Классификация законов: критерии, виды

 

1. Проблемы классификации законов, равно как и любых иных нормативных правовых актов, имеют большое теоретическое и практическое значение. Это обусловлено тем, что в процессе классификации законов устанавливаются и фиксируются закономерные связи между различными группами (видами) законов в рамках одного и того же их рода (законов), создаются более благоприятные условия для их дальнейшего познания и совершенствования, формируются все необходимые предпосылки для более четкого определения места и роли каждого вида законов как источников права в системно-иерархической структуре других источников права*(1026).

При этом не следует упускать из виду тот факт, что законы, будучи главным звеном, основой системно-иерархической структуры источников прав, сами находятся в системно-иерархических отношениях друг с другом, формируют собственную системно-иерархическую структуру.

Вне системности, органической взаимосвязи и взаимозависимости законов, с одной стороны, и их иерархичности и взаимообусловленности - с другой, невозможно, а точнее, бессмысленно было бы говорить не только об их эффективности, но даже об их сколько-нибудь социальной значимости*(1027). Ибо таковых в принципе могло и не быть.

В правовой системе современной России чисто системные отношения существуют только между однопорядковыми законами - актами одного уровня (конституционными, обычными и др.), а системно-иерархические связи устанавливаются между законами и законами субъектов Федерации, между конституционными и обычными законами*(1028).

Соотнося те или иные законы с "различными властями" и отделяя "квалифицированные" законы от "простых", Л.И. Петражицкий замечал по поводу их системно-структурного построения, что "иерархическая лестница разных категорий законов может быть более длинною, более многостепенною, чем соответственная иерархическая лестница властей. Она может еще удлиняться тем, что среди квалифицированных законов возможно, в свою очередь, существование двух категорий - просто квалифицированных и вдвойне квалифицированных законов, т.е. законов, образуемых еще более квалифицированным порядком, чем просто квалифицированным порядком, чем просто квалифицированные законы, и имеющих высшую силу, чем последние"*(1029).

Разумеется, что в каждой стране существующая "иерархическая лестница разных категории законов" может быть далеко не одинаковой и не такой, чем в других странах, ибо очень многое зависит от того, какой смысл вкладывается в понятие законов и какие критерии используются при их градации и классификации.

2. В тех правовых системах, где закон понимается четко и однозначно как правовой акт, исходящий от высшего органа законодательной власти - парламента и обладающий высшей юридической силой, классификация этих актов может быть одна. Она базируется в основном на таких критериях, как форма законов, их содержание и юридическая сила*(1030). Это - традиционные и наиболее распространенные критерии классификации законов*(1031).

В тех же правовых системах, где нет строгой определенности в отношении понятия закона, классификация актов, именуемых законами, может быть совершенно иной. А именно - искусственно усложненной, запутанной и отнюдь не способствующей повышению качества и эффективности законов.

К таковым, наряду с другими правовыми системами, к сожалению, нельзя не отнести в определенной мере и российскую правовую систему. Это связано, в частности, со свойственным для нее довольно расплывчатым и двусмысленным понятием закона "в узком" и "широком" смысле.

Еще в начале XX в. российские ученые-юристы, подражая некоторым своим зарубежным коллегам, развивали идеи о том, что не следует сводить законы только к актам высшего законодательного органа, а необходимо подходить к формированию представления о них более широко и дифференцированно. Отсюда следовало деление законов в зависимости от их содержания и логического объема на "законы в тесном смысле" и "законы в обширном смысле", или позднее - "законы в широком смысле".

Разъясняя, что "законом в тесном смысле" должна считаться всякая "правовая норма, установленная высшим авторитетом", "авторитетом верховным", Е.Н. Трубецкой утверждал, что "вообще законодательствовать в обширном смысле значит создавать путем прямого изъявления воли те или другие юридические нормы". И далее пояснял, что "под наше понятие закона в обширном смысле подойдут не только нормы, издаваемые официально признаваемыми учреждениями, обществами и союзами, но также и правила, издаваемые частными обществами, все равно легальными или нелегальными, и даже частными лицами"*(1032).

