью не имела. Любой человек едва ли смог бы двигаться после подобных действий. Однако, казалось, что А-Тун ничего не почувствовал, его левая рука сжалась на шее еще сильнее, а лицо его искривила гримаса боли. Лань Цзинъи попытался оторвать ее от глотки слуги, но все безрезультатно, как будто бы он имел дело с куском стали. Спустя секунду раздался отвратительный хруст, и голова А-Туна безжизненно повисла. Его шея была сломана.

 

Он только что удавил себя на глазах у всех!

 

Тишину нарушил дрожащий голос А-Дин:

- Призрак! Среди нас невидимый призрак! Это он заставил А-Туна задушить себя!

 

От звука ее пронзительного и звонкого голоса кровь застыла у всех в жилах, и они охотно поверили ее словам. Вэй Усянь же придерживался совершенно противоположного мнения – это был точно не ожесточенный призрак.

 

Он успел проверить талисманы, что выбрали юноши: все они были духоотражательными, и Восточный зал был буквально покрыт ими. Если бы они действительно столкнулись с ожесточенным призраком, то стоило бы ему войти в зал, и в ту секунду талисманы загорелись бы зеленым пламенем. Но ничего подобного не происходило.

 

Нельзя было винить юношей в том, что они действовали недостаточно расторопно. Это создание, кем бы оно ни было, обладало действительно значительной мощью. В среде заклинателей "ожесточенному призраку" давалось четкое определение – он должен убивать, по крайней мере, одного человека в месяц на протяжении, как минимум, трех месяцев. Такой критерий избрал сам Вэй Усянь, и, скорее всего, его использовали и по сей день. Он лучше всех разбирался в подобных вопросах. Например, убийство одного человека раз в неделю он также бы посчитал делом "рук" ожесточенного призрака, но того типа, что убивает чаще. Это же создание убило уже трех людей за столь короткий промежуток времени. Даже опытный заклинатель не смог бы предложить мгновенного решения, что уж тут говорить о новичках, только-только ступивших на свой путь.

 

Пока он размышлял, пламя свечи дрогнуло. Просвистел зловещий ветер, и все источники света и во дворе, и в зале погасли.

 

В ту же секунду со всех сторон раздались истошные крики. Все толкались и метались, спотыкались и падали, пытаясь убежать как можно скорее. Лань Цзинъи выкрикнул:

- Оставайтесь на своих местах! Я поймаю любого, кто попытается бежать!

 

Он сказал так вовсе не для красного словца. Все-таки злобные твари предпочитали действовать в темноте и суматохе. Чем сильнее неразбериха и крики, тем больше шанс невольно привлечь опасность. В таких ситуациях находиться одному или излишне дергаться было весьма и весьма рискованно. Все в зале были до смерти напуганы, и слова Лань Цзинъи едва ли достигли своей цели. Но все же через некоторое время все затихло, лишь кое-где раздавались слабые всхлипы и частое дыхание. Кажется, убежать удалось всего паре человек.

 

Посреди тьмы неожиданно вспыхнул огонь. Лань Сычжуй зажег огненный талисман.

 

Его пламя было неподвластно зловещим ветрам. Лань Сычжуй при помощи своего талисмана вновь поджег все свечи и лампы, а остальные юноши принялись успокаивать людей. Под светом свечи Вэй Усянь мимоходом взглянул на свои запястья. Еще один порез исчез.

Внезапно он осознал, что их число изменилось.

 

В начале у него было по два пореза на каждом запястье. Первый исчез после смерти Мо Цзыюаня, второй – после гибели его отца. Смерть А-Туна, слуги, вечно задиравшего Мо Сюаньюя, исцелила еще один порез. В сумме выходило три. Был еще четвертый, самый глубокий и наполненный самой сильной ненавистью.

 

Однако сейчас оба его запястья были чисты.

