Обзор работ некоторых последователей R. Gaupp и Е. Kretschmer

Необходимо подчеркнуть, что взгляды R. Gaupp и Е. Kretschmer оказали заметное влияние на ряд исследователей бредовых психозов (Maschmeyer, 1920; Е. Krapf, 1927; С. Miller, 1941; W. Wagner, 1949; К. Betz, 1948; J. P. Robertson, 1954; S. Grof, 1959; H. Binder, 1967; H. Dietrich, 1962; H. Haase, 1963; W. Poppe, 1964; H. Kobayashi, 1962, и др.). Представляется целесообразным остановиться на работах некоторых авторов этого направления.

W. Wagner, а позднее H. Binder, вслед за R. Gaupp и Е. Kretschmer рассматривают паранойю как аномалию развития личности. При этом W. Wagner, встав на позиции философской антропологии Макса Шелера, трактует паранойю как душевное расстройство, которое Heможет быть названо психическим заболеванием в биологическом смысле. Во взглядах W. – Wagner важно то, что он распространяет тенденцию психологического «объяснения» не только на генез позитивных образований (бред), но и на негативные симптомы. Так, говоря о паранойе-развитии и проводя параллели с психической эволюцией нормального человека, автор приходит к выводу, что всякое развитие (в том числе и параноическое) оставляет следы. В связи с этим, по мнению W. Wagner, аутизм, эмоциональное снижение, гебоидные изменения характера, возникшие на протяжении бредового психоза, – еще недостаточное свидетельство в пользу шизофренического процесса. Само собой разумеется, что такой подход служит автору в свою очередь обоснованием для весьма расширенного понимания параноического развития.

H. Binder также расценивает паранойю как тяжелый вариант параноического развития, которое в свою очередь надо рассматривать как частный случай психопатического развития (психопатическое развитие, по H. Binder, возникает тогда, когда на психопатическое состояние действуют психотравмирующие повседневные раздражители среды). Конституциональная основа параноического развития особенно четко выявляется у фанатических или сензитивных психопатов с выраженным параноидным предрасположением. В связи с внутренней сверхчувствительностью таких индивидуумов уже повседневные события могут послужить поводом для ка-татимного бредообразования.

N. Cameron (1959) относит паранойю к крайней форме параноидных реакций, однако исследование бредовой симптоматики ведется им с позиций психоанализа. Обращаясь к вопросам патогенеза, автор рассматривает паранойю в аспекте соотношения конституционального предрасположения и психогенных влияний, т. е., по его терминологии, «фона личности» и «ускоряющих факторов». Причем наибольшее значение придается складу личности. Особенно предрасполагающим «фоном» для развития паранойи являются такие свойства личности, как напряженность, неуверенность в себе, тревожность, мнительность, склонность к скрытности и уединенным размышлениям.

G. Langfeldt (1963), подобно N. Cameron, относит паранойю к группе параноических реакций. Автор, так же как в свое время J. Lange и Е. Kretschmer, считает, что развитию паранойи могут содействовать различные предрасположения, но при наличии специального «параноигенного темперамента».

Если N. Cameron и G. Langfeldt в генезе паранойи как развития личности наибольшее значение придают конституциональному предрасположению, то D. Schwartz (1963), оставаясь принципиально на тех же позициях, подчеркивает роль внешних воздействий. Паранойя, с его точки зрения, – это болезнь, развивающаяся в ответ на множественные стрессы жизни, каждый из которых ведет к «защите» посредством дальнейшей разработки и «дистилляции бредовой системы».

В ряде публикаций изучение вопросов параной и генеза бреда еще более тесно связывается с принципами многодименсиональной диагностики Е. Kretschmer. В результате этого в качестве факторов, которые могут быть «объяснены» как каузальные для процесса бредообразования наряду с конституциональным предрасположением и психогенными влияниями, рассматривается и ряд других моментов.

Так, Е. Johanson (1964) обследовала 52 больных (диагноз: мягкая паранойя; в симптоматике доминировали идеи отношения, ревности, сутяжничество, склонность к систематизации) с точки зрения влияния наследственных, конституциональных, психогенных, органических факторов на возникновение бреда. Результаты обследования позволили сделать вывод, что наблюдавшиеся психопатологические явления могут быть обусловлены комбинацией ряда причин. Среди последних указываются самые разнообразные вредности, выявленные в анамнезе больных: тяжелые психические потрясения, травмы, речевая изоляция, соматические заболевания, беременность, роды, тугоухость и т. п.

