О вдове Касьян, прекрасной Бали, о заколдованном уже и о курице, что несла золотые яйца (Сказка острова Явы)

 

Много веков назад в государстве Менданг‑Камолан господствовал могучий князь Панг. Как‑то в его семье произошло большое несчастье: единственный сын его пропал без вести. Князь искал его по всей стране. Однажды он дошел до одной деревушки на опушке джунглей. Это была богатая деревня, вокруг расстилались зеленые поля риса, сладких бататов, маниоки. На дороге повстречались ему две женщины. Старшая тащила на спине в мешке немного риса, а младшая несла на голове кувшин.

Князь остановился и спрашивает их:

– Что это за деревня?

– Гемполь‑Паюнг, – ответила старшая, вытирая пот с лица.

– А вы – кто такие? – далее спрашивает князь.

– Меня называют вдовой Касьян, господин, а это – моя дочь Бали.

– Красивая у тебя дочь, матушка Касьян. А что несет она в своем кувшине?

– Воду из родника, господин!

– Дай мне напиться твоей воды – попросил князь.

Красавица Бали наклонила кувшин и налила ему в кружку родниковой воды. Князь напился, поблагодарил и говорит:

– Хорошая у тебя вода, матушка Касьян. В награду за то, что ты напоила жаждущего, дам я тебе подарок. Как придешь домой, поищи его.

И с этими словами князь двинулся в путь.

Возвращается вдова Касьян с дочерью к себе домой, и начинают они искать обещанный подарок. Ходят, ищут, всю свою хижину перерыли, но ничего нет. И вдруг услышали они где‑то кудахтанье: Ко‑ко‑ко!

Бегут мать с дочерью в сарай, смотрят – ходит по сараю белая курочка, рисовые зернышки из кучи выгребает. Обрадовалась вдова. Была она очень бедная. Накормила курочку, напоила, на насест ее посадила.

– Ох, будут у нас яички! Будут беленькие! – радуется она.

На следующий день идет она в сарай, а курочка уже крыльями машет, кудахчет и весело глазами помаргивает. Вдова Касьян в мешок заглянула, хочет посмотреть – нет ли там чего, может быть рису хоть немного на обед осталось. Смотрит – мешок полон рису, даже через край пересыпается, а сверху золотое яичко лежит. Вдова Касьян позвала свою дочь, вместе с нею мешок риса и яичко золотое начала разглядывать, в ладоши они от радости хлопают и смеются.

Этот смех, крики радости и возгласы услышали соседки. Пришли они ко двору вдовы Касьян.

– Матушка, что случилось? – спрашивают они.

– Да ничего особенного, – отвечает им вдова, а сама подает знак дочери, чтобы та не проговорилась. – Вот Бали курочку на базаре купила, и мы ей рису насыпали.

Полюбовались соседки курочкой, похвалили ее и разошлись по своим домам, а вдова Касьян золотое яичко припрятала и дочери рису набрать велела: близится полдень, уже обед готовить пора.

Бали пошла в сарай, черпает рис из мешка, и вдруг послышалось ей какое‑то шипение. Глядит – а из мешка уж выползает. Весь – черный, а на голове светлая корона. Удивленная Бали стоит, смотрит на него, а у самой от страха ноги отнялись.

– О подружка, о красавица Бали, – шепчет ей уж человеческим голосом. – Не пугайся меня. Помоги мне. Никому не говори, что видела меня. Я – пропавший без вести сын князя Панг, владыки государства Менданг‑Камолан. Злые враги украли меня из дворца и превратили в ужа, так как я был единственным наследником отцовского престола.

Стоит Бали, молча слушает, жаль ей бедного княжеского сына. Побежала она в хижину молока ему в мисочку налить. Выпил он молоко, а потом и говорит:

– О подружка, о красавица Бали! Приди ко мне завтра на рассвете. Помни только – никому ни слова!

На рассвете Бали идет в сарай, снова мисочку молока несет. Выпил уж молоко и говорит:

– О подружка! О красавица Бали! Пойди во дворец князя Панг, моего отца, в государстве Менданг‑Камолан. Скажи ему, что его родной сын, обращенный в ужа, укрывается в сарае твоей матери, вдовы Касьян.

– А кто же тебе молоко без меня приносить будет, когда я ко двору твоего отца отправлюсь? – спрашивает его Бали. – Матушка придет золотые яички поискать, увидит тебя, соседей созовет, они и убьют тебя, мой князь!