Подводя итог сказанному, Е.Н. Трубецкой заключал: "Каков бы ни был внешний правовой авторитет, норма, изданная его прямым предписанием, будет законом в обширном смысле. Такое понятие закона шире тех ходячих определений, которые обыкновенно даются в учебниках; но мы уже видели, что и само понятие права шире того, что официально признается за право"*(1033).

Аналогичные идеи о "законах в тесном смысле" и "законах в обширном смысле" примерно в этот же период вместе с Е.Н. Трубецким развивал и Л.И. Петражицкий. Рассматривая вопрос о критериях классификации и видах законов, он писал, что обычно "законы делят на законы в тесном смысле, акты законодательной власти, в конституционных государствах акты, изданные с согласия палат народного представительства, и распоряжения (Verordnung, decret), акты исполнительной власти, например министерские циркуляры"*(1034).

В свою очередь, "законы в тесном смысле", пояснял автор, подразделяются на основные, или конституционные, и обыкновенные. Причем в число основных, или конституционных, законов включаются не только те законы, с помощью которых обычно определяются "основные начала государственного устройства" и которые издаются "особым осложненным порядком" и по особым правилам отменяются и изменяются, способствуя тем самым "прочности и постоянству соответствующего права", но и "разные другие законы, пересмотр коих создатели конституции желают по тем или иным соображениям затруднить"*(1035).

Идеи, касающиеся "законов в тесном смысле" и "законов в обширном смысле" в несколько измененном названии на "законы в узком смысле" и "законы в широком смысле" и их содержании, последовательно развивались и использовались на протяжении всего периода существования Советской власти и в постсоветский период*(1036). Изменение содержания данных терминов и понятий проявилось в том, что под законами в узком и широком смысле стали понимать только акты, ограниченные законотворческой деятельностью государства и, соответственно, исходящие только от уполномоченных на их издание органов государства.

"Закон в широком смысле слова, - писал в связи с этим в конце 40-х годов XX в. известный советский ученый-теоретик государства и права А.И. Денисов, - это изданное государством в лице его высших органов государственной власти общее правило, рассчитанное на применение к конкретным случаям и обязательное для всех граждан, должностных лиц и учреждений"*(1037).

В юридической и политологической литературе, а также в обычном словоупотреблении, - констатировали авторы учебника "Теория государства и права" в середине 70-х годов прошлого века, - термин "закон" часто применяется для обозначения "всякого общеобязательного правила, установленного или санкционированного государством. В этом смысле понятие закона по существу отождествляется с понятием нормы права". Однако "в строго юридическом смысле, - дополняли авторы, - закон есть нормативный акт государства, обладающий специфическими, лишь ему присущими признаками"*(1038).

Рассматривая вопрос о последовательном использовании в отечественной юриспруденции термина и понятия "закон" в широком и узком смысле слова, следует заметить, что в этом использовании нет и не может быть ничего предосудительного. Ибо вполне понятно и естественно стремление авторов охватить понятием "закон" и унифицировать все те правовые (законодательные) акты, которые не только сами являются собственно законами, но и которые непосредственно связаны с ними как таковыми.

Однако в существовании и использовании такого рода нечеткой, весьма расплывчатой терминологии и ассоциированных с ней соответствующих понятий есть свой весьма негативный момент. Суть его заключается прежде всего в том, что при этом допускается неправомерное смешение законов с подзаконными актами или, по справедливому замечанию авторов, - "с понятием нормы права"*(1039). Следует подчеркнуть, что такого рода неправомерное смешение - это не только дань "тоталитарному" российскому прошлому, но это одновременно и явь его "демократического" настоящего.

Нельзя не согласиться с Ю.А. Тихомировым и Э.В. Талапиной в том, что понятие "закон" служит "нормоформирующим" для понятия "законодательство", что "долгие годы в нашей стране оно рассматривалось в широком смысле, охватывая закон и иные общенормативные правовые акты" и что "к сожалению, и сейчас в бюджетных, налоговых и других законах допускается смешение закона и подзаконных актов (в том числе субъектов Федерации и местного самоуправления)"*(1040).