Мы не приводим обзора довольно многочисленной группы работ, в которых проблема бредообразования и паранойи, в частности, освещается целиком с позиций психоанализа, гештальтпсихологии, феноменологической антропологии или экзистенциализма1. Хочется лишь подчеркнуть, что указанные направления не содействовали ни раскрытию психопатологии паранойяльного бреда, ни решению клинико-нозологических и патогенетических вопросов. Сошлемся лишь на мнение G. Huber (1955), который на основании детального рассмотрения указанных работ, посвященных проблеме бреда, приходит к выводу, что используемый в такого рода исследованиях метод оценки и интерпретации полученного материала не подходит для прогресса в изучении проблемы бреда и нет никакой пользы для психопатологического исследования, когда «пустое пространство эндогенного» заполняется «феноменологическим содержанием».

Критика концепций "психологической понятности" и "развития личности"

Анализируя работы авторов, рассматривающих паранойю в качестве патологического развития личности, следует отметить, что большинство представителей этого направления склонны связывать генез паранойи с проблемой взаимоотношений особого конституционального склада личности, психогенных влияний и некоторых других факторов, т.е., иными словами, с проблемой психопатии и динамики психопатических состояний. В такой постановке вопроса есть доля истины, так как, судя по опубликованным данным, известная часть наблюдений, включавшихся Е- Kraepelin в рамки паранойи, в настоящее время действительно может быть отнесена к группе паранойяльных психопатий. Об этом свидетельствуют прежде всего, как уже говорилось выше, наблюдения ряда отечественных психиатров (С. А. Суханов, П. Б. Ганнушкин, А. Н. Молохов и др.). К категории паранойяльных психопатов могут быть отнесены некоторые представители описанных К. Schneider (1923, 1962) психопатов-фанатиков, фанатических и параноидных личностей (Е. Kahn, 1928; N. Petrilowitsch, 1960). Для упомянутых личностей характерна аномальная готовность «сгущать» доминирующие переживания до сверхценного бреда.

Однако для R. Gaupp, E. Kretschmer и ряда других представителей этого направления психопатия – лишь отправной пункт патогенетических построений. Как справедливо указывает» Е. Kehrer (1951), эта группа авторов, говоря о паранойе, имеет в виду психологически понятное дальнейшее развитие дегенеративной личности, которое не означает деструктивного мозгового процесса, разрушающего ее: в таком развитии выдвигаются и усиливаются лишь некоторые способности личности, неотделимые как составные части характера от личности в целом. Такой подход к проблеме паранойи не случаен, он представляет собой проявление антинозологических течений (психогенетических, сомато-биологических и др.) в современной психиатрии, берущих начало, в частности, и в конституционализме Е. Kretschmer. По мнению О. В. Кербикова (1956), основной чертой этих направлений «является нозологический нигилизм и аутогенизм, рассматривающие организм заболевшего как причину болезни». К таким течениям, несмотря на подчас значительные расхождения во взглядах, и примыкает большинство последователей учения Гауппа и Кречмера о паранойе.

Отрицая связь между возникновением психопатологических явлений и эндогенным процессом, эти авторы рассматривают причину паранойи и особенности ее клинической картины в плане структурного анализа как результат взаимодействия комплекса «детерминирующих» факторов (конституциональных, психогенных, соматогенных и др.). В результате такого подхода паранойя для этой группы авторов перестает быть болезнью в клинико-нозологическом смысле слова, а становится проблемой личности в патопсихологическом ее аспекте. Эта проблема раскрывается в соотношении внутренних структурных смещений и внешних психологически понятных реакций на переживание. Отсюда закономерно вытекает и принадлежащее Е. Kretschmer утверждение: «Нет никакой паранойи – есть лишь параноики». Указанной позиции соответствовал психологический подход в методах исследования и диагностики. В качестве проявлений такого подхода могут быть рассмотрены приводящиеся выше «объяснения» причин возникновения бредового психоза как результата воздействия на конституционально стигматизированную личность ряда психогенных, ситуационных влияний, эндокринных кризов, соматических заболеваний, травм и т. п. Патогенез паранойи в этих работах рассматривается, таким образом, в плане психологически объяснимой связи между воздействием внутренних и внешних вредностей и реакций на них конституционально предрасположенной личности, т. е. с позиций «объясняющей психологии».

