Глава 6. Бегство с корабля пиратов

 

— Эй, бросай причал! Мы ведем с собой гостя!

Клеон открыл глаза.

На палубе столпились матросы. Двое с факелами в руках, стоя на носу миопароны, старались осветить берег, но тьма от этого не рассеивалась. Зато хорошо была видна фигура огромного пирата, прикреплявшего причал над головой Медузы. Под, палубой скрипели вороты, на которые накручивались якорные канаты.

— Готово! — крикнули снизу.

— Впереди камни, — сказал кормчий. — Ниже факелы!

Матросы перегнулись через борт и опустили факелы. Отражения огня заскользили в воде, как две багровые змеи. Над бортами поднялись тени весел. Плеснула волна… Миопарона медленно повернулась и поплыла. Из тьмы навстречу ей двинулась черная громада скал.

— Темно, как в эребе,[23] — пробормотал Гликон, всматриваясь в воду. — Того и гляди, напоремся на эти камни, клянусь богами!

Клеон приподнялся и, обняв Льва за шею, во все глаза глядел на приближающийся берег. Как легко было бы сейчас убежать! Но где спрятаться? Где в незнакомых местах укрыться от преследований страшного Церулея, если тот вздумает искать его?

— Бросай причал! — приказал кормчий великану, стоявшему между факельщиками.

Тот поднял с палубы круг каната, конец которого укрепил раньше, и, взмахнув над головой, швырнул его на берег. Слышно было, как канат упал на камни.

— Цепляй за выступ! послышалось с берега. — Тяни!

Кормчий приказал убрать весла. Некоторое время миопарона продолжала двигаться, притягиваемая канатом.

— Стой! — крикнул кормчий. — Дальше нельзя!

Снова послышался скрип воротов, и якори бухнулись в воду.

— Эй, Калликл!.. Приск!.. Привяжите этого малого к веревке. Мы его подтянем. Бросай еще веревку! — приказал Церулей великану.

С берега раздался возмущенный крик:

— Чтобы меня тянули на веревке, словно выловленного удочкой карпа?… Не бывать этому никогда! Пусть проклятые ночные воры развяжут мои руки, а связанные ноги не помешают мне проплыть какие-нибудь две децимпеды.[24]

— Сделайте, как он говорит, — приказал Церулей.

Через минуту матросы увидели в воде голову пленника.

Как только его втянули на палубу, он разразился бранью:

— Ослы! Помесь лягушки с ехидной!.. Пусть до самой смерти не есть мне хлеба вволю, если я не расправлюсь с вами, как только развяжут мне ноги…

— Молчать! — бешено заорал на него Церулей и напустился на лазутчиков: — Вам было приказано разведать, где отец нашей пленницы и как к нему пробраться. Чего ради приволокли вы сюда этого оборванца?

— Оборванца! — завопил пленник. — Да ведь это твои коршуны меня общипали!.. Ты должен заплатить мне за тунику, сотканную руками моей жены…

— Заткните ему глотку, — приказал Церулей, — и говорите!

Лазутчики, до этого молча выжимавшие воду из своей одежды, набросились на пленника, в одну минуту скрутили ему руки и воткнули в рот кляп. Перебивая друг друга, они заговорили все разом:

— Это местный житель…

— Мы наткнулись на лагерь легионеров…

— Дорога забита войсками…

— Но в горах, наверное, есть тропинки…

— Он должен знать…

— Да не орите вы все вместе! — рассердился Церулей. — Говори ты, Калликл!

Калликл выступил вперед:

— Возле той большой горы, которая была видна с моря…

— Везувий, — вставил кормчий.

— Да, Везувий. Возле самой подошвы Везувия мы наткнулись на военный лагерь в боевом порядке. Легионеров там видимо-невидимо. А дальше на дороге встретили еще когорту.[25] Ну, мы и подумали, уж не высланы ли эти войска против пиратов. Решили дальше не ходить, а порасспросить местных жителей. Но приближалась ночь, на полях было пусто. Все-таки мы шарили до тех пор. пока не увидели этого малого…

Тем временем пленник, на которого перестали обращать внимание, вытолкнул языком небрежно засунутый кляп.