Помимо сказанного негативные последствия использования таких весьма неопределенных и расплывчатых терминов и понятий, как "закон в узком смысле" и "закон в широком смысле слова" неизбежно проявляются в том, как было отмечено ранее, что искусственно усложняется процесс познания законов, затрудняется их градация и классификация, снижаются возможности их дальнейшего развития и совершенствования.

3. В процессе классификации законов, равно как и других нормативных правовых актов, следует иметь в виду, что она представляет собой явление весьма сложное, нередко довольно противоречивое и всегда - многоаспектное и многогранное.

Рассматривая ее, как и сами законы, выступающие, по словам М. Ориу, в виде "выразителей субстанции общих идей"*(1041), с различных сторон и под разными углами зрения нельзя не видеть, во-первых, что классификация вместе с ее многочисленными и многообразными критериями носит, с одной стороны, объективный, а с другой - субъективный характер.

Объективный характер процесса классификации законов и обусловливающих его содержание и направление критериев, или оснований, на базе которых он проводится, проявляется в том, что любая научно обоснованная классификация отражает не надуманные, а реально существующие признаки и черты классифицируемых законов, берет за основу объективно присущие им особенности.

Например, подразделение законов на федеральные, и законы субъектов Федерации основывается на базе таких объективных критериев, как предмет и объект их правового регулирования*(1042); юридическая сила, которой они обладают по отношению к другим нормативным правовым актам и по отношению друг к другу; различный территориальный и социальный масштаб, на который они распространяют свои действия, и др.*(1043)

На основе объективных критериев проводится также классификация законов и во всех других случаях, в частности, при подразделении их на кодифицированные законы (кодексы) и не кодифицированные законодательные акты (простые законы), на "институционные законы", направленные на определение и закрепление правового статуса государственных и общественных органов и организаций, и "регламентационные законы", направленные на регулирование тех или иных общественных отношений или формируемых на их основе комплексов*(1044).

В качестве основных, объективно существующих критериев при этом выступают такие жизненно важные, возникающие в рамках общеродовых признаков и черт видовые особенности законов, как особенности их формы, содержания, сфер и "объема действия" и др.*(1045)

На основе этих и им подобных, объективно "заложенных" в самих законах критериев в отечественной юридической литературе традиционно проводилось их подразделение на такие, в частности, виды законов, как общие и специальные законы.

Выделяя последние среди других видов одноименных актов на основе таких критериев, как особенности их содержания и "различный объем их действия", Е.Н. Трубецкой писал, что "общие законы простираются на всех граждан данного государства без различия их состояния и обнимают все подлежащие им отношения". В то же время специальные законы "издаются для известного разряда лиц и специальных отношений, отличающихся особенными свойствами, которые не соответствуют общим нормам и требуют поэтому особых норм"*(1046).

Эти законы, констатировал автор, "вызываются разнообразием целей общественной жизни и издаются в тех случаях, когда общее правило не может быть приспособлено к индивидуальному случаю, а потому они сами по себе не преследуют исключительно интересы отдельных лиц и вовсе не являются результатом произвола"*(1047). Специальные законы, подытоживал автор, выделяясь среди других законов в силу присущих только им признаков и черт, "имеют в виду особенную природу известных отношений, которую они стремятся определить: таковы отношения мореходства, торговли, рабочего, военного класса и проч."*(1048)

Субъективная сторона процесса классификации законов и соответствующих критериев, на основе которых данная классификация проводится, проявляется в том, что при использовании объективных критериев исследователи в то же время, руководствуясь личными, групповыми или иными интересами, в ряде случаев исходят из своих собственных усмотрений и устремлений.

На эту особенность процесса градации и классификации законов, сочетающего в себе наряду с объективными факторами и элементами также субъективные моменты, отечественные ученые в лице Е.Н. Трубецкого обратили внимание еще около столетия назад при "разделении" законов "по степени важности и силы" на "основные, или конституционные, и простые, или обыкновенные"*(1049).

