Сказки далеких островов и стран

 

О султане Дарае, о газели и о нищем (Суданская сказка)

 

Давным‑давно, много лет тому назад, жил в одном городе человек по имени Дарай. Он был очень беден, а когда у него умерла жена, он совсем пал духом и до того обнищал, что часто с утра до вечера просиживал голодный. Потом, чтобы прокормиться, он начал собирать подаяние по домам, выискивать отбросы в городских мусорных ямах. Ему приходилось подолгу копаться, чтобы найти засохшую ячменную лепешку или огрызок банана.

Однажды, когда он, как обычно, рылся в мусоре, вдруг что‑то блеснуло, и Дарай, не веря своим глазам, выудил из кучи отбросов серебряный шиллинг.

Долго вертел он монету в руках, рассматривал ее, перекатывая на ладони, и думал:

«Куплю‑ка я себе хлеба, много, много хлеба. И мяса – сочного, чудесного, ароматного мясца! И еще, может быть, хватит на какую‑нибудь одежку, ведь сквозь дыры моего тряпья уже тело просвечивает… Ого‑го‑го! Целый серебряный шиллинг! Значит, счастье мне еще не изменило».

И Дарай бодро зашагал к базару.

Смотрит – идет посреди улицы крестьянин с большой бамбуковой корзиной и во все горло кричит:

– Газель, газель, прекрасная молодая газель!

– Эй, послушай, – окликнул его Дарай, – что у тебя в этой корзине?

– Газель, газель, купите живую газель! – продолжал крестьянин зазывать покупателей.

– А ну, неси‑ка ее сюда, посмотрю, что за газель, – сказал Дарай.

В толпе вокруг Дарая поднялся хохот.

– Делать тебе, видно, нечего, – кричали Дараю, – только голову людям морочишь!

– Чего вы смеетесь над ним? – удивился крестьянин. – Не было бы у него денег – не стал бы он меня подзывать!

– Ха‑ха‑ха! – не унимались зеваки, – да ты только приглядись: все свое богатство он из помойки выскабливает. Каждый день копается, как курица в мусоре!

– Был бы у него хоть грош за душой, он и думать не стал бы о твоей газели, а купил бы себе горсть проса – он ведь вечно ходит голодный! – воскликнул толстый продавец ковров. – Сам себя не прокормит, а то еще будет газель кормить!

– Да что там, Дарай только морочит всем головы! – откликнулся хозяин лотка с фруктами, – у него и на горсть фиников денег не хватит!

– Ну, я знать ничего не знаю. Я – купец, а он – покупатель, – отозвался крестьянин, почесывая затылок, и зашагал к Дараю. Люди гурьбой двинулись за ним, любопытствуя, что будет дальше.

– Эх, дорогие, в нашем деле ведь и так случается, – рассуждал на ходу крестьянин, – подзовет, бывало, меня богач: «Эй, слушай, ступай‑ка сюда, продай свою газель». А потом, как рассмотрит ее вблизи – начнет нос воротить. И мала она, мол, слишком, и дорого, мол, я запросил за нее… Так и не возьмет ее. А бедняк, бывает, скорее купит. В торговле ведь никогда вперед не угадаешь!..

– Да ты что, не веришь нам? – уговаривали его прохожие. – С тех пор, как умерла жена Дарая, у него и гроша ломаного за душой нет. Любопытно только, как он теперь извернется, когда ты убедишься, что покупать твой товар он и не собирается! Но ты уж не спускай ему, проучи хорошенько палкой, чтобы навсегда пропала у него охота такие шутки шутить!

– Нет, не станет бедняк издеваться над человеком, который тащит на себе этакую тяжесть, – сказал крестьянин, ставя перед Дараем корзину.

Тот взял газель на руки, освободил ее от веревок, погладил, а потом спросил:

– Сколько же ты хочешь за нее?

– Один шиллинг, – ответил продавец.

Столпившихся вокруг зевак разбирал смех, а бородатый продавец ковров от хохота даже за бока схватился.

– Ну, и что ты сейчас будешь делать? Откуда возьмешь этот шиллинг, недотепа? – кричали Дараю из толпы.

– Почему вы так смеетесь надо мной? – отозвался бедняк. – Разве я когда‑нибудь кому‑нибудь что плохое сделал? Или обидел кого? Почему же вам пришло на ум, что я захочу обмануть этого человека, захочу заставить его попусту трудиться? – И, размотав тряпочку, в которую был завернут шиллинг, Дарай тут же заплатил за газель.

– Вот видите, – сказал обрадованный крестьянин, прищелкнув языком от удовольствия и подбрасывая полученную монету на ладони, – стоите вы все вокруг в шелковых тюрбанах, в дорогих одеждах, откормленные, пузатые и только хохочете, а газели никто не покупает. А вот этот бедняк сразу, не торгуясь, выложил за нее что полагается. А послушай я вас – мне бы до ночи пришлось простоять на солнцепеке и кричать:

«Эй, добрые люди, кто купит газель, молоденькую газель, красивую и ласковую, да и на мясо годную!»