 

Вэй Усянь понимал, что мадам Мо совершенно точно была одним из объектов мести Мо Сюаньюя. Скорее всего, самый глубокий и самый длинный порез обозначал ее. Однако и он исчез.

 

Возможно ли такое, что Мо Сюаньюй внезапно достиг просветления и отпустил свою ненависть? Нет, невозможно. Его душа уже была принесена в жертву в обмен на призыв Вэй Усяня. И только смерть мадам Мо могла бы исцелить порез.

 

Он медленно перевел взгляд на бледную мадам Мо, которая недавно очнулась и теперь была окружена людьми.

 

Если, конечно, она уже не была мертва.

 

Теперь Вэй Усянь был уверен: что-то захватило тело мадам Мо. И если это не дух, то что же?

 

Внезапно А-Дин крикнула:

- Рука… Его рука! Рука А-Туна!

 

Лань Сычжуй поднес огненный талисман к телу А-Туна. И, конечно же, его рука уже тоже исчезла.

 

Левая рука!

 

В мгновение ока разум Вэй Усяня прояснился, и он, наконец, сложил воедино все части головоломки об исчезающих руках и создании, которое в них заинтересовано. Он тут же взорвался смехом. Лань Цзинъи рявкнул:

- Идиот! Как ты можешь смеяться в такой ситуации?!

Однако, подумав, он заключил, что все-таки разговаривает с настоящим идиотом, и проку от пререканий не было никакого.

 

Вэй Усянь дернул его за рукав:

- Нет, нет!

 

Лань Цзинъи раздраженно вырвал рукав у него из рук:

- Что «нет»? Ты не идиот? Хватит паясничать! Всем сейчас не до тебя.

 

Вэй Усянь указал на лежавшие на земле трупы отца Мо Цзыюаня и А-Туна и сказал:

- Это не они.

 

Лань Сычжуй остановил злобно пыхтящего Лань Цзинъи и спросил:

- Что ты имеешь в виду, говоря «Это не они»?

 

Вэй Усянь заявил с серьезным видом:

- Это не отец Мо Цзыюаня, а это не А-Тун.

 

Его серьезный и торжественный вид так зловеще сочетался с макияжем призрака висельника, что теперь он выглядел по-настоящему бесноватым. Тусклый свет свечей дополнил картину, и от слов Вэй Усяня по спинам всех присутствующих пробежал неприятный холодок. Лань Сычжуй уставился на него и невольно спросил:

- Почему?

 

Вэй Усянь с гордостью воскликнул:

- Дело в их руках. Все они были правшами. Я уверен в этом, потому что они всегда били меня правыми руками.

 

Теряя терпение, Лань Цзинъи сплюнул:

- И чего ты так горд собой? Надулся от самодовольства, словно гусь.

 

Лань Сычжуя, напротив, бросило в пот. Если вспомнить, А-Тун действительно задушил себя именно левой рукой, а муж мадам Мо ей же толкнул свою жену.

 

Но еще вчера днем, во время концерта, устроенного Вэй Усянем в Восточном зале, когда эти двое пытались поднять его с пола, оба использовали свои правые руки. Невозможно, чтобы они внезапно стали левшами перед самой своей смертью.

 

И хотя пока Лань Сычжуй не мог охватить всей картины, он понял: чтобы выяснить, что за существо орудует в деревне Мо, он должен как-то связать его с левыми руками. После подобного озарения он удивленно взглянул на Вэй Усяня и невольно подумал: «Он упомянул про руки так внезапно и будто бы невпопад… Но, тем не менее, это совсем не похоже на совпадение».

 

Вэй Усянь только улыбнулся. Он знал, что намек был чересчур явным, но выбора у него не было. К счастью, у Лань Сычжуя не было времени обдумывать странное поведение душевнобольного, и он подумал: «Что ж, если молодой господин Мо и хотел намеренно напомнить мне об этом, скорее всего, он не желал ничего дурного. Юноша отвел от него глаза, скользнул взглядом по А-Дин, которая лишилась чувств от слишком долгого плача, и остановился на мадам Мо».

