Капоты, домашние и утренние платья

 

Капот являлся аналогом халата. Полагалось носить его по утрам и вечерам. В капоте заправляли постель, причёсывались, умывались, в исключительных случаях даже завтракали, если это был ранний завтрак в узком кругу. Вечером в капот облачались, оставив домашнее или послеобеденное платье, и носили до того как лечь в постель. Особа, которая вела простой образ жизни, не ждала гостей или испытывала лёгкое недомогание, могла носить капот весь день.

В утреннем платье выходили к завтраку и затем носили в первую половину дня, пока в дом не начинали приходить визитёры. Домашнее платье допускалось носить с утра до вечера, не рискуя прослыть неряхой, как было бы в случае с капотом. В нём можно было принимать гостей, если они были близкими знакомыми.

Капоты, утренние и домашние платья представляли собой распашную одежду, фасон которой определялся текущей модой. Существовали модели простые и нарядные, в т.ч. модели со шлейфом. Предназначаясь для разных ситуаций, на практике эта одежда была одинаковой. Теоретически капот занимал место между пеньюаром, предметом нижнего белья, и платьями. Кроме того, он имел много общего с матине. Капоты и матине отличались только длиной, недаром их эскизы часто публиковались в паре. Однако эта теория не помогает в идентификации капотов, поскольку в 1913-1914 гг. отличий между утренними, дневными платьями и капотами не существовало.

Статистика публикаций утренних и домашних платьев вызывает затруднения. Согласно аннотациям, одна и та же модель в зависимости от ткани и отделок могла быть и утренним, и домашним, и послеобеденным платьем, и платьем для чаепитий. Особенно справедливо это в отношении моделей 1916-1918 гг.

Аннотации к эскизам капотов конкретнее. Статистика публикаций в «Вестнике моды» такова (абсолютные цифры и доля в общем количестве эскизов): 1913 г. – 20 (0,97%); 1914 г. – 22 (1,11%); 1915 г. – 40 (2,54%); 1916 г. – 33 (2,44%); 1917 г. – 12 (1,11%); 1918 г. – 6 (1,62%). Рост удельного числа эскизов капотов в годы войны объясняется уменьшением доли бальных и вечерних туалетов, туалетов для обедов, чаепитий, с перераспределением мест в пользу одежды утилитарного назначения.

 

Передники

 

Передниками называлась группа предметов одежды, предназначенных для защиты туалета во время выполнения работ по дому, в саду, при уходе за больными. С началом войны передники назывались в аннотациях «костюмами сиделки» и «костюмами для ухода за ранеными», сохраняя при этом довоенный покрой.

Всё разнообразие их моделей сводится к четырём группам:

1) фартуки без нагрудников;

2) фартуки с нагрудниками без бретелей;

3) фартуки с нагрудниками на бретелях;

4) халаты.

Передники часто дополняли головными уборами в виде косынок, чепцов, тюрбанов, апостольников.

По сравнению с довоенными фасонами, в 1914-1918 гг. модели остались прежними, но изменились аннотации к ним. До войны честно писали, что передник предназначен для кухни и других работ по дому [43, с. 67, 68], [51, с. 56]. С началом войны журналистов словно подменили. Началась своеобразная «игра в богатых». Постоянно подчёркивалось, что читательница состоятельная особа, и единственное место, где ей нужен передник – военный госпиталь. Там она занимается благотворительностью, а домашние работы наверняка возложены на прислугу. Хозяйственные передники чудесным образом преобразились либо в передники для ухода за ранеными [19, с. 47], либо в передники для прислуги [145, с. 120]. Это выглядело контрастно рядом с трактатами об экономии на еде и о блюдах из чёрного хлеба [178, с. 261], которые начали печатать в военные годы.

Наверняка пишущая братия отдавала себе отчёт о реальном положении финансов своей аудитории, но именно это и вызывало желание польстить. Впрочем, неискренность постепенно ушла. Если в начальный период войны любая заметка о домашней работе обставлялось оправданиями («что делать, если ваша прислуга неумелая, и приходится исполнять часть её работы»; «что делать, если у вас временно нет прислуги»), то позже всё стало проще. В 1916-1918 гг. авторы откровенно пишут, что жизнь тяжела. Становится неуместным обращаться к читательницами как к праздным богачкам [169, с. 16, 17].

Статистика публикаций эскизов передников в 1913-1918 гг. в абсолютных цифрах и процентах от общего количества моделей, опубликованных в «Вестнике моды» за год): 1913 г. – 12 (0,58%); 1914 г. – 13 (0,66%); 1915 г. – 24 (1,52%); 1916 г. – 18 (1,33%); 1917 г. – 2 (0,19%); 1918 г. – 1 (0,23%). Данные свидетельствуют о росте числа публикаций в абсолютных и относительных величинах в 1915 г. и 1916 г. Последовавшее в 1917 г. и 1918 г. падение объясняется, вероятно, дезорганизацией работы журнала.