Довольный, посмеиваясь, торговец поспешил к себе в деревню.

А Дарай взял газель на руки и понес ее в свою пещеру в заброшенных каменоломнях за городом.

Там он напоил ее, выскреб из мисочки для нее остатки проса и накормил голодное животное. Уложив газель на собственную постель, он вышел из дому с кувшином – выпросить для нее немного молока.

Так прошло несколько дней.

Дарай вскакивал на заре, спешил к мусорным ямам, набирал там горсть проса, а иногда выпадало ему счастье найти подгнивший банан или пару фиников, и всем этим он делился со своей газелью.

Вот только молока ему не всегда удавалось выпросить, да и с травой было трудновато: вокруг города все было выжжено солнцем. Так что не раз и газель, и ее хозяин оставались голодными.

Однажды – дело было далеко за полночь и Дарай давно уже спал – вдруг пробудился он от того, что кто‑то ласково лизал ему щеку. Это газель поднялась со своей подстилки и заговорила человеческим голосом:

– Выслушай меня, господин мой!

– Да что это – пригрезилось мне, что ли? – так и подскочил нищий. От волнения Дарай даже выбежал из своего убежища. – Да, наверняка это сон! Газели ведь не умеют разговаривать! Ну и глупый же я!

Однако рядом снова раздался тот же голос:

– Успокойся, господин мой. Лучше выслушай меня внимательно. С той минуты, как ты выкупил меня за столь высокую цену, я не раз уже могла бы убежать отсюда, но не сделала этого, потому что ты был так добр ко мне! Отвалил за меня целый шиллинг, делился со мной каждым куском, который тебе удавалось достать. Сам от голода чуть с ног не валился, а меня поил молоком, которое тебе у людей выпрашивать приходилось. Вот и решила я никогда не покидать тебя, но только при одном условии: хотелось бы мне каждый день на рассвете убегать отсюда далеко, далеко, в лес или в степь, а когда я там напасусь на сочных лугах, на берегах озер и рек, – с заходом солнца буду возвращаться к тебе. И тебе станет легче – не придется раздобывать для меня еду, и я вырвусь на долгожданную свободу. Что же делать, – на твоих хлебах я никогда не вырасту и не окрепну, так и останусь маленькой и хилой.

– Поступай, как знаешь, – отозвался озабоченный бедняк, – верю охотно, что предпочитаешь ты зеленые леса моей серой нужде. Но без тебя мне будет грустно, грустно и пусто… Поэтому об одном тебя прошу: возвращайся ко мне, не бросай меня!

– Как хорошо, что ты сам меня отпускаешь! – обрадовалась газель, – а вернуться я обязательно вернусь! Итак, прощай, до завтрашнего вечера!

Вскочила она и тут же умчалась вдаль. С минуту еще доносился до Дарая топот ее копытец и шум катящихся из‑под ее ног камней. Потом все стихло.

– Ах, дорогая моя газель, – печально вздохнул он, – сдается мне, что не видать мне уже тебя больше! – И, понурившись, направился к мусорным ямам.

На следующее же утро соседи, заметив, что с Дараем уже нет его газели, принялись издеваться над ним:

– Что, сбежала от тебя твоя газель?! Ну, да не огорчайся – другую себе купишь! У тебя ведь шиллинги не переводятся!

А другие еще добавили:

– Даже бессловесная тварь – и та покинула тебя, недотепу. Только милостыню клянчить ты и способен!

Дарай, не сдержав слез, убежал к себе в нору.

Солнце зашло. Опустилась темная ночь. А Дарай все не спит, все ворочается с боку на бок на своей жесткой подстилке и прислушивается.

«А что, как газель вернется? Может она и правду сказала?» – думает бедняга. – «Но где там, зачем бы ей возвращаться к такому нищему? Зачем ей покидать леса и зеленые полянки, заросшие ароматной травой и цветами?!»

Закрыл он, было, глаза, как вдруг слышит, – катятся камешки и легко постукивают копытца.

А минуту спустя газель уже стояла перед ним так близко, что он почувствовал на своем лице ее влажное дыхание.

Дарай и плакал, и смеялся от радости.

– Ты все‑таки вернулась, моя газель! А я уже думал, что больше тебя не увижу!

– Как же ты не поверил мне? – упрекнула его газель, – я ведь дала слово вернуться и вернулась. Я не бросаю тех, кто делает мне добро!

С тех пор так и повелось у них: целыми днями газель паслась на свободе, носилась что есть духу по горам и лугам, а на ночь всегда возвращалась к Дараю.

Вскоре газель выросла и окрепла, сделалась быстрой как птица, а уж хороша была так, что и насмотреться на нее нельзя было.