Эти слова услышала вдова Касьян, войдя в сарай. На пороге остановилась и слушает, с кем это дочь беседует.

Но как только она разглядела ужа, закричала и за палку было взялась, чтобы убить его поскорее. Бали отняла у нее палку и говорит:

– Матушка, матушка! Не убивай ты этого ужа! Это сын князя Панг, владыки государства Менданг‑Камолан.

А уж голову кверху поднял, его корона в темноте засверкала, заблистала алмазами.

– Матушка Касьян, – говорит он, – если ты убьешь меня, то и курочки твоей у тебя не будет, которая тебе золотые яички несет. И рис из твоего мешка сам сыпаться не будет, – все исчезнет, пропадет.

Не убила вдова ужа, а поклонилась она ему, как князю, и дочку свою, Бали, ко дворцу владыки собрала.

Пошла Бали к князю Панг. Князь на троне сидит, вокруг него придворные, слуги. Бали упала к ногам князя и говорит:

– О великий! О лучезарный! О могучий! Я пришла к тебе от твоего сына.

Сорвался князь Панг со своего трона и воскликнул:

– Где мой сын, где мой сын? Говори!

– Сын твой, о великий, прячется в сарае моей матушки, вдовы Касьян.

– Так ты – Бали, девушка из деревни Гемполь‑Паюнг? – спрашивает князь.

– Да, так зовут меня, господин, – ответила Бали.

– Я ведь знаю тебя, это ты дала мне напиться из кувшина родниковой воды, когда я умирал от жажды. Теперь я верю, что ты говоришь правду. Но почему мой сын должен скрываться и от кого? Разве в моем государстве кто‑нибудь осмелится преследовать наследника престола, потомка многих владык? – грозно потряс князь мечом.

– Я не знаю, о великий, кто враг наследника престола, – говорит Бали, – но сын твой велел мне передать такие слова: «Отец, примешь ли ты меня в своем доме?»

– Что значат эти слова? Почему мой сын спрашивает об этом? – удивляется князь Панг.

– Твой сын, о великий, теперь не выглядит как человек, – говорит ему Бали.

– Мой сын не выглядит как человек? А как в таком случае он выглядит? Может, он принял божеское обличье?

– У твоего сына облик ужа.

Услышав это, князь Панг долго сидел в молчании на своем троне. Потом, наконец, изрек:

– Вот что: скажи этому ужу, что в следующее полнолуние я буду рад видеть его в своем дворце.

Вернулась Бали домой, идет к ужу и слова князя ему повторяет.

– Ты хорошенько вспомни, о моя подружка, как сказал мой отец: «этому ужу» или «сыну».

– Я хорошо помню. Он сказал: «Скажи этому ужу».

– Ах, так значит мой отец не признал меня своим сыном? – печально произнес уж. – Прощай же, красавица Бали, я должен оставить это убежище. Далек путь к отцовскому дворцу, а мне нельзя опоздать ни на один день. Полнолуние уже недалеко. Ты была добра ко мне, Бали. Будь здорова.

И уж пополз к воротам, – черный, блестящий. Его кольца мелькали все быстрее и быстрее, пока он совсем не скрылся с глаз Бали.

Долго полз уж по деревням и дорогам, прячась от людей в гуще лесов, реки и ручейки переплывал, а в многолюдных местностях он скрывался от людей под землей, но и там продвигался все вперед и вперед. Иногда, когда ему не хватало воздуха под землей, он с такой силой бил хвостом о камни, что они расступались, и он мог дышать. Из расщелин в скалах тогда выбивался дым, возносилось пламя и взлетали вверх большие камни и лава. Нередко путь ему преграждали горячие источники, ямы, наполненные расплавленной лавой. Весь обожженный, едва живой, он так вился, скручиваясь и раскручиваясь, так бился головой, что наконец пробивался на поверхность земли. В таких местах после него оставались горячие озера, наполненные теплым илом.

Стояла последняя ночь накануне полнолуния. Израненный, изголодавшийся уж из последних сил подполз к отцовскому дворцу.

А во дворце князь Панг в это время созвал своих советников и министров и приказал им:

– Пусть самый лучший мастер моего дворца скует панцирь из серебра длиной с самого длинного ужа. Пусть он украсит этот панцирь золотом и выгравирует на нем голову коршуна – знак моей княжеской власти.