 

Траурные туалеты

 

В современной глобалистской культурной традиции смерть близкого человека – табу. Если обстоятельства вынуждают касается этой неловкой темы, принято акцентировать внимание на счастливом преодолении несчастий. Внешнее выражение горести не приветствуется обществом, так как деморализует окружающих[4]. В прошлом отношение к смерти было рациональнее, приземлённее и практичнее. Смерть воспринималась как данность, а также как повод привести гардероб в соответствие с траурным этикетом. Читательниц «Вестника моды» не шокировали ни траурные модели, ни их соседство на развороте с крестильными рубашечками и чепчиками для новорожденных.

Траурный этикет сложился в Европе во второй половине XIX века. Решающая роль в его формировании принадлежала викторианской Англии. Этикет регламентировал продолжительность траура и правила поведения в этот период, включая требования к гардеробу. Они зависели от степени родства с усопшим, возраста и пола скорбящего[5]. Ряд предписаний не носил обязательного характера, оставаясь вопросом личного выбора.

 

Продолжительность траура в зависимости от степени родства с покойным[6]

 

Степень родства	Продолжительность траура
По мужу (траур вдовы)	2 года
По жене (траур вдовца)	1 год
По детям	1 год
По родителям	1 год
По бабушкам и дедушкам	6 мес
По родным братьям и сёстрам	3 мес
По двоюродным родственникам (двоюродным братьям и сёстрам, двоюродным дядям и тётям)	1,5 мес
По друзьям	Траур носили при желании, его продолжительность оставлялась на личное усмотрение
Новой женой по скончавшейся предшественнице, если вдовец повторно женился во время траура	До окончания срока траура вдовца

 

Всякий траур подразделялся на три периода. Первый и второй период были одинаковой продолжительности, третий – вдвое дольше. От периода к периоду строгость ограничений, накладываемых этикетом, ослабевала.

Наиболее продолжительным и строгим был траур вдовы, длившийся два года.

Его первый период продолжительностью шесть месяцев назывался глубоким трауром. В это время исключалось участие в светской жизни, все визиты и приёмы осуществлялись только по необходимости.

В туалетах, надеваемых в этот период, не должно было присутствовать никакого цвета кроме чёрного. Использовались ткани с матовой поверхностью, без блеска. Этому идеально соответствовал чёрный креп, на втором месте по предпочтительности находился кашемир. На практике вещи траурного гардероба могли быть изготовлены из любых тканей, особенно вначале. Причина в том, что смерть часто становилась неожиданностью и соответствующие платья не были готовы. Распространённой практикой являлось перекрашивание цветных вещей в мастерских, работавших рядом с конторами ритуальных услуг. Другим решением проблемы было приобретение готовых вещей в магазинах конфекциона. Для меховой одежды для траура использовались котик, каракуль, каракульча (брейтшванц), а также любые другие чёрные меха, включая крашеную норку; про последнюю в «Вестнике моды» однажды язвительно заметили, что это «не классический траур, но принятый» [37, с. 564].

Фасон траурных туалетов соотносился с модой, но был консервативен. Считалось, что женщина должна отрешиться от мыслей о туалете, а эксцентричное модное платье – свидетельство её бессердечия. Рукава обязательно должны были быть длинными.

Вдовье платье было полностью креповым, либо крепом закрывали отдельные детали, составлявшие не менее 3/4 его общей площади. Вся остальная одежда – матине, капоты, туалет «портной», манто и др. – декорировалась широкими полосами чёрного крепа. Из этого же материала изготавливали специфические предметы гардероба вдовы – траурную накидку и траурную вуаль. Накидку, по форме напоминавшую судейскую мантию, надевали на похороны и носили затем в течение месяца-полтора. Вуаль напоминала по форме фату. Она укреплялась на шляпе. Первые полтора месяца вдова появлялась на людях только с опущенной вуалью, позже её разрешалось откидывать назад. Вуаль носили в течение всех шести месяцев, что длился глубокий траур.

Исключались вышивки и любой другой декор на одежде. Аналогичные правила действовали в отношении головных уборов. Аксессуары, такие как зонты, муфты, перчатки, сумочки и прочее, могли иметь только чёрный цвет. Ювелирные украшения полностью исключались.

Через полгода наступал обыкновенный траур, который тоже длился шесть месяцев. Требования относительно тканей смягчались. Допускались чёрные ткани с затканным рисунком и «искрой», плотная креповая вуаль менялась на лёгкую узорчатую. Креповая отделка располагалась только по подолу, в нижней части рукавов и на воротнике. Было разрешено декорирование одежды драпировками, вышивкой, кружевом, аграмантом, сутажом. Шляпу можно было украсить чёрными цветами, драпировками. Разрешалось носить ювелирные украшения чёрного цвета.