Соседи, наконец, обратили внимание на то, что каждый вечер газель возвращается в логово нищего, и просто ума не могли приложить, что это за чудо.

– А что, как этот Дарай – волшебник? Может, он только прикидывался нищим? А газель, может быть, просто‑напросто заколдованная принцесса? Что‑то здесь да не так, – судили и рядили они. – Виданное ли это дело, чтобы дикая газель из лесу к человеку возвращалась! Нет слов – он уж наверняка ее околдовал! Надо б ее поймать, тогда и вся правда выйдет наружу.

А Дарай по вечерам расспрашивал газель:

– Расскажи мне, дорогая подружка, красива ли эта страна, откуда ты возвращаешься ко мне? Как проходят твои дни?

– Ах, дорогой мой господин, – отвечала газель, – там, откуда я прихожу, так хорошо, как нигде в мире. Лес – густой и темный, а на полянах растет зеленая мягкая трава и цветут цветы. Набегавшись, я ложусь и отдыхаю в тени папоротников. Птички распевают на деревьях, тут же бежит‑спешит ручеек, в котором я ежедневно купаюсь. Вот только охотников мне надо остерегаться: однажды один выстрелил в меня, но я, к счастью, отскочила в сторону. О, не все люди так добры, как ты, мой господин! В моем лесу нет никаких дорог и просек, одни лишь тропинки к водопою, протоптанные оленями и дикими кабанами. А за лесом тянется вельд, трава там такая высокая, что я в ней прячусь с головой. Но в вельде обитают львы, тигры и слоны. Вот я и стараюсь обходить эти места стороной. Поэтому больше всего я люблю горы – там я чувствую себя в безопасности, – редко кто может взобраться на их высокие скалистые вершины, где растет лишь мох да мелкий кустарник. А небо там чуть ли не касается моей головы.

– Ах, как мне хотелось бы побывать там с тобой, – вздохнул бедняк. – Но я рад, что хоть ты счастлива. Однако, будь осторожнее, моя дорогая: люди ведь охотятся за газелями из‑за их сочного нежного мяса!

Однажды утром, не успела газель покинуть Дарая, как на улице послышался топот, шум, выкрики: «Ловите ее! Держите! Вяжите веревками!»

Газель что было сил пустилась вперед и стрелой унеслась в лес, оставив далеко позади своих преследователей.

Вернулась она на этот раз поздно ночью.

– Друг мой и господин, – обратилась она к Дараю, – соседи твои решили меня поймать. Придется теперь мне быть еще более осторожной. Ты уж не беспокойся, если я иной раз не вернусь на ночь. Понимаешь, пришла пора и мне что‑нибудь сделать для тебя. Я уже достаточно выросла, окрепла, могу выдержать любые трудности, могу пуститься по свету, на поиски твоего счастья. Прощай и жди меня терпеливо.

Газель умчалась в свои любимые далекие горы. В полдень она была уже в узкой расщелине, поросшей мхом и тамариском.

День был жаркий. Утомленная длинной дорогой, газель заснула под раскидистым кустом, а потом, проснувшись, взялась за дело: оглянувшись по сторонам и прислушавшись, не идет ли кто, она принялась бить копытцем о землю. Минуту спустя что‑то звякнуло, и огромный камень скатился из‑под ее ног вниз. И тут же он засверкал так чудесно, что газель даже зажмурила глаза.

– Алмаз! Ну и блестит, – обрадовалась она, – как звезда на небе! Хотелось бы мне подарить его моему господину, тогда не пришлось бы уже бедняге рыться по мусорным ямам, кончилась бы его нужда. Но тогда ведь его наверняка убили бы злые люди. Или же засадили бы в тюрьму, заподозрив, что этот драгоценный камень он украл. Откуда, мол, алмаз мог оказаться у такого бедняка? Только несчастье принесло бы моему господину такое сокровище. Допустим, пойдет он на базар алмаз продавать, чтобы получить взамен те серебряные и золотые кружочки, за которые в мире людей можно все раздобыть. А купцы рассмотрят камень и удивятся: ведь такой величины алмаз еще никому из них не случалось видеть. Вот и примутся они расспрашивать господина, как да откуда раздобыл он алмаз. И не поверят они ни тому, что Дарай нашел его сам, ни тому, что получил камень в подарок. Так уж повелось на свете: не верят люди бедняку. Нет, нет, ни за что не вернусь я к моему спасителю с этим сокровищем. Из‑за этого алмаза он может поплатиться свободой или даже жизнью. Надо как‑то иначе ему помочь…

Газель поспешно схватила алмаз и стремглав побежала вниз, в долину. Так бежала она целую ночь, целый длинный день, останавливаясь изредка, чтобы отдохнуть, пощипать травку и утолить жажду водой из ручьев или горных озер, а потом снова пуститься в путь. И все время алмаз она берегла, как зеницу ока. В конце третьего дня, в самый полдень, она остановилась перед воротами большого города.

