Демон и ангел будут кружить в танце, пока огонь не сожжет их обоих.

 

Риз сидел, глядя на распростертое на кровати обнаженное тело Рен. Ему не нравилось то, что у нее сбриты волосы в интимных зонах. За это она заслуживает сурового наказания. Рен принадлежит ему, и настало время ей понять, что это значит.

Риз не смог найти веревку в ее доме, поэтому воспользовался строительным скотчем и, смотав запястья Рен, закрепил их за изголовье кровати. Каждую ее ногу он тем же скотчем примотал к изножью. Теперь эта свежевыбритая киска с тонкой дорожкой волос на лобке смотрела прямо ему в лицо, умоляя быть съеденной. Но Риз сдерживал себя, понимая, что она должна прийти в сознание, прежде чем он возьмет ее так, как мечтал последние десять лет.

На несколько минут его охватило волнение, потому что Рен все еще не приходила в себя. Риз испугался, что мог вызвать у нее сильное сотрясение мозга или даже, что еще хуже, кровоизлияние.

Наконец она открыла глаза и испуганно посмотрела на него, инстинктивно пытаясь прикрыться руками. Но у нее не получилось. Они были связаны Ризом. Он позволил себе улыбнуться и вытащил из заднего кармана моток скотча, заметив, что Рен отрыла рот в попытке закричать. Он быстро вскочил на кровать, оседлал ее обнаженное тело, зажал рот ладонью и, зубами оторвав от мотка кусок клейкой ленты, залепил ей рот, чтобы она не могла говорить. Не сейчас. Ей нужно немного успокоиться и осознать, что от нее здесь ничего не зависит. И никогда не зависело. Главным всегда был он.

Риз слез с кровати, решив, что не сможет удержаться, чтобы не погрузиться в сладкое тепло между ее ног и не вдохнуть самый восхитительный из запахов, который только можно себе представить. Он пока откажет себе в удовольствии, которого так сильно желал, потому что понимал — ее нужно немного подтолкнуть к дальнейшим действиям, но для этого ему сначала необходимо услышать от нее всего несколько слов. Во-первых, ей нужно успокоиться. Во-вторых, он должен сломить ее волю и превратить в ту, кем она когда-то была — в маленькую девочку, сжимавшуюся в углу их спальни и цеплявшуюся за веру и молитву, когда, на самом деле, в ее жизни была единственная неизменная величина — это Риз. Пусть он кровожаден и безумен, но его чувства к ней ни с чем не сравнимы. Она считала его отвратительным чудовищем и была уверена, что демоны, с которыми он неразрывно был связан, с радостью заберут его к себе. Но никогда даже предположить не могла, что для нее все обернется так плохо.

Риз приблизил свое лицо к розовой плоти ее киски с аккуратно выбритым островком волос на лобке. Он снова вдохнул через нос, позволяя ее природному запаху, смешанному с ароматом мыла, пощекотать его ноздри. Сердце и член Риза до предела заполнились кровью, но извечный его спутник — гнев — угрожал разрушить эту идиллию и сыграть пьесу по собственному сценарию. Эту часть себя Риз не мог контролировать. Он нуждался в сладостном освобождении. Он нуждался в любви, о которой молил много лет назад, но даже такая любовь для него была потеряна. Он должен заставить ее увидеть то, что между ними существует — до сих пор существует — пока еще не слишком поздно.

Опустив свое чудовищно раскрашенное лицо на ее обнаженное бедро, Риз старался запомнить каждую складочку, мысленно рисуя себе идеальное эротическое воспоминание, обжигающее своей безупречностью. Он начал подниматься выше по изгибам тела Рен, понимая, что если сейчас не позволит себе насладиться ее красотой, то его подлая вторая натура выйдет на первый план и украдет этот момент. Он не хотел этого. Его несущие угрозу руки двинулись вверх по бедрам, к животу Рен, а потом переместились к округлостям ее груди. Ризу потребовалось собрать в кулак всю свою силу воли (до этого он был уверен, что ее не осталось), чтобы не наклониться и не начать их сосать до тех пор, пока соски не станут красными и набухшими от желания. Вместо этого он изучал изгибы ее тела легкими прикосновениями шершавых пальцев.

