В которой Кай штурмом берет уборную

 

На обед были тушеные бобы. Токе не отказался бы сейчас от сочного куска жареной баранины, но оказалось, мяса гладиаторам вообще не полагалось – такая была диета. Ячмень и бобовые помогали наращивать мышечную массу, и, как быстро выяснил Токе, именно на этом корме ему придется жить отныне. Однако живот у него так подвело, что бобы показались ему пищей богов. Он с аппетитом уминал овощи, когда услышал бас Буюка с другого конца стола:

– Хей, Элиас, с тебя хватит! – Здоровяк отобрал полупустую миску у своего тихого товарища и ухмыльнулся. – А то твоя жопа всю ночь будет играть, как волынка! А мне с тобой комнату делить. – И Буюк принялся беззастенчиво запихивать в рот остатки Тачевой порции.

Вокруг грянул дружный смех, только Кай не смеялся. Он задумчиво глядел на Тача, угрюмо уставившегося в стол, будто происходившее вокруг его не касалось. Не понимал Токе этих гор‑над‑четцев: один вытирал о другого ноги, а второй безропотно изображал коврик. Но чужая душа, как говорят, потемки, и Горец, недолго думая, снова навернул бобов.

Несколько часов непрерывных тренировок здорово вымотали его. Мокрая от пота рубаха прилипла к спине, руки слегка дрожали от непривычного напряжения. Семерку Токе слили с остальными новобранцами, которые были поделены на две большие группы. В одну, с которой занимался длинный хмурый доктор по имени Хак, собрали новичков, не имевших навыков владения оружием и начинавших с самых азов. Вторая группа, в которую попал Горец сотоварищи, представляла собой пестрое сборище самых разнообразных личностей, объединенных умением держать в руках меч. Среди них была Тигровая Лилия и еще несколько гладиаторов, с которыми Токе успел познакомиться в столовой накануне вечером. Остальных ему еще предстояло узнать.

Яра и его помощник Агта разделили своих подопечных на группы, которые должны были работать с разным оружием и снарядами, поочередно меняясь местами. Доктора сновали между новобранцами, указывая и исправляя их ошибки. За несколько часов Токе успел попробовать множество увлекательных занятий: от наскоков со щитом и деревяшкой на безответный столб, называемый «пэлом», до силовых упражнений и «боя с тенью».

Последняя техника принесла ему особенно много огорчений в виде синяков и шишек на разных частях тела. Он с завистью глядел на старших, очевидно, уже пробывших в школе какое‑то время парней. С завязанными глазами они уворачивались от молниеносных, направленных в лицо ударов; безошибочно предугадывали движения нападающего и ставили непроницаемую защиту.

Горцу Яра велел начать с малого. Его поставили в пару с Уксусом – крепким коротконогим церруканцем, неизвестно чем заработавшим такое прозвище. Токе плотно завязали глаза. Уксус медленно приближал руку к лицу напарника, который должен был стараться почувствовать, когда и где «тень» собирается коснуться его. Довольно скоро Токе начал ощущать тепло, исходящее от ладони Уксуса, и все шло гладко, пока Яра не велел им увеличить темп. Физиономия новичка успела украситься парой великолепных фингалов, прежде чем доктор был удовлетворен и велел переходить к следующей фазе упражнения.

Токе снял повязку. Теперь, стоя напротив Уксуса, он должен был угадывать и повторять его движения. Когда «зеркало» стало более или менее получаться, Яра велел Уксусу атаковать – для начала медленно. Задача Горца заключалась в том, чтобы почувствовать момент и направление атаки и поставить блок. Парень следил за руками Уксуса, но церруканец оказался мастером обманных движений. Токе был рад, что его напарнику приходилось двигаться так медленно. Но радость эта оказалась недолгой. Уксус получил позволение увеличить темп. И тут же к фингалам на скулах у новичка прибавилась коллекция синяков на ребрах и разбитый нос.

– Попробуй следить за глазами, – сжалившись, подсказал Уксус.

Токе буркнул что‑то нечленораздельное в ответ, но внял совету. Это помогло ему протянуть до обеда.