 

Он внимательно осмотрел ее с головы до пят. Ее руки свободно висели вдоль тела и почти полностью были скрыты рукавами, виднелись лишь фаланги пальцев. Пальцы ее правой руки были тонкие, белые и гладкие, они, без сомнения, принадлежали женщине, которая всю жизнь прожила в комфорте и никогда не работала.

 

Пальцы же ее левой руки оказались гораздо длиннее и толще пальцев правой. Они были сучковатыми и таили в себе силу.

 

То была рука не женщины, а мужчины!

 

Лань Сычжуй приказал:

- Держите ее!

 

Фрагмент маньхуа «Mo Dao Zu Shi»

 

Несколько юношей схватили мадам Мо. Лань Сычжуй произнес:

- Прошу меня простить, - и приготовился использовать на ней талисман, когда левая рука мадам Мо внезапно изогнулась под странным углом и потянулась к его глотке.

 

Живой человек не смог бы изогнуть руку таким образом, если, конечно, его кости не были сломаны. Мадам Мо атаковала стремительно и почти схватила Лань Сычжуя за шею. Но в этот момент Лань Цзинъи вскрикнул: «Эй!» - и бросился перед юношей, загораживая того от смертоносной руки.

 

Но как только она вцепилась в плечо Лань Цзинъи, сверкнула яркая вспышка, рукав юноши загорелся зелеными огоньками, и проклятая рука ослабила свою хватку. Лань Сычжуй чудом избежал смерти и уже было собрался поблагодарить Лань Цзинъи за это, как заметил, что часть одеяния последнего сожжена дотла, что было весьма неловко. Лань Цзинъи снял с себя остатки мантии и, дымясь от гнева, начал браниться:

- Зачем ты меня пнул, дурак? Хотел меня убить?

 

Вэй Усянь пискнул как испуганная мышь:

- Это не я.

 

Но это все же был он. Мантии членов Ордена Гусу Лань были убористо прострочены тонкими нитями того же цвета, что и само одеяние. Но это были не просто стежки, а тексты заклинаний, служивших защитой. Однако против такого сильного существа, как то, которому они противостояли сейчас, эти заклинания могли сработать только один раз и сразу же прийти в негодность. Поэтому, оценив грозящую Лань Сычжую опасность, Вэй Усянь толкнул на него Лань Цзинъи, чтобы тот мог заслонить шею юноши своим телом в одежде, испещренной заклинаниями. Лань Цзинъи собрался продолжить свою брань, но тут мадам Мо упала на землю. Лицо ее стало иссыхать буквально на глазах, как будто бы из нее высасывали всю плоть и кровь. Через несколько мгновений перед ними лежал скелет, покрытый тонким слоем кожи. Мужская рука, которая не была частью ее тела, отвалилась от ее плеча. Пальцы этой руки начали гнуться в разные стороны, как будто бы разминаясь или растягиваясь, при этом четко проступали ее пульсирующие вены.

 

Это и было то темное создание, что приманил Флаг, привлекающий духов.

 

Расчленение – это классический пример мучительной смерти, лишь чуть более достойной, чем та, которую принял Вэй Усянь. И в отличие от его случая, когда тело буквально стирают в порошок, фрагменты расчлененного трупа несут в себе частички злобы покойника, и они стремятся объединиться друг с другом. Следовательно, части тела ищут друг друга всеми возможными способами. Если им удается объединиться, мертвец может упокоиться с миром, а может и продолжить бесчинствовать. Если же собраться в единое целое никак не получается, то часть тела может избрать и другой способ.

 

Что же это за «другой способ»? Ей придется довольствоваться телами других, еще живых, людей.