Из глаз Рен снова покатились слезы. Время от времени она пыталась высвободить запястья и лодыжки, но вскоре поняла, что целиком и полностью находится во власти Риза. В глубине души она была ему благодарна за то, что в этот момент в нем не было грубости и злости по отношению к ней. Его руки двигались по ее телу так, как она всегда мечтала и о чем молилась.

Но это было совсем не то, чего она хотела. Она хотела, чтобы кто-то хороший любил ее, восхищался ею. Не такого финала она ждала для себя. Рен была уверена, что, в конце концов, рядом с ней будет мужчина вроде Константина — преданный и порядочный. Но вместо этого она оказалась привязанной к кровати и терпит прикосновения человека, способного на самые ужасные поступки. Поступки, которые она видела собственными глазами.

Риз всем телом скользнул вверх, пока черное, раскрашенное под череп лицо не оказалось в сантиметре от лица Рен. Он приблизился губами к полосе клейкой ленты, сковывающей ее губы, и, нежно прижавшись к ним, зарылся руками ей в волосы. Рен не могла понять, почему ей хотелось освободить губы от заклеивающей их ленты. Это было неправильно. Он был плохим. Ее душа навечно покрыта шрамами из-за того, что случилось, но все, о чем она могла думать в эту секунду, это о том, что гребаная лента мешает ей почувствовать его полные розовые губы.

Нет. Она не может допустить этих чувств. И не даст им волю. Ей нужно оставаться сильной. Рен понимала, что ее жизнь и так уже загублена из-за прошлого. Были моменты, когда она оправдывала поведение Риза, а в следующую секунду уже проклинала его. Эмоции словно раскачивали ее на качелях. Рен никогда не могла определиться со своими чувствами и всегда приходила к единственному выводу: ее жизнь безнадежно испорчена и никогда не сможет измениться, как и у тех, кому она помогала. Она просто притворяется обычной женщиной.

— Если я отклею скотч, ты обещаешь быть хорошей девочкой? — спросил Риз, вытирая подушечками пальцев слезы с ее лица.

Рен была благодарна ему за это. От холодного воздуха небольшого кондиционера, включенного в комнате, она практически заледенела. Риз улыбнулся, понимая, что его доброта долго не продлится. Пусть насладится ею, пока есть возможность. Он безжалостно сорвал изоленту с ее рта, повреждая кожу губ. Рен всхлипнула, делая очередную попытку пошевелить руками и прижать их к лицу. Бесполезное и просто рефлекторное движение. Риз с восхищением наблюдал, как из ранок на губах начала сочиться красная жидкость, и тут же склонился к ее рту, чтобы высосать ее, почувствовать вкус и напиться женщиной, которая единственная могла утолить его голод.

Рен так сильно желала сопротивляться ему, но боль — и физическая, и душевная — начала стихать под воздействием человека, сломавшего ей жизнь. Как такое возможно? Она приоткрыла свои кровоточащие губы, позволяя языку Риза коснуться их. В ней проснулось стремление к большему, но Риз отстранился, чем сильно смутил ее. Его взгляд был, как у дикого животного: безумный и яростный. Он оскалился, обнажая зубы. Рен жаждала широко раскрыть рот и выпустить из легких леденящий душу крик, но, как и много лет назад, она попала под власть его заклятия. Взгляд его голубых глаз пронзал ее, заставляя затаить дыхание и не оставляя другого выбора, кроме подчинения. Его руки, возможно, и не сжимались вокруг ее горла, но они крепко держали ее сердце и доставали до самой глубины души.

Риз склонился к ее губам, дрожащим от непреодолимого страха, и, высунув язык, снова начал слизывать с них кровь. Рен почувствовала пульсацию между обнаженных бедер и возненавидела себя. Она принадлежит ему. И это не изменится никогда. Даже будучи с другим мужчиной — как это случилось с Константином — она страстно желала быть взятой так, как брал ее Риз. У нее была другая программа: родившись грешницей, притворяться милым маленьким ангелом.

Рен была далека от непорочности, и Риз не мог дождаться момента, когда она поймет это.