– Теперь для меня начинается самое трудное. Ну, смелей, вперед без страха! Мне бы только оказаться перед лицом самого султана, – подбадривала она сама себя, вихрем мчась среди бела дня по улицам, запруженным толпами народа, кишащим купцами, лотошниками, лошадьми, ослами, верблюдами, повозками и каретами.

– Быстрей, быстрей, – подгоняла газель сама себя, – только бы никто меня не заметил!

Купцы и лотошники побросали свои товары, а дети с криком и свистом мчались вслед за невиданной на городских улицах гостьей. Но газель, не глядя по сторонам, опрометью неслась вперед. Без сил, почти бездыханная, очутилась она у ворот королевского дворца. А за ней сбегались прохожие, которые все‑таки ее разглядели среди городской толчеи.

Как раз в этот момент на дворцовом крыльце восседал на своем троне сам султан со своей свитой. Газель, едва дыша от усталости, остановилась перед троном и выпустила изо рта драгоценный алмаз, который по каменным плитам дворцовой площади покатился прямо к стопам султана. И от этого камня исходило такое сияние, что людям пришлось даже заслонить ладонями глаза.

– Приветствую тебя, Великий Султан, – еле переводя дыхание, обратилась газель к властителю этой страны. – Изволь принять этот скромный дар от твоей слуги.

– Кто ты? – воскликнул пораженный султан. – Быть может я вижу заколдованную принцессу или владычицу таинственной горной страны? Ты ведь приносишь мне в дар сокровище, достойное, пожалуй, царской короны! Скажи, откуда ты?

– Я все о себе расскажу, мой государь, но сначала прикажи меня напоить. Я умираю от жажды.

По приказу султана слуги в серебряной миске принесли газели родниковую воду. Она утолила жажду и так начала свой рассказ:

– Я счастлива, что могу собственными глазами узреть тебя, о мой государь! Блеск этого алмаза бледнеет при сиянии, исходящем от тебя, о могучий владыка всего Юга и Востока! Я прибыла из далекой страны, из‑за высоких гор, из‑за широких рек. Принесла я тебе скромный дар от своего господина – великого султана Дарая, – да продлится жизнь его вечно! Мой владыка прослышал о том, что есть у тебя, государь, дочь прекраснее месяца. И отправил меня к тебе как посланницу своей любви. Но соблаговолишь ли ты дать согласие на его просьбу или изволишь отказать ему в руке своей любимицы, – об одном лишь мой господин просит тебя: не откажи – и прими его дар, хоть и недостоин он твоего величия, твоего могущества и славы.

Очень удивили султана слова газели, и он ответил:

– Передай своему господину, что я от всего благодарного сердца принимаю его прекрасный дар. Однако, хотелось бы мне порадовать свои очи лицезрением великого султана, прежде чем решусь я отдать ему свою единственную дочь, зарю моей жизни, надежду моего трона. Ну, а сейчас, дорогая посланница далекого владыки, ты должна отдохнуть от трудов твоего длинного пути.

Эй, слуги! Проводите газель во Дворец Роз, постелите ей мягчайшую подстилку и подайте ей драгоценную золотую миску с молоком и рисом.

– Благодарю тебя, мой дорогой султан, солнце Юга, за гостеприимство, мне оказанное. Я охотно отдохну в твоем дворце этой ночью, а утром, ни свет ни заря, пущусь в обратный путь. Итак, прощай, мой государь, и сохрани меня в своей памяти. Вскоре появлюсь я у твоего порога вместе с могучим султаном Дараем, да продлит Аллах его жизнь!

– Счастливого тебе пути! – пожелал ей султан. – Только бы поскорее мне узреть твоего господина.

…Тем временем в городке, где жил Дарай, все посмеивались и издевались над бедняком, который не пил, не ел, а лишь день и ночь глядел на дорогу.

– Эх ты, дурень! Газели тебе захотелось, – кричали они наперебой. – С каких‑то это пор нищий попрошайка последний свой грош отдает за такую животину, что ни молока не дает, как корова или коза, ни в упряжку не годится, как конь или вол? Зарезал бы ты ее – хотя бы мясо у тебя было, а ты, дурачина, выпустил ее на волю.

Однажды ночью, когда Дарай потерял уже последнюю надежду увидеть газель, она появилась в его логовище, тяжело дыша от быстрого бега, измученная долгой дорогой.

– Ах, ты вернулась, моя газель, ты снова со мной, моя подружка дорогая! – радостно воскликнул Дарай. – А я чуть было не поверил, что ты забыла обо мне или – еще того хуже – что с тобой приключилась какая‑нибудь беда. Здорова ли ты? Не обидел ли тебя кто? – с беспокойством расспрашивал он ее, счастливый, как ребенок. – Я ведь уже оплакивал тебя все эти дни и места себе от горя не находил. Ну, а сейчас расскажи, где ты пропадала так долго, что делала. Как радостно мне снова повидать тебя, почувствовать, что я не так уж беден и одинок.

