Они говорили, что она в порядке.

Они твердили, что идет на поправку…

КТО? КУДА? ЧТО ОНИ ВООБЩЕ НЕСЛИ?

 

И вновь взгляд невольно сфокусировался на реальности.

 

Стою сам, посреди коридора, с нелепо зажатой в руке  тоненькой книжкой в мягком переплете.

 

Стою у дверях чьей-то палаты.

 

Тихое, неглубокое дыхание, едва слышное сердцебиение,…

Робкий, едва слышный плач…

 

Несмело толкнул дверь.

 

 

***

(Мария)

 

Ушел… ушел…

 

Сбежал…

 

От моей правды.

 

Ну, что же…

 

А ты на что-то другое надеялась, а, Мария? Да?

 

А я тебе твердила. Разум твердил. Сердце, глупое сердце, я ухмыляюсь, улыбаюсь, смеюсь над тобой! СМЕЮСЬ! ХОХОЧУ над твоими надеждами! Ты проиграло! Отныне я больше с тобой не дружу,  не говорю. Не слушаю …

Прощай, идиотское создание, слабоумный советник. Отныне и НАВСЕГДА я тебя проклинаю и прогоняю из своей жизни. ПРОЩАЙ!!!

 

С едкой, желчной, ликующей улыбкой демона, злобно, до боли стиснув зубы, я невольно откинулась на спинку своего инвалидного кресла, и непроизвольно более приподнятым, увеселенным тоном продолжила чтение увлекательной ЕРЕСИ про чудеса.

 

Глава Четырнадцатая

 

(Луи)

 

Шорох простыни.

 

Сжался, отвернулся. Тихий робкий кашель, нервно сглотнул, и тут же  замер. Замер, не дыша.

 

Не знаю, зачем я здесь.

 

«Последнее» Рождество. Умирает … этот ребенок, человек, существо…

 

Уйти. Убежать. Исчезнуть и забыть.

Я - не трус, но и не садист. Я не любуюсь чужим горем.

Я от него задыхаюсь …

Боль, обида, тоска, злость мальчика волнами накатывала на меня, заставляя ежиться.

 

 

- С праздником, - невнятно, смущенно прошептал я. С чего начать, как не с нелепого приветствия?

 

Молчишь?

Молчи… Так будет проще. Наверно…

 

Чего я еще стою здесь? Чего не поддаюсь уговорам разума?

 

- Я… - и снова несуразица пытается вылезти из меня. Не знаю, не знаю, что говорить. Как говорить. Как говорят. Что нужно…

Неловкость, смущение, ступор…

 - Я пришел почитать тебе …, - спешно развернул книгу на средине и уставился в текст. Сомнения. Рассуждения. Может, хватит, Матуа? Уходи! Голос несмело дрогнул. – «Сказку о забытом царстве».

 

Молчит…

 

Но надрывистый кашель тут же выдал бесплодность его стараний казаться спящим.

 

Несмело присел на край кровати…

 

Запрещал себе смотреть ему в лицо...

Запрещал, но поддавался… невольной тяге.

Любопытству?

Скорее надежде, надежде, что я высмотрю в нем улыбку, спокойствие, понимание того, в каком он положении. Равнодушие к своей беде, а не боль…

Вздор…

Бледное, почти синее лицо в тусклом, усталом свете Луны. Впалые щеки, сухие, поморщенные губы, мутные, красные от лопнувших сосудов зеницы…

Обильный пот на лбу.

Черные, огромные, как у старого деда, мешки под глазами…

От того, что на голове у него не было волос, он казался еще младше… Лет семи.

На его лице смерть уже давно вырисовала свой, личный портрет. Портрет, совершенно отличный живым, людским лицам. Лик полупокойника,… будущего мертвеца…

 

Невольно поежился... Оторвался, оторвался взглядом от мальчика. И снова гневный приказ, не поднимать на него глаз.