Заключительный период, длившийся год, назывался полутрауром. Чёрные туалеты оживлялись белыми деталями: вставками, манжетами, подрукавниками. На чёрной одежде допускался белый декор. Кроме чёрной, можно было носить цветную одежду тёмных тонов. Для этой цели обычно выбирали тёмно-синюю, серую, тёмно-лиловую, фиолетовую материи. Если одежда была цветной, декор обязан был быть чёрным. Аналогичные правила действовали в отношении шляп и прочих аксессуаров. Смягчались требования относительно ювелирных украшений; они могли быть уже не только чёрными, однако количество их по-прежнему ограничивалось.

В случае смерти не мужа, а других членов семьи глубокий траур не надевали, сразу начиная с обычного.

Однократно траурные туалеты надевали все приглашённые на похороны, в них же наносили визиты соболезнования.

Статистика публикаций одежды для траура в «Вестнике моды» такова: 1913 г. – 50 (2,43%); 1914 г. – 27 (1,37%); 1915 г. – 105 (6,66%); 1916 г. – 26 (1,92%); 1917 г. – 26 (2,42%); 1918 г. – 4 (1,08%). Цифры показывают более чем трёхкратный рост удельного числа публикаций в первый год войны и возвращение их к довоенному уровню в 1916 г. и 1917 г. Как и в случае подвенечных туалетов (см. соответствующую главу выше), это являлось отражением социального стресса и последующей его компенсации. Статистика за 1918 г. не подлежит анализу, т.к. публикации в 1918 г. приобрели беспорядочный характер.

 

Амазонки

 

Дамский костюм со звучным именем предназначался для верховой езды. Амазонкой называли не только костюм; слово «амазонка» было синонимом «всадницы», «наездницы». Этот термин, заимствованный из античных мифов, свидетельствовал о неоднозначном отношении общества к верховой езде как разновидности досуга дам. Он словно подчёркивал несоответствие дамы в этом образе той роли, которая считался для неё традиционной. Вплоть до начала XX в. – фактически, до своего исчезновения – дамская езда верхом представлялась современникам если не экстремальным приключением, то делом пикантным и рискованным, сопряжённым с вторжением в сферу мужских интересов и занятий.

Амазонка включала жакет, юбку и панталоны. Они делались из одной и той же материи. Необходимость в особом костюме для еды верхом была продиктована рядом обстоятельств. Во-первых наездница должна была грациозно смотреться и в седле, и спешившись. Требовалась трансформируемая юбка, способная меняться в зависимости от названных обстоятельств. Во-вторых, одежда для чинных пеших прогулок и для помещений, где даме приличествовало проводить дни напролёт, категорически не годилась для активного отдыха. Принцип одежды – избегать всего, что может причинить неудобство или травмировать. Вследствие этого костюм наиболее «мужской». Блуза под жакетом с воротником, у которого были исключены косточки, без объёмных жабо и галстуков, которые при толчках легко могли переместиться в сторону. Нижнее бельё рекомендовалось дополнять бюстенгальтером. Панталоны из той же материи, что юбка, берегли даму от конфуза, если юбки развевались на ветру или при неловком движении.

Вот почему амазонки стали самым маскулинизированным туалетом дамского гардероба. Их отличали предельная функциональность и строгий покрой, хотя в разные эпохи эти понятия имели разный смысл.

Жакет и панталоны амазонок для дамского и мужского седла были идентичны, разница заключалась в покрое юбки. Вид юбки зависел от способа посадки наездницы. Практиковалось два способа посадки: «по-женски» и «по-мужски». Они отличались положением тела относительно лошади, а следовательно, конструкцией седла и сбруи, требовали разных навыков езды; лошадь тоже требовала разной дрессировки.

При посадке по-женски наездница располагалась боком, держа бёдра параллельно ушам лошади, а обе её ноги находились с левой стороны. Этот способ долго считался единственно допустимым для высокородной дамы, поскольку подол юбки при нём не поднимался. Главным минусом такой посадки являлся высокий риск падения. Соответственно, для быстрой езды подобная посадка не годилась. Чтобы сесть на лошадь и сойти с неё, требовалась помощь кавалера. В конце XIX столетия в периодике обсуждался вопрос, не вызывает ли посадка по-женски нарушение осанки [234, с. 25], однако никакой медицинской статистики на сей счёт не существовало, тем более нет её теперь.