Рассматривая основные законы как "суть которые определяют государственное устройство, т.е. устройство верховной власти и устройство тех органов, которым поручаются различные функции верховной власти, законодательство, суд и администрация", а под обыкновенными законами "разумея все остальные законы, которые не относятся к разряду основных", Трубецкой добавлял с акцентом на субъективный фактор, что "к числу основных законов относятся и все те нормы, которым законодатель придает особенно важное значение и желает сообщить им характер твердости и постоянства"*(1050).

Используя в процессе подразделения законов на основные (конституционные) и простые (обыкновенные) вышеназванные объективные критерии, автор в то же время обращает внимание на то, что законодатель может отнести к основным законам по своему собственному усмотрению и все те "нормы", которые он сочтет "особенно важными" и пожелает сообщить им "характер твердости и постоянства".

Нет необходимости, ввиду очевидности, доказывать, что подобного рода субъективное усмотрение законодателя с неизбежностью влечет за собой в процессе классификации законов появление элементов неопределенности, двусмысленности и условности.

Не случайно еще в начале XX в. Г. Еллинек со свойственной ему скрупулезностью в исследовании государственно-правовой материи сетовал, что "точно разграничить конституционное законодательство от обыкновенного не могла даже теория естественного права, настойчиво добивавшаяся такого разграничения. Еще менее достижимо это на практике, и, чтобы убедиться в этом, достаточно бросить беглый взгляд на многочисленные конституционные хартии, выработанные в течение одного столетия"*(1051).

Аналогичная ситуация с разграничением конституционных и "обыкновенных" законов сохраняется и в настоящее время. Называя конституционные законы то "примыкающими" к конституции "основополагающими законами"*(1052), то, с принятием Конституции 1993 г. - "федеральными конституционными законами" и акцентируя основное внимание на открытии ("нахождении") и раскрытии свойственных конституционным законам признаков и черт*(1053), многие отечественные и зарубежные авторы - теоретики права и конституционалисты весьма последовательно избегают ответа на исходные вопросы, касающиеся юридической природы законов и причин отнесения одних к разряду конституционных, а других - к разряду обычных, текущих законов.

Уделяя значительное внимание характеристике конституционных законов как некой свыше и заранее предопределенной данности, выделяя и рассматривая основные черты и особенности конституционных законов, такие, в частности, как: особый порядок их принятия, изменения и отмены; издание их только по вопросам, предусмотренным Конституцией РФ; обладание конституционными законами юридической силой, превышающей юридическую силу обычных законов и др.*(1054), отечественные исследователи (впрочем, так же как и их зарубежные коллеги) оставляют без должного ответа такой принципиально важный вопрос, как вопрос об объективных, конкретных критериях (критерии) первоначального отнесения тех или иных нормативных правовых актов к разряду конституционных законов и последующего их разграничения с обычными, текущими законами.

Без убедительного ответа на данный вопрос трудно будет не согласиться с мнением Л.И. Петражицкого, констатировавшего исходя из опыта России и других стран, что в число конституционных законов могут произвольно включаться и "включаются не только законы, определяющие основные начала государственного устройства, а и разные другие законы" и что "различие между основными и обыкновенными законами имеет чисто формальный, касающийся порядка их изменения, характер"*(1055).

Само собой разумеется, что при такой постановке вопроса и при отсутствии четко выраженных объективных, основанных на реальных жизненных обстоятельствах критериях выделения конституционных законов и отграничения их от обычных, текущих законов, более уместным будет говорить в этом случае, как бы это ни было обидно, не о науке конституционного права или общей теории права, а о самом заурядном ремесле.

Во-вторых, рассматривая классификацию законов и сопутствующие ей как объективно-субъективному процессу критерии, следует обратить внимание на одну из ее особенностей, а именно - относительный характер процесса классификации законов, обусловленность его определенными академическими или практическими целями и задачами, стремлением к их более глубокому и разностороннему познанию и совершенствованию.