– Ох, господин мой, – сказала газель, – не забыла я о твоих благодеяниях. Лежала я на мягчайших подушках, ела из золотых мисок, но все время неустанно думала о том, как бы мне тебя, мой спаситель, осчастливить. И кажется мне, что скоро я достигну своей цели. Только ты должен меня слушаться беспрекословно и не спрашивать ни о чем. А сейчас я изнемогаю от усталости – пора мне отдохнуть. Завтра нас ждет долгая дорога.

На рассвете газель разбудила Дарая и сказала:

– Возьми с собой лишь этот дорожный посох, остальное оставь тут. Сюда мы уже никогда не вернемся.

Дарай рассмеялся:

– А что же еще есть у меня, моя дорогая газель, кроме нищенского посоха да этих моих лохмотьев? Ни горсточки проса, ни перегнившей подстилки, ни старого кувшина для воды мне не жаль оставить. А тех, кто подсмеивался над моей нуждой, науськивал на меня собак, мне тоже не жаль покинуть. Ведь больше всего они издевались надо мной из‑за того, что я откупил тебя за целый серебряный шиллинг да еще заботился о тебе, моя дорогая газель.

И пустились они в путь. Долго ли, коротко ли они шли, но наконец добрались до куста тамариска, того самого, под которым на глазах у газели простой камень недавно обратился в драгоценный алмаз. Тут они остановились, и газель сказала:

– Дорогой мой господин и спаситель! Набери в свою суму побольше этих камней, что валяются на земле.

Дарай, удивленный, чуть было не рассмеялся в ответ на такой странный приказ, но, вспомнив, что пообещал ни о чем газель не расспрашивать, нагнулся и начал молча подбирать камни.

– А теперь идем в оливковую рощу, что виднеется там вдали.

И они направились в рощу. Досыта наелся там Дарай маслин, напился свежей воды из родника и признался:

– Страшно устал я, дорогая подружка. Камни в моей сумке тяжелы. Я должен вздремнуть хоть немного тут, в тени на зеленой траве. А тебе мой совет – последовать моему примеру.

– Спи, господин, спокойно, – ответила газель. – Я тебя постерегу.

Как только Дарай заснул, газель подошла к ручейку и позвала:

– Павлин, павлин, прекрасный братец‑павлин! Приди к своей сестре!

Зашумели ветви олив, зашелестели своими листьями лавровые деревья, растущие над ручьем, и из чащи выскочил прекрасный павлин.

Все вокруг сразу заалело, заголубело, зазолотилось. Развернул павлин свой пышный хвост, заигравший сразу тысячью красок и оттенков, и, гордо выступая, приблизился к газели.

– Вот и я, моя сестричка. Ты звала меня, видно нужна тебе моя помощь. Говори, чего ты хочешь. Я исполню все твои желания.

– Мой господин наг и бос. Дай ему красивый наряд, яркие одежды, подобные твоим перьям, драгоценности и золотом расшитую королевскую мантию, какую пристало носить великому султану.

– Это проще простого, – ответил павлин. – Стоит мне лишь стряхнуть с себя несколько перышек, как я смогу приодеть твоего господина в одежды, засияющие золотом и драгоценными камнями.

Вырвал павлин клювом у себя несколько перьев, переливающихся всеми цветами радуги. Упав на землю, перья начали расти, расти, дрожать и трепетать на ветру. И уже спустя минуту перед газелью лежали прекрасные одежды, достойные только короля: златотканная мантия, вся вышитая сапфирами, тюрбан с огромной жемчужиной в форме павлина, золотой пояс, унизанный драгоценными камнями. Были там даже кольца, и на каждом – изображение павлина.

– Довольна ли ты, сестричка? – спросил павлин.

– О, благодарю тебя, мой дорогой братец!

Павлин снова раздул свои щеки, распустил веером хвост и крылья, заблистал всеми цветами радуги на солнце и со словами: «Прощай же, газель!» – исчез в чаще.

Тогда газель остановилась над ручьем и позвала:

– Черепашка, черепашка, матушка моя, приди ко мне!

Забормотала вода в ручейке, запенилась серебряной пеной, и на берегу показалась огромная черепаха.

Была она уже совсем‑совсем старая, с трудом дышала. Еле‑еле передвигаясь по песку, остановилась она перед газелью.

– Здравствуй, мое дитя. Ты звала меня, вот я и явилась. Уф‑ф‑ф! Как же тут, на земле, жарко. Говори, что тебе надобно, на что еще пригодиться тебе может старая черепаха?

– Матушка‑черепаха, просьба у меня к тебе такая: мой господин получил одежды, достойные великого владыки, но нет у него щита на груди и меча в руке. Решила я, что только ты, добрая старушка, можешь помочь мне.