 

Вот так и поступила эта левая рука – пожрала левую руку живого человека, а сама заняла ее место. Высосав из него всю кровь и энергию, рука покидала безжизненный труп и искала следующее вместилище для своего паразитизма. Так будет продолжаться до тех пор, пока она не объединиться с остальными частями своего настоящего тела.

 

Человек умирал в тот же момент, когда рука захватывала его тело. Но до тех пор, пока она не пожрала всю его плоть, жертва, контролируемая рукой, могла ходить, как будто была до сих пор жива. После того, как флаг привлек ее, первым вместилищем стал Мо Цзыюань, вторым – его отец. Когда мадам Мо приказала своему мужу созвать всех, он повел себя не как обычно и толкнул ее в ответ. Тогда Вэй Усянь решил, что он скорбел о безвременной кончине своего единственного сына, а еще устал от чванства жены. Но сейчас, когда Вэй Усянь обдумал ситуацию еще раз, он понял, что отец, только что потерявший сына, выглядел бы не так. Это не было безразличием безнадежности. От него веяло мертвым спокойствием – спокойствием уже почившего человека.

 

Третьим вместилищем стал А-Тун, а четвертым – мадам Мо. Когда погасли огни, и воцарилась суматоха, проклятая рука перебралась от слуги к его госпоже. А со смертью мадам Мо исчез и последний порез на запястье Вэй Усяня.

 

Юноши из Ордена Гусу Лань видели, что от талисманов не было никакого прока, но зато сработали их одеяния, так что они сорвали с себя мантии и накрыли ими проклятую руку. Слои одежды укутали ее словно белый кокон. Но уже через секунду его охватило зеленое пламя. На некоторое время они оказались в безопасности, но когда прогорят все мантии, из пепла покажется рука. Пока никто не видел, Вэй Усянь сорвался с места и побежал в Западный двор.

 

Около десятка живых мертвецов, которых ранее победили юноши, молча стояли во дворе, запечатанные начертанными на земле заклинаниями. Вэй Усянь стер ногой один из символов, тем самым нарушив всю печать, и дважды хлопнул в ладоши. В ту же секунду тела мертвецов резко вздрогнули, будто от удара током, а белки их глаз из-под нижних век выкатились наверх, словно что-то пробудило их.

 

Вэй Усянь сказал:

- Просыпайтесь. Пора приниматься за работу!

 

Фрагмент маньхуа «Mo Dao Zu Shi»

 

Для контроля таких слабых марионеток Вэй Усяню не нужны были сложные заклинания – хватало и простого приказа. На пошатывающихся ногах ходячие мертвецы сделали пару шагов вперед. Но как только они дошли до Вэй Усяня, все как один в судорогах попадали на землю, как будто они были живыми людьми.

 

Вэй Усянь нашел это одновременно и забавным, и раздражающим. Он хлопнул в ладони еще раз, на этот раз не так сильно. Но, похоже, эти ходячие мертвецы родились в деревне Мо и здесь же умерли, и, как следствие, немногое повидали в жизни. Они инстинктивно следовали приказам заклинателя, но в то же время, он вызывал в них священный ужас, и они, напуганные, лежали на земле и боялись встать.

 

Чем свирепее было создание, тем лучше Вэй Усянь мог его контролировать. Этих ходячих мертвецов он не дрессировал, так что они не могли выдержать его прямые воздействия. Он не имел при себе никаких материалов, из которых можно было изготовить инструмент, что сделал бы его команды менее пугающими для них. Он даже не мог смешать части их тел и собрать заново. Тем временем яркое зеленое пламя, полыхающее на Восточном дворе, постепенно тускнело. И тут внезапно Вэй Усянь нашел решение.

 

Почему он вообще решил искать мертвеца с затаенной злобой и жестокой натурой именно здесь?

 

В Восточных зале был не один, а даже несколько таких трупов!

