Глава 7. Рабы покидают виллу

 

Пожар прекратился. Рабы убирали двор. Одни — и Клеон вместе с ними — складывали клеткой для погребального костра обгоревшие доски и бревна. Другие укладывали на них трупы; вилик собирался предать их сожжению на следующее утро.

Сицилиец машинально делал все, что ему приказывали. Мысли его были заняты непонятным появлением Фабии. Неужели госпожа приехала ради него?… Она так сказала хозяину! Нет. Конечно, она приехала не за ним. Вон рабы и конники выносят мечи из дома у ворот. За этим оружием, а не за каким-то мальчишкой послал Спартак целый отряд.

— Что ты зеваешь! — подскочил к нему Александр. — Иди, бери меч. Все вооружаются. Или ты собираешься остаться у толстяка Станиена? — Александр произнес эти слова шепотом, наслаждаясь их дерзостью, но опасаясь, как бы отец не услышал его.

— А что я буду делать с мечом? — сказал Клеон. — Я и держать его в руках не умею.

— Ничего. Там научат. Ведь тебя берут в войско Спартака! — Александр подтолкнул пастуха: — Иди скорее, а то тебе не достанется.

Гордясь, что не с пустыми руками придут в стан к Спартаку, рабы Станиена спешили вооружиться. Когда подошли Александр с Клеоном, оставалось всего несколько мечей. Клеон взял первый попавшийся и надел перевязь через плечо, как делали другие. Как бы он радовался еще вчера, если бы в его руки попал меч! Но теперь, когда убит Лев, когда погиб Долговязый… Клеон вздохнул: скоро ли научится он владеть мечом, чтобы отомстить за их смерть?

Александру не терпелось всюду поспеть и все увидеть, и он притворился, будто не слышит, что отец зовет его. Разве интересно убирать двор, когда вокруг происходит столько необычайного? К тому же, как только отец оказался в безопасности, Александр вспомнил его речь против сицилийца. Нет, он никогда не простит ему этой предательской речи и никогда больше не будет ему повиноваться!

— Смотри, — толкнул он Клеона, — кузнец пошел на скотный двор. Наверное, хочет взять верховую лошадь Луция. Возьми ты себе коня.

— Но ты же слышал: велено брать только оружие.

— На войне конь тоже оружие, — возразил Александр. — Ты обязательно просись в конный отряд. Верхом гораздо лучше сражаться, — убеждал он приятеля, увлекая его за собой.

Он был так поглощен происходящим, что совсем забыл рассказать Клеону, что Лев жив. Но если бы даже он и вспомнил, то не успел бы это сделать, потому что на пороге конюшни показался кузнец. Он был без лошади и прошел мимо мальчиков, не заметив их. Брови его были сдвинуты, нижняя губа закушена, видно, случилась какая-то беда. Мальчики переглянулись. Клеон схватил Александра за руку и потащил к конюшне.

Дверь ее была широко распахнута, стойла — пусты.

Клеон, знавший теперь, что такое отчаяние и ненависть, понял, кто увел коней. Он резко повернулся к Александру:

— Знаешь, что случилось?

— Кто-то угнал коней…

— Не кто-то, а Луций. Ты слыхал, как конники говорили, что у них было сражение с легионерами?

— Я это знал еще с утра.

— Луций увел коней к легионерам. Я уверен. Они могут каждую минуту прискакать сюда, чтобы врасплох напасть на наших. Ты знаешь все дороги кругом?

— Конечно!

— Идем скажем госпоже, чтобы они скорее уезжали отсюда. А мы с тобой побежим к вилле этого… как его?

— Помпония?

— Да. Самой короткой дорогой. Выследим легионеров, догоним наших и скажем им, как надо идти, чтобы не попасть в лапы римлян. Я знаю римлян! Они всегда хитрят. Я уверен, что они устроили нашим засаду.

— Госпожа не хочет взять меня с собой, — пожаловался Александр, едва поспевая за Клеоном. — Скажи ей…

К огорчению Александра, Клеон от него отмахнулся:

— Некогда!.. Скорее!

Выбежав на черный двор, они увидели, что все готовы к походу: всадники на конях; рабы Станиена, по четыре в ряд, выстроились у ворот. Кузнец, Фабия, Спурий и Сильвин о чем-то совещались, стоя в стороне.

— Александр, и ты, сицилиец, подойдите, — позвал мальчиков вилик.

На этот раз Александр сразу услышал зов отца.