Поглощая бобы, он старался не думать, какое развлечение Яра придумает для них после перерыва. Слабым утешением было то, что физиономии остальных посвященных вчера новобранцев выглядели не краше его собственной. У Кая рот был так разбит, что есть ему приходилось с осторожностью. Токе подозревал, что Яра назначил Буюка «тенью» Слепого исключительно в отместку за ссадину на шее. Воспользовавшись возможностью отыграться за свое унижение на рынке, громила гор‑над‑четец внезапно позабыл, что «лангсо» означает по‑церрукански «медленно» и без передышки обрабатывал Кая, словно тот был тренировочным столбом‑«пэлом».

Из всей их маленькой команды, приобретенной Скавром в один день, казалось, только Аркон воспринимал происходящее с энтузиазмом. Он сидел неподалеку от Токе и увлеченно болтал с незнакомым новобранцем – похожим на северянина парнем лет двадцати пяти, с открытым, веселым лицом. Поймав взгляд Токе, Аркон махнул ему рукой:

– Эй, Горец, давай сюда! Познакомься, это Дженс. Мировой парень! Кстати, он из Заставы, как раз из того каравана, на который гайены перед нами напали. Товарищ по несчастью.

Повинуясь невольному порыву, Токе подхватил свою миску и подсел к Дженсу и Аркону:

– Токе, сын Эсгера из Малых Подхватов. А здесь – Горец.

Заставец приложил руку к сердцу в приветственном жесте северян:

– Дженс, сын Лассе из Заставы. Здешние басурманы прозвали Мослом.

– Да, нам с Горцем еще повезло с прозвищами, – беззлобно хохотнул Шустрый.

– Это еще ничего, – поддержал Токе, – моей «тенью» сегодня был мужик по имени Уксус.

Подождав, пока Аркон с Мослом отсмеются, он закинул пробный камень:

– Слушай, Дженс, а много тут ваших? Ну, из заставского каравана?

Заставец печально покачал головой:

– Только я и Мортен, то есть Философ. Он там сидит, – парень ткнул куда‑то за спину Токе. – Остальных, кто уцелел, какой‑то желтолицый барыга купил. Где‑то они сейчас? А тут вроде ничего. Мы с Философом даже рады, что в школу попали. Первые дни тяжело, конечно, но потом привыкаешь…

– А знаешь, Дженс, тут ведь еще один из вашего каравана есть! С нами вчера пришел… – Аркон, видно, вспомнил наконец о Кае и, сам того не зная, помог Токе.

– Как, еще один? Кто? Где? – завертел головой во все стороны заставец.

– Да вот он… – Шустрый махнул рукой в сторону Кая… Но место рядом с Тигровой Лилией было пусто. Теперь головой закрутил Аркон. – Куда же он подевался? Только что тут был!

– Да как один из наших с вами мог оказаться? – рассудив, удивленно спросил Дженс. – Вы уверены, что он из того каравана?

– Он сам так сказал… – начал было Токе, но товарищ воодушевленно перебил его:

– Да ты сразу узнаешь его, как увидишь. Такую морду не забудешь! Глазищи – во! Черные такие. Патлы – досюда! И седые… – размахивал руками Аркон, пытаясь изобразить Слепого в отсутствие последнего. – Каем зовут.

Дженс, нахмурившись, покачал головой:

– Караван большой был, я по именам всех‑то и не знал…

– Неужели не помнишь? Он при золотых дел мастере был. Пацан еще совсем, вроде Токе, но дерется… Неудивительно, что он от гайенов спасся, да и господина уберег. Видел бы ты, как он Яре утром по шее заехал! Да что там, он и мне успел однажды накостылять…

– Погоди‑погоди! – прервал вдохновенную речь Аркона Дженс, выглядевший совершенно сбитым с толку. – Ты что‑то путаешь. Героя твоего, что Яру палкой огрел, я видел сегодня – но впервые в жизни! С чего ты взял, что он из наших?

Теперь настала очередь Аркона недоумевающе хлопать глазами. Внезапно лицо его просветлело:

– Вот дурак! То есть я, а не ты. Ясно, ты Каевой рожи никогда не видел: он же все время капюшон на голове таскал! Я совсем позабыл об этом… Но хозяина‑то его ты должен помнить! Он приметный такой господин, высокий, черноволосый, глаза у него такие… пронзительные. Ар, золотых дел мастер?