— Почему твоя киска выбрита, Рен? — он замолчал и кончиками пальцев провел по чувствительной коже ее живота. Рен выгнулась под его прикосновением. Это разозлило Риза. Ему хотелось, чтобы она сопротивлялась. Он хотел сыграть в игру, где сам мог бы быть хозяином. Ему нужно подвести ее к тому, чтобы для нее в мире не осталось ничего и никого важнее Риза. Он должен опустить Рен на самое дно тьмы, сохранив при этом ей жизнь, но сломав душу. Чтобы от нее осталось лишь тело той, кем она когда-то была. Только тогда он ощутит ее своей, не опасаясь того, что она сбежит.

Плохой мальчик был готов к игре. Как бы сильно ему ни хотелось погрузить свой твердый член в ее тугую киску, Риз должен был сдерживать себя, помня о всей той изысканной боли, через которую планировал провести Рен. Состояние панического ужаса — отличная вещь, если его правильно использовать. Это надежный инструмент. И именно ужас является центральным моментом всех воспоминаний из жизни.

Вот этого и хотел добиться Риз. Он занес над головой сжатый кулак, и Рен попыталась уклониться от него на другую сторону кровати, но ее попытка с треском провалилась. Она продолжала свои попытки вырваться до тех пор, пока связанные запястья не начали кровоточить. Ноздри Риза заполнились металлическим запахом крови, закружившимся в воздухе. Он был абсолютно гармоничен с желаниями его вкусовых рецепторов. Губы Риза изогнулись в улыбке — один из признаков жестокости его намерений. О, сладкая маленькая Рен не представляла, что ей уготовано. Он хотел бы сжать ее в объятиях и, жестко вколачиваясь, трахать и трахать. Но для нее это было бы слишком легко, а Риз хотел правильно разыграть свои карты. Чтобы Рен осознала свое место, ей должно быть больно. Он должен сломать ее и сделать своей.

Рен хранила молчание, словно его маленькая кукла-марионетка, которую опьяняла мысль о спасении. В мире, где во главу угла поставлена молитва, спасения не получить никогда. Молитва — это всего лишь видимость. Из-за нее люди превращаются в ходячих безумцев, которые считают, что зло может обернуться добром. Риз был живым доказательством того, что молитвы не работают. Но, насколько бы ни были ему чужды эти условности, Риз выбьет из нее нужные слова и получит такое желанное искупление. Он не был уверен, настолько ли это важно для него теперь. Глядя в ее влажные глаза, очарованный струящимися из них слезами, он начинал думать, что может сделать ее своей навсегда.

— П-п-пожа-а-а-а-а-луйста! — Рен зарыдала в голос.

Мечтательное созерцание Риза захлестнуло волной негодования и забытой ярости, которая опять захватила власть над его сознанием. Его поглотило безумие. Необходимо заставить Рен понять, что он единственный, кто может обладать ею. Любить ее. И он на самом деле любил ее, просто не позволял даже себе в этом признаться. Риз просто понимал, что Рен так же близка к любви, как и он. Он цеплялся за мысль, что она чиста и просто совершила необдуманный поступок. Это снова вернуло его в тот день, на качели. Он заставит ее сказать это. Слова. Риз нуждался в них, и его терпение таяло, как весенний лед.

Его сжатый кулак соприкоснулся с ее прекрасной кожей цвета слоновой кости. Голова Рен резко дернулась в сторону, кожа в месте удара лопнула, открывая сочащуюся кровью рану. Любимый цвет Риза ручьем заструился по ее щеке, даря ему чувственное искушение. Ему так сильно хотелось испить ее, но он не доверял сам себе. Риз знал, что если прижмется ртом к ране на ее щеке, то выпьет из нее жизнь и, возможно, захочет почувствовать вкус ее плоти. А он, вне всякого сомнения, очень ему понравится. В его мозгу вспыхнул образ того, как он сжимает свои зубы на ее совершенной коже и, ощутив мягкость прокусываемой плоти, наслаждается вкусом. Он знал, что ее вкус окажется лучшим во вселенной. Его член запульсировал, но момент заявить на нее свои права еще не наступил. Похоже, терпение не входило в число его добродетелей, и это откровение только сильнее разозлило Риза. Он ударил Рен по лицу и удивился, услышав, как она взвизгнула от боли.