Напомним, однако, что и к решению кардинального вопроса паранойи – механизму бредообразования – R. Gaupp и его последователи подходили также с психологических позиций, позиций «понимающей психологии», считая основным признаком паранойи «понятность» бреда, возможность «вчувствоваться в его содержание». Теоретическим обоснованием такой трактовки паранойи и таких методов ее исследования послужило учение К. Jaspers (1910) о развитии личности. Изложенные взгляды на генез и клинические границы паранойи были подвергнуты серьезной критике со стороны ряда психиатров.

Наибольшие возражения вызвал один из основных признаков, используемых при диагностике паранойи,– критерий «понятности». Против такого подхода к рассмотрению проблемы бредообразования выступил ряд как отечественных, так и зарубежных авторов.

П. Б. Ганнушкин (1933) подчеркивал всю относительность определения «понятный». Эта «понятность» не может быть принята в качестве прямой логической связи. Явление, определяемое как «понятное», может быть понятно в смысле познания объективных причин его возникновения, как и всякое другое, поскольку оно существует в действительной жизни и чем-то обусловлено. С точки же зрения клинической квалификации, указывает автор, всякое психопатологическое явление непонятно уже потому, что выходит за рамки обычных средних типов реагирования.

Т. И. Юдин (1926), непосредственно касаясь параноидной симптоматики, подчеркивает, что психологически понятно только содержание (т. е. конкретная тематика) бреда, но не его возникновение.

М. И. Вайсфельд (1928), выступая с критикой учения о психологически понятных связях (которое автор называет психогенетическими), также подчеркивает, что все искания «понятности» представляют собой не что иное, как попытки установления логических связей. Последними и пытаются подменить изучение истинных причин явлений. Так, в качестве одной из основных причин возникновения бреда отношения старых дев (речь идет об одном из видов сензитивного бреда отношения Кречмера) называют переживания, связанные с отсутствием семьи. В действительности же, вопреки мнению Е. Kretschmer и его последователей, бред не обусловлен жизненной ситуацией, а вызывается неизвестными причинами соматического характера. Но, как указывает М. И. Вайсфельд, бред в процессе формирования содержания «нуждается» в известном объекте, которым и становится одиночество этих женщин. Как видно, сторонники психогенетического метода в данном случае видят причину там, где можно было бы говорить лишь об объекте бреда.

С критической оценкой попыток изучения с позиций «понятности» психопатологических проявлений, берущих свое начало в особенностях характера, конституции личности, выступил К- Schneider. С его точки зрения, характерогенная трактовка делает понятной тему, но не наличие бреда вообще. Генез бреда не следует искать ни в личности, ни в переживании: «где действительно бред, там кончается характерогенное понимание, а там, где можно понять, – это не бред».

R. Kraemer (1966) подчеркивает, что сходство бреда с нормальными переживаниями – это лишь внешняя сторона явления, ибо в тех случаях, где «бред берет на вооружение переживание», там кончается нормальная, психологическая переработка последнего, там временные факторы переработки переживания заменяются «фиксированностью». «Бред, – пишет R. Kraemer, – там, где кончается психология и начинается медицина».

W. Janzarik (1949, 1959) также выступает против психологических критериев при изучении бредообразования. Отмечая, что не следует «перенапрягать кривизну понятности», автор предлагает базироваться на психопатологических особенностях бреда. В качестве таковых при паранойе он указывает на ограниченность и замкнутость бредовой системы; характерны далее такие элементы бреда, как бредовые случайные мысли и бредоподобные реакции при отсутствии бредовых восприятий. Останавливаясь на взглядах R. Gaupp, W. Janzarik подчеркивает, что R. Gaupp излишне акцентирует психологическую мотивированность симптоматики и по сути дела объясняет не то, чем является бред, а лишь процесс становления бреда, происходящий на почве определенной структуры характера под влиянием определенной среды. При этом W. Janzarik вовсе не отрицает значения исследований R. Gaupp и Е. Kretschmer. Он указывает на то, что они вскрыли связь между характером, конституцией и особенностями дальнейшего течения заболевания.