Целую ночь и целый день работал самый лучший мастер всего княжества, чтобы выковать панцирь, который заказал ему князь Панг. Уже первые звезды заблистали на небе, когда панцирь был готов.

Уселся князь Панг на своем троне из черного драгоценного камня и ждет, а с ним – весь двор ожидает, полная луна выплыла на небо, освещая все кругом.

Ровно в полночь в тронном зале послышался едва уловимый шелест. Огромный черный уж полз по мраморным плитам пола. Приблизившись к трону, он остановился, поднял кверху голову со сверкающей алмазной короной и, покачивая ею, произнес человеческим голосом:

– Здравствуй, отец!

Князь Панг ответил:

– Будь благословен ты, уж, у моего порога.

– Так значит ты не считаешь меня своим сыном, отец? А ведь это я, законный наследник твоего престола, лишь превращенный в ужа!

– Я не знаю, может быть, ты и мой сын, о уж! – ответил князь Панг. – Поэтому я не приказал тебя убить, как опасную змею, а принимаю тебя в тронном зале с большим почетом, достойным твоего рода. Я даже приказал накрыть для тебя княжеский стол.

Тут он кивнул слуге, а тот схватил ужа и заковал его в серебряный панцирь. Напрасно вырывался и метался уж, не удалось ему вырваться из этих оков.

Тогда князь Панг сказал:

– Я должен был это сделать. Ведь иначе ты перевернул бы все государство. Ведь там, где ты прошел, зияют пропасти, клубятся туманы и горячие источники бьют из земли. Может быть, ты и действительно мой сын, обращенный в ужа, а может быть – нет. Могучий волшебник, мой смертельный враг, мог без труда превратиться в моего сына, чтобы овладеть царством Менданг‑Камолан. Я поселю тебя на безлюдном маленьком островке, на восток от моей страны. Отныне ты будешь там жить. И тебе запрещено будет его покидать под угрозой смерти.

– Отец мой, – сказал уж, – если бы ты поверил мне и признал своим сыном, с меня упала бы сразу змеиная кожа, и я снова стал бы человеком. А сейчас мне, закованному в твердый панцирь, придется до конца жизни оставаться в изгнании. Отец, пожалей меня! Неужели ты не дашь мне никакой надежды?

– Только в том случае, – ответил отец, – поверю я тебе и признаю своим сыном, если найдется человек, который будет готов отказаться из‑за тебя от своего самого большого сокровища.

С этого времени уж поселился на безлюдном острове в каменном гроте. Известие о решении князя разошлось по всей стране Менданг‑Камолан. Узнала об этом и вдова Касьян со своей дочерью, красавицей Бали. Жаль стало им ужа, налили они молока в миску, сели в лодку и направились к безлюдному острову. Доехали, смотрят – а у грота лежит уж, весь закованный в серебряный панцирь, так что с трудом может голову повернуть.

– Здравствуй, – говорит ужу вдова Касьян. – Мы принесли тебе немного молока.

– Благодарю тебя, добрая матушка Касьян, за то, что ты обо мне не забыла, – ответил ей уж.

– Да что ты! Только о тебе мы с Бали и говорим. Если бы, мол, мне такое пережить пришлось, то я даже в змеиной коже своего родного сына узнала бы.

– Так значит ты веришь мне, матушка Касьян, что я сын князя?

– Да как же мне не верить тебе? Ведь если бы ты был злым колдуном, ты бы не стал переносить такие муки, а давно бы с помощью своей колдовской силы освободился из этого панциря и убежал.

Помолчал с минутку уж, а потом и говорит:

– Знаешь ли ты, Бали, что сказал мне отец, князь Панг, на прощание? Сказал, что поверит мне и признает меня своим сыном лишь тогда, когда найдется кто‑либо, кто добровольно откажется для меня от своего самого большого сокровища.

Бали радостно захлопала в ладоши и давай обнимать и целовать свою матушку.

– Матушка, моя дорогая, моя единственная! Пойди к старому князю, отнеси ему золотую курочку и скажи:

«О великий князь! Ты мне дал когда‑то курочку, что несет золотые яички. Это мое самое большое сокровище, ничего более ценного у меня нет. С тех пор, как появилась она у меня, эта белоперушка, мы с дочерью нужды не знаем. Но возьми ее обратно, чтобы ужа, своего сына, освободить от злого проклятия. Я отдаю ее тебе по доброй воле, никто меня к тому не принуждает».