— Вот, — вилик выдвинул сына вперед, — пожалуй, никто на вилле не знает так хорошо все переходы и тайные лазы, как он. Можешь взять его в проводники. Он поведет вас самым близким и безопасным путем… Но только вернись, Александр, — сказал вилик, откидывая голову сына и заглядывая ему в глаза. — Помни, что, если ты уйдешь к Спартаку, пострадают твои сестры и мать. Всё, чем я пожертвовал сегодня, — а боги видят, как тяжело мне было говорить ложь, — всё окажется ненужным: господин прикажет распять нас.

— Я вернусь, — прошептал Александр.

— Зажги костры, чтобы легионеры думали, будто мы еще на вилле, — посоветовал Спурий.

Вилик кивнул:

— Я прикажу женщинам разжечь погребальные костры и плакать над мертвыми. Если легионеры нагрянут на эти огни, я скажу, что мы спешим с похоронами, потому что работников на вилле осталось мало, а работы — очень много.

— Идемте же скорее! — торопил Александр, гордый оказанным ему доверием. — Идемте, иначе мы можем столкнуться с легионерами. Коням не пробраться тайными тропами и перелазами. Я поведу вас через господский сад и весеннее пастбище.

— Никак не могу поверить, что Луций способен на такую подлость, — проговорила Фабия, направляясь к лошади.

— Пусть люди идут пешими, а коней поведут за собой, — распоряжался Александр. — Я буду указывать путь криком ночной совы.

Воины спешились и, ведя коней в поводу, направились к саду Станиенов. Билитис и Береника махали шарфами уходящим. Калос, опустив руки, молча смотрела им вслед.

— Прощай, сицилиец! — крикнула Береника, увидев Клеона. — Не забывай нас!

— Даже сойдя в царство теней, не забуду! — откликнулся Клеон.

Гефест, который шел за Клеоном, поднял руку:

— Привет, Береника!.. Друзья будут вечно помнить тебя!..

— Привет Беренике!.. Привет!.. Привет!.. — подхватили, радуясь свободе, рабы Станиена.

Вилик удивленно взглянул на дочь. Береника стыдливо потупилась.

— Я не поведу вас, если вы будете так орать! — рассердился Александр.

— Тише! — приказал Спурий.

— Тшшш… — словно шелест листвы, пронеслось по рядам.

 

Глава 8. В лесном тайнике

 

Почти весь день Лев пролежал в лесу, ожидая, что Клеон придет за ним. Лев знал слова: «лежи», «здесь», «жди», «Клеон», и понял, что Долговязый приказал ему на этом месте ждать хозяина. Лев был сыт. Положив голову на лапы, он дремал, изредка щелкая зубами, когда какая-нибудь дерзкая муха садилась ему на нос или на ухо. Порой птицы, обманутые его неподвижностью, спускались на землю и прыгали перед ним в траве, разыскивая вкусных букашек и червячков. Тогда просыпался в нем инстинкт охотника, и Лев пытался подняться. Но стоило ему пошевелиться, как птицы улетали, а боль в израненном теле делалась острее, и он снова ложился.

Вначале он пробовал зализывать раны, но они были вымазаны отвратительной на вкус мазью… Оставалось одно — лежать и дремать, чтобы скоротать часы до прихода Клеона.

Но вот наступили сумерки. Повеяло сыростью. В лесу стало темно. В лесу стемнело гораздо раньше, чем, бывало, темнело на пастбище. Лев знал это. У него было чувство времени, и он всегда знал час, когда надо выгонять овец на луг. Если пастухи засыпали, он будил их.

Голоса птиц мало-помалу смолкли. Где-то послышался лай шакала, и Лев насторожился. Прислушиваясь к шорохам ночи, он лежал еще неподвижнее, чем днем, но уже не дремал. Он весь был в напряжении. Вокруг была затаенная жизнь ночи, когда хищники выходят на охоту и неслышно крадутся, не задевая ни одного сучка, ни одной сухой ветки. Насыщенная опасностями, ночная жизнь надвигалась на него, и Лев тоже затаился.

Далеко-далеко завыл волк. Льву захотелось ответить ему воем. Но он сдержался. Только верхняя губа его, дрожа, приподнялась над клыками. Льва охватил страх: может быть, волки подбираются к пастбищу и некому защитить Клеона и овец… И тут Льва охватила такая тоска, что, забыв все опасности ночи, он громко завыл.

Превозмогая боль в ранах, Лев выполз из своего тайника, с усилием поднялся на ноги и, шатаясь, побрел в сторону пастбища.