Я не «малый», а солдат Римской республики! — сердито возразил он. — Если вы воображаете, что меня можно продать или получить за меня выкуп, так заранее предупреждаю: ничего не выйдет. Меня в Испании так измолотили, что я покрыт шрамами, как мозаикой. Никто вам за меня и одного асса[26] не даст. Меня даже из армии отпустили. А выкуп…

Получив подзатыльник от стоящего рядом пирата, ветеран на минуту умолк.

— Он рыхлил землю мотыгой… — продолжал Калликл.

— А где же мне взять плуг? — запальчиво перебил его пленник. — Пока я сражался против Сертория,[27] защищая Рим, собаки-кредиторы обобрали мое хозяйство дочиста…

— Если ты не замолчишь, я прикажу нарезать ремней из твоей спины! — пригрозил Церулей.

— Я римский гражданин. Моя спина неприкосновенна…

— Продолжай, — кивнул Церулей Калликлу.

— Мы подошли к нему и спросили, почему здесь так много войск, уж не поднялись ли опять италийские союзники против Рима? А он стал городить такую чепуху.

— Нет, не чепуху, — не выдержал он — а истинную правду.

— Он болтал, будто сенат выслал этот легион против пятидесяти гладиаторов.

— Пятидесяти гладиаторов?! — удивился Церулей. Но тут же опомнился и. выставив перед собой сжатые кулаки, шагнул к пленнику. — Издеваться над нами вздумал?

Ожидая удара, тот подался назад, но не опустил перед пиратом глаз. Церулей наклонился к самому его липу. Их взгляды скрестились. Несколько мгновений один сверху, другой снизу — они вглядывались друг в друга, потом Церулей выпрямился и небрежно махнул рукой.

— Пусть Юпитер поразит меня молнией, если я вру! — обиделся пленник. — Не то пятьдесят, не то семьдесят гладиаторов сбежали из одной школы в Капуе. Говорят, они не успели взять припасенное оружие. Их кто-то выдал, и надо было торопиться. Вот похватали они на кухне что попало: кто — вертел, кто — кухонный нож, и вырвались на улицу… Всех начисто своими вертелами разогнали! Одно слово — гладиаторы. Отчаянный народ, им терять нечего. Лучше помереть в настоящем бою, чем на арене тешить своей смертью зевак… Ну вот, пробились они из города, а тут боги послали им навстречу обоз с оружием. Его как раз везли для школы гладиаторов. Боги и отдали его гладиаторам. Они вооружились и вот уже почти двадцать дней сидят на вершине Везувия, как в крепости. Говорят, из Капуи послали за ними в погоню отряд легионеров, да гладиаторы такого перцу им задали, что они едва ноги унесли. После этого к ним отовсюду стал стекаться народ… не только рабы, но и свободные италики… Ведь в войске гладиаторов что ни добудут, между всеми делят поровну. Теперь их там собралось множество, тоже чуть не легион. В Риме про это узнали, и сенат послал против них претора[28] Клодия…

— Самого претора?! — перебил его Церулей.

— Если не развяжете меня, ничего больше не узнаете, — заявил пленник.

По приказанию Церулея пираты сняли путы с ног и рук пленного ветерана. Когда он поднялся, Церулей вплотную подошел к нему:

— Смешную ты нам рассказал историю, если не наврал. Ну и что же претор, со своим легионом?

— Разбили лагери внизу и на склонах горы, заперли все дороги и тропинки — словом, осадили Везувий, точно неприятельский город. Видно, хотят измором взять Спартака…

— Спартака?

— Да. Так зовут предводителя гладиаторов.