– Э‑э! Нужны тебе щит и меч? Да это проще простого! Но удивляет меня, что вооружить своего господина хочешь именно ты, беззащитная газель. Человек нам всегда опасен, даже когда нет у него оружия. Гляди, чтобы не пришлось тебе пожалеть, моя дорогая газель. Избегай человека, избегай человека! Да, да, моя дорогая! Я уже стара, но на свете многое повидала, не один раз пришлось мне бежать из человеческой неволи. Это племя для нас опаснее голода и засухи.

– Да, я знаю, что люди для нас, четвероногих, опасны и следует их избегать, но мой господин, мой Дарай, – иной. О, он добрый, он меня не обидит, он меня любит. Последней пригоршней проса он делился со мной, ходил‑побирался, чтоб достать молока для меня, когда я была еще маленькой, откупил меня у крестьянина, поймавшего меня в сети, когда матушку мою убили охотники. Он заплатил за меня целый серебряный шиллинг, который нашел среди мусора, а ведь сам в это время был голоден и не было у него ни крошки еды. Дарай, мой господин, – это самый лучший человек на земле. Я ему должна помочь, чтобы отблагодарить его за всю доброту ко мне.

– Гм‑м, если это правда, если он в самом деле таков, каким ты его рисуешь, тогда дело иное, – изрекла, подумав, черепаха, покачивая головой на длинной шее. – Однако, гм‑м, что это я хотела тебе сказать? – Ага, уф‑ф, как жарко! Даже не верится, гм‑м: сколько лет живу, а о таком человеке еще не слыхала. Но может быть, может быть… Так тебе нужен для него щит?

– И меч, – напомнила газель.

– Гм‑м, и меч, говоришь? И что это творится на этом свете, что творится! – бормотала старая черепаха. – Но уж так и быть, вот тебе чешуя с моего панциря. Надо будет тебе произнести заклинание:

 

«Чешуйки, чешуйки, вам все нипочем,

Обернитесь, чешуйки, щитом и мечом!»

 

И с этими словами черепаха исчезла в воде. Газель произнесла заклинание над чешуйками, и в ту же минуту увидела она лежащий на земле медный щит, а рядом – чудесный острый меч с рукояткой, усеянной рубинами.

Тогда газель подошла к белоснежному дикому коню, который пасся тут же, на лужайке над ручьем, и обратилась к нему:

– Мой брат! Не откажи в моей просьбе! Есть у Дарая, моего господина, прекрасные королевские одежды, драгоценные украшения, меч и щит, но нет у него скакуна, достойного такого султана. Ты очень красив, мой белогривый брат, самый могучий на свете владыка мог бы гордиться таким конем. Послужи моему господину.

Конь потряс своей буйной гривой, забил копытами, высекая искры из камней, и произнес:

– Еще никому из людей не удалось меня взнуздать. Но для тебя, дорогая сестра, я позволю надеть на себя узду. Необычный, должно быть, человек твой господин, если ты его так любишь. Пусть придет, я буду его ждать.

Тогда газель побежала в рощу, разбудила Дарая.

– Господин мой, – сказала она, – уже пора нам в дорогу. Там, под деревом, лежат твои одежды королевские, а на берегу ручья ждут тебя щит, меч и белогривый скакун. Отныне ты – султан Дарай.

И, минуту спустя, Дарай‑нищий превратился в Дарая‑султана. Вместо бедняка в лохмотьях перед газелью стоял прекрасный рыцарь в драгоценных одеждах, в мантии, расшитой золотом, со щитом на груди и с мечом в руке. А рядом с ним – белогривый скакун весело ржал, нетерпеливо перебирая своими стройными ногами.

– А теперь – в путь! – весело воскликнула газель. – Поедем ко двору могущественного султана Аравии. Я от твоего имени уже преподнесла ему подарок и просила для тебя руки его единственной дочери. Уже давно и султан, и его дочка выглядывают из окон своего дворца, чтобы поскорее собственными глазами узреть великого владыку, прославленного на весь свет султана Дарая.

Так говоря, она склонилась перед Дараем в низком поклоне.

– Ах, чуть было не забыла: открой‑ка, господин, свою дорожную сумку с камнями. Нельзя же тебе появиться у твоего будущего свекра с пустыми руками!

Дарай развязал сумку – и глазам своим не поверил: один за другим стал он вынимать из сумки слитки чистого золота.

– О газель! – воскликнул он, садясь на коня. – Я не заслужил тех благодеяний, которыми ты меня осыпаешь! Чем же я отблагодарю тебя, дорогая подружка?

– О, ничего мне не надо, оставайся только всегда таким же добрым ко мне, каким ты был до сих пор, мой господин! Ну, в дорогу! Белогривый, лети за мной! За семью горами, за семью реками стоит дворец султана с сотней башен.

Как вихрь поскакал белогривый, а стройная газель мчалась впереди, от радости не чуя под собой земли.