Дженс упорно покачал головой:

– Был у нас в караване золотых дел мастер, это верно. И слуга при нем был. Только мастера того Уве звали, горбатый совсем был от своей работы, и глаза его я бы уж пронзительными никак не назвал – он без стекляшек своих не видел дальше собственного носа… Слуги его имени не припомню, только их обоих на моих глазах гайены порешили. Подмастерье‑то и меча в руках никогда не держал, а тут за палаш оброненный схватился, хотел старика защитить, вот тут‑то их и… – Дженс залил горький комок в горле разведенным вином. – Так что или ты, Шустрый, чего‑то путаешь, или Кай этот тебе песком уши засыпал…

Токе потихоньку поднялся из‑за стола, оставив озадаченного Аркона разбираться с Мослом: он выяснил, что хотел. Теперь он должен найти Кая – найти и получить ответ на свои вопросы. Токе повезло: знакомая спина мелькнула у выхода из столовой. Он устремился следом и нагнал товарища на нижней галерее. Слепой быстро шел вдоль ряда казарменных дверей, настолько чем‑то озабоченный, что заметил преследователя, только когда тот схватил его за плечо и развернул к себе лицом:

– Надо поговорить!

– Надо – поговорим, – спокойно кивнул Кай. – Только давай не сейчас. У меня дело есть.

– Дело придется отложить! – Спокойствие собеседника подействовало на Токе, как красная тряпка на быка.

– Это дело неотложное, – Кай покосился себе за спину, на закрытую дверь сортира ниже по коридору.

– Я говорил с Дженсом, – выпалил Токе. Как он и ожидал, в глазах переминающегося с ноги на ногу парня не мелькнуло и тени узнавания. – Как, ты не помнишь?! Это же твой старый знакомый, из заставского каравана.

Теперь во взгляде Кая выразилось понимание. Он вздохнул:

– И как поживает старина Дженс?

Токе стиснул зубы: больше всего ему сейчас хотелось размазать в кровь это бесстрастное лицо.

– Неплохо. Только вот что странно: «старина» Дженс, как ты выразился, и слыхом не слыхал ни о мастере Аре, каких бы дел мастером этот господин ни был, ни о Кае, его верном слуге. Напротив, он поведал драматическую историю гибели ювелира Уве с подмастерьем, зарубленных нечестивыми гайенами. И знаешь, что интересно? По описанию Дженса, мастер Уве и его несчастный слуга, которые действительно путешествовали с заставским караваном, похожи на тебя и твоего господина как ишак под седлом на айрана! Хотя… Ведь это тебя совсем не удивляет, а, Кай? Или как там тебя зовут на самом деле…

Парень терпеливо выслушал тираду Токе, не прерывая его и не отводя взгляда. Когда тот, выдохшись, замолчал, Кай заговорил, и в его голосе звучала усталость:

– Что ты хочешь услышать от меня, Токе? Что я солгал? Ведь это мне не впервой, так? Да, меня не было в заставском караване. Ты это хотел услышать? Тебе теперь стало легче? Тогда прости, но мне надо идти.

Парень шагнул вперед, но Токе заступил ему дорогу и схватил за руку. Кай поморщился – пальцы сжали его плечо там, где вспух красный след от плети Яры, – но руку не выдернул. Токе выпалил ему в лицо, почему‑то шепотом:

– Нет, мне никогда не станет легче! И поэтому у меня есть право знать… Я должен знать… Кто ты? Было ли хоть что‑то из сказанного тобой правдой? Зачем ты пришел в наш караван? Зачем ты принес с собой смерть? Зачем ты… – Токе задохнулся, не в силах найти и выговорить нужные слова. – Зачем притворялся, что ты мне друг?

Лицо Кая исказилось от боли, он на мгновение закрыл глаза. Токе выпустил его руку, сообразив, что вцепился в нее мертвой хваткой, но выражение лица Слепого не изменилось. Открыв наконец глаза, он спросил:

– Ты уверен, что действительно хочешь знать ответ?

Токе ожидал чего угодно: оправданий, отрицания, лжи – но только не этих слов. Да, он действительно хотел знать ответ. Он чувствовал, что именно этого знания ему не хватает, чтобы найти смысл в событиях, перевернувших его жизнь, как горный поток переворачивает камень‑голыш… Вот только чему из сказанного на этот раз можно будет верить?