Посадкой по-мужски называлось положение наездницы, когда ноги располагались по разные бока лошади, а плечевой пояс был развёрнут не параллельно, а перпендикулярно холке. Единственным аргументом против подобной манеры езды в начале XX века считалось то, что это выглядит якобы менее грациозно. Сам способ практиковался с незапамятных времён – с тех самых пор, когда человек впервые сел на лошадь. Широко известны конные портреты Екатерины II, где она изображена в мужском седле. Что касается крестьянок, посадка боком ими никогда не практиковалась [235]. Тем не менее, книги о верховой езде, а также периодические издания 1900-х гг. пишут о посадке по-мужски как о новом явлении, которое, однако, уже завоевало широкую популярность [30, с. 3], [234, с. 25].

При посадке по-женски использовалось два вида юбок:

- «закрытая юбка»: широкая, асимметричная, слева более длинная, чем справа, то есть имевшая с левой стороны подобие шлейфа. Когда дама располагалась в седле, юбка полностью закрывала её ноги; при сходе на землю шлейф подбирался и фиксировался петлёй-пажом. Минусом конструкции являлось неизбежное образование складок под правым коленом, а также то, что при падении юбка цеплялась за седло. Последнее могло иметь фатальные последствия: испуганная лошадь, пускаясь вскачь, увлекала за собой неудачливую наездницу, которая находилась к тому же вниз головой.

- «юбка-передник»; она действительно имела вид асимметричного передника с длинной левой половиной, под правым коленом располагался широкий вырез. Как и в первом случае, всадница, спешиваясь, подбирала левую сторону юбки и оборачивала её вокруг талии, фиксируя пажом. «Юбка-передник» была лишена недостатков «закрытой» юбки.

С появлением моды на посадку по-мужски появляются амазонки с юбками-панталонами. Широкие штанины стороны выглядели как единое целое, так как с шаговой стороны зрительно смыкались; во время ходьбы они пристёгивались кнопками одна к другой. В нижней части штанин располагалась вздёржка в кулиске. Длина таких панталон варьировала от середины голени до колена[7]. Сам факт появления панталон в дамском туалете, тем более предназначенном для активного досуга, не являлся чем-то экстраординарным. Панталоны входили в состав охотничьих, экускурсионных, спортивных, гимнастических, купальных туалетов. Скандальную репутацию имели только прогулочные туалеты с юбками-панталонами. Они были анонсированы в 1911 г.[8] Необычный вид содействовал их известности, но востребованными они так и не стали. Одна из этих редких моделей запечатлена на знаменитом снимке К. Буллы у памятника на Сенатской площади. Существовало несколько вариантов прогулочных юбок-панталон, но все они со стороны не отличались от обычных юбок. Место смыкания штанин терялось в глубоких вертикальных драпировках.

В 1913 г. «Вестником моды» [62, с. 64] был представлен эскиз амазонки-комбинации из корсажа и панталон, со стороны напоминавшей узкий длинный редингот.

В репортажах с ипподромов и конных манежей, часто публиковавшихся в «Столице и усадьбе» в 1914-1915 гг., наездницы в половине случаев сидят по-дамски, в половине – по-мужски [6, с. 15], [7, с. 25], [8, с. 24], [10, с. 39], [11, с. 10], причём некоторые в панталонах без юбки [14, с. 8].

Кроме амазонки, туалет для верховой езды включал шляпу, перчатки, обувь. Летними головными уборами были цилиндры, котелки, жокейские шапочки, канотье, шляпы с округлой головкой и прямыми полями средней ширины; зимними – разнообразные токи. Шляпы надёжно прикреплялись к причёске булавками и резинками. Кожаные перчатки с короткими крагами предохраняли кисти от травм поводьями. Сапоги с высокими голенищами требовались в связи с тем, что конные прогулки часто совершали по пересечённой местности, да и дороги были преимущественно грунтовыми. Специфическими аксессуарами являлись шпоры (при дамской посадке одна шпора на левом сапоге, при мужской шпоры на обоих сапогах); кнут либо хлыст.

Всё перечисленное можно было увидеть одновременно лишь на официальных мероприятиях, где соблюдался протокол.

Собственный выезд был роскошью, которую могли позволить себе единицы. Это объясняет малую востребованность амазонок. Частота публикаций их изображений находилась на уровне статистической погрешности. До войны в «Вестнике моды» публиковали 1-4 фасона ежегодно. Сюда включены и зарисовки без детализации. В 1914 г. журнал опубликовал четыре эскиза, но позже к этому туалету не возвращался. Одни и те же эскизы «кочевали» по разным журналам, появляясь то в одном, то в другом с интервалами в несколько лет. Например, в «Вестнике моды» № 33 от 1 августа 1914 г. [130, с. 286] был опубликован эскиз, который ранее увидел свет в «Модном курьере» № 4 от 15 января 1912 г. [206, с. 60, 62]. Редкость изображения амазонок вкупе с подобным легкомыслием свидетельствует, что с практической точки зрения они мало кого интересовали, и издатели были осведомлены об этом. Амазонки публиковались как статусный вид туалета, чтобы поддержать планку издания, а заодно самооценку читательниц.