Обернувшись, я увидел ворона, что смотрел на меня в упор. Резко отпрыгнув назад, заикаясь, сказал:

– А ты еще кто? На моей памяти ни одного умеющего разговаривать ворона.

– Вообще-то это грубо. Просто обернись еще раз. – Немного обидевшись, сказал он.

Последовав его совету, я был в удивлении еще больше: передо мной сидел мальчишка на стуле, сделанном из страниц моего дневника. Тогда у меня возник вопрос «как?» и «что?».

– Позволь объяснить тебе сразу два вопроса – это сон, – спокойно и отчетливо выговорил он. – Я это ты, а ты это я, только немного разницы в возрасте и воспоминаниях.

– И что же тебе понадобилось от меня?

– Перейдя к самой сути, мы потеряем весь интерес к разговору, не думаешь ли ты так?

– С твоей стороны было более чем грубо втягивать меня в разговор без моего разрешения, поэтому можно и вкратце.

Щелкнув пальцами, он гаркнул мне:

– Не смей так разговаривать со мной! Мало того, что все болезненные воспоминания остались у меня, так ты еще и грубишь! – Кричал он своим голосом, переливавшимся тонами многих людей.

Безумие и жажда крови охватила меня, все, к чему я испытывал хоть малейшее отвращение, выводило меня из себя. А все то, что я любил или мне нравилось, казалось мне отвратительным и недостойным жизни. Боль во всем теле охватывала мои физические и душевные порывы, думать становилось в тягость, казалось, будто я сейчас умру от одного лишь болевого шока. Упав ниц, я тихо вымолвил:

– Пожалуйста, прекрати…

– Так-то лучше, – сказал он снова детским голосом. – Теперь пойдем, присядем где-нибудь.

Он схватил меня за руку и поволок за собой. Идя за ним, погода пришла в норму, снова появились цветы, но и среди них были огарки, которые выделялись своим черным цветом. Моргнув, мы очутились парке, обычном городском парке. Отпустив мою руку, он присел на деревянную скамейку, а в его руках оказался корм для птиц.

– Зачем тебе корм для птиц? Ведь тут их нет.

– Ты в этом так уверен? Вон смотри, сбоку уже к тебе подбирается один голубь.

Я посмотрел вбок и увидел, как голубь клюет мой ботинок. Однако сейчас я даже не удивился, и, не раздумывая ни секунды, присел рядом с самим собой.

– Похоже, ты уже ничему не удивишься.

– Еще бы, – с ядом вымолвил я, – после нескольких твоих фокусов мне уже не покажется странным, даже если ты из штанов вытащишь кита.

– Отлично. Тогда слушай – как я и сказал, мы с тобой единое целое. Вот только есть одна проблема, поэтому я с тобой так бесцеремонно связался. Тебе с плохой новости начать или с той, что еще хуже первой?

– Пожалуй, с той, которая не так плоха.

– Так начнем же. Как было понятно, ты не можешь вернуть себе большинство воспоминаний, ибо все они довели тебя до очень плачевного состояния и амнезия, которая точно снизошла тебе с небес, является твоим лекарством, от всех твоих пронизанных сумасшествием воспоминаний. – Мальчик плавно кинул корм голубям. – И вот еще, лучше сожги, этот чертов дневник. Он принесет тебе немало бед, если от него не избавиться прямо сейчас. Пережив слишком много плохих дней, наверняка, ты уже вспомнил некоторые. К примеру, я отдал тебе немного воспоминаний о психиатре и человеке, плохо отозвавшемся… ну, ты понял. Взглянув на твою реакцию, я побоялся за нас. Ведь, если ты умрешь, то умру и я, а мне, знаешь ли, это не выгодно.

Нехотя, я подобрался и ко второй теме нашей беседы – а то есть сейчас ты умираешь, – спокойно сказал он, когда мое лицо было вне себя от удивления и паники. – Мидори уже давно вызвала скорую помощь и прямо сейчас ты находишься на операционном столе. Борись за свою жизнь, как никогда не боролся и знай – я наблюдаю за тобой, парень.

Сказав это, он выбросил весь корм для птиц в воздух, после чего налетела огромная стая голубей и воробьев, а мальчик исчез, словно мимолетное видение, промелькнувшее передо мной.

– Так мы его теряем… Быстро разряд!

– Есть разряд!

Ток пронесся по всему моему телу с головы до пяток, вдыхая в меня жизнь и надежду на нее. Мои глаза открылись и увидели ярчайший свет, какой я видел в жизни, он был настолько ярким, что ослеплял меня, даже если я закрывал глаза. Доктора выдохнув, сказали:

– Спасен.

Глава 6. Сожаления.

В следующее мгновение, открыв глаза, я увидел ту же картину, что видел не так давно. Мидори плакала и говорила «Это моя вина», при этом держа мою руку и горькие теплые слезы падали на мою холодную, почти бессильную ладонь. Неумолимое чувство дежавю охватило меня, однако больше беспокоил вопрос, который не возник у меня в первый раз. Кто переодевал мое бездыханное тело в больничное белье? Ибо она не могла отойти от меня из-за своего чувства вины.

– Мидори, ты была со мной все это время?

– Да, а что?

– Даже когда меня переодевали?