– Хочу. Я хочу знать правду. Солжешь снова – и клянусь, я убью тебя! – Токе трясло, но он видел, что Кай воспринял его слова всерьез.

– Тогда пойдем, – Слепой развернулся и направился дальше по галерее. На этот раз озадаченный Токе не успел ему помешать. Он поспешил следом.

– Куда?

Кай посмотрел на него странным взглядом, как на слабоумного:

– В сортир. Можешь пойти со мной, если тебе не терпится.

Токе немного смутился, но не собирался выпускать вруна, раз уж удалось припереть его к стене, и молча пошел рядом.

Слепой потянул на себя синюю дверь, отличающуюся от прочих в ряду только отсутствием глазка с заслонкой и засова. Дверь не подалась.

– Заперто, – констатировал он.

– Не может быть, – непонимающе воззрился на дверь Токе. – Она же не запирается!

– Запирается, если заложить ее чем‑нибудь изнутри.

– Кому бы это могло понадобиться? – удивился Токе. – Хорошо хоть на другой стороне двора еще толчок есть…

Но Кай не обращал на него внимания. Он прислушивался к происходящему за дверью. Точнее – не происходящему: там была мертвая тишина.

– Эй, Тач! – вдруг заговорил парень с дверью, рванув ручку на себя. – Я знаю, ты там! Открывай, ты не один!

За дверью не отвечали. Токе непонимающе переводил глаза с Кая на дверь и обратно, пытаясь сообразить, что заставляет того ломиться в запертую уборную.

– Тач! Слышишь меня, Тач! Открой или я войду сам! – продолжал взывать парень, но безрезультатно. Совершенно запутавшийся Токе начал было:

– Если это способ отвертеться от ответа на мои вопросы, то не думай, что…

Но Кай просто отодвинул его в сторону:

– Поберегись!

Чуть отступив, он вдруг коротко и резко пнул дверь между косяком и дверной ручкой, а потом снова рванул ее на себя. На той стороне что‑то с треском упало на пол, и дверь распахнулась. Парень тут же штурмовал уборную. Токе влетел в полутемное помещение за ним по пятам, едва не споткнувшись об обломки деревянного меча, которым была заложена дверь.

Уборная в школе была просто рядом дыр в деревянном помосте, целомудренно разделенных ширмами. Кай уже копошился в дальнем углу за последней из них, в самых нелицеприятных выражениях поминая Тача. Токе начал что‑то соображать, когда Кай показался в проходе спиной вперед: он будто тащил за собой что‑то тяжелое. Горец шагнул ему навстречу и увидел, что его недавний собеседник держал под мышки бесчувственное тело худого гор‑над‑четца.

– Что стоишь столбом? Помоги! – рявкнул Слепой.

Токе поспешил подхватить Тача за ноги: несмотря на худобу, он оказался на удивление тяжелым. Вдвоем они уложили парня на пол, и Кай склонился над несчастным.

– Что с ним? – Токе пытался подавить дрожь в голосе, но это не очень получалось. – Он… он совсем синий!

Кай запрокинул Тачу голову, открыл ему рот и без колебаний засунул туда руку.

– Да что ты… Что ты делаешь! – завопил Горец, бросаясь на колени рядом с изувером, но не решаясь его остановить.

– Что‑то есть, – отозвался Кай, сосредоточенно копаясь у бесчувственного гор‑над‑четца в глотке. – Ага! – Он торжествующе извлек нечто из горла Тача и, поморщившись, отбросил в сторону. – Находчивый, гад, оказался. Элиас! Слышишь меня, Элиас?! Очнись!

Кай тряс неподвижное тело, хлестал по щекам, но оно не подавало никаких признаков жизни. Гор‑над‑четец не дышал. Токе присмотрелся к брошенному на пол предмету и с ужасом и отвращением узнал в нем губку, используемую посетителями уборной для самых грязных надобностей. Как она могла оказаться в горле Тача? В запертом помещении, где, кроме него, больше никого не было? У Токе похолодело в груди. Неужели тихий, нелюдимый новобранец сделал это… сам? Но почему? Неужели его желание уйти из жизни было так велико, что заставило преодолеть и страх, и естественное отвращение?

