Мне не хватает уверенности в себе. Таким образом я хочу восполнить этот недостаток.

Как будто нам необходимо почувствовать себя неполноценным по сравнению с теми, кто уверен в себе.

Многие из великих консерваторов прячут под своим безупречным поведением ужасные муки недоверия своему настоящему естеству.

 

Анита смогла заговорить о своих страданиях, глубоко спрятанных за безупречным поведением, только в возрасте тридцати восьми лет, на сеансе терапии: «Меня способна сильно ранить любая мелочь, слово, жест; это как внезапный обвал, но я умею хорошо скрывать то, что происходит у меня внутри. Никто в моем окружении не сомневается в том, что у меня все хорошо. Даже в ситуации, когда я испытываю ужас и панику, я улыбаюсь.

Это кошмар, и никто не может понять, что я испытываю. Как будто я не самостоятельная личность, а полностью подчинена другим. Я только и делаю, что играю в маленькую послушную девочку».

 

В моменты самопринижения можно наблюдать тенденцию обобщения своих ошибок и недостатков.

Мать, раздраженная поведением сына, с отчаяньем говорит себе: «Я плохая мать» вместо того, чтобы просто сказать: «Я сейчас ужасно зла».

Школьник, который не понял сказанное на уроке, думает: «Я полный идиот».

Чувство самоприниження – это ужасный бич отношений; оно приносит беспокойство не только тому, кто его испытывает, но и тому, кто пытается любить этого человека.

 

Двойственность

Она происходит от чрезмерного чувства вины. Внутренний конфликт между любовью и ненавистью порождает фрустрации, это страшное сражение между притяжением и отторжением вызывает чувство вины, которое оказывает разрушающее действие.

Но кто может поручиться за то, что обретенное равновесие не способно внезапно исчезнуть? Кто может быть полностью уверенным в том, что неосознанные стремления и ярость, так хорошо нами управляемые, однажды не вырвутся наружу?

Даже будучи глубоко спрятанными, желания и агрессия по отношению к близким вызывают чувство вины у тех, кто одновременно их любит и ненавидит.

 

Один мужчина рассказал о том, как он мечтал о смерти любимой жены: «Я представлял себя в роли вдовца, окруженного сочувствием друзей и семьи. Я чувствовал себя ужасно несчастным. Я успокаивался насколько возможно, забывал все свои упреки, которые жили во мне на протяжении многих лет.

В своих мечтах я был идеальным мужем, каким на самом деле быть не сумел. Я желал ей смерти только для того, чтобы убежать от своих проблем».

 

Именно в отношениях пары реактивируется живущая в нас с детских лет диалектика привязанности и внутреннего конфликта, вызываемого этой привязанностью. Мысль о полной автономности и независимости живет в нас, заставляя отдаляться от близких – возлюбленных, родителей, детей.

 

Незамужняя пятидесятилетняя женщина, работающая медсестрой, твердо убеждена, что должна проводить все воскресенья со своей матерью, живущей в доме престарелых. Она чувствует себя виноватой, если не заскочит к ней на выходных. У нее настоящая мания заботиться о матери и делать ей приятное. Для нее это неизбежная обязанность, непременный знак дочерней любви.

Ухаживая за матерью, она неожиданно понимает, что ее гложет ужасная злость на нее: она живет в ней с юности, а может быть, и еще раньше. Усердная забота о матери, время, которое она проводила вместе с ней вместо того, чтобы отдыхать, были всего лишь способами нейтрализовать поток своей внутренней агрессии.

Ее рвение соизмеримо с ненавистью, вызывающей у нее чувство вины. После того как она внезапно поняла свои настоящие чувства к матери, она почувствовала прилив нежности к ней. Заново оценив эти отношения, она стала посвящать матери намного меньше времени, но делала это гораздо искреннее.

 

Двойственность неизбежна в любых отношениях. Каждый из нас мечется между двумя противоположными желаниями: быть независимым и держать дистанцию, любить и быть любимым и сближаться с людьми. Внутренний и внешний конфликты, порождаемые такими разными желаниями, часто сопровождаются чувством вины и осуждениями. Независимость будет расцениваться в качестве эгоизма, а привязанность – как незрелость...

 

Всемогущее чувство вины

 

«Все трое моих детей разведены. Я понимаю, что это моя ошибка, ведь я не смогла подготовить их к семейной жизни...»

«Мои родители без конца ругались, когда я был ребенком, и я всегда думал, что это происходит из‑за меня. Я чувствовал себя виноватым в их ссорах».