На третий день они остановились у ворот столицы султана Аравии. Торжественно принял их султан в своем тронном зале, окруженный свитой визирей, вельмож и судей.

– Приветствую тебя, султан, – сказал владыка Аравин, – приветствую тебя, газель! Приветствую я вас в своем царстве, наши милые и долгожданные гости! Наверное царство твое, великий рыцарь, расположено в дальней стороне, если никто из нас о нем до сих пор ничего не слышал и никому из нас не посчастливилось его повидать.

 

 

Так сказал султан, ибо в сердце его закралось недоверие, когда он увидел Дарая на белогривом скакуне без многочисленной свиты, без богатых носильщиков с балдахинами, без карет, запряженных цугом лошадей. До сих пор ведь никто еще из султанского рода никогда не разъезжал вот так, в одиночку, по свету.

– Великий султан, свет жизни и источник всяких благ! – сказала газель. – Господин мой загорелся такой горячей любовью к твоей дочери, красоту которой воспевают поэты всего мира, что, не будучи в силах преодолеть свое нетерпение, оставил свою свиту далеко в лесу, в семи днях пути отсюда, а сам вскочил на коня и стрелой примчался сюда. Взял он с собой лишь скромный дар, который осмелится сложить у подножия твоего трона.

Тут она подала знак Дараю, и тот высыпал из своей сумки золотые слитки. А было их такое множество, что даже самого султана поразило богатство Дарая, и он отогнал все сомнения прочь от своего сердца.

Назавтра состоялось шумное торжество обручения. Дарай сидел рядом с прекрасной царевной Фатьмой и так горделиво поглядывал по сторонам, будто и вправду родился султаном.

– Дарай, господин мой, – попросила его невеста, – расскажи мне о своем государстве, которое теперь будет и моим.

Дарай уже до того уверился в том, что газель ему выколдует какое‑нибудь царство, что, не запнувшись, начал свой рассказ, восхвалял изо всех сил свое прекрасное царство, чудесный царский дворец, бесчисленные свои сокровища, перечисляя, сколько у него в конюшне лошадей, сколько тысяч верблюдов.

Слышала весь этот рассказ и газель. Ночью, когда все спали, она сказала Дараю:

– Господин мой! Время уже подумать о том, что будет с нами дальше. Пока ведь нет у тебя ни свиты, ни царства, и я боюсь, что нелегко нам будет их раздобыть.

На это Дарай рассмеялся и, удобно растянувшись на мягкой постели, произнес:

– Пока у меня существуешь ты, моя газель, меня не волнуют такие мелочи, как свита и царство. Твоя это забота. А сейчас спокойной ночи, моя дорогая, я уже совсем сонный.

Минутку помолчав, газель сказала:

– Послушай меня, Дарай! Этой ночью придется мне пуститься в путь, чтоб раздобыть тебе все, чего еще у тебя нет. Предчувствую я, сколь опасна будет эта дорога. Я ведь могу и погибнуть, и тогда ты снова превратишься в нищего Дарая!

Дарай широко зевнул и недовольно произнес:

– Ну вот еще, газель, к чему они – эти печальные мысли? Тебе ведь все всегда удается. Вернешься ты и на этот раз целая и невредимая, чтоб одарить своего господина царством. А теперь – прощай, дорогая подружка, я уже совсем засыпаю. Только поскорей возвращайся – иначе я разгневаюсь на тебя.

Была уже темная и глухая ночь, когда газель выбежала из дворца. Вскоре стены столицы остались далеко позади, и она углубилась в густой лес. У огромного, как дом, дуба газель остановилась и тихонько позвала:

– Угу‑угу, выйди ко мне, это я, газель, сестра твоя.

Еще минутку вокруг в лесу царила тишина, а потом вдруг что‑то зашумело, захлопали крылья, и огромная Белая Сова взгромоздилась на ветку с хриплыми возгласами:

– Фу‑у! Фу‑у! Приветствую тебя, моя сестра! Что же привело тебя к старой сове? Говори скорее!

– Дорогая сестричка! Пришла я к тебе за советом. Всему миру известно, что ты – самая мудрая из обитателей лесов. Тебе все известно. Скажи мне, не слышала ли ты случайно о каком‑нибудь царстве, которое надо было бы освободить от черного колдовства?

– А тебе это зачем? – прогудела сова.

– У моего господина Дарая есть уже и одежды царские, и оружие, достойное царя, и золото, и камни драгоценные, но нет у него лишь царства. С моей помощью получил он согласие великого султана Аравии и вскоре сочетается браком с царевной – его дочерью. И должен он привезти свою молодую жену в собственную столицу – иначе ему грозит позорная смерть.

Долго молчала сова, выслушав рассказ газели, и наконец изрекла:

– Хороший человек, видно, твой господин, если ты, газель, наградила его такой любовью. Смотри только, чтобы он не изменился.

– О, мой господин никогда не переменится, в этом я уверена. А я обязана его отблагодарить: за свой единственный шиллинг он выкупил меня и спас от смерти.