Пока эти мысли роились у Токе в голове, Кай не сидел сложа руки. Склонившись низко над лицом Тача, он накрыл его рот своим и пытался вдохнуть в него жизнь. Горец наблюдал за происходящим, широко раскрыв глаза. Раскинувшийся на спине Тач выглядел таким же бездыханным и синим, как прежде. Токе хотел сделать что‑то, чем‑то помочь… Вот только чем? Вдруг он вскочил на ноги:

– Я позову лекаря!

Как же он мог забыть об этом! Ведь костоправ помог ему и Аркону с их ранами. Может, он и Тача сможет вернуть к жизни? Но тут Кай резко ударил лежащего под дых прямыми напряженными пальцами. Тело гор‑над‑четца дернулось. Он судорожно, со стоном втянул воздух и натужно закашлялся. На лицо медленно возвращались краски. Это было настоящее чудо! Слепой между тем помог Тачу приподняться, а Токе, чуть опомнившись, поддержал вернувшегося с того света за плечи.

Элиас немного отдышался, в глазах у него прояснилось. Неожиданно он задергался в руках своих спасителей, пытаясь вырваться и отползти в сторону:

– Зачем? Зачем вы это сделали? – хрипел он. – Оставьте меня!

– Не оставим! – решительно возразил Кай. – Это лучше ты нам скажи, зачем ты этакое безобразие учинил?

– Вам‑то какая разница? – Элиас, вырвавшись из рук Слепого, отполз к стене и прижался к ней спиной, подтянув колени к подбородку. – Это мое личное дело.

– Положим, мне не нравится, когда я иду по нужде, находить у толчка посиневшие трупы, – заявил Кай. – На этот раз мы с Горцем тебя откачали. Но, выйди мы сейчас за дверь, я не уверен, что ты не примешься за старое. – Кай в упор посмотрел на Элиаса, но тот отвернулся и уставился, не отвечая, куда‑то в темный угол. Только желваки играли на скулах.

Слепой вздохнул и поглядел на Токе, будто взывая о помощи. Но тому не приходило в голову, что он мог бы сказать или сделать. Тогда Кай подвинулся поближе к Тачу и тихо начал:

– Ты думаешь, мы случайно здесь оказались, Элиас? – При упоминании его настоящего имени гор‑над‑четец вздрогнул, быстро взглянул на говорившего, но тут же опять опустил глаза. – Я целый день за тобой наблюдал. Сразу понял – с тобой что‑то не так. А потом, когда Яра тебя вызвал, заметил эти синяки – у тебя одежда задралась. Вчера их не было. Я шел за тобой из столовой – ты видел?

Элиас мотнул головой и вдруг закричал на Кая с мукой в охрипшем голосе:

– Зачем?! Какое тебе дело до меня, Слепой?! Ты же меня в первый раз вчера увидел! Шел бы своей дорогой и дал бы мне идти своей!

– Ага, до ближайшего сортира! Головой в толчок еще не пробовал кидаться?

– Да пошел ты!.. – Элиас оттолкнулся от стены, пробуя встать. Но ноги не держали его, и он рухнул на пол. Токе опустился на колени рядом с новобранцем и попробовал дотронуться до его плеча:

– Послушай, Элиас! Это правда, что мы вчера впервые увидели друг друга. Но мы все принесли клятву, которую скрепили каленым железом. Мы все стали членами одной семьи – семьи гладиаторов. Посмотри: на моей руке такой же знак, как и на твоей. И он так же болит. Мы теперь братья! Ни мне, ни Слепому не все равно, что случится с нашим братом, что случится с тобой, Элиас. Может быть, завтра нам суждено умереть на арене, но зачем погибать теперь так глупо, ни за что ни про что?

Токе был сам удивлен своей речью: он вдруг понял, что никогда не говорил так длинно и складно, и что он действительно верил в то, о чем говорил. Происшедшее изменило его мнение о Таче. Раньше Токе считал его несколько трусоватым, безвольным парнем. Однако то, что почти удалось сделать Элиасу, требовало и находчивости, и мужества. Эти качества в людях всегда вызывали у Токе симпатию. Он искренне желал помочь гор‑над‑четцу, но его шедевр ораторского искусства, казалось, не произвел на того никакого впечатления.

– Лучше уходите! Оставьте меня! Я конченый человек, – повторял Элиас, пряча подозрительно блестящие глаза.