Тяжелый, глубокий вдох – и, заикаясь, робея, разрываясь от чувства вины, стыда перед этим малым… я задыхался… Вины, за то. Что я здоров, а ему плохо.. Что он по-прежнему во лапах Смерти. Но парень слишком мал, чтобы его обратить в вампира. Вряд ли переживет. Да и стоит ли близкий покой менять на вечную неприкаянность?

Сказка, сказка… неужели, это - единственное, что я могу сделать для этого ребенка?

 

- ВРУТ! – вдруг мальчик истерически вскрикнул и тут же зашелся кашлем, сильным, напористым, надрывным, окончательно перебив мое чтение.

 

Застыл. Я застыл, как остолоп.

 

Отчего, отчего коробит тебя, Луи? Это же только человек.

 

- Врут? – едва слышно переспросил я.

- Чудес не бывает, - тихо, но тем не мене уверенно, почти на грани злости, прорычал малыш.

- Не бывает?

- НЕТ! Я знаю. Ни волшебных фей, ни добрых магов, никого и ничего… Все ваши книги врут! – и снова дикий кашель прервал его гневную тираду. Тяжелый, со свистом вдох. Ужасные, пугающие мучения. Кратковременные судороги и клокотания в груди. И вновь глубокий вдох. Стих. Замер… – И Бога нет, - тихим, спокойным голосом, полным верования и понимания смысла своих слов, изрек мальчик.

 

Выстрел. Прямой выстрел в мое сознание.

 

- Почему это Бога нет? – Но возмутило меня не само утверждение, а понимание того, что эти слова произнес еще совсем маленький ребенок.  Ребенок!

 

Тягучая минута тишины. За и против.

 

- Почему? – не сдержался от переспроса.

- Я его звал, просил, просил забрать меня быстрее. Чтобы мама не мучилась,  не плакала надо мной каждую ночь. Просил, а он не слышит… Его нет…

 

Забрал? Он сказал забрал?

 

Я замер, не дыша. Жадно выпучил глаза до боли. Боялся моргнуть.

 

Я видел отчаянный людей, сломленных, я слышал больные речи самоубийц, слышал прощальные напутствия приставленных.

Я сам из тех, кто видит в жизни лишь черно- серые полосы.

Но это же еще РЕБЕНОК!

 

Ему положено верить в СКАЗКИ, в ЧУДО, в ВОЛШЕБСТВО…

Для него мир еще должен быть… прекрасным!

 

- Я смирился с тем, что для меня в этом мире нет места. Я ошибочно попал сюда. Не вовремя. Я должен уйти. Просто, не могу понять, почему Он медлит...

 

Хрип, свист, заикания. Слова давались с трудом, с болью, мучениями…

Адской болью, эхо которой отдавалось в моей голове. Вместе с ним задыхался и я…

 

Я не знал, что ответить на его слова. Почему-то я, трехсотлетний вампир, сейчас чувствовал себя глупым, недалеким, не видавшим жизнь, истинную сторону бытия, юнцом, сидящим на смертном одре мудрого учителя.

И лишь теперь, мыслитель приоткрыл занавес к святым тайнам…

Узревшему, внявшему страшную истину существования, мне  теперь ничего не остается, лишь как нервно сглатывать переживания и шок, принять прозрение, как кару или дар.

 

 

Принять?

 

Луи-Батист, да будь ты трижды проклят, если этот бред - истина!

Нет!

 

Всё это - чушь! Полная, безрассудная ЗАУМЬ!

 

 Нет места? Ха! Если и есть такое понятие в этом мире, то какого лешего я еще существую?

 

Если этот ребенок, чистый, не запятнанный чужими бедами и смертями, не имеет права на жизнь, тогда почему я доселе здесь?

 

 

Нервно вздрогнул.

 

- Я – не Бог, но я докажу тебе, что ЧУДО существует.

 

 

Глава Пятнадцатая

 

***

(Мария)

С трудом, пытками, но все же выкатилась в своем тарантасе на улицу.

 

«Прогулки на свежем воздухе»… Или глупая попытка сбежать от стен. Сбежать от себя. От мыслей.