Однако, возвращаясь к генезу бреда, W. Janzarik подчеркивает его первичность. Бред – не результат психологически понятного развития, он возникает как нечто новое, чуждое, во всяком случае «это карикатура на то, что когда-то наполняло здорового». При этом W. Janzarik ссылается на мнение Н. Gruhle (1951). Последний, характеризуя бред как несводимый, органически церебральный симптом, считает, что бред не поддается «вчувствованию», не связан с какими-либо подпороговыми желаниями и не имеет никакого отношения к конституции.

F. Kehrer (1951) указывает на то, что разделение бреда с позиций «понимающей психологии» на «понятный» и «непонятный» субъективно и не может способствовать нозологической, а тем самым и прогностической оценке случая. Таким разделением нельзя объяснить дальнейшее развитие клинической картины, так как «понятные» бредовые идеи иногда сохраняются всю жизнь, а «настоящий» бред может быть кратковременным. Следует подчеркнуть, что в литературе по психиатрии критической оценке подвергались не только взгляды R. Gaupp, Е. Kretschmer и др. на механизмы бредообразования при паранойе, но и тесно взаимосвязанная с этим вопросом общая оценка паранойи как результата патологического развития личности. Причем наибольшее внимание обращалось на несоответствие такого представления о паранойе с клинической практикой. Так, F. Kehrer подчеркивает, что термин «развитие личности» также построен на ненадежном критерии понятности, а разделение «развитие личности – процесс» весьма условно. Об этом, в частности, свидетельствует наличие случаев бредовых психозов у близких родственников, заболевания которых в одних случаях расцениваются как развитие личности, а в других – как процесс. Следовательно, заключает автор, различия между этими состояниями не принципиальны, а обусловлены лишь известными соматическими вариациями.

По мнению W. Janzarik, тезис R. Gaupp о паранойе как о понятном развитии обесценивает классическую картину и диагностическую многозначность этого заболевания. К такому выводу автор приходит на основании клинического анализа наблюдений, приводимых R. Gaupp в качестве иллюстрации «типичной паранойи» как патологического развития личности. По мнению W. Janzarik, наблюдения R. Gaupp клинически разнородны: в ряде случаев психопатологические особенности бредообразования действительно позволяют говорить о паранойе, в других – больше основания диагностировать заболевания иной нозологической природы.

Аналогичную позицию занимает G. Huber (1964) при анализе случаев сензитивного бреда отношения, рассматриваемого психиатрами тюбингенской школы в рамках паранойи. Не отрицая значения кречмеровской триады (личность, среда, переживание) для формирования структуры параноидных картин, G. Huber указывает на то, что следствием такой концепции явилась нозологическая неоднородность паранойи, так как в нее включаются самые разнообразные картины, начиная от психогенных реакций нормальных личностей и кончая процессуальными психозами из группы шизофрении.

Каковы же причины того, что концепция паранойи как результата развития личности вступила, как это вытекает из приведенных выше критических замечаний, в противоречие с клинической практикой? Ответ на этот вопрос следует искать в теоретических предпосылках, в основу которых была положена, как уже говорилось, концепция К. Jaspers о развитии и процессе. Философская непоследовательность взглядов К. Jaspers в этом вопросе нашла свое отражение в том, что он дуалистически противопоставляет развитие личности как проявление патологии в чисто психологической сфере психическим и психофизическим процессам, связанным с нарушением деятельности мозга.

Если для изучения первой группы явлений (т. е. развития) возможен и адекватен, по К- Jaspers, путь психологического понимания, вчувствования, то по отношению к другим (т. е. процессам) мы лишь наблюдаем отдельные элементы явлений в их связи и последовательности, но не «понимаем» этой связи, не находим путей для «вчувствования», для внутреннего проникновения в мир переживаний личности (иными словами, используем клинический метод исследования). Таким образом, как на это указывает Э. Я. Штернберг (1964), рассмотрение проблемы проводится на основе томистской системы «двойной истины». В соответствии с этим для каждого из двух искусственно созданных «видов» психических расстройств вводится и особый, адекватный только для этого вида метод исследования.