Слушавший тираду Токе с поднятой бровью Кай снова склонился к Тачу:

– Что случилось, Элиас? Кто тебя избил? Что происходит между тобой и Буюком? Вы ведь вроде земляки, а шпыняет он тебя хуже, чем гайены своих рабов.

– Это мое дело! Отвали! – зло выкрикнул гор‑над‑четец, и Токе на мгновение показалось, что он ударит Кая. Но Тачева спасителя это ничуть не смутило:

– Ага! Значит, я прав: в Буюке все дело! Ладно, не хочешь сам говорить, я пойду с ним потолкую. Почему‑то мне кажется, он будет более разговорчивым…

Кай сделал движение подняться, но Элиас ухватил его за тунику:

– Нет! Погоди, не надо! – В его глазах стояли слезы. – Не надо. Я… – Голос его сорвался на шепот и пресекся.

Слепой опустился на пол рядом с Тачем, скрестив ноги:

– Элиас, – голос его стал неожиданно мягким, в нем не осталось и следа былой иронии. – Тебе нужна помощь. Мы здесь, – Кай кивнул на Токе, – чтобы помочь. То, что ты скажешь, останется между нами, верно, Горец?

Токе активно закивал.

– Мне никто не сможет помочь, – в тихом голосе Элиаса звучало отчаяние. Он поднял глаза, но в них не было надежды. Гор‑над‑четец немного помолчал, изучая Кая, и наконец сказал: – Если… если я расскажу, вы оставите меня в покое? И обещаете держать язык за зубами? Никто не должен узнать о том, что здесь произошло…

– Если мы вместе придем к выводу, что ситуация безвыходная, обещаю – мы оставим тебя в покое. В любом случае – никто ничего от нас не узнает.

Элиас поразмыслил немного над словами Кая и кивнул:

– Хорошо.

Он плотнее обхватил руками костлявые колени, откинул голову, так что бритый затылок коснулся стены, и заговорил, прикрыв глаза:

– Я и Мэс – это Буюка так на самом деле зовут – из Гор‑над‑Чета. Вместе служили в армии диктатора Сайхедеха. Служба была спокойная, не пыльная. Сайхедех правил Гор‑над‑Чета последние двадцать три года – ровно столько, сколько мне лет. Жили мы при нем мирно, не бедствовали. Пока в прошлом году, как раз на равноденствие, его не убили. Да вы, наверное, слышали об этом.

Токе открыл было рот, чтобы признаться в своем полном невежестве относительно ситуации в Гор‑над‑Чета, но Кай состроил ему страшные глаза, и парень решил придержать вопросы до более подходящего времени. Ничего не заметив, Элиас между тем продолжал:

– Официальным преемником Сайхедеха был генерал Низрат. Ему присягнули войска, точнее, та их часть, которая осталась верна Сайхедеху и после его смерти. Наша с Мэсом сотня была в их числе. Остальные… Да вы сами знаете. Началась борьба за власть между сторонниками Низрата, тяготевшими к Феерианде, и синей партией, призывавшей к созданию альянса с Церруканом и охоте на ведьм. Ну и колдунов, конечно. Многие солдаты дезертировали, некоторые поменяли сторону. Я свою, в общем‑то, не выбирал. Просто для меня слова «верность присяге» еще что‑то значили. Про Мэса не скажу, мы тогда друг друга едва знали. Возможно, он просто держался тех, кто платил регулярнее. Короче, покидало нас везде, сотня наша здорово поредела. И тут мы угодили в засаду синих.