 

Авось так быстрее пройдет час-два. И то легче. Легче…

Намерзнусь – и сон быстрее возьмет. И так пройдет день.

… неделя

И если повезет, вся жизнь…

 

Хотя, была бы моя воля, я бы всегда спала. День-ночь. Сутки сутками.

Но, увы, теперь даже сон редко меня радует. Почти всегда кошмары. Обрывки. Ужасы. Калейдоскоп вспышек воспоминаний и фантастических приключений.

 

Лишь пару раз за последнюю неделю тихий, мирный… без сновидений.

Идеальный вариант. Полное забытье… Полное…

 

Как всегда покатилась по аллейке, в самый край – поворот за здание, и в углу, где уже не дует, как раз под яблоней,… я и куняю, мерзну, по пару часов каждый день.

Укромное местечко. Спряталась ото всех, от чужих взглядов, от людей,… но они… передо мной, как на ладони… рассмотреть всех: те, кто приходит проведать хворых в больнице, гуляющие у входа пациенты, снующие бессмысленно туда-сюда. Медсестры, врачи в «курилке».

Мимо проплывающая жизнь…

Целый мир… возле,

но меня там… нет.

Одна…

Тяжелое одиночество.

Прошло уже два месяца, как я здесь. Как мой мир остановился … Пропали, исчезли из него все декорации. Я… одна… в пустом зале. Ни зрителя, ни актера. Один лишь режиссер с плохим сценарием. Никто не хочет играть в мою пьесу. Никто …

Обрывки чужих разговоров, чужих жизней, чужих судеб…

Вот и вся забава. Вот и вся музыка в этом, глухом, пустом мире…

 

Я узнала ее. Недалеко от меня, в «курилке», собралось несколько медсестер, а с ними и девица, хворая, судя по больничному халату, выглядывающему из-под куртки… Та самая Виктория, с которой я постоянно воевала еще в школе. Она была на год меня старше,… и даже не припомню сейчас, за что завязалась наша «война», неприязнь, ненависть…

Но постоянные состязания, стычки, ссоры, уколы и палки в колеса…

Моя гордыня, упертость, ох как вы тогда ярко зажигались, как взрывались, порождая гневное возмездие и неприступные, холодные атаки равнодушием.

 

Увидела. Конечно, конечно, узнала. Обернулись и медсестры на меня. Захихикали.

 

Что же, смейся. Смейся над моим горем. Победила? Победила ты?

Мечтай.

Не ты победила.

Я сама сдалась…

И снова короткие, косые взгляды, глупое хихиканье.

 

- Какой ужас.

- Да она такой дурой была…

 

Я насильно натянула маску равнодушия. Отвернулась.

 

Эй, стоп, Мария! Не сдавайся. Не сдавайся хоть в этом!

Резкий разворот головы – и гневный, презрительный, упертый взгляд на… врагов?

 

Заметили, пристыдились, резко, как от кипятка, отпрянули взглядом, отвернулись.

Смех стих.

СУКИ. Смешно? СМЕЙТЕСЬ. Чужая боль – всегда смешно. Неправда ли? Или смех попытка скрыть страх, страх перед тем, что такое может случиться и c вами? Что же, тогда смейтесь, уроды, СМЕЙТЕСЬ!

 

 

- Мария, у тебя куртка расстегнута. Хочешь заболеть?

Обернулась. Увидав милую улыбку девушки, чуть не подавилась своей злостью.

- Привет, Лили, - едва слышно прошептала я.

- Привет.

- Можешь, увезти меня отсюда?

- Без проблем, - улыбнулась и, как по команде, тут же схватилась за ручки кресла. – Чего хоть вечно прячешься сюда в угол?

- А чего на виду торчать? Памятник, что ли…

 

 

- Подожди, - нервно схватила ее за руку, тут же осекая, останавливая ход.

- Что?

Я не могла оторваться взглядом. Мой Луи-Батист. Короткие шаги от автостоянки к дверям.