Риз удовлетворенно улыбнулся, поняв, что Рен, возможно, будет сопротивляться сильнее, чем он думал. Она цеплялась за надежду — за то самое несуществующее дерьмо, которое дает людям ложное представление о добре. И был рад, что получил ее такой.

— Кажется, ты понимаешь, что должна держать этот очаровательный ротик закрытым, если только не отвечаешь мне. Я задал тебе чертов вопрос, Рен! Почему ты побрила свою киску? — вскипел Риз. Разбитые после недавнего удара костяшки пальцев кровоточили. Он начал поглаживать Рен по животу — занятие, от которого его грубо оторвали, но ее реакция в этот момент нравилась ему гораздо больше. Она не поворачивалась в его сторону. Вместо этого Рен пыталась отстраниться и продолжала попытки к сопротивлению, находясь уже в полубессознательном состоянии.

Он рукой потянулся вниз, к тонкой полоске волос на ее лобке. Пальцами начал играть с короткими завитками и улыбнулся — даже шелк не такой нежный на ощупь. Он открыл глаза, чтобы взглянуть на темные волоски, ухоженные ее заботливой рукой, и его настроение снова изменилось. Риз хотел, чтобы она оставалась невинной, и чтобы ее могли касаться только его руки. Но это было не так. А плохие девочки, сбившиеся с пути добродетели, заслуживают наказания.

— Отвечай. Мне. Немедленно.

— Я… я… — забормотала Рен. Она не могла найти слов. Совершенно ясно: Риз разозлится, если узнает, что она делит постель с другим мужчиной. Никаких отговорок тут не придумать. Рен была уверена, Риз сразу почувствует ложь. Она взглянула на него измученным взглядом своих печальных глаз, надеясь, что он сжалится над ней. Но таким людям, как Риз, неведомы сочувствие и жалость. И в эту секунду Рен стало даже жаль его. Ведь он всего лишь человек, лишенный способности испытывать такие чувства.

Ну вот, она снова начинает искать оправдания. Рен покачала головой, разозленная собственными рассуждениями. Она лежит, привязанная к собственной кровати мальчиком, который без колебаний лишил ее девственности, когда она была всего лишь четырнадцатилетней девочкой.

— Я сплю с мужчиной. Это мой парень! — прорыдала она, умоляя того, кто обладал верховной властью, дать ей сил сражаться.

Она испытывала его. Рен пыталась сломить его своими словами и огорошить тем, что у нее есть кто-то другой, добровольно вступая в схватку с бурей, к которой совершенно не была готова.

Глаза Риза округлились, белки зловеще выделялись на фоне темной краски, покрывающей его лицо. Когда он замер, охваченный ненавистью, Рен поняла, что ее ожидает нечто ужасное.

Риз был словно в тумане. Его воображение и слух играли с ним злые шутки. На секунду ему даже показалось, что он слышит ее громкие стоны, вызванные бурным оргазмом. Риз буквально видел, как в тело Рен вколачивается другой мужчина — и это не он. Его кровь забурлила, как кипящая лава, и он был уверен, что еще немного, и расплавится, как восковая свеча. Охваченный безумием, он вскочил с постели в поисках того, чем можно сделать ей инъекцию боли и заставить понять, что она не может принадлежать никому, кроме него. Взгляд Риза остановился на рулоне серебристого строительного скотча, и ненависть временно поутихла, когда в его извращенном мозгу начал зарождаться коварный план.

Рен сильно ошибалась, если решила, что Риз отошел, чтобы остыть. Нет. Он только начинал играть со своей новой игрушкой. За пару шагов Риз подошел к комоду, содержимое которого и так уже было перевернуто, пока он рылся в ее нижнем белье, ведомый безумными догадками. Схватив блестящий рулон, он повернулся и, склонив голову, залюбовался ее розовой киской, представляя, какой вишнево-красной станет она вскоре — его любимый цвет. Риз больше не мог ждать.