Основываясь на таких представлениях, R. Gaupp и его последователи при рассмотрении проблемы паранойи исходили из возможности развития бредового психоза как психологически понятной динамики конституционально предрасположенной личности. Но признав, что паранойя – это развитие личности, R. Gaupp и его последователи в соответствии со взглядами К. Jaspers в качестве основного пути изучения этого заболевания вынуждены были избрать не клиническое исследование, а метод психологической интроспекции, т. е. оценки психопатологических проявлений с точки зрения. их психологической понятности и возможности «вчувствоваться» в их содержание. В связи с этим, рассматривая состояния, клиническая картина которых определялась бредом обыденного содержания, представители этого направления подчеркивают одну из психопатологических особенностей клинической картины. Речь идет о логической связности, внешней правдоподобности и последовательности построения психопатологических образований.

Приведенная в исследованиях К. Schneider (1962), А. Я. Левинсон и В. М. Морозова (1936), Е. Н. Каменевой (1938), А. В. Снежневского (1960) оценка указанных особенностей психопатологической картины показала, что они могут свидетельствовать лишь о неглубоком нарушении психической деятельности и тем самым о благоприятном характере процесса вообще, но не имеют непосредственного отношения к нозологической диагностике.

Однако для R. Gaupp, E. Kretschmer и других представителей этого направления такие особенности психопатологических проявлений в связи с возможностью «вчувствоваться» и «понять» их содержание приобретают совсем иное значение, являясь достаточным основанием для диагностики паранойи как патологического развития личности. Таким образом, мы приблизились к ответу на вопрос о причинах несоответствия концепций паранойи как патологического развития личности клинической практике. Причины такого несоответствия следует, очевидно, искать в ошибочности исходных позиций и вытекающем отсюда подходе к изучению психопатологических нарушений. Исследование таковых велось не естественнонаучным (клиническим) путем, а методом психологической интроспекции, с помощью которой и пытаются объяснить генез сложных психических нарушений в отрыве от их сущности, от нарушении в течении основных нервных процессов головного мозга.

Использование критерия понятности и привело к превращению паранойи, с точки зрения нозологии, в сборную группу, далеко выходящую за границы паранойи Крепелина и включающую не только психогенно обусловленное бредообразование, наблюдающееся в рамках пограничных состояний, но и бредовые психозы с прогредиентным течением, в процессе развития которых в клинической картине отмечалось расширение бредовой симптоматики вплоть до возникновения синдрома психического автоматизма.

В связи с приведенными выше критическими материалами естественно возникает еще один вопрос – о правомерности определения паранойи как патологического развития личности. Для этого рассмотрим вначале понятие «развитие личности». Обращает на себя внимание то обстоятельство, что термин этот по природе своей не клинический и заимствован из области психологии (на это указывал еще К. Jaspers). Термином «развитие личности» в психологии обозначают закономерную эволюцию, свойственную каждому человеку (как здоровому, так и больному), которая не прекращается на протяжении всей жизни, заключается в динамическом видоизменении личности под влиянием внешних и внутренних условий и проявляется вовне психической деятельности индивидуума (А. В. Веденов, 1956; Л. И. Божович, 1960). Следует подчеркнуть, что свойства центральной нервной системы составляют важный физиологический компонент внутренних условий. В связи с этим особенности высшей нервной деятельности, формирующиеся в процессе биологического развития, создают необходимые предпосылки для психического развития (Д. Б. Эльконин, 1960). Всякое мозговое поражение, обусловленное как болезненным процессом, так и врожденной аномалией, может создать условия для аномального (патологического) психического развития (А. Р. Лурия, 1956). Следовательно, термин «патологическое развитие личности» в строгом смысле слова может обозначать видоизменение развития психической деятельности, связанное с какой-то патологией функций мозга, например с болезненным процессом, но не сам болезненный процесс.