Доброе сердце было у вдовы Касьян. Недолго думая, она возвратилась к себе домой, взяла курочку и отправилась с ней ко двору князя. Там она от слова до слова повторила все, что ей велела Бали. Слушает ее князь, слушает, на золотоносную курочку поглядывает, удивляется про себя и, наконец, говорит:

– Если ты, матушка Касьян, добровольно от такого сокровища отказываешься, стало быть, веришь, что уж – это мой сын. Так что же мне, отцу, против этого возражать? С этой минуты и я признаю в уже моего сына – законного наследника престола в государстве Менданг‑Камолан.

Как только он произнес эти слова, рядом с его троном во весь рост встал сын, молодой князь, и низко ему в ноги поклонился.

Велика была радость во всей стране. А молодой князь себе в жены взял красавицу Бали, дочь вдовы Касьян, и они поселились на острове, во дворце, который он приказал выстроить на месте Грота Ужа. С этих пор на этот остров, некогда безлюдный и пустынный, съехалось множество народу – придворных, купцов, ремесленников, а в честь дочери вдовы Касьян он был назван Островом Бали.

 

О болтливой черепахе (Индийская сказка)

 

Царь Брахмадатта был болтлив. Когда он начинал говорить, никому из его приближенных, советников и придворных не удавалось ввернуть ни словечка. Между его многочисленными министрами и советниками был один мудрец по имени Бодхисатта.

В то же самое время, когда Брахмадатта царствовал в Бенаресе, в пруду, недалеко от Гималаев, жила одна черепаха. Две молодые гусыни, странствовавшие в поисках пищи, встретили ее однажды и очень крепко с ней подружились. Как‑то они сказали ей:

– Дорогая черепаха, нам скоро придется лететь к себе на родину. Она лежит далеко в горах. Это самая красивая в мире страна и самая богатая пищей. Нам бы хотелось взять тебя с собой.

– Я с удовольствием отправилась бы с вами, – ответила черепаха, – но как мне туда добраться? Как вам известно, я существо довольно медлительное, ползающее по земле и плавающее по воде.

– Это зависит только от тебя, – воскликнули гусыни. – Если ты поклянешься, что ни одного слова не проронишь за время нашего путешествия, все пойдет, как надо.

– Я клянусь вам, что ни слова не произнесу за все это время, – заверила их черепаха.

– Ну, вот и хорошо, – обрадовались гуси. – Ты видишь этот бамбуковый шест? Мы возьмем его в клювы с двух концов, а ты ухватись зубами за самую его середину и крепко держись за него.

– Только‑то всего? – обрадовалась черепаха. Она схватилась зубами за шест, и гуси вместе с ней поднялись на воздух.

Летели они долго – над землей, над полями, лесами и селениями. Однажды пролетали они низко над деревней. Дети увидели, как летят два гуся с черепахой посредине, и принялись изо всех сил кричать, размахивая руками:

– Смотрите, смотрите, черепаха вместе с гусями летит! Черепаха на палке!

Вся деревня сбежалась на поле посмотреть на это удивительное зрелище. Гуси летели очень быстро. Деревня вскоре исчезла у них из глаз, и уже показались башни королевского города Бенареса. Но черепаха, которая думала так же медленно, как и ходила, теперь лишь, не в силах сдержать свое волнение, решила ответить детям: «Глупые вы, дети, не все ли вам равно, как я лечу!» Черепаха хотела еще добавить: «Это мои подружки несут меня в свою прекрасную страну». Но так и не успела произнести этих слов и со всего размаха упала вниз, тут же разбившись на плитах царского дворца в Бенаресе.

– Черепаха с неба упала! Черепаха с неба упала! – раздались возгласы со всех сторон. В это самое время проходил по своим владениям сам царь Брахмадатта вместе со своим министром, мудрым Бодхисаттой.

 

 

– Откуда здесь взялась черепаха? – спрашивает царь. – Как же она могла упасть с неба?

Мудрый Бодхисатта отвечает ему:

– Государь! У этой черепахи были две подружки, дикие гусыни. Возвращаясь весной к себе на родину, они решили взять ее с собой. Они взялись клювами за шест, а черепаха ухватилась зубами за его середину. Так они и полетели. Но на свое горе черепаха была страшной болтуньей. Видно она, не выдержав долгого молчания, что‑то кому‑то решила высказать. Выпустив из зубов шест, она сразу же упала на землю и разбилась насмерть. Вот тебе, царь, и вся история. Да, да, болтливость нередко приносит несчастье, – закончил мудрец.