– Ну, если так, то желаю ему всего самого лучшего. Что же касается царства, то слышала я что‑то об одной стране, где весь народ уже много лет стонет под властью злого дракона. Ты могла бы там попытать счастья – и страну эту, и людей ее освободить, и своему господину добыть трон.

– Ах, ты моя мудрая совушка! Скажи поскорее, где лежит оно, это царство?

– За горами, за реками, за лесами, там, откуда солнце всходит. Только ты должна быть осторожна, сестричка, дракон этот страшен. Каждый, кого лишь коснется его огненное дыхание, засыпает навечно и становится жертвой чудовища. Но я знаю волшебное зелье. Если рассыпать его перед драконом, да еще дать ему это зелье отведать, он тут же упадет мертвым.

– Где же растет это волшебное зелье?

– Гу‑угу! – снова загудела сова, размахивая изо всех сил крыльями. – Растет оно под стенами дворца дракона, а узнаешь его по цветам, – красным, как кровь. А сейчас – прощай, мне уже пора лететь на ночную охоту.

И сова скрылась в лесу.

Долго пришлось скакать газели к царству дракона. Уже и звезды побледнели на небе, и заря зарозовела, а она все еще была далеко от своей цели. Лишь к сумеркам следующего дня добралась она до стен города. Огромный был этот город и богатый, с сотней башен и ворот. А на горе высился замок с четырьмя башнями, окруженный стеной из острых кольев.

Промчалась газель по одной улице, потом по второй, третьей – всюду тишина. Ни собака не залает, ни птица голоса не подаст, а людей вокруг множество. Одни стоят у лотков, другие – на площадях и улицах сидят на порогах домов или лежат рядами прямо на земле вдоль улиц. Удивляется газель, осматриваясь вокруг, ноздри свои раздувает, то одного, то другого мордочкой потрогает, но ни один не дрогнет, не отзовется, лишь тяжко все вздыхают.

– Ага, – думает газель, – правду сова сказала. Все эти люди, отравленные дыханием дракона, спят непробудным сном.

Поскакала она во весь опор к стенам замка. Снова приглядывается, ушами стрижет, слушает и принюхивается. А вокруг ни души, везде – мертвая тишина. Даже птицы, бабочки и жуки спят в окрестностях замка дракона.

Начала искать газель волшебное зелье, которое, как сказала сова, растет под стенами крепости. Обошла она по очереди одну за другой три башни – но зелья не нашла. Вдруг смотрит – у подножья четвертой башни что‑то краснеет. Ну, да – это оно и есть, волшебное зелье, что цветет пурпурным цветом, огненное, как кровь или пламя. А пахнет сладко, как самый ароматный в мире мед.

Остановилась газель у самого зелья и глубоко задумалась: как бы сорвать его, самой не погибнув от его яда. Пока она так размышляла, стоя в кустах, заскрипели ворота замка, до этого наглухо закрытые, и из башенных ворот вышла маленькая, сгорбленная, сморщенная старушка. Подошла она к газели, охнула, поправила очки на своем носу и сказала:

– Увидела я тебя из окна высокой башни, моя милая, и вышла, чтоб предостеречь тебя, так как жаль мне сделалось тебя, такую молоденькую и неопытную. Беги поскорее отсюда, неосторожная! Этот замок и этот город принадлежат моему господину, страшному дракону. Кто бы ни приблизился к нему, – человек или животное, – все засыпают сном непробудным. Я одна не боюсь волшебства – чудовище помиловало меня потому, что я ежедневно варю для него похлебку и очень нужна ему. Но ты, милая газель, беги отсюда без оглядки, куда глаза глядят, если жизнь тебе не надоела.

– Я пришла сюда, чтобы освободить всех вас из‑под власти дракона, а царство его отдать моему господину, султану Дараю.

– Тише, несчастная! – зашептала старушка. – Дракон может вернуться, услышит твои речи, и тогда мы обе погибли. Когда он прилетает в свой дворец, сначала подымается такой ледяной ветер, что дрожь пробирает всех до костей, а потом из пасти дракона пышет такой жар, что ни одно живое существо не стерпит. Наевшись и напившись, – объясняла газели старушка, – дракон укладывается спать вот под этим деревом. А как проснется – снова исчезает на целые дни из замка. И является он всегда в одно и то же время – в полдень.

– А как же все эти люди – там в городе и здесь во дворце, – спросила газель, показывая на лежащих у входа во дворец усыпленных слуг, рыцарей и придворных, – просыпаются ли они когда‑нибудь?

– Ох, газель, им‑то уж никогда не проснуться! Разве только, если это страшилище исчезнет с лица земли. Видишь ли, когда‑то это царство принадлежало великому и доброму царю… И вдруг, откуда ни возьмись, прилетело это чудовище, убило нашего государя, всех его воинов и свиту, а остальных жителе