Это касается всех без исключения законодательных актов, ибо нет и не может быть в разумном мире некой абстрактной в социальном плане, "внецелевой" и не связанной с решением тех или иных задач градаций и классификации законов. Но в первую очередь это касается (исходя не столько из теоретических, сколько из сугубо практических соображений) подразделения законов на основные и неосновные, кодифицированные и некодифицированные, федеральные конституционные и федеральные обычные законы и др.

Относительный характер процесса классификации законов ассоциируется не только с его целями и задачами, но и с другими элементами данного процесса, в частности, как справедливо замечал Е.Н. Трубецкой, с "пространством действия законов".

Подразделяя все законы на основе данного критерия на общие, под которыми понимались те, что "действуют на всем пространстве государственной территории, за исключением местностей, где действует местное право", и на местные законы, охватывающие собой "только известную часть территории государства и вне своей области не имеют силы", автор обращал внимание на то, что различие между ними является относительным, "отличается условным характером".

Одни и те же законы, пояснял Трубецкой, "могут быть, с одной стороны, местными, с другой - общими". Баварское земское право, приводил пример ученый, "является местным по отношению к общему праву Германии и общим - по отношению, скажем, к городскому праву Мюнхена"*(1056).

В-третьих, при рассмотрении процесса классификации законов и определении критериев, на основе которых осуществляется данный процесс, нельзя не учитывать его преходящий, своего рода "исторический" характер, обусловленность процесса градации и классификации законов определенными временными рамками и пространством*(1057). При этом имеется в виду, что любой процесс градации в зависимости от юридической силы законов и их классификации совершается не вообще, а "привязывается" к вполне определенному периоду развития правовой системы с учетом конкретных экономико-политических, территориальных и иных факторов и обстоятельств. На каждом историческом этапе развития общества, государства и права классификация законов, отражая их "этапную" специфику, с неизбежностью приобретает и проявляет свои особенности.

Например, в досоветский период развития правовой системы России в процессе классификации выделялись такие законы, которые в более поздний - советский и постсоветский - период как самостоятельные виды нормативных правовых актов вообще не признавались и не рассматривались. Речь идет, в частности, о так называемых "частных видах законов". А именно - о "законах-привилегиях", под которыми понимались законы, "устанавливающие какие-либо преимущества в пользу какого-либо лица или разряда лиц"*(1058). Предоставляя лицу "известные положительные права (право на изобретение), - писал по поводу законов-привилегий Е.Н. Трубецкой, - или освобождая его от определенного общего предписания (налогов и других повинностей), привилегии в некоторых случаях оказываются необходимыми и составляют справедливое вознаграждение за общественные заслуги и общественные предприятия"*(1059).

Имеется в виду также признававшаяся в досоветский период такая разновидность специальных законов, как "индивидуальные законы", которые, по словам Г.Ф. Шершеневича, "давались для определенного объекта или ввиду определенного отношения". Если содержанием таких законов, отмечал автор, "создаются преимущества, то мы говорим о привилегиях"*(1060).

В постсоветский период важными проявлениями особенностей классификации законов могут служить законы краев, областей, городов федерального значения и других субъектов Российской Федерации, которые стали признаваться собственно законами и выделяться в отдельную, вполне самостоятельную группу*(1061) лишь после образования Российской Федерации как самостоятельного государства и предоставления права ее субъектам на издание такого рода нормативных правовых актов.

В качестве аналогичного примера, указывающего на особенность процесса классификации законов в постсоветский период, может служить также введение в правовую систему России Конституции РФ 1993 г. и выделение в особую группу такой категории законов, как федеральные конституционные законы.

Данные и подобные примеры со всей очевидностью свидетельствуют, что в отечественной, равно как и в любой иной правовой системе в силу самых разных причин нет и не может быть одних и тех же оснований (критериев) классификации.

4. Рассматривая сложившуюся на современном этапе развития российского государства и права модель классификации законов и других нормативных правовых актов, а также критерии, на основе которых проводится данная классификация, нельзя не заметить, что будучи несомненно полезной и значимой для отечественной правовой теории и юридической практики, она в контексте современной российской, весьма противоречивой и динамичной ("переходной") действительности представляется не в меру консервативной, если не сказать шаблонной с расчетом на устоявшиеся правовые системы и, как следствие, не в полной мере отражающей потребности государственно-правовой теории и практики.