Царь Брахмадатта, до этого известный своей говорливостью, с этих пор начал придерживать свой язык, что и ему, и всему его царству пошло на пользу.

 

Об Ахмеде, который язык зверей понимал (Суданская сказка)

 

Давным‑давно жил один шейх по имени Хассан.

Почувствовав приближение смерти, он призвал в свой шатер единственного своего сына, Ахмеда, и так ему сказал:

– Сын мой! Я уже стар и мне пора уйти на покой. Оставляю тебе все свое богатство, шелковые шатры и сундуки с драгоценностями и дорогими коврами, красивых коней, многочисленные стада ослов и верблюдов. Помни лишь об одном: по пятницам приготовляй в мою память сладкий пирожок‑фатир с медом и изюмом и бросай его в Нил. Не забывай также ежедневно рассыпать зерна пшеницы для птиц.

После смерти старого шейха Ахмед велел каждую пятницу приготовлять сладкий фатир из муки, масла, меда и изюма и бросал его в Нил. Так и жил он – тихо и спокойно, пока не пришли для него плохие времена. Начался падеж верблюдов, лошадей его украли воры, ослы взбесились и убежали в пустыню, ковры поистрепались, а в сундуках с драгоценностями уже показалось дно.

Приближалась как раз пятница, а у Ахмеда впервые за эти годы не нашлось из чего приготовить фатир. Сел он на берегу Нила и принялся громко жаловаться на звезды, неблагосклонные к нему, сделавшие его таким бедняком, что даже фатир для отца ему сделать не из чего, и не знает он сам, чем завтра утолит голод.

Когда стемнело, Ахмед поднялся и хотел было уж возвращаться домой. В это время он увидел какую‑то фигуру, медленно приближающуюся к нему. Это был Альдин, сын Альдиана, духа Нила, высокий, как горный кедр, с зелеными волосами, которые спадали с его головы волнами, подобными волнам Нила.

– Я слышал твои жалобы, Ахмед, сын Хассана. Чем я могу тебе помочь? – обратился он к Ахмеду.

– Каждую пятницу с тех пор, как умер мой отец Хассан, сын Абдула, великого шейха бедуинов, я бросал в Нил сладкий фатир. Сегодня я впервые не выполнил отцовского завещания, так как попал в большую беду, – ответил Ахмед.

– А известно ли тебе, что это я, – сказал на это Альдин, сын Альдиана, – съедал все твои фатиры, которые ты бросал в реку? На самом дне Нила, в зеленом дворце, живет мой отец, могучий Альдиан. Однажды я очень прогневал его тем, что, забавляясь, перевернул лодку с рыбаками. Он изгнал меня из своего замка и велел жить на маленьком каменистом острове. Вот тогда‑то твои сладкие лепешки и спасли меня от голодной смерти – ведь всем нам, представителям рода Альдианов, запрещено употреблять в пищу живущие в воде существа. Сейчас мой отец уже простил меня, но я не забыл о тебе и хочу тебя отблагодарить. Идем со мной, мы поплывем вглубь Нила к моему отцу.

– Но как же мне, человеку, опуститься на дно Нила? Ведь я сразу захлебнусь и утону.

В ответ на это Альдин засмеялся:

– Не бойся, со мной ты не пропадешь. В воде ты только поворачивай на безымянном пальце это кольцо и будешь в безопасности под волнами так же, как и на суше.

Так сказав, он снял со своей руки перстень и отдал его Ахмеду.

– Доверяю тебе мое счастье и жизнь мою я вверяю тебе, – произнес Ахмед, сын Хассана и, зажмурившись, нырнул вслед за Альдином в воды Нила. Вначале он даже не почувствовал ничего, кроме холода, но вдруг какая‑то могучая сила толкнула его вниз. Сердце его замерло от испуга, вода заполнила его уши и рот, но он тут же повернул на пальце кольцо и сразу услышал голос Альдина, сына Альдиана:

– Не бойся, Ахмед, мы уже на месте.

Ахмед открыл глаза и онемел от восторга. Они находились на изумрудно‑зеленой лужайке у ворот из зеленого нефрита. Вокруг росли удивительные кустарники и цветы невиданных на земле форм и оттенков. Рыбы всех озер и рек плавали среди них, весело плескаясь. Огромные раки с выпученными глазами ползали среди водорослей. Крокодилы лежали тут неподвижно на подводных скалах, словно сваленные на землю стволы деревьев. При виде Ахмеда они подняли свои головы и страшно защелкали зубами, но Альдин подал им знак, и они послушно улеглись снова.