— Ин-те-ресная история, — задумчиво проговорил Церулей. — А скажи, можешь ты тропинками вывести нас до Нолы так, чтобы нам не встретиться с легионерами?

— Конечно могу. Но это на несколько дней оторвет меня от работы. Земля не любит ждать.

— Он еще торгуется! — возмутился Гликон.

Но Церулей развеселился:

— Клянусь богами, мне нравится наглость этого человека! — Он со смехом ударил пленника по плечу. — Выдай ему, Гликон, столько динариев,[29] сколько потребуется, чтобы он купил плуг. Пусть знает, что пираты щедрее Римской республики, которая оставила его на растерзание кредиторам! Хватит с тебя за потерянный день? — спросил он бывшего легионера.

— Тут в один день не обернешься, — проворчал тот. — Но все равно… хватит.

Церулей приказал собираться в путь, чтобы выйти до рассвета. На корабле поднялась суматоха. На палубу притащили лектику, которая до этого была спрятана где-то в недрах миопароны, и стали осматривать, не получила ли она повреждений во время бури. Церулей занялся нарядом Гликона: под общий смех на него напялили тунику с широкой пурпурной полосой посредине, от выреза шеи вниз, и белую тогу[30] римского гражданина — словом, одели Гликона, как сенатора. «Рабы и клиенты» мнимого вельможи тоже переодевались на палубе. Пока старика наряжали, Церулей повторял ему условия выкупа.

Клеона взволновало все, что он услышал. Хорошо, что пираты кричат и смеются: если отойти подальше от места, где переодевают Гликона, можно будет незаметно перебросить Льва через борт и спуститься самому… Он, крадучись, скользнул в темноту и, приказав Льву «вести себя тихо, как мышка», пошел к носовой части корабля, ощупывая борт — не попадется ли под руку веревка, по которой лазутчики поднялись на галеру. Так и есть: беспечные пираты забыли ее отвязать! Клеон сделал это за них.

Теперь Клеон знал, как поступить. Если гладиаторы не очень обрадуются такому бойцу, как он, то уж Льву, наверное, будут рады: он один может заменить по крайней мере трех воинов.

Сняв пояс, Клеон обвязал им Льва, прицепил к этой опояске веревку и обвел ее вокруг мачты.

«О Посейдон, владыка морей, помоги нам!»

Клеон приказал Льву прыгнуть через борт, и пес повис в воздухе. Мальчик стал осторожно отпускать веревку. Она ползла, шурша по дереву. За криками и шумом никто не обратил внимания на легкое поскрипывание мачты и всплеск воды. Ладони Клеона горели, кожу саднило. Но мальчику было не до того — ведь на берегу ждала его свобода!

Он выпустил веревку и перегнулся через борт, стараясь разглядеть плывущего Льва. В бухте было темно от скал, обступивших ее со всех сторон, и от черных туч, громоздившихся на небе. Клеон оглянулся. В смутном свете факелов он увидел группу пиратов. Все по-прежнему были заняты Гликоном. Пригнувшись, мальчик перебросил через борт одну ногу, потом другую и повис на руках.

Над его головой перекликались матросы, слышались приказания Церулея и жалобы Гликона, проклинавшего тесные дорожные башмаки. Под ногами шумело море, словно ветер проносился в листве деревьев. Клеон разжал руки… Через мгновение вода сомкнулась над ним. Еще мгновение — и под подошвами сандалий он ощутил каменистое дно. Оттолкнувшись, он поплыл под водой, пока хватало воздуха в легких, потом всплыл наверх, и волна понесла его к скалам. Скоро стало так мелко, что плыть уже было невозможно. Подняться на ноги Клеон не решился и, переставляя руки по дну, словно ребенок, который учится плавать, подтянулся к берегу.

Теплый язык лизнул щеку Клеона. Удостоверившись, что с миопароны его не разглядеть, мальчик вскочил и, взяв Льва за ошейник, молча указал на темную стену скал, через которые им надо было перебраться.