В условиях становления и первоначального развития федеральной правовой системы "демократической" России и правовых систем субъектов Российской Федерации весьма важным представляется, в частности, классифицировать законы не только на основе традиционных критериев, касающихся формы, содержания и юридической силы рассматриваемых законов, но и на основе такого критерия, как эффективность и, соответственно, социальная значимость тех или иных законов.

На основе данного критерия с определенной долей условности действующие законы в зависимости от их социально-правовой отдачи можно было бы подразделить на законы эффективные, малоэффективные и неэффективные. Такое подразделение тем более представляется важным в плане улучшения качества и повышения эффективности принятых за последние годы в "пореформенной" России законов, что эти акты, как показывает анализ, далеко не все являются таковыми. А ведь для общества и государства, в конечном счете, не столь важно количество законов, нередко засоряющих (в переносном смысле) и ослабляющих (в прямом смысле) правовую систему, сколько их социальная эффективность, действенность и качество. Проблема качества и эффективности законов, как известно, является далеко не новой, а тем более не оригинальной для отечественной юридической науки проблемой*(1062), но она всегда была и остается весьма актуальной.

Отражающая различные академические взгляды и подходы к решению данной проблемы и воспринимаемая по аналогии с нормой права, в одних случаях, как отношение между фактически достигнутым результатом и конечной целью, ради которой был принят закон; в других - как соотношение между результатом его применения и затраченной при этом энергией, в третьих случаях - как степень обеспечения помощью норм, содержащихся в законе, нормального состояния общества*(1063), - эффективность закона и содержащихся в нем норм всегда находилась и должна постоянно находиться в поле зрения исследователей.

В настоящее время следует обратить особое внимание на такие факторы и обстоятельства, обусловливающие эффективность и качество законов, как уровень профессиональной подготовки законодателя; степень технико-юридического совершенства закона; уровень соответствия социально-классовой сущности и содержания закона интересам всего общества или по крайней мере его большинства; прочность моральной основы отдельных законов и всего законодательства в целом, степень соответствия действующего в стране позитивного права основным канонам и требованиям естественного права.

По поводу последнего, отмечая важность максимального соответствия позитивного права естественному, еще в начале XX в. И.А. Ильин писал, что "справедливость требует, чтобы право поддерживало равенство и равновесие между людьми, поскольку это необходимо для того, чтобы каждый мог вести достойное существование". Право не должно упускать из вида, что каждый человек, "кто бы он ни был, как бы ни был ограничен в своих силах и способностях, имеет безусловное духовное достоинство и что в этом своем человеческом достоинстве каждый человек равен другому"*(1064).

Данное положение как один из факторов обеспечения качества позитивного закона, приближенности к естественному праву и восприимчивости обществом, а следовательно - его эффективности, несомненно, имеет непреходящее значение. Не случайно, что к нему иногда обращаются современные авторы в попытках доказать, что в разоренной посредством "перестройки" и последующих за ней "приватизации" и "демократических реформ" России происходит "процесс углубления нравственно-этических начал отечественного права, сближения права и морали демократического общества, возможного преодоления возникающих между ними противоречий"*(1065). Разумеется, в данном, равно как и в подобных случаях, желаемое выдается за действительное. Однако сам факт стремления "приблизить" позитивное право к естественному праву и морали и рассматривать это "приближение" как один из признаков повышения качества и эффективности позитивного права, остается фактом.

Весьма важным при этом представляется обратить внимание и на другие факторы, обусловливающие повышение качества и эффективности российского права.

5. Наряду с классификацией законов на основе того или иного уровня их эффективности и социальной значимости весьма целесообразным представляется (особенно в переходный период развития российского государства и права - в период становления и развития, согласно официальной, конституционно закрепленной доктрине "демократического правового" государства и соответственно права) подразделение законов также на основе таких критериев, которые бы в максимальной степени отражали данный процесс.