 

Он побежал обратно в Восточный двор. Поскольку первый план Лань Сычжуя уже провалился, он придумал еще один. Юноши обнажили свои мечи и воткнули их в землю, тем самым построив из них своеобразный забор. Проклятая рука яростно билась об него, а ученики сосредоточили все свои силы, сжимая рукояти мечей, чтобы она не прорвалась внутрь, и не обращали никакого внимания ни на входящих, ни на выходящих из зала людей. Вэй Усянь в два прыжка добрался до Восточного зала, подхватил трупы мадам Мо и Мо Цзыюаня, по одному в каждую руку, и вполголоса сказал:

- Просыпайтесь!

 

В тот же миг белки глаз мадам Мо и Мо Цзыюаня выкатились наверх, и оба завыли и заверещали тонкими пронзительными голосами, которые издают ожесточенные призраки, вернувшиеся к «жизни».

 

Посреди этих дьявольских криков еще один труп вздрогнул и поднялся, издав самый тихий и слабый звук. Это был муж мадам Мо.

 

Их вой показался Вэй Усяню достаточно громким, а злоба достаточно сильной. Он удовлетворенно улыбнулся:

- Вы узнаете ту руку снаружи?

 

И приказал:

- Разорвите ее на части!

 

Все три члена семьи Мо вылетели на улицу как три облака черного ветра.

 

Проклятая рука уже расколола один из мечей и почти прорвала оборону, но тут за ней возникли три лютых мертвеца[21] без левых рук.

 

Вдобавок к невозможности ослушаться приказа Вэй Усяня вся семья Мо испытывала жгучую ненависть к существу, что убило их, и теперь они с яростью набросились на руку. Первой атаковала, конечно же, мадам Мо. Чаще всего именно женские трупы после преображения становились особо неистовыми. Сейчас мадам Мо выглядела поистине безумной в своей ярости: волосы ее стояли дыбом, глаза налились кровью, ногти вытянулись и заострились, в уголках рта пузырилась пена, а ее пронзительное верещание, казалось, могло обрушить потолок. За ней следовал Мо Цзыюань, помогая ей зубами и руками. Последним шел его отец, атакуя в промежутках между свирепыми выпадами первых двух. Юноши, державшие оборону из последних сил, застыли в изумлении.

 

Раньше им доводилось только слышать о таких яростных схватках с участием нескольких лютых мертвецов или же видеть их на страницах книг. Сейчас они, раскрыв рот, впервые в жизни наблюдали, как во все стороны летели кровь и ошметки плоти, и были не в силах отвести взгляд. Юноши находили эту сцену… просто потрясающей!

 

Три мертвеца и рука были в самом разгаре сражения, как вдруг Мо Цзыюань внезапно отшатнулся в сторону. Проклятая рука разодрала ему брюшную полость, и часть его кишок вывалилась наружу. Стоило мадам Мо увидеть это, как она тут же завыла пуще прежнего и закрыла его своим телом как щитом. Она начала атаковать с удвоенной жестокостью, а пальцы ее налились силой, сопоставимой с силой стального или железного оружия. Но Вэй Усянь знал, что для тела мадам Мо такая мощь была уже чрезмерной.

 

Три лютых мертвеца, умерших совсем недавно, не могли победить одну-единственную руку!

 

Вэй Усянь внимательно наблюдал за битвой. Губы его были напряжены, а язык сложен трубочкой – он был готов свистнуть в любую секунду. Свист пробудил бы в лютых мертвецах еще больше враждебности, что могло бы переломить ход сражения. Однако тогда появлялся риск, что его действия заметят. Но тут рука, двигаясь с невероятной быстротой, неумолимо и точно нацелилась на шею мадам Мо и сломала ее.

 

Семья Мо была близка к поражению, и Вэй Усянь набрал в легкие побольше воздуха, готовясь оглушительно свистнуть, как вдруг издалека эхом донеслось мелодичное бренчание щипкового музыкального инструмента.