Альдин открыл ворота дворца, и они с Ахмедом оказались в огромном зале, выдолбленном водами Нила в скале. На каменном троне сидел Альдиан, дух Нила. Это был старик с длинной, до самого пояса, зеленой бородой.

– Приветствую тебя, Ахмед, сын Хассана. Так это ты каждую пятницу бросал сладкий пирог в мои воды?

– Да, господин мой.

– Сын мой Альдин очень хвалил твои фатиры, – прогудел старый царь Нила, поглаживая бороду. – Говори, какие будут у тебя желания, и я их исполню.

Ахмед уже хотел было попросить у духа Нила золота, денег, драгоценных камней, как вдруг ему показалось, что он слышит голос своего отца Хассана:

– Сын мой, попроси наделить тебя даром понимать язык птиц и зверей.

Старый Альдиан кивнул сыну, и тот подал ему хрустальный бокал с вырезанными на нем чудесными цветами, листьями и райскими птицами. Старик наполнил бокал пурпурным соком и приказал Ахмеду:

– Выпей, мой сын, залпом этот бокал.

А когда Ахмед осушил бокал до самого дна, Альдиан сказал ему:

– С этих пор ты, один‑единственный на земле, будешь понимать язык зверей. Береги эту тайну, как зеницу ока, и не выдавай ее никому. Если кто‑нибудь узнает ее, ты безвозвратно утратишь этот дар. А сейчас, сын мой, – обратился владыка Нила к Альдину, – проводи этого юношу обратно на землю, к людям.

И мгновение спустя Ахмед очутился по‑прежнему на берегу Нила под высокой пальмой. Он готов уже был поверить, что все происшедшее с ним в подводном царстве привиделось ему во сне.

Вдруг у него над головой, среди ветвей пальмы, послышался птичий гомон. Это попугаи‑зеленоножки громко делились друг с другом последними новостями.

– Знаешь, – говорил один из них, – я люблю наблюдать за людьми, которые носят блестящие украшения. Однажды я сорвал у одного из них такое красивое украшение, думая, что это должно быть что‑то очень вкусное. Но оказалось – фу! – это был просто‑напросто камень на цепочке. Эти люди столь глупы, что вместо того, чтобы искать вкусных мушек, гоняются за твердыми камнями.

На это второй попугай, постарше, ответил:

– Правильно ты говоришь, люди очень неумны. Вот, например, недавно, каких‑нибудь лет сто тому назад, один человек закопал под этой пальмой тяжелый ящик, наполненный такими же блестящими камешками. А несколько дней спустя он заблудился в пустыне и умер там от голода и жажды.

Так, болтая непрерывно, попугаи перелетели на другую пальму.

Все это слышал Ахмед. Долго не задумываясь, он пошел домой за лопатой, а к ночи возвратился к этой пальме. Копал он, копал, пот обильно струился по его лицу, а клада и следа не было. Совсем отчаявшись, он решил уже бросить копать, как вдруг лопата заскрежетала, наткнувшись на железо. Значит, попугай правду сказал! Это был сундук с сокровищами. Ахмед еле‑еле мог сдвинуть его с места, так он был тяжел, полон золотых монет и драгоценных камней.

Ахмед сделался богатым, как царь. Он закупил много товаров и часто отправлялся в далекие путешествия через пустыню с караваном навьюченных верблюдов.

Однажды в пути его застал сильный песчаный самум. Сразу стало темно, как ночью, ветер выл и бросал тучи песка в глаза верблюдам.

Когда буря утихла, все снова двинулись в путь. Но ураган засыпал следы дороги, и караван заблудился в пустыне.

Вскоре кончились запасы воды, и спутники потеряли последнюю надежду остаться в живых.

А ночью Ахмед услышал, как переговаривались между собой верблюды:

– Вот уж блуждают, блуждают эти люди по пустыне и нас все только отводят от пресной воды. Если так и дальше пойдет, мы скоро упадем от истощения. Ах, а ведь так недалеко отсюда оазис со свежей зеленой травой!

Второй верблюд в ответ ему простонал:

– С людьми‑то всегда так: мчатся неизвестно куда и неизвестно зачем. Один раз я чуть‑чуть не умер от голода в Великой Пустыне, так долго мой господин блуждал то туда, то сюда. В конце концов я перестал его слушаться и вышел на правильную дорогу, и этим спас и его, и себя.