Речь идет, в частности, о таких критериях, которые бы позволяли подразделять законы (помимо конституционных и обычных, федеральных законов и законов субъектов Федерации) на законы прямого действия; на законы, содержащие первичные правовые нормы, т.е. нормы, предназначенные регулировать те общественные отношения, которые "еще не были урегулированы правом" и которые "не создаются на основе юридических актов более высокой ступени и с более высокой юридической силой"*(1066) и не содержащих таковых; на законы, юридическое содержание которых составляют правовые нормы; и законы, основным содержанием которых являются правовые принципы; законы-директивы, так называемые рамочные законы, и др.*(1067)

Весьма важным в плане более глубокого понимания и дальнейшего совершенствования законов является подразделение их на законы правовые и неправовые.

В качестве "формального критерия" различения правовых и неправовых законов ученые, занимающиеся данной проблематикой, в одних случаях предлагают рассматривать соответствие их (правовой закон) или, наоборот, несоответствие (неправовой закон) "содержанию и смыслу принципа правового равенства и свободы"*(1068).

В других случаях - "надлежащее соотношение запретов и дозволений"*(1069). При этом предполагается, что правовые законы "регулируют отношения членов общества, определяя максимальную меру их свободы по принципу "незапрещенное разрешено", напротив, в обществе, в котором нет правовой свободы, где исходно все запрещено, максимальная мера свободы определяется дозволениями"*(1070). Особенностью правовых законов в отличие от неправовых при таком подходе к их классификации считается также то, что в отношениях власти и подчинения они устанавливают "властные полномочия по принципу "неразрешенное запрещено", а в отношении к гражданам не могут запрещать то, что относится к правам человека; и не могут дозволять государственным органам то, что ограничивает или же затрагивает основное содержание прав человека.

Наконец, в третьих случаях в качестве основного критерия отграничения правовых законов от неправовых предлагается рассматривать правовой идеал, который представляется в виде "порождения индивидуального, общественного, научного сознания о разумном устройстве общежития на принципах добра, справедливости, гуманизма и сохранения природной среды"*(1071). Разумеется, в качестве правовых законов при этом рассматриваются те, в которых "воплощается" правовой идеал, а в качестве неправовых - все остальные*(1072).

Существуют и другие подходы и критерии классификации законов на правовые и неправовые.

Однако, дело не в них, а в том, что наряду с последовательными сторонниками использования различных критериев отграничения правовых законов от неправовых и проведения самой подобной классификации законов*(1073) у нее есть соответственно и не менее последовательные противники*(1074). Аргументация последних, как известно, в конечном счете, сводится к тому, что, различая правовой и неправовой закон, решая "не одно тысячелетие исследуемую проблему соотношения права и закона"*(1075) в пользу их разделения и вынесения за пределы права неправового закона, сторонники классификации законов на правовые и неправовые тем самым "дезориентируют юридическую практику", вносят сумятицу в общую теорию права, заводят сами себя и других в процессе решения проблем, касающихся правопонимания, в тупик*(1076).

Помимо данных аргументов высказываются и иные соображения, призванные доказать несостоятельность идеи разделения законов на правовые и неправовые. С ними, несомненно, нельзя не считаться, равно как и с весьма серьезными аргументами другой стороны, вполне разумно полагающей, что нелогично рассматривать все существующие в стране законы, включая, в частности, те, под прикрытием которых в России проводилось в процессе приватизации официальное ограбление многомиллионного населения и фактически благословлялся неприкрытый произвол, в качестве правовых и относить их к праву.

В этом, несомненно, есть свой резон. Однако в настоящее время речь идет не об оценке аргументов, приводимых каждой стороной, и даже не о решении вопроса о состоятельности того или иного воззрения в целом (или, наоборот, о его несостоятельности), а о простом факте - об изначальном, возможно, весьма условном отделении одних законов, которые по ряду устоявшихся признаков именуются правовыми, от других, которые в научной литературе не относятся к разряду таковых, с целью их более обстоятельного изучения и решения спорных вопросов, касающихся как тех, так и других.