 

Звучание его было чистым и воздушным. Кто-то исполнял «Смурное дуновение пронизанных ветром сосен». Лишь заслышав мелодию, только что неистово сражавшиеся создания застыли на месте.

 

Юноши из Ордена Гусу Лань засияли от радости, будто бы были рождены вновь. Лань Сычжуй стер кровь с лица, поднял голову и счастливо воскликнул:

- Ханьгуан-цзюнь!

 

Фрагмент маньхуа «Mo Dao Zu Shi»

 

Вэй Усянь же, едва раздались отдаленные звуки гуциня[22], развернулся и бросился наутек, как заяц.

 

Полилась другая мелодия, тембр ее был выше предыдущей, с легкой примесью горечи. Три лютых мертвеца отступили и закрыли по одному уху своими правыми руками. Но это не помогло им укрыться от «Песни истребления»[23] - знаменитой мелодии Ордена Гусу Лань. Семья Мо успела сделать всего несколько шагов, как изнутри из черепов раздались легкие лопающиеся звуки.

 

Проклятая же рука, изнуренная жестокой битвой, едва услышав «Песнь истребления», замертво шлепнулась на землю. И хотя пальцы ее еще слабо подрагивали, двигаться она уже была не в состоянии.

 

Повисла недолгая тишина, которая взорвалась радостными возгласами юношей, празднующих свое чудесное спасение. Они пережили захватывающее приключение, и дождались подкрепления своего Ордена. И им было все равно, даже если бы их наказали, потому что «невоспитанное воспроизведение излишнего шума вредит репутации Ордена».

 

Нарадовавшись вдоволь, Лань Сычжуй вдруг понял, что кого-то не хватает. Он толкнул Лань Цзинъи:

- Где он?

 

Лань Цзинъи, поглощенный ликованием, рассеянно ответил:

- Кто? Ты о ком?

 

Лань Сычжуй ответил:

- Молодой господин Мо.

 

Лань Цзинъи недоумевал:

- Хм? На что тебе сдался этот сумасшедший? Кто знает, куда он мог убежать. Наверное, испугался моих угроз ударить его.

 

- … - Лань Сычжуй знал, что Лань Цзинъи всегда был беспечным и непосредственным, никогда не думал дважды над одним и тем же и никого ни в чем не подозревал. Он лишь подумал: «Я дождусь Ханьгуан-цзюня и расскажу ему все».

 

Казалось, что деревня Мо крепко спала, но было ли это правдой – неясно. Битва лютых мертвецов с рукой была весьма громкой и кровавой, но никто из жителей не выбежал на шум. В конце концов, даже главные деревенские сплетники выбирают, куда им стоить совать свой нос, и туда, где кричат нечеловеческими голосами и летают ошметки плоти, все же лучше не показываться.

 

Вэй Усянь спешно стер заклинания на полу своей комнаты, что могли выдать тайну его призыва Мо Сюаньюем, и выбежал на улицу.

 

Ему крупно не повезло: тот, кто откликнулся на сигнал юношей, был из клана Лань, и что гораздо хуже, это был Лань Ванцзи!

 

Он был одним из тех людей, с которыми Вэй Усянь сражался в прошлой жизни, так что старейшине Илин нужно было бежать как можно скорее. Он в спешке рыскал в поисках ездового животного. Внезапно он заметил большой жернов, к ручке которого был привязан меланхолично жующий осел. Когда ослик увидел Вэй Усяня, носящего в разные стороны, он будто бы заинтересовался и покосился на него, совсем как человек. Вэй Усянь на секунду встретился с ним взглядом и тут же был сражен легким оттенком презрения в глазах животного.

 

Он схватил веревку и попытался потащить осла за собой, на что тот недовольно и громко пожаловался. Вэй Усяню пришлось применить и силу, и уговоры, чтобы, наконец, покорить упрямое животное и вывести его со двора. Когда солнце встало над горизонтом, они выехали на главную дорогу.