— Рен, когда же ты поймешь, что принадлежишь мне? — нежно пропел Риз, успокаивая ее страх. Его безумного состояния как будто след простыл. Но это была всего лишь хорошая маскировка. Он был мастером игры с сознанием.

Звук отматываемой от рулона ленты испугал Рен. По телу побежали мурашки, но сокровенное место между бедер все еще продолжало взывать о прикосновении. Она ненавидела эту борьбу разума и тела. Битва, которая никогда не будет выиграна. Прикованная к кровати, она наблюдала за Ризом: глаза на его темном и задумчивом лице поблескивали. Она окаменела. В эту секунду возникло что-то такое, отчего ее охватил страх. Возможно, именно поэтому она никогда не позволяла себе отпустить Риза. Страх, который она испытывала, думая о нем, был для нее унизительным афродизиаком.

Дыхание Риза стало затрудненным, и Рен приподняла голову, прижимаясь подбородком к обнаженной груди. Она почувствовала его приближение. Ее душа и сердце, а теперь и язык, находились в его власти. Она больше не могла говорить, даже если бы попыталась. Рен понимала, что в наказание ее ждет самая сильная боль, какую только можно себе представить. Она будет парализующей и восхитительной. И Рен еще сильнее возненавидела себя.

Риз оторвал зубами кусок скотча и повторил это действие еще дважды, пока у него не оказалось три полоски клейкой ленты примерно десять сантиметров длиной. Он склонился к киске Рен, снова вдыхая ее терпкий запах. Его сердце и член дрогнули от гордости, когда Риз почувствовал аромат ее возбуждения. Все складывалось в его пользу, но ему все еще нужно кое-что услышать.

Он должен это услышать. Как только это произойдет, Рен поймет, что у них с Ризом гораздо больше общего, чем она себе представляла.

Риз скользнул языком между губами, все еще покрытыми черной краской, и, наконец, попробовал ее на вкус. Это было все, о чем он мечтал. И даже больше.

Рен закрыла глаза, и по лицу ее потекли слезы. Она хоронила себя в могиле ненависти, грехов и отвращения к себе. Ей казалось невероятным, что она лежит, распятая на кровати демоном в мужском обличье, и позволяет себе так отвечать на его прикосновения.

Однако Ризу мало было одного вкуса. Это было сравнимо с тем, как если бы перед человеком, соблюдающим диету, поставили кусок шоколадного торта и запретили прикасаться к нему. Большинство наплевало бы на силу воли, и торт был бы съеден. Он не в силах справиться с искушением полакомить свой язык.

Покрытыми краской губами он пожирал ее киску. С каждым движением языка Риз жаждал большего. Он закрыл глаза, чувствуя, как сжимаются стенки ее влагалища, и вернулся в то время, когда ничто не имело значения, кроме их общих секретов и чистоты, которую они оберегали.

Но скоро все будет разрушено, и виноват в этом он один. А потом у него не останется другого выхода, кроме как уйти, потому что он уже стал человеком, способным на убийство.

Крики Рен постепенно превращались в мягкие мольбы. Для Риза они звучали тихой колыбельной из уст ангела во плоти. Рен не была уверена в причине своих всхлипов: то ли ей хотелось, чтобы он остановился, то ли чтобы продолжал, то ли чтобы убил ее. Она просто понимала: ей необходимо что-то — хоть что-нибудь — чтобы все это прекратилось.

Путешествие Риза по волнам памяти закончилось, и он отстранился от Рен. Его губы были покрыты соками ее возбуждения. Он облизал их и открыл глаза, чтобы увидеть ее. Опустив голову к груди, она плакала, молча умоляя его остановиться.

Небывалые эмоции вихрем закружились в воздухе, сотрясая его сердце, и руки сами собой начали подготовку к ужасным, причиняющим боль процедурам. Он взял один кусок скотча и приклеил его на полоску волос, покрывающих ее лобок. Сердце Рен сжалось. Она знала, что он способен на самые жестокие поступки, и именно в эту секунду осознала, что никогда даже не пыталась понять его. Она позволяла дьяволу любить себя самыми извращенными способами, и ее противоречивое сердце наслаждалось каждой каплей этого порочного восторга.

Глава 16