Меня подстрелили, так что, как в плен брали, не помню. Очнулся уже в лагере синих, в лесу. Нас с Буюком посадили в яму, где до нас сидело уже двое. Заковали, заставляли работать, морили голодом. Но не это было худшее, – Элиас замолчал, глядя мимо Кая невидящими глазами. По лицу его прошла дрожь, и он на мгновение закрыл веки. Когда гор‑над‑четец открыл их, то Токе не выдержал, отвел взгляд: столько в этих глазах было муки. Голос Элиаса, напротив, оставался невыразительным и сухим, когда он продолжил свое повествование: – Сначала нас стали стравливать, как диких зверей. Мы должны были драться друг с другом голыми руками, без оружия, без правил. Проигравший оставался без пайки, победитель получал его долю. Мэс начал быстро поправляться: из нас четырех он был самый большой и сильный. Потом соседей наших кому‑то продали. Остались Мэс и я. Стравливать нас стало неинтересно: и так ясно, кто победит. Если б еще не раненое бедро, может, у меня был бы шанс, а так… И синие придумали другое развлечение, – Элиас снова замолчал, будто ему было трудно найти слова. Костяшки его пальцев, вцепившихся в колени, побелели. – В Церрукане… мужеложество дело обычное. Среди знати это даже модно. В Гор‑над‑Чета оно позорно и запрещено законом. Синим показалось забавным заставить двух молодых солдат Низрата… – Элиас сглотнул и поднял взгляд от своих колен на Кая, который, не дрогнув, выдержал его тяжесть. У Токе в горле что‑то стояло, что‑то горько‑соленое, и кулаки судорожно сжались… – Меня они не могли принудить ни побоями, ни угрозами. Тогда меня просто связали. А Мэс… За время плена он опустился, почти потерял человеческий облик: за дополнительную пайку или глоток архи он сделал бы все что угодно.

После первого раза он… вошел во вкус. Его даже не надо было особенно заставлять. А я… Я мечтал о смерти, но синие не собирались меня убивать и позаботились о том, чтобы я сам ничего над собой не мог сделать: безоружный, в оковах… Хотел убить эту жирную сволочь Мэса, задушить во сне цепью от кандалов, но он проснулся, а у меня сил уже совсем мало оставалось… Думал, синие прикончат меня за эту попытку, но они будто знали… Только поиздевались, а потом продали нас обоих церруканским работорговцам.

Для меня рабство в караване стало облегчением: хоть переход через пустыню и был тяжелым, обращались с нами неплохо – берегли товар, а главное – с Мэсом нас разделили. Пока с караваном шли, у меня даже надежда появилась, что нас разные хозяева купят, и я этого скота никогда больше не увижу. Глупо, конечно. Скавр, услышав, что мы военнопленные, армейские, купил нас обоих для боев. Хотя меня ему, скорее, в нагрузку всучили… Поселили нас с Мэсом в одной комнате. Когда всех вчера на сон развели, я про себя решил, что умру, но не позволю этому гаду и пальцем к себе притронуться, – Элиас криво усмехнулся. – Ничего у меня не вышло. Мы сцепились там, в тесной каморке, в темноте, за запертой дверью… У меня пара ребер треснула, но тогда я даже не почувствовал. А потом он стал бить меня головой о край койки… В итоге Мэс опять оказался сильнее.

Мне оставалось только выполнить вторую часть своего обещания. Я думал над этим весь остаток ночи – не так‑то легко умереть в казармах, где за тобой постоянный надзор. Но, наконец, я нашел возможность…

– Только мы тебе помешали, – закончил за Элиаса Кай.

Тот кивнул, бледный, опустошенный своим признанием. Токе был потрясен:

– Почему же ты не рассказал обо всем Скавру?

– Рассказать?! И признаться в своем позоре?! – возмутился гор‑над‑четец.

– Почему тогда не попросил расселить вас по разным комнатам?

– А как бы я это объяснил? К тому же Мэс меня все равно бы не оставил в покое: случилось бы это не раньше, так позже… – Элиас вздрогнул и закрыл руками лицо. – Теперь уходите! Оставьте меня одного!

Его последние слова поглотил донесшийся со двора удар гонга: обеденный перерыв закончился. Подумать только, прошло всего около четверти часа, а Токе казалось, будто перед его глазами промелькнула целая жизнь!

Кай поднялся с пола:

– Токе, оставайся с Элиасом, пока он не сможет сам идти. Глаз с него не спускай!

– А ты куда? – удивился Горец.

– Гонг слышал? Пойду, скажу Скавру, что у вас от бобов животы прихватило, сберегу вам шкуры.

– Погоди! – Токе заступил Каю дорогу и понизил голос, чтобы Тач не расслышал его слова. – Надо же что‑то делать! Как‑то ему помочь!

– Есть предложения? – поинтересовался Кай.

Парень открыл рот, чтобы что‑то сказать, но только беспомощно развел руками.

– Тогда я пошел. Встретимся на плацу.

Токе не успел ничего возразить, как перед его носом уже захлопнулась дверь.

 

ГЛАВА 7,