Таким образом, употребление термина «развитие личности» или «патологическое развитие личности» в качестве определения бредового психоза, какого бы генеза он ни был, лишено оснований. Этот термин не может быть применен и для психопатологической характеристики бредовой симптоматики даже при рассмотрении вне рамок нозологии, так как бред является лишь одним из продуктов нарушенной психической деятельности, обусловленной патологическим развитием личности, а не самой психической деятельностью. Почему все же у R. Gaupp, E. Kretschmer и их последователей возникла необходимость применения этого термина для квалификации паранойи? Не имея возможности клинически обосновать генетическое единство разнородной группы бредовых состояний, объединяемых ими под названием «паранойя», авторы вынуждены были полностью отойти от клинического определения этих состояний. В связи с этим, пытаясь разрешить возникшие противоречия, они и применили для квалификации клинических (т. е. в общем смысле биологических) явлений неадекватную их природе психологическую квалификацию, определяющую, как это было показано выше, личность совсем в ином аспекте – в аспекте ее психической деятельности. Иными словами, они применили термин «психическое развитие», детерминирующим фактором которого является общество, социальная среда, с целью обозначения клинических явлений, детерминирующей для которых является патологически измененная деятельность мозга.

Паранойя - шизофрения
(Е. Bleuler, К. Kolle, W. Mayer-Gross и др.; ряд отечественных авторов)

Перейдем к исследованиям второго направления, когда паранойя рассматривается в ряду эндогенных психозов. Несмотря на сходство взглядов, касающихся генеза заболевания, сторонники этого направления придерживаются разных точек зрения относительно нозологической принадлежности, границ паранойи. Прежде всего следует

остановиться на работах, в которых отрицается самостоятельность паранойи, а большинство случаев, первоначально относившихся Е. Kraepelin к этому заболеванию, рассматривается в рамках атипично протекающей шизофрении.

Предположение о единстве паранойи и шизофрении высказал Е. Bleuler еще в 1911 г., а подробнее обосновал в более поздней монографии «Аффективность, внушаемость и паранойя» (пер. с нем., 1929). Говоря о паранойе, Е. Bleuler имеет в виду неизлечимую болезнь с «логически обоснованной», незыблемой бредовой системой, построенной на основе болезненного применения к своей личности всего, что происходит в окружающей среде; заболевание не сопровождается значительными нарушениями мышления и аффективной жизни, протекает без галлюцинаций и последующего слабоумия.

«Поглупение», которое наблюдается при паранойе, следует отличать от слабоумия. Оно скорее напоминает состояние людей, занятых односторонней работой, мыслящих и ведущих наблюдения в одном направлении. Большое значение в развитии паранойи автор придает структуре аффекта, перевесу аффекта над логикой. Аффективность параноиков обладает слишком большой выключающей силой по отношению к прочности логических ассоциаций и в то же время отличается стойкостью (в противоположность лабильности истериков).

Переходя к вопросу о нозологической самостоятельности паранойи и ее соотношении с шизофренией, автор различает два аспекта, а следовательно, и два пути для решения этой проблемы. Исходя из практической необходимости, следует различать понятия «паранойя», и «шизофрения». Это вытекает из следующих соображений. В случаях крепелиновской паранойи вне бредовой системы нет ассоциативных расстройств и других грубых аномалий и прежде всего нет слабоумия- Следовательно, вне бреда нет, казалось бы, никакой болезни. Это обстоятельство практически существенно в смысле определения прогноза, так как свидетельствует о возможности несравнимо более благоприятного исхода в случаях паранойи по сравнению с другими бредовыми психозами.

Если же определить это заболевание со всех других (кроме оценки симптоматической картины и практической значимости) точек зрения, т. е. в общетеоретическом аспекте, то приведенных фактов совсем недостаточно для суждений о нозологической самостоятельности паранойи. Напротив, представляется правомерным трактовать паранойю как синдром, который следует, по мнению Е. Bleuler, рассматривать в рамках шизофрении, причем «весьма хронически протекающей шизофрении», которая «столь мягка», что еще не может привести к нелепым бредовым идеям. Другие же, менее бросающиеся в глаза симптомы, так мало выражены, что наличие их мы не в состоянии доказать. «Если болезнь прогрессирует, то она приводит к слабоумию, и возникающая деменция имеет специфический характер». Но, как подчеркивает далее Е. Bleuler, «болезнь не обязательно должна прогрессировать».

Таким образом, развитие шизофренического процесса может приостановиться в любой стадии, а. следовательно, и тогда, когда слабоумие еще не заметно. Отсюда и вытекает утверждение Е. Bleuler о том, что отсутствие слабоумия при паранойе не может служить дифференциально-диагностическим признаком для отграничения ее от шизофрении. В то же время о родстве паранойи с шизофренией свидетельствует единство предрасположения. Шизофрения и паранойя представляются выросшими из одного корня. Шизоидное предрасположение является необходимым предварительным условием для возникновения обеих болезней. Различия сводятся лишь к степени шизопатии и, следовательно, носят по существу уже в этот период количественный, а не качественный оттенок. Будущие параноики проявляют такие же странности, как и многие потенциальные «шизофреники» и их родственники.