Как только забрезжил рассвет, Ахмед похлопал по спине своего верблюда и сказал:

– Ступай, старый, куда хочешь, только выведи нас к оазису.

Верблюд медленно поднялся с колен, широко раздувая ноздри, а минуту спустя двинулся на север, а за ним – весь караван.

Вскоре Ахмед и его товарищи добрались до зеленого оазиса, где отдохнули и набрались новых сил.

Лежит Ахмед над родничком в холодке, грызет сладкий финик и раздумывает над своей дальнейшей дорогой. В этот момент послышался ему клеток аиста. Минуту спустя он увидел целую толпу аистов, бредущих по лужайке.

– Сегодня я ловил лягушек в пруду, что в саду султана, – клекотал один из них, обращаясь к своей супруге, с достоинством бредущей рядом с ним, – и услышал, как павлины раскричались о том, что принцесса очень больна. Султан приказал огласить по всей стране, до самых истоков Нила, что тому, кто спасет его дочь от смерти, он отдаст ее руку.

– О, что же это за новость, – отвечала ему аистиха. – Да я об этом уже давно слышала от фламинго, два полнолуния тому назад. И еще, помню, фламинго говорили, что принцессу ничем нельзя спасти, разве что соком этой желтой травы, что растет тут, у этого родника. Но что тут поделаешь? Ведь никто из людей не понимает нашего языка, никто не даст больной этого лекарства, и бедной принцессе придется умереть.

Услышав это, Ахмед вскочил и начал быстро полными пригоршнями срывать липкие стебли желтой травы, целые заросли которой окружали родник. Потом он направился к дворцу султана и велел известить, что он явился, чтобы спасти принцессу.

Старый султан печально покачал головой и сказал:

– Пусть тебе, мой сын, повезет больше, чем всем остальным, что безуспешно пытались вырвать мою дочь из когтей этой ужасной болезни.

Ахмед приготовил напиток из сорванных над родником трав и попросил больную принцессу выпить его. Она опорожнила чашу до дна, и сразу же на ее бледных щеках расцвел румянец, глаза засияли радостным блеском, уста засветились улыбкой. Она быстро соскочила со своего ложа и нежно обняла отца.

– Батюшка, этот юноша спас мне жизнь! – воскликнула девушка.

– Отныне он станет моим сыном и твоим супругом, – изрек султан.

Вскоре была отпразднована шумная свадьба принцессы с Ахмедом, сыном Хассана.

Однажды Ахмед сидел со своей супругой на террасе своего дворца, наслаждаясь вечерней прохладой. Вдруг две маленькие мышки пробежали мимо него по плитам пола и скрылись в щелке стены. Минуту спустя Ахмед услышал их шепот:

– Ты слышала, что говорят птицы? Будто с тех пор, как Ахмед стал зятем султана, он перестал сыпать по утрам зерна пшеницы.

– О да, – пискнула другая мышка. – Я слышала также, как голуби говорили, будто он для забавы стреляет в них из лука. Белая голубка, дочь которой он подстрелил, сказала, что он не заслуживает своего счастья и что рано или поздно будет наказан.

Разгневанный Ахмед соскочил с софы, на которой возлежал, бросил камень в щель, где спрятались мышки, и крикнул:

– Молчите вы, отвратительные, глупые грызуны. Сейчас же перестаньте сплетничать.

– Что случилось? На кого ты кричишь, Ахмед? Кому велишь замолчать? Тут ведь никого нет, – испугалась его супруга.

– Ах, да это только эти сплетницы‑мыши, – ответил Ахмед. – Кругом полно этих дармоедок. Придется натравить на них кошку. Представь себе, они осмелились наговаривать на меня – Ахмеда, сына Хассана, единственного человека на свете, который понимает язык зверей.

Как только он вымолвил эти слова, сразу же утратил дар, ниспосланный ему Альдианом, духом Нила. С тех пор тайны языка птиц, рыб и четвероногих навсегда закрылись и для него. Напрасно настораживал он слух – мышиный писк оставался для него лишь мышиным писком, а гомон ласточек только гомоном ласточек. Ни о чем не говорил ему уже и клекот аиста.

Ни чириканье воробьев, ни рев осла, ни блеяние овечки, ни лай собаки никогда больше не открывали ему ни единой тайны.