В руках сжатая детская игрушка и цветы.

- Ох, заметила нашего Красавчика?

Словно гвоздем в черепушку.

- Чего?

- Матуа. Ах, какая он –  прелесть... Согласна?

- Ты его знаешь?

- А кто его теперь не знает?… Все наши девочки сходят по нему с ума. Такой лапочка, душка, настоящая пуся, - пробила словами у меня мозгу болезненный ритм. Немного дернула коляску и продолжила путь, ведь мой «ужас» уже давно затерялся с виду. – Помнишь, нашу затею на Рождество? С детьми и чтением им сказок?

- Да.

- Так вот в тот вечер Мелисента на этого Красавца наткнулась. Да все со своими помутнениями насчет «волшебства в Рождество». Бедный, воспитанный, он не смог, видать, найти достойные оправдания, не смог этой навязчивой наглой курице  отказать. Или просто такой добрый… не знаю… Так, в общем, так наш Матуа и познакомился с Мигелем. Мальчиком, из 207 палаты, в онкоотделении. И теперь почти каждый день к нему приезжает. Подарки, цветы, сказки на ночь... Все в шоке… Приятном шоке.

- Так может, это - его родственник?

- Нет, нет. Они не были знакомыми. Мать ребенка сначала даже скандал устроила, шокирована, сбита с толку, обескуражена такими поступками, такому вниманию чужого человека к больному ребенку, тем более, что осталось-то всего… ничего, лишний раз расстраивать, делать больно маленькому… - затихла. Нервно сглотнула. Глубокий вдох и вновь продолжила, - А потом, видя, что это хоть как-то отвлекает, успокаивает мальчика, приняла как есть.

- А отец?

- У Мигеля нет отца.

- Откуда хоть ты все это знаешь?

- Ух, девочки были так поражены всем этим. Такой красивый, статный, богатый, и такой заботливый… к чужому ребенку…

- Может, и не такой чужой…

- Да нет же, говорю! Девки все пронюхали. Наш Луи неженат, и детей нет. И с этой женщиной не был знаком! Представляешь? Джес и его адрес пробила. Сумасшедший дом! Вот так вот. Теперь у нас новая болезнь завелась. Матуанизм называется. Гиппократ в шоке.

 

 

Матуанизм. О да… видимо, воздушно-капельным передается…

 

… Почти каждый день, а ко мне так и ни разу не зашел. Хотя видел, видел. Узнал…

 

Глава Шестнадцатая

Колесики устало брюзжат по холодному кафелю…

Поворот, разворот, попытки перескочить финишную прямую лифта…

 

Шаг за шагом… чужой шаг за чужим шагом…

Оборот колеса за оборотом, мои обороты…

 

Я до последнего вздоха, до последнего движения,… дрожащей рукой толкая дверь, верила, надеялась, что увижу его там…

Но нет.

Не пришел.

Ни сейчас,

… ни через час,

……. ни на следующий день.

 

Чего я жду? На что надеюсь?

Идиотка. Глупая, недалекая идиотка. Которая сейчас знает, что делает, трезво рассуждает, искренне понимает безысходность своего положения, но в следующий момент снова срывается в пляс романтика, снова сердце колотится быстрее, чем обычно, жадно погоняя кровь, толкая набегами к мозгу, взбудораживая его, наполняя образами и мечтами сознание…

К чему? Зачем?

 

Ведь все равно… пусто…….

Ничего не изменить…

 

И снова колесами брюзжу по холодному кафелю…

Разворот, поворот, пытки в лифте,… на выходе...

И снова гнетущее одиночество под яблонькой.

Одна. Изгой. Добровольный или вынужденный?

Сложно ответить, кто прогнал кого: общество меня, или я - его …

Да и, по большому счету, неважно,… уже НЕВАЖНО.

Все равно один результат – П У С Т О Т А.

 

- Мария, тебе на массаж пора.

- Лили, может, не сегодня? Да и зачем… Все равно… все равно НЕ помогает…

- Нет. Ты поедешь…