Механизм бредообразования при паранойе идентичен с таковым при шизофрении, Шизофренический процесс может вызывать слабость ассоциативных связей, в силу которой даже мало повышенная аффективность оказывает болезнетворное влияние на течение мышления, не приводя при этом к грубым логическим расстройствам последнего. Следовательно, заключает Е. Bleuler, понятие шизофрении пересекается с понятием паранойи, и некоторые, хотя и редкие, наблюдения, в которых мы в течение продолжительного времени усматриваем только картину паранойи, могут все же дать основания для диагностики шизофренического процесса (в этом плане E. Bleuler рассматривает и «случай Вагнера», приводимый R. Gaupp).

Наиболее последовательно такой квалификации придерживаются некоторые сторонники гейдельбергской школы, продолжающие клинические традиции Е. Kraepelin, а также психиатры, которые, разрабатывая проблему паранойи, следуют взглядам Е. Bleuler. Квалификация паранойи как симптоматической картины, принадлежавшая Е. Bleuler, нашла отражение и в ряде других исследований (R. Kjambach, 1915; G. Eisath, 1915; О. Magenau, 1922).

К. Kolle в ранних работах (1931) обосновывает свою позицию в отношении проблемы паранойи, исходя из данных катамнестического обследования больных, описанных ранее Е. Kraepelin, и собственных наблюдений. Дальнейшее развитие эти взгляды получили в более поздних исследованиях автора (1955, 1957). К. Kolle отрицает паранойю как самостоятельное заболевание. Небольшая часть наблюдений, которую и Е. Kraepelin одно время относил к группе психогений (бред кверулянтов), рассматривается К- Kolle в рамках психопатии. Во всех остальных случаях, по его мнению, речь идет о шизофрении. В подтверждение такой точки зрения К. Kolle приводит следующие аргументы. Основной признак болезни – бред – по своему характеру, если отвлечься от психологического его толкования и подойти в плане естественнонаучного рассмотрения, ничем психопатологически не отличается от такового при шизофрении.

«Первичность», психологическая невыводимость бредообразования и является основным критерием, свидетельствующим о единстве паранойи и шизофрении. Различия же сводятся к тому, что в случаях, относимых к паранойе, на всем протяжении заболевания бред остается единственным симптомом, а при шизофрении бред предшествует ряду других симптомов (галлюцинации, аутизм, «распад личности» и т. д.). Причем, подчеркивает К. Kolle, больные с изолированным бредом, сохраняющим от начала до конца характер замкнутой, логически обоснованной системы, составляют исключение, на что указывают не только клинический опыт, но и статистические данные. Так, среди 30 000 больных, исследованных в свое время Е. Kraepelin, К. Kolle обнаружил лишь 19 таких больных (но у 9 из них в дальнейшем все же выявлены были несомненные признаки Шизофрении). Joche среди 13531 больного, обследованного в 1953– 1955 гг., отметил лишь 8 аналогичных больных. Таким образом, случаи, относившиеся к паранойе, отличаются от шизофрении лишь своеобразием динамики процесса, что не является само по себе нозологическим признаком и может свидетельствовать, по мнению К. Kolle, только об особом виде течения шизофрении. С другой стороны, автор приводит ряд позитивных признаков, указывающих на возможные причины, обусловливающие более благоприятный характер течения заболевания у «параноиков» в отличие от «обычных» больных шизофренией. К этим причинам К- Kolle относит более поздний возраст начала заболевания, пикническое и пикнически-атлетическое телосложение, своеобразие преморбидной личности (преобладание среди «параноиков» синтонных и циклотимных субъектов, а также сензитивных и чудаков) и, наконец, благоприятные (по сравнению с «классическими» проявлениями раннего слабоумия) наследственные констелляции.

W. Mayer-Gross, относя паранойю к бредовой шизофрении, в своем докладе на Всемирном конгрессе психиатров в Париже (1950) подчеркнул, что попытки квалифицировать паранойю как самостоятельное заболевание оказались тщетными. В то же время автор подчеркивает, что при постепенном развитии процесса психоз может обусловить параноидное поведение, которое внешне выглядит так, словно оно детерминировано жизненной ситуацией. Однако в этих случаях имеет, по-видимому, место малозаметное начало, сопровождающееся соответствующими изменениями личности. В пределах этих изменений и происходит интеграция параноидного поведения с окружающими обстоятельствами. Отсюда и возникает «психологически понятный» бред ревности, сензитивный бред отношения и т. п.

Е. Verbeck (1959) также рассматривает паранойю как вариант шизофрении. При этом он особо подчеркивает роль предрасположения, которое, по его мнению, и предопределяет своеобразие течения заболевания. В случаях паранойи речь идет о шизофрении, возникающей на гетерономной почве – у лиц с гипертимическим предрасположением. При этом следует дифференцировать гипертимиков от циклотимиков. К циклотимикам относятся лица, у которых основное аффективное предрасположение неустойчиво и настроение попеременно то подавленное, то веселое. Гипертимики же характеризуются постоянным живым аффектом, им свойственна активность, большая трудоспособность, экспансивность, хорошая приспособляемость, приподнятое настроение. Именно гипертимики встречаются в семьях так называемых параноиков. С другой стороны, гипертимическое предрасположение редко встречается у больных шизофренией. По мнению Е. Verbeck, гипертимическое предрасположение и несет защитные функции. Поэтому при такой конституции шизофренический процесс проявляется не сразу, а если все же «атакует» личность, то заболевание, надо полагать, будет протекать малозаметно, без явных пертурбаций.

R. Lemke (1951, 1960), как и К. Kolle, склонен относить паранойю к парафрении, а последнюю рассматривать в группе шизофрении наряду с параноидной формой, гебефренией и кататонией.

Следует подчеркнуть что и ряд отечественных авторов рассматривает хронические бредовые психозы, относившиеся к паранойе, в рамках шизофрении.

В. И. Финкельштейн (1934) и К. А. Новлянская (1937) описали малопрогредиентные паранойяльные психозы, начальные проявления которых соответствовали, казалось бы, «сдвигам» отдельных характерологических особенностей личности, но в дальнейшем наблюдалась трансформация этих симптомов в соответствующие сверхценные образования. Авторы связывают своеобразие психопатологической симптоматики и развития заболевания с вяло протекающим шизофреническим процессом.

А. 3. Розенберг (1939) выступает против нозологической самостоятельности одной из разновидностей хронических бредовых психозов – инволюционной паранойи. Он приходит к выводу, что особого инволюционного бредового психоза не существует, а большинство наблюдений, рассматривавшихся К- Kleist (1913) и некоторыми другими Психиатрами (П. Seelert, 1915; A. Serko, 1919) в рамках инволюционной паранойи, или парафрении, как самостоятельные заболевания, должно быть отнесено к поздней шизофрении. Как подчеркивает А. 3. Розенберг, в ряде случаев поздних бредовых психозов в анамнезе удается обнаружить надлом, не сопровождавшийся подчас глубокими изменениями жизненной линии личности, но знаменующий собой начало новых тенденций, внешне проявляющихся в постепенном отдалении больного от общества. Именно эти, наступившие вследствие шизофрении изменения, а не какой-то особый, свойственный паранойе процесс, будто бы способствующий развитию заложенных еще в здоровой личности тенденций, и создают заново предпосылки для бредообразования.

А. И. Молочек (1944), изучая конечные состояния шизофрении, показал, что именно наблюдение исхода психозов (а не их дебюта) дает возможность лишить нозологической самостоятельности ряд хронических бредовых заболеваний. При этом А. И. Молочек отмечает, что тщательное катамнестическое исследование больных, которым был поставлен диагноз паранойи, свидетельствует о том, что диагноз этот представлялся обоснованным только до определенного этапа развития болезни; последующие же наблюдения свидетельствовали о том, что весь симптомокомплекс принадлежит шизофрении. Своеобразие течения таких форм объясняется тем, что развитие параноидной шизофрении, как и всех других биологических процессов, идет не только по одному пути– прямолинейного непрерывного распада, приводящего к шизофренической де<