«Когда ко мне в голову приходят негативные мысли и чувства, я начинаю злиться й упрекать себя. Даже сны вызывают во мне чувство вины, я вижу в них совершенно невероятные вещи. Мне становится стыдно, когда я просыпаюсь».

«Мой отец умер по моей вине. Если бы я запретил ему работать и лучше заботился о нем, он был бы жив до сих пор».

Такое чувство вины поддерживает нашу иллюзорную уверенность в том, что мы способны контролировать благополучие близких и оказывать влияние на него – даже решать вопросы жизни и смерти, как в последнем примере.

Все, кто не может освободиться от этого чувства иллюзорной уверенности, предпочитают жить с чувством вины: уж лучше чувствовать себя виноватым, нежели лишенным власти и беспомощным. Такое всемогущество весьма мучительно. Оно наделяет наши желания и фантазии ужасающей силой – если люди, которых мы ненавидим, тотчас же умрут, мы будем окружены трупами! Стремление брать на себя заботу о других, винить себя в их болезнях и неудачах может привести к странным последствиям.

 

Женщина, решившая уйти от мужа потому, что чувствует себя ущербной в этих отношениях (однако ее мужа все устраивает), говорит ему об этом: «Я ухожу от тебя, чтобы ты смог построить более счастливые и гармоничные отношения».

 

Неосознанное чувство вины

 

Иногда люди очень жестоко себя наказывают по непонятной причине. Происшествия, повторяющиеся ошибки, лишения и депрессии кажутся им наказаниями за ошибки, которые они на самом деле не совершали, доказательствами их несостоятельности. Любопытно, что, наказывая себя, люди получают облегчение: как будто, понеся наказание, они перестают испытывать чувство вины.

«Я страдаю, я искупаю непонятную мне вину, и это приносит мне облегчение...»

Некоторые страдают, чтобы еще больше почувствовать себя виноватыми.

«Что я сделал, чтобы заслужить это?»

Некоторые идут вплоть до совершения преступления, что помогает поддерживать им перманентное, но весьма непонятное чувство вины. Они предпочитают игнорировать все, что может изобличить его, и все выглядит так, будто они на самом деле испытывают облегчение.

«В конце концов, я действительно виноват в этой ситуации, и поделом мне».

Неосознанное чувство вины может быть защитной реакцией.

«Я упрекаю себя из‑за мелочей так же, как из‑за серьезных вещей. Я фанат совершенства: мой внешний вид должен быть безупречным, я не допускаю никаких ошибок, все должно быть идеально. Я зацикливаюсь на своих маленьких недостатках, чтобы убежать от неведомых страхов».

Помимо тайных, запрещенных и забытых желаний из нашего детства мы все испытываем чувство вины из‑за событий, в которых не участвовали, в те времена, когда нас еще не было на свете.

Исследования показали, что дети фашистов испытывают такое чувство вины по отношению к детям преследуемых фашистами евреев. Они несут на себе тяжелый груз воспоминаний о том зле, которое причинили миру их родители.

Каждое поколение несет отпечаток минувших драм и несчастий – насильственных смертей, убийств детей, самоубийств, сексуальных отклонений, абортов, сумасшествий, которые мешают нашей спокойной жизни и возлагают на нас миссию по их исправлению. Иногда подобное чувство вины настолько сильно, что способно довести до смерти.

 

Пятидесятилетний глава семьи неожиданно оказался причастен к смерти человека. Женщина ехала на мотороллере по деревенской дороге и врезалась в его машину, следующую по главной дороге. Она умерла в больнице несколько дней спустя. Мужчина не смог совладать со своим чувством вины. Его мучили бессонница, тревога, он без конца повторял: «А ведь она была матерью». Спустя три года после происшествия он свел счеты с жизнью на той же дороге, врезавшись на машине в дерево.

 

Мы можем только гадать, какую еще вину (возможно, связанную с матерью или женой) он так искупил.

Детские переживания влияют на наши отношения в настоящем времени, а чувство вины зиждется на воображаемых ошибках, которые подсознательно сидят в нас. Все мы станем отнекиваться от этой огромной ответственности за человеческие страдания на земле.

Можно обнаружить извращенное чувство вины, выворачивающее хорошие намерения наизнанку.

Во время войны начальник концентрационного лагеря в Треблинке писал руководству в Берлин отчаянные письма, в которых жаловался на то, что в его лагере не выполняется показатель смертности. Он писал, что они не могут убивать так много людей каждый день. Он чувствовал себя виноватым в том, что в своем лагере он способен уничтожить только две трети людей, и так обреченных на смерть. Он руководствовался идеологией, которая, как и всякая другая, была направлена на искоренение зла. А в данной